- …Девку Настей назвали. Росла она, росла, и странное вокруг стало твориться. Хозяйством-то тать никогда не занимался, а тут, как все начало у него расти! К примеру, помню, засуха случилась - у всех недород, скотина падает с голоду, а у него полные амбары. Корова - как отел, так два теленка. Куры плодятся несчитано, и хоть бы один цыплок захудалый сдох. Тать не нарадуется - даже в лес стал реже ходить. А, вот, жена его… Дунька, кажется - не помню уже. Ну, пусть Дунька будет. Она, вот, невзлюбила падчерицу за то, что та в церковь не ходила. Никто даже не знал, крещеная Настька али нет, но когда принес ее тать, креста, говорят, на ней не было.
По всякому Дунька пыталась в церковь ее зазвать - и упрашивала, и подарки дарила разные, и в сарае с крысами запирала, а иной раз не выдержит, привяжет к дереву и давай вожжами полосовать; орала, конечно, Настька жутко, но в церковь так и не шла.
Однажды тать надолго уехал, и подговорила Дунька старшего сына, Ваську, чтоб тот с ней вместе силой Настьку к батюшке повел - так ей надо было душу свою успокоить. Она, вообще, женщина сильно верующая была; даром, что внешность цыганистая.
Так вот, зимой все случилось - в аккурат перед тем воскресеньем, как они с Васькой-то сговорились дело свое сделать; пошла Дунька на реку, да и провалилась под лед. И люди все видели, и течение у нас, вроде, слабое, а унесло ее к другому берегу. Так и не спасли. А Ваську по весне лошадь лягнула, и сразу насмерть. Осталась от Дуньки еще дочь, так она осенью, то ли от ангины, то ли не помню уж от чего, но тоже померла.
А по селу слухи давно уж ползли, что Настька - ведьма. И тать стал, вроде, тоже прислушиваться к молве, но вишь, как получается: и креста на ней нет, и полсемьи вымерло - все, кто не любил ее, но доподлинно-то ничего не известно - никто ж не видел, чтоб она колдовство какое творила. К тому же, как с ее приходом началось у них изобилие, так оно и продолжалось, а для татя это не маловажно было, потому как шибко любил он богатство… Настька к тому времени подросла - лет пятнадцать ей стукнуло; все девки на парней начинают заглядываться, а она больше по лесам, да по полям гоняла, и однажды сгинула вовсе…
- Как сгинула?
- А кто ж знает, как? Ушла и не вернулась. Может, пришиб кто; может, в город подалась, не спросясь; а, может, в болоте утопла. Тут километров пять вниз по реке заливчик когда-то был. Потом его заболотило, и получилось, что река сама по себе течет, а к ней болото примыкает. Чертова гать, называлось. Хотя гати-то там никакой и в помине не было. Никто не знает, куда Настька делась, только затосковал тать Чугайнов, причем, пуще по ней тосковал, чем по родным детям. Даже соорудил могилу возле дома. Только в могиле той никого нет - один камень стоит с портретиком. И много слез он на той шутовской могиле пролил, и дом тот завещал ей. Сказывал, будет стоять он невредим, пока Настька в него не вернется; пить стал крепко, а перед самой революцией и помер. Схоронили его по письменному завещанию там же, рядом, а дом остался. Хотели наши мужики поживиться там бревнами - дом-то справный был, да только никому не удалось. Все, кто ходил туда, либо померли вскоре, либо калеченными остались, либо умом тронулись.
Павлик-то мой… Небось слышали, что он невесту свою жизни лишил? Так, потому это, что они любовь свою там крутили - вроде, и крыша над головой, и глаз посторонних нету. Уж больно я ту вертихвостку не любила, вот и накликала беду. Можа, согласись я, чтоб поженились, так все б по-другому и сложилось. А так, помутился у него рассудок однажды, и зашиб он ее до смерти - за что, про что, он сам до сих пор понятия не имеет. А дом тот и стоит с тех пор ничейный…
- Как "ничейный"? В нашей стране "ничейного" не бывает.
- Значит, бес его хозяин или дух какой, или сам тать его из могилы охраняет…
- Но земля ведь принадлежит кому-то? - допытывался Слава, войдя в роль покупателя, - колхоз, там, или сельсовет…
- Сельсовет, наверное, - Анна Никифоровна пожала плечами, - только, ребятки, зряшнее дело вы затеяли.
- Спасибо за совет, Анна Никифоровна, - вступил Вадим, видя, что Слава собирается и дальше выяснять собственника земли, - может, вы и правы, если такое дело, но мы ж не знали…
- У нас-то об этом все знают. Вы лучше, вот что, - Анна Никифоровна придвинулась поближе, - вы с Тимофевной потолкуйте. У нее участок большой - там хороший дом поставить можно, если деньги есть, а до реки-то дойдут, кому надо.
- Спасибо, - Вадим вытащил Славу из комнаты, и уже распахнув двери машины, чтоб ветерок освежил раскаленный салон, спросил, - что ты по этому поводу думаешь?
- Лично мне идея понравилась. Прикинь, какую классную штуку можно там забомбить! От народа отбоя не будет!..
- Я не об этом, - перебил Вадим, - я про Настину историю.
- Ну, история как история, - Слава пренебрежительно пожал плечами, - такие сказки "бабушки Куприянихи" можно услышать в каждой деревне. Только почему-то все чудеса происходили, как минимум, лет сто назад. Никто, блин, ни разу не сказал - вот, мол, вчера у нас случилась такая-то хреновина…
- Но дом-то, действительно, стоит столько лет…
- Лес был хороший - сухой, да смоленый, небось…
- …а портрет бабка нарисовала, как с фотографии?
- Портрет, да. Но, знаешь, по законам генетики внешность как раз в третьем поколении и проявляется, так что, похоже, твоя девочка - внучка той Насти. Кстати!.. Пока бабка рассказывала свои ужастики, мне пришла идея, как беседовать с Чугайновыми.
- И как?
- Очень просто. Поехали, сейчас объясню, - Слава уселся в машину, - значит, пересказываем им сегодняшнюю байку, делая упор на то, что их, якобы, предок был очень богат, а богатство свое зарыл в гробу приемной дочери, ибо жизнь ему стала не мила. Мы, типа, знаем это доподлинно, но мы ж не "черные копатели", поэтому, чтоб разрыть могилу, хотим получить согласие родственников, и все такое. Как? Ты б клюнул?
- Лично я б не клюнул. Получив информацию, зачем мне сознаваться, что я родственник? Чтоб потом делиться кладом? Лучше самому втихаря рвануть на хутор…
- … и пусть там копаются - все равно ничего не найдут. Зато нам откроют, будут с нами разговаривать, а мы посмотрим на реакцию. Если не прорежет - мы ж ничего не теряем.
- Ну, это да…
Джип уже катился по берегу. Вокруг по-прежнему было безлюдно; оставшиеся дрова так же лежали ровной кучкой, а под дубом валялась незамеченная никем пустая бутылка. Слава закрыл машину, и даже не искупавшись, они двинулись к срубу, черневшему на фоне неба.
- Я б не сказал, что жилище в подобающем состоянии, - заметил Слава, разглядывая дом, - видать, папа уже перестал ждать блудную дочь.
Они прошли дыры в заборе (примятая трава за прошедший день поднялась, и новых следов видно не было). Раздвинув ветви, Слава остановился - среди густого подлеска, действительно, стояли два памятника.
- Оцени-ка!
Вадим прищурился, вглядываясь в портрет За долгие годы он, естественно, выцвел, и волосы девушки едва отличались от серого фона, но овал лица, и, особенно, глаза!.. Это ее глаза!.. Хотя на старой фотографии они не могли быть зелеными, но странное выражение, готовое измениться в любую секунду…
- Жаль, что и здесь нет портрета, да? - Слава подошел ко второму памятнику, - может, узнали б кого из ныне здравствующих мужиков Чугайновых.
- Его уже некому было делать, да и незачем.
- Это да. Короче, ты согласен - на фото ее родственница, - подвел итог Слава, - думаю, нигде та Настя не сгинула, а смоталась в город. Потом революция, и закружило ее - может, даже в комсомол вступила (тем более, раз в бога не верила), начала социализм строить. И зачем ей, спрашивается, связь с отцом, который, во-первых, ей и не отец вовсе, а, во-вторых, по тогдашним меркам, фактически "враг народа". На фига ж карьеру ломать? А теперь, в век свободы и демократии, ее внучка или правнучка решила вместе с подружкой посетить историческую родину. Логично?
- Логично, - согласился Вадим, - но ты забываешь, что здесь был еще и третий. Ну, тот, кто их фотографировал.
- Значит, было две подружки. Или подружка и друг. И что?
- Ничего, но странный какой-то друг тире подружка. Если б передо мной разделись такие девочки, я б всю пленку отщелкал, а тут всего один снимок.
- Ты хочешь сказать, что фотограф, случайный прохожий?
- Типа, того. Увидел, щелкнул и убегая, потерял аппарат.
- В таком случае, линию фотографа можно просто закрывать - случайного прохожего мы не найдем никогда.
- Да, но, с другой стороны, тогда непонятно, как аппарат оказался под крыльцом. Они что, нашли его и снова выбросили?..
- Они его снова потеряли - на нем же ремешок оборван.
- Ладно, черт с ним, с фотографом, - Слава махнул рукой, - пойдем в дом заглянем - по любому, все ниточки туда тянутся.
Через дыру они проникли во двор, и Слава, шедший первым, ступил на крыльцо. Ступенька предостерегающе затрещала, но не сломалась, и добравшись до дверного проема, он заглянул внутрь, - просторно. Иди сюда, не бойся.
- Да как-то и не боюсь, - Вадим тоже поднялся, держась на стену, и остановился рядом со Славой.
Сеней, как таковых, строители не предусмотрели, поэтому прямо с порога открывалась довольно большая комната, но вся она оказалась завалена гнилыми балками, досками и какой-то грязной массой, насыпавшейся при обрушении крыши; еще на полу лежал толстый слой неизвестно откуда взявшейся земли.
- Свежих следов нет. Похоже, сюда девочки не заходили.
- Поэтому, я думаю, и нам дальше идти не стоит. Доски гнилые, а если внизу подвал?.. Улетишь - ноги переломаешь. Давай лучше, повнимательней посмотрим снаружи, тем более, в окна там всю начинку тоже видно, - Слава спрыгнул на землю, чтоб еще раз не испытывать сомнительную прочность ступенек.
Участок зарос бурьяном, высоким и жестким, как маленькие деревья. Какие-то плоды с острыми, загнутыми колючками цеплялись за одежду, царапали руки.
- Как все запущено… - очень к месту вставил модную шутку Вадим. Он шел чуть сзади, внимательно глядя под ноги, но ничего ценного так и не попалось. В одно из окон, правда, удалось разглядеть ржавую кровать с черной однородной массой, в свое время, видимо, бывшей постелью, и все.
- Ну и?.. - обойдя вокруг дома, Слава остановился у крыльца. С десяток колючек болтался у него на джинсах, несколько повисли на рукаве и на груди.
Вадим достал фотографию и внимательно глядя на нее, снова пошел к дому.
- Ты чего хочешь? - не понял Слава.
- Хочу найти точное место. Вот, - он остановился, - здоровая травина и виднеется бревно с трещиной… да, они устраивали свой стриптиз, именно, здесь.
Подойдя, Слава тоже взглянул на снимок.
- Ну, да…
- А снимали оттуда, - Вадим показал в проход между остатками надворных построек и грудой жердин, возвышавшейся возле забора, - все сходится - кто-то проходил мимо дыры…
Слава наклонился и тут же победно вскинул руку.
- Бычок! "Mallboro leght"!.. Значит, кто-то из наших девочек курит!..
- Отличная работа, Ватсон, - Вадим похлопал Славу по плечу, - и что нам это дает?.. Если только обойти с фотографией все табачные киоски?..
- Слушай, - Слава запустил бычок через забор, - здесь мы больше ничего полезного не найдем. Поехали крутить Чугайновых, искать Игоря…
- Что-то мне подсказывает, что рано нам уезжать. Это место, вроде, держит меня. Как подумаю, что сейчас уеду, внутри все сжимается; хочется то ли плакать, то ли выть с тоски.
- Не дури, Вадик, поехали.
Вадим снова посмотрел на фотографию. Ему показалось, что зеленые глаза наполнились слезами, а улыбка, словно говорила: - Вот и все, а нам могло быть так хорошо…
- Я не могу тебе этого объяснить… - он вздохнул.
- …потому что это называется - любовь, да?
- Нет, - Вадим твердо знал, что это не любовь, но дать название новому чувству не мог - только дело было и не в деньгах, которые обещал Виктор.
- А Алку ты куда денешь? - развивал мысль Слава, - учти, она привыкла жить за твой счет и думает, что так будет вечно, с печатью в паспорте или без оной. А теперь ты выставишь ее на улицу? Это неблагородно.
Вадим удивленно поднял глаза. Он даже не думал никого никуда выставлять. Девушка с фотографии являлась совершенно другой субстанцией, не имеющей отношения к семейной жизни - она как прикосновение к чему-то высшему. Причем, он не знал, от чего там больше, от бога или от дьявола, но то, что все это выше человеческого естества, не вызывало сомнений.
- Пошли, - Слава подтолкнул приятеля к дыре, - баб на свете миллион - включая таких, что не только от взгляда, а от одной мысли член встает, но это ж не повод…
- Причем здесь член? - и будучи не в состоянии сформулировать свои ощущения, Вадим просто сказал, - мы тупо ищем этих девиц. Я так хочу, и ты мне поможешь.
- Тогда поехали. Говорю ж - здесь нам делать нечего. Давай начнем с Валентины Юрьевны, которая на Хользунова - все равно мимо поедем, а потом уже к Семену Марковичу.
Вздохнув, Вадим оглянулся на сруб и нехотя пошел следом за Славой.
* * *
Подъезд был похож на большинство подъездов старых девятиэтажек. На потолке торчали скрючившиеся сгоревшие спички в черных закопченных кругах, а выкрашенные темной масляной краской панели пестрели символикой, от пацифистской "куриной лапки" до стилизованной свастики РНЕ.
- Разносторонний народ тут живет, - заметил Слава.
- Но человеческая сущность всегда побеждает, - Вадим ткнул в кривую надпись, неровно выведенную детским почерком поверх всех этих политических потуг: "Ира, я тебя люблю".
- И это хорошо, - Слава вызвал лифт.
Наверху заскрежетало, заскрипело, и через пару минут двери раскрылись, приглашая в темную кабину, откуда явно воняло мочой.
- Я сейчас сблюю.
- А ты заткни нос, - Слава чиркнул зажигалкой, ища среди прожженных кнопок, нужную.
Лифт, дергаясь и периодически норовя остановиться, все-таки дополз до девятого этажа. Вадим поспешно выскочил на площадку, где запах мочи сменился вонью из мусоропровода.
- Ну что, вперед за орденами?.. - он нажал кнопку звонка, оказавшегося на редкость пронзительным.
- Чего надо?!.. - раздался из-за двери визгливый женский голос, по тембру очень напоминавший звонок.
- Здравствуйте, мы хотели бы с вами побеседовать…
- Не о чем нам беседовать! Все равно, квартиру не отдам, а платить мне нечем!.. Вот, и делайте, что хотите!
Слава с Вадимом удивленно переглянулись.
- Никто не собирается забирать вашу квартиру. Мы хотели поговорить о другом. Вы ведь Чугайнова Валентина Юрьевна?
- Чугайнова, Чугайнова… Не прикидывайтесь идиотами! Что, я не знаю, кто вы такие?! Побеседовать они хотят…
- Валюш, открой. Сейчас я размозжу им головы, - послышался гнусавый мужской тенорок.
- И кто же мы? - Вадим, на всякий случай, отступил на шаг.
- Судебные приставы, вот кто! Думаете, я не поняла?
- Во, вляпаешься… - пробормотал Вадим. Тем не менее, картина становилась достаточно ясной - постановление администрации о принудительном выселении злостных неплательщиков наконец-то вступило в силу.
- Мы не судебные приставы. Скорее, наоборот - возможно, мы поможем решить определенные ваши проблемы.
- Кто же вы? - мужчина хотел придать голосу грозность, но получалось это плохо, - учтите, у меня топор.
- Засунь его себе в задницу, козел, - не выдержал Слава, - у меня сарай лучше, чем твоя хата! С тобой серьезные люди разговаривать пришли, засранец; время свое тратят, а ты верещишь, как недоношенный поросенок!
Вадим прыснул от смеха; он хотел спросить, видел ли Слава недоношенного поросенка, но не успел. Монолог, видимо, убедил хозяев, и дверь осторожно открылась. В проеме стояла женщина неопределенного возраста в грязном халате, с лицом, ярко выражавшем пристрастие к алкоголю; опухшие глаза смотрели яростно, и, в то же время, трусливо. Она загораживала собой маленького щуплого мужичка с недобрым лицом и бегающими глазками, одетого в майку и жуткое старое трико. В дрожащих руках мужичок, действительно, держал топор, который дрожал вместе с ним и, казалось, вот-вот должен упасть ему на ногу.
- Ну что, похож я на пристава? - Слава вальяжно вошел в квартиру, тесня хозяйку.
- Хрен вас разберет… - пробормотал мужичок, - а топор никогда не помешает.
- Я тебя без топора щелбаном пришибу, если надо будет, ублюдок, - он повернулся к женщине, - Валентина Юрьевна, давайте пройдем куда-нибудь и поговорим спокойно.
- Вы уж извините, - женщина засуетилась; распахнула дверь на кухню, демонстрируя початую бутылку вина и раскрошенный на столе хлеб, - у нас такая беда… На работе сократили, устроиться нигде не могу. Денег нет совсем… А если из квартиры выгонят, что ж нам, на свалку идти жить? - она шмыгнула носом, и вытерла кулаком невидимую слезу.
Слава, а за ним и Вадим, прошли на кухню.
- Валентина Юрьевна, вы - Чугайнова по мужу или это девичья фамилия?
- А вам зачем? - насторожилась женщина.
- Да не враги мы, - Слава вдруг улыбнулся, - у нас есть деловое предложение, но для этого мы должны определить степень вашего родства с Чугайновыми.
Мужичок положил топор и прижавшись к притолоке, всунул на кухню свое источавшее запах перегара, лицо.
- Это моя девичья фамилия, - сказала женщина, - по мужу я была Новикова, а когда ушла от него, вернула свою старую. У меня на ней сын остался добрачный, вот я и решила, что так лучше… Хотя, какая разница…
- А где ваш сын?
- Сын в тюрьме, - она отвернулась к окну, - человека убил… Да вам-то, что надо?..
- Есть километрах в ста отсюда деревня Дремайловка, а рядом хутор, где в свое время проживали некие Чугайновы. В народе он так и зовется - Чугайновский. Мы ищем родственников тех Чугайновых.
- А зачем?
- Говорят, Чугайнов-старший в могиле дочери зарыл золотишко кое-какое. Мы хотим найти родственников, чтоб на законном основании этот клад достать.
- Сто километров?.. - Валентина Юрьевна задумчиво почесала немытую голову, - нет, не было у нас никаких сокровищ. Мои предки всю жизнь землю пахали.
- Ну, нет, так нет, - Слава негромко хлопнул в ладоши, - много за квартиру-то должны?
- Много. Около девяти тысяч.
- Это много, - согласился Вадим. Сначала возникло желание просто достать и отдать им триста долларов, но еще раз оглядев убогую обстановку, он решил, что все равно деньги будут немедленно пропиты, и поднялся.
- Может, хоть на "чекушку" оставите, раз такое дело? - проскулил мужичок.
- Держи, и больше топором не балуйся.
- Придурки какие-то, - беззлобно сказала Валентина, закрыв за гостями дверь.
- Ну, придурки - не придурки, зачем-то же они приходили.
- Может, подосланные? Проверить, как мы живем? Может, жируем, пока никто не видит, а для ЖЭУ прикидываемся?
- Повод уж больно глупый. Могли б чего поумнее придумать - обмен квартир, например, или купить чего предложить, а то какая-то могила на каком-то хуторе… Как, кстати, деревня-то называется, не помнишь?