Рядом со столиком стояла девушка с "глазами-омутами". Она оказалась высокой, а легкий брючный костюм делал ее еще и удивительно стройной, но, главное, лицо ее изменилось до неузнаваемости - с него слетела маска трагической задумчивости. Теперь она улыбалась, обнажая белые зубы, а вокруг глаз, излучающих веселые брызги, легли чуть заметные морщинки. Наверное, она была старше, чем показалось сначала.
- Меня зовут Лена, - она протянула узкую ладонь с тонкими пальцами, - так, можно зажигалку?
- Конечно. Перебирайтесь к нам, - неожиданно предложила Катя, - вы одна или ждете?
- Я жду, но, если вы не возражаете… - она отодвинула стул.
Как ни странно, но неловкости от ее появления не возникло - наоборот, появилась возможность уйти от повседневных тем, к которым относился, и "Бегемот", и Юлина ссора с Игорем, и Катины прошлые и настоящие ухажеры.
- А почему вы ничего не заказываете? - спросила Катя, - коктейль здесь очень клевый.
- Я, вообще, не пью; только пиво иногда.
- А почему? Здоровье не позволяет?
- Нет, просто это не доставляет мне удовольствия. Пить - мужское занятие. Не люблю терять ясность ума.
- Как сказал поэт Маяковский, "кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп", - вставила образованная Юля, и вдруг увидела, как меняется Ленино лицо - день мгновенно погас, и опустилась ночь, безлунная и беззвездная; откуда-то из глубины глаза стали наполняться черным туманом, и хотя она смотрела на Юлю безо всякого интереса, из них, словно потянулись к ней, то ли руки, то ли щупальца, создавая некую физическую связь. Юля подумала, что, если сейчас захочет подняться, то не сможет этого сделать, опутанная с головы до ног.
- Девчонки! - Катя тоже испугалась, - хватит вам! Какая разница, почему человек не пьет?.. Лен, скажи лучше, ты местная? - это было первое, что пришло ей на ум, чтоб сменить тему. Она видела, как Лена поворачивает голову - так не хотелось встретиться с ней взглядом!.. Но ничего страшного не случилось - туман во взгляде рассеялся; лицо приняло нормальное выражение; перед ней сидела просто недовольная женщина без искорок в глазах.
- Нет, я - москвичка, но полжизни прожила в Карелии.
- Ух, ты! Говорят, страна тысячи озер, да? - воскликнула Катя восхищенно, - там красиво?
- Очень. Особенно я люблю Онегу.
- Онега - это что?
- Озеро, - Лена улыбнулась, - Кижи, слышали? Это рядом с нами. Кроме Кижей, еще острова есть, где просто люди живут.
- А что там делать? - решилась вернуться в разговор Юля.
- Жить. Вообще-то, все они рыбаки, а в сезон в заповеднике подрабатывают, в Кижах. Там целых три деревни.
Юля представила Лену среди курносых, веснушчатых девок, которые подоив коров, собираются вечером на бревнах, погрызть семечки. Конечно, это была очень примитивная картинка, но другой Юля нарисовать не могла, потому что никогда не жила в деревне, и все ее представления складывались из кинофильмов времен "развитого социализма", который она успела захватить краешком своего детства.
Она так недоверчиво посмотрела на Лену, что та рассмеялась, и задорные прозрачные брызги вновь вернулись.
- Мои родители - историки, потому мы и жили в заповеднике. А вы обе местные?
- С пеленок! - Катя гордо стукнула кулаком себе в грудь.
- Это хорошо. Тогда, может, вы мне поможете?
- Поможем. А в чем? Найти кого-то надо?
- Надо, но не сейчас. Например, завтра.
- Мужик, небось, да? - Катя скорчила хитрую рожицу.
- Мужики все одинаковые. Не хватало еще бегать за ними.
- Это правильно, но не всегда получается, - заметила Юля.
- Получается. Надо только знать цену себе и цену им.
Юле не понравился этот безапелляционный тон. Она уже собиралась затеять полемику о взаимоотношениях мужчины и женщины и объяснить, что, если не предпринимать никаких шагов, то так и останешься "старой девой", но видевшая вход Катя, громко воскликнула:
- Анька! Мы здесь!..
Юля обернулась, помахав рукой, а Лена тихо сказала:
- Она, вот, умеет себя предлагать, и что? От этого она намного счастливее? Не думаю, что она поступает по-женски… а разве нет? - Лена улыбнулась, глядя в изумленное Катино лицо, - я же читаю это в ее глазах.
- Привет, - подойдя, Аня остановилась.
- Садись, - Катя отодвинула стул рядом с собой, - знакомься - Лена, а это - наша Анечка.
- Наверное, моя знакомая уже не придет, - Лена неожиданно посмотрела на часы, - пожалуй, я пойду - поздно уже. Девчонки, но вы обещали мне помочь. Может, завтра встретимся?
- Ну… - Катя пожала плечами. Она никогда не строила планов на утро, если не знала, чем закончится вечер, - давайте, сначала созвонимся. Есть куда записать телефон?
- Я запомню, - выслушав номер, Лена повторила его вслух и встала, - я позвоню. Хорошего вам вечера, девочки.
- Кать, тебе не кажется, что она чокнутая? - спросила Юля, провожая ее взглядом.
- Ну, эмансипированная дамочка, так это ж не диагноз. Как думаешь, сколько ей лет?
- Лет двадцать семь - тридцать. Но телефон я б ей давать не стала. Мне кажется, она какая-то сектантка. Знаешь, в газетах пишут про всякие "белые братства" и тому подобное.
- А, вообще, кто это? - Аня достала сигарету, - мне она жутко не понравилась. Я, конечно, не знаю… но вылупилась, будто плюнула.
- Вот и я Катьке говорю, что она какая-то ушибленная пыльным мешком. Она тут окрысилась на меня, так я чуть не рехнулась - у нее глаза, знаешь, как пузырьки с черной тушью, и змеи в них извиваются, - Юля сделала руками поясняющий жест и засмеялась, а за ней, остальные.
- Хватит вам, девки, - Катя не любила долгих разборок, - накинулись!.. Может, у дамочки с мужиками проблемы, оттого и змеи в глазах.
Еще на один коктейль денег хватало, а за это время Катя сообщила Артему, новоявленному владельцу водного мотоцикла, где они находятся, и этого оказалось достаточно, чтоб тот примчался, вместе двумя приятелями. Настроение у всех сразу изменилось - стало можно капризничать, дурачиться, чувствовать себя маленькими и вредными девочками, зная, что за это тебе ничего не будет.
* * *
Домой Катя добралась поздно ночью; осторожно открыла дверь; сняла туфли.
- Ты же сегодня не работаешь, - услышала из темноты сонный голос матери.
- Сегодня я отдыхаю. Спи, ма. Все нормально.
- Отца на тебя нет. Он бы тебе показал, и отдых, и работу, - беззлобно пробормотала мать. Диван заскрипел - видимо, она перевернулась на другой бок.
Катя босиком прошлепала в ванную, включила свет и упершись руками в раковину, уставилась на свое отражение. Из зеркала на нее смотрело блестящее от пота лицо с двумя светлыми прядками, прилипшими ко лбу. Стрелка у правого глаза слегка размазалась, а от помады на губах остался лишь тонкий, неровный контур.
…Козел… - Катя вспомнила, как Артем тискал и целовал ее на заднем сиденье такси. Еще он хотел увезти ее к себе, но сегодня почему-то у Кати не было настроения - уже под конец вечера ей очень захотелось домой, и она не могла объяснить этого желания. Обычно бывало наоборот, к закрытию ей всегда хотелось, чтоб праздник продолжался, и ради этого она готова была ехать, куда угодно и с кем угодно.
Вздохнув, Катя включила воду и стала раздеваться…
Простыня показалась ей жарким пуховым одеялом. Она отбросила ее в ноги и вытянулась на постели, ощущая свежесть и полную свободу от сковывающей, липнущей к телу одежды; при этом лунный свет, пробиравшийся в комнату, казалось, наполнял все ее существо, давая силы приподняться над землей, без проблем выплыть в форточку и лететь выше и выше, чувствуя нежные воздушные потоки. Голова слегка кружилась, и от этого ощущение полета становилось вполне натуральным. …Надо запомнить пропорцию, - подумала она, - три коктейля, бокал "Мартини" и чуть-чуть "Куантро"…
Она глубоко вздохнула - показалось, что в легкие вместился весь воздух, находившийся в комнате, и от этого тело сделалось совсем невесомым; закрыла глаза и не поняла, то ли это уже сон, то ли переполнявшее ее чувство воздушности и легкого опьянения складывало в мозгу странные феерические картинки: дома растекались, сползая вниз, образуя незнакомый, но вполне земной ландшафт. Узкие и длинные долины, видимо, в прошлом бывшие улицами и проспектами, отделялись друг от друга горами - зелеными у подножья, но, по мере подъема вверх, становившимися строже; то там, то здесь на их серых, мрачных камнях возникали белые клочья снега. Катя чувствовала, что уже не парит над этим странным миром, а будто воздушный шарик, слегка коснувшись одной из скал, взмывает в небо и пролетев десяток метров, опускается на склон другой скалы. От новизны и яркости ощущений захватывало дух. Она видела свои полупрозрачные босые ноги; руки, гибкие и тонкие, как ивовые прутики… Перелетев одну из гор, Катя опустилась слишком низко - туда, где не было снеговых шапок, а густая мягкая трава нежно обнимала ступни. Эта нежность казалась приятней любой ласки - так к ней не прикасался ни один мужчина, и даже руки матери казались шершавыми и грубыми. Она вдруг почувствовала, что не в состоянии оттолкнуться, чтоб вынырнуть из этой неги. Сделала шаг, потом второй и блаженно побрела навстречу красноватому зареву, медленно разраставшемуся над вершиной горы. Она ждала, когда же наконец появится солнце, и все радостно заиграет в его лучах.
Время слилось в один счастливый миг… или, наоборот, в вечность. Только солнце так и не появлялось, хотя небо становилось все более багровым и каким-то низким. Туч не было, но по земле побежали уродливые тени. Катя остановилась, решив, что, наверное, все-таки стоит взлететь и посмотреть, что же происходит за горой, но не успела оттолкнуться, как в небо выстрелили тысячи желтоватых искр, которые падали и гасли, оставляя серый дымящийся след. Навстречу им взмывали новые, и постепенно все небо превратилось в подвижную, мерцающую мозаику. Катя не могла оторваться от зрелища, и не только потому, что оно завораживало - ноги были так заплетены травой, что от ее желания ничего не зависело.
Неожиданно на горе появился огромный ослепительный язык - желтый, с красно-черными переливами. Он, словно живое существо, медленно полз вниз, поглощая серые скалы, окрашивая их в свои огненные цвета.
Катя сообразила, что так выглядит извержение вулкана, и спасти ее может только очень затяжной и очень высокий полет. Попыталась согнуть ноги, но не ощутила их - она видела их полупрозрачную сущность, но мышцы не слушались. Они больше не принадлежали ей, как, впрочем, и руки. А "язык" приближался - уже ощущался его жар. Катя перестала метаться, поняв бесполезность попыток даже чуть-чуть сдвинуться с места.
Единственной, подчинявшейся ей частью тела, были глаза. Они продолжали смотреть из глазниц, как из крохотных окошек тюремной камеры, именно туда, куда она приказывала, но везде натыкались на желто-красно-черную шкуру, которая топорщилась и противно булькала. Катя уже различала отдельные вспышки на ее поверхности, огромные пузыри, которые надувались, тут же с шумом лопались, разбрасывая вокруг искры, и на мгновенье образуя воронки, сразу заполнявшиеся тягучей массой. А пузырь, словно нарыв, начинал набухать в другом месте.
…Она хочет меня съесть, как поедает траву и камни!.. Мысль о том, что огненная масса живая, настолько ярко и прочно вошла в сознание, что Катя невольно начала искать признаки человеческого лица. Каждое мгновение ей казалось, что, вот, наконец-то она увидела ее портрет, но лопался очередной пузырь, и подобие, например, глаза перемещалось в сторону, полностью изменяя облик. …Но оно есть, это лицо!.. Только выражение его меняется, как у человека, который, то смеется, то плачет…
Жар становился нестерпимее, и хлюпанье громче. Катя попыталась рвануться вверх всей своей сущностью, оставив на съедение монстру глупую, непокорную оболочку, но черепная коробка оказалась слишком прочна, чтоб отпустить сознание.
"Язык" приближался - если раньше он казался стелющейся по земле шкурой, то теперь открылись его истинные размеры, и Катя поняла, что если он обрушится на нее, то поглотит целиком, даже не заметив.
В конце концов, жар полностью парализовал волю и способность думать. Она видела лопающиеся пузыри багровых глаз, вроде, существо моргало; видела, как раздуваются его ноздри и рот. …Он уже облизывался в предвкушении еды!.. Катя отчетливо поняла, что никаких шансов выжить у нее нет, и это ее последние мгновения, поэтому сделала то, что делают все люди, потерявшие веру в собственные силы.
- Пощади меня, огонь, я молю тебя… Не причиняй мне боли… - она повторила свое наивное заклинание несколько раз, и вдруг почувствовала, что, хотя огненное лицо становилось все ближе, безумный испепеляющий жар исчез; да и само лицо стало другим. С него пропал противный голодный рот, и остались только сонно моргающие глаза.
Катя даже не поняла, как поток охватил ее - густая маслянистая масса нежной рукой обняла ее тело, лаская каждую его частичку, при этом дышалось ей легко и свободно, хотя, казалось бы, она давно должна была задохнуться и сгореть дотла.
Боясь нарушить хрупкое состояние наступившего блаженства, Катя замерла, упрямо повторяя:
- Не причиняй мне боли, огонь… не причиняй мне боли…
Лава покатилась дальше, оставив Катю стоять целой и невредимой среди черных выжженных скал, а тело еще помнило такие сладостные прикосновения. Кроме того, к ней вернулась способность двигаться - еле заметным движением она оттолкнулась от земли и устремилась ввысь гораздо сильнее и выше, чем прежде. Ей показалось, что до этого на ней висели пудовые гири, и лишь теперь она ощущает всю полноту своих возможностей.
Катя оглянулась. Огненная лавина продолжала двигаться вниз, испепеляя все на своем пути, но страха перед ее зловещей мощью не осталось совсем - наоборот, она готова была снова окунуться в нее, почувствовать ее нежность, став еще сильнее и свободнее. Катя устремилась вниз, догонять открывшееся ей чудо… и почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо.
- А?.. Что?!.. - она резко открыла глаза, не поняв, где находится и что происходит.
- Катерина, ты что, пьяная? Нельзя ж так храпеть! Как мужик!.. Спать же невозможно! Повернись на бок, что ли?..
Катя ощутила себя, лежащей на спине, на своем диване; рядом стояла мать в ночной сорочке, проступая черным силуэтом на фоне уже забрезжившего рассвета.
- Хорошо, ма, - Катя послушно отвернулась, - но я не пьяная… - ей хотелось поскорее вернуться к своему огню, но он пропал навсегда.
Мать ушла, что-то ворча себе под нос, а Катя лежала на боку, вглядываясь в постепенно проступавший рисунок на обоях, и думала, что же все это могло означать? Ей не хотелось верить, что это лишь глупый сон, вызванный смесью алкогольных напитков, ведь она помнила все, до мельчайших подробностей, и ей было так хорошо, что признать это обычным сном, значило лишить себя одного из самых лучших в жизни воспоминаний…
Когда солнце уже выползло из-за горизонта, Кате все-таки удалось уснуть. Она не слышала, как мать уходила на работу, как горластая тетка из соседнего подъезда, подрабатывавшая в гастрономе, истошно кричала: "Молоко! Кефир! Свежий творог!.." Разбудил ее телефонный звонок. Не открывая глаз, Катя нащупала трубку и поднесла ее к уху.
- Алло…
- Катька, ты еще спишь? - это был голос Юли.
- Сплю… и что?.. Сейчас только… - с трудом открыв глаза, она посмотрела на часы, - десять… что-то случилось?..
- Ничего. Только я почти всю ночь не спала. Прикинь, мне снились такие кошмары!..
- Какие?..
- Блин, я тонула! Знаешь, как страшно?.. До сих пор никак не оклемаюсь.
- Это ты в "Наутилусе" перегуляла, - Катя тряхнула головой, решив все-таки проснуться.
- Тебе смешно, а там все было по-настоящему. Вроде, мы с Игорем и еще с кем-то на том, нашем месте. Были какие-то приключения, но я их не помню, а потом я пошла купаться. Помню, как вода сама несла меня - такая ласковая, и вдруг будто расступилась, и я полетела в какую-то бездну. Игорь с этим, вторым, сидели на берегу и пили водку, а я даже не могла закричать. Меня, типа, парализовало, а потом… - она тараторила без остановки, но Катя все-таки пыталась успевать за ее мыслями, ведь в чем-то сон напоминал ее собственный, только как бы наоборот.
- И чем все закончилось? - нетерпеливо перебила она.
- Я проснулась, не долетев до дна, и волны не успели меня накрыть. Но, знаешь, чего я звоню? Если честно, я до сих пор в трансе… Короче, у меня открылась, типа, водобоязнь…
- А как же "Наутилус"? Ты ж говорила, что теперь будешь тусить только там.
- Какой "Наутилус"?! Ты не смейся, но в ванную захожу и кажется, что меня смоет через ту маленькую дырочку… я в душ боюсь идти!..
Катя села на постели. Воспоминания ее собственной ночи снова возникли в памяти так же реально, как пробивающийся в комнату солнечный луч или крики детей во дворе, но в них не было никакого ужаса. Осталась сладостная истома и желание вновь почувствовать прикосновение странной тягучей субстанции, которая не могла называться вулканической лавой.
Катя встала и вместе с телефоном пошла на кухню.
- Что ж ты теперь, вообще не будешь мыться? - она взяла зажигалку и медленно подняла на уровень лица; чиркнула - вспыхнул огонек, маленький, желтый и совсем не страшный. Катя поднесла его близко-близко, рискуя опалить волосы, но почему-то заранее знала, что пламя не причинит ей вреда.
- Можно я приеду к тебе? - попросила Юля жалобно, - ты понимаешь, я никак не оклемаюсь - никогда еще такой фигни со мной не было…
- Приезжай. Как там говорят в рекламе - "КВН и "Пепси", вместе веселее", - Катя засмеялась и положила трубку.
Есть не хотелось, но она все-таки поставила чайник. Голубое пламя выпрыгнуло из горелки и загудело, упругое и мускулистое. Катя долго смотрела на него; возникло даже желание поднести к нему ладонь, и она уже сделала первое движение, но потом подумала, что все-таки нельзя полностью отождествлять сон и реальность. Убрала руку и отошла от плиты. …Интересно, а что снилось Аньке? - она снова взяла телефон, - если тоже кошмарик, значит… Что это должно значить, она не успела подумать, потому что на другом конце сняли трубку.
- Привет. Ты уже встала? - удивилась Аня, - в такую рань?..
- Юлька разбудила. Ее всю ночь кошмары мучили, так она решила и меня понять с утра пораньше. А ты как?
- Нормально. Выспалась даже. Кофе, вот, допью и на "толпу" поеду, посмотреть кое-какие шмотки.
- А вечером?
- Вечером бабки надо зарабатывать, - Аня вздохнула, - да и "мамка" может окрыситься.
- Ну, ясно… - Катя поняла, что на сегодня пути их расходятся. Не то, чтоб из-за работы в "Досуге…" она относилась к Ане хуже (она даже допускала мысль, что окажись на ее месте, одна в чужом городе, без жилья, без нормальной работы, без знакомых, тоже пошла тем же путем), а просто старалась не ассоциировать подругу с проститутками, которых регулярно показывали по телевизору.
- Ладно, тогда завтра созвонимся.