- Предупреждён и очень опасен, - с безобразной усмешкой вымолвил он. - Опоздал ты, Володенька… Лера-то наша - тю-тю! Вслед за Вадиком. Так что предупреждай, не предупреждай…
- Да брось ты!.. - И я, не обращая внимания на попытки Алексея удержать меня, устремился к Лериному футляру. Всё правильно. Та же самая картина: прямоугольник коротенького, словно подстриженного мха и копошащиеся на нём ёжики. Видимо, Валерия сразу после недавнего нашего разговора вызвала Обмылка и потребовала немедленной эвакуации. Вот, значит, какие у нас дела… Вот, значит, откуда ветер дует… Побежали крысы. Стало быть, скоро тонуть… То есть не тонуть - гореть… Пожар - к потопу, потоп - к пожару…
Несколько секунд я пребывал в остолбенении, потом подошёл приотставший Лёха. В отличие от меня, он никуда не спешил.
- Ну что, убедился?
- А на Вадика бочки катила… что попрощаться не зашёл… - в недоумении начал я и осёкся.
Такое впечатление, словно кто-то взвихрил чайной ложечкой воду в стакане: муть вскипела, медузы крутнулись смерчем, как пузырьки. От неожиданности я чуть равновесия не потерял.
- Ого… - упавшим голосом произнёс Лёха.
Ёжики метнулись враскат, и на месте Лериной упаковки нарисовался Обмылок. Мне показалось, что на сей раз наладчик проделал это быстрее, чем обычно.
- Резко по футлярам, - скомандовал он. - Крышки закрыть, бестолковку не высовывать. Подкрался.
- Кто подкрался?
- Комбец подкрался!
С этими словами он и сгинул. Что ж, коротко и ясно. Мы с Лёхой переглянулись. Начинается. Медузы продолжали кружить, распавшись на стайки, но как-то более деловито, без прежней паники, словно выбирая особо пожароопасные объекты. На секунду полупрозрачный рой сгустился вокруг нас с Лёхой, но быстро рассеялся.
Было ли нам страшно? Да, пожалуй…
- Давай хоть провожу, что ли… - поколебавшись, предложил я.
- А стоит ли? - озираясь, спросил Алексей. - Кажется, в самом деле что-то серьёзное, раз за товар беспокоится…
Да, товар… Товар - это мы. Сам помирай, а товар выручай… Первое правило бизнеса…
И всё-таки я увязался за Лёхой до самого футляра. Чёрт его знает, вдруг действительно распихают по разным мутям - больше и не увидимся…
Идти было всего ничего, но мы и тут успели потрепать языками. Как всегда.
- Вот тебе версия напоследок, - сказал он. - Насчёт нашей здешней работы…
- Ну?
- Все эти ужимки и прыжки - комплекс упражнений для пробуждения совести. Как тебе такое?
- Знаешь, - искренне ответил я ему. - Я смотрю, у тебя каждый раз новая версия…
- Ну а как же! - невозмутимо откликнулся он. - Мысль-то на месте не стоит.
- Зачем им понадобилось пробуждать в нас совесть?
- Возможно, для них это высшая форма пыток…
- А для нас?
- Для нас - не уверен…
- Позволь, это что же получается? - Я хмыкнул. - Принял ты, скажем, коленно-локтевую позицию - и почувствовал угрызения совести?
- Ну не так сразу. Я сказал: комплекс упражнений. Почувствуешь, только чуть позже, когда всё это выполнишь… Но ведь было же, - нарочито-проникновенно произнёс Лёха. - Признайся, было?
- Н-ну, было… - вынужден был признаться я.
- Вот. Значит, и ты тоже. А я сперва думал, у меня у одного так…
Мы подошли к футляру. Лёха велел крышке открыться, потом обернулся, пожал мне руку. Мы бы, пожалуй, и обнялись на прощание, но, сами понимаете, не в голом же виде!
- Чеши к себе, - сказал он, укладываясь в выемку. - Удачи!
Крышка за ним закрылась.
* * *
Вы не поверите, но вместо того чтобы припуститься бегом к своей упаковке, я ещё с минуту, не меньше, стоял возле чужого футляра, придурок, и недоверчиво озирал взбаламученную нашу муть. Забрось меня судьба в горячую точку, роль первой жертвы была бы мне обеспечена. Наградит же Бог одного человека всеми достоинствами сразу! С одной стороны, не в меру пуглив, с другой - полное отсутствие инстинкта самосохранения.
Стоял и тупо размышлял над последними словами Обмылка. Комбец подкрался. Какого рода комбец, хотелось бы знать, а главное - кому? Ну хорошо, выпадают на нас, допустим, Лёхины терминаторы. Лохматые тут же брызнут кто куда, фальшивые андроиды либо эвакуированы, либо уложены в непробиваемую и непрожигаемую фабричную упаковку. И что остаётся десанту? Только уничтожить опустевшую муть, лишить среды обитания - примерно так солдаты Ермолова вырубали чеченские леса, чтобы абрекам негде было укрыться. Да, вполне возможно…
Э! А чего я тут стою-то? Ну-ка быстро в укрытие!
Здравая мысль. Жаль, запоздалая. В следующий миг я был ослеплён вспышкой справа. Оттенки исчезли. Остались сгусток злобно-золотого пламени и стремительно сгустившаяся мгла. А ещё оглушительный треск. Это, как выяснилось, горела страшилка. Полыхнула разом, пожар вскинулся до небес. До низких пухлых небес.
Вы не представляете, что это такое: прожить целый месяц (или сколько я тут прожил?) в полумраке - и вдруг увидеть свет. Яркий свет. Крайне болезненное ощущение.
К счастью, местность я к тому времени выучил наизусть. Побежал вслепую, но, оказывается, прямой путь был уже перекрыт. Навстречу мне, опадая с каждым мгновением, неслись вприпрыжку огромные полыхающие шары. Этакое огненное цунами… Ёжики! Я охнул. И хотя знал, что на самом деле каждый из бедолаг не больше футбольного мяча, нервы мои не выдержали - свернул, решил уклониться. Голую спину лизнуло теплом. Споткнулся, упал. Обо что же это я? Ровный пятачок, ни бугорка, ни вдавлины… Вскочил и обмер. Оказывается, споткнулся я о нашего наладчика. С виду совершенно невредимый, Обмылок лежал ничком и признаков жизни не подавал. Розово-золотистые отсветы ощупывали его облегающий скафандр. Словно обыскивали.
Я попятился, но ужаснуться по-настоящему так и не успел, потому что секунду спустя раздался оглушительный взрыв, перешедший в не менее оглушительное шипение. Меня обдало паром и пеплом. Последний день Помпеи. Не иначе одна из огромных медуз обрушилась прямиком в полыхающее пламя.
И тут наконец я увидел одного из них. Боже, как мы были наивны, пытаясь копировать лицензионных андроидов! Какие, к чёрту, шатунные тычки локтями и коленями? Ни единого лишнего движения: он застывал на миг - и вдруг оказывался в нескольких шагах поодаль. Хищник, убийца, спецназовец. У меня даже мысли не возникло, что это кто-то из наших (вылезший из футляра Лёха или каким-то чудом вернувшийся Вадим) - совершенно иная пластика.
На моих глазах он вскинул ту металлическую штуковину, что являлась мне в Мымриных кошмарах, и точно поймал миг, когда лохматый (кажется, это был прежний владелец Леры) возникнет из ниоткуда. Негуманоид вспыхнул, как хворост. И закричал. Страшно. Воюще. Только потом, день или даже несколько дней спустя, я сообразил, что принял за крик рёв пламени. Не могут они кричать. Нечем.
Упал и пополз. Неважно куда, лишь бы подальше. Потом заставил себя подняться - и побежал. Добраться до футляра. Лишь бы добраться живым до футляра, а там гори оно всё огнём!
Промахнулся на каких-нибудь тридцать метров - выскочил на свой рабочий пятачок. И в этот момент появилась Мымра.
- Ты что, дура?! - завопил я. - Тебе что, жить надоело?!
Она исчезла. Тут же возникла вновь. Исчезла. Возникла. Опять исчезла.
И я понял, что не зря она мечется - ей просто некуда бежать. Это облава. Везде одно и то же. В каждой мути. Надо полагать, братья-гуманоиды решили выжечь нечисть повсюду.
Опасность я почувствовал спиной. Хребтом. Обернулся - и очутились мы на одной линии: Мымра, я и он. Лицензионный.
Оказывается, у меня хорошая реакция: он ещё только поднимал руку с этой металлической хренью, а я уже зажмурился. Прощай, Володенька Турухин… Секунду ждал вспышки, жара, боли. Не дождался - и осторожно разъял голые веки.
Лицензионный андроид по-прежнему стоял неподвижно. Во вскинутой руке - смертоносная железяка, в глазах - пустота.
И я шагнул вперёд.
Храбрый поступок, говорите? Да, наверное… Собственно, что есть храбрость? Это страх, сошедший с ума.
- Пошёл вон! - срывающимся на визг голосом выкрикнул я. - Это моя Мымра!..
Сжал кулаки и осмелился ещё на один шаг. Думал, попятится. Ничего подобного. Я не знал, что мне делать дальше. Ну не было в моей жизни подобных случаев! В памяти скользнул тот давний январский вечер, когда мне разбили морду во имя справедливости, - и дальнейшее стало неизбежным. Я тебе покажу справедливость! Ты у меня узнаешь справедливость!..
Я подступил к механической твари вплотную и, сам себе ужаснувшись, нанёс удар. Старательно и неумело. Справа в челюсть.
С тем же успехом можно было бы ударить телеграфный столб, например. Кроме того, я ухитрился промахнуться - кулак чиркнул по стальному подбородку, и мой мизинец оказался сломан. В таких случаях обычно пишут: руку пронзило болью. Нет, не пронзило. Боль оказалась тупая, ломящая. Поначалу мне и в голову не пришло, что это перелом. Думал, сильный ушиб.
Лицензионный наконец-то попятился, затем, не поворачиваясь, отступил - и словно растворился в общем хаосе. За спиной моей металась, безумствовала Мымра. Такое чувство, что Володенька Турухин внушал ей больший страх, нежели все лицензионные разом.
Не знаю, сколько ещё времени я обходил её, дурёху, дозором, подвывая, пристанывая, нянча повреждённый кулак и боясь, что откуда-нибудь снова подкрадётся очередной комбец. Очередной лицензионный с железякой. Но нет, никто не подкрался. Кажется, андроиды просто удрали. То ли не осмелились поднять руку на живого человека, то ли время, данное им на зачистку, истекло.
Уверившись в этом, я обессилел и прилёг.
* * *
Кто-то пытался приподнять меня под мышки, усадить. В воздухе стояла лесная гарь. Мизинец дёргало болью. Сперва я решил, что любопытный Лёха всё-таки не улежал в своём футляре и вылез. Ничуть не бывало. Вокруг меня хлопотал Обмылок. Товар выручал.
- Ты же… - не веря, сказал я ему. - Тебя же…
- Где болит? - спросил он, почти не гнусавя.
Я привскинулся, осмотрелся. Надо мной колыхались лианы. Разумеется, не прямо надо мной, но рядом. На такое расстояние мне к Мымре подходить категорически запрещалось. Нигде ничего не горело, но отовсюду тянуло дымком - не палёной плотью, а именно дымком, как от костерка или от сжигаемой прошлогодней листвы. Похоже, лохматые и впрямь относились не к животному, а к растительному царству.
- Где эти… лицензионные?..
Обмылок оставил вопрос без внимания.
- Где болит? - повторил он.
- Куда делись?
- Под штанишки пододелись!.. Где болит?
- Вот… - Я выставил руку. Сустав уже начинал распухать. Наладчик склонился и надолго замер над моей повреждённой конечностью. Да, такое фиг наладишь…
- И куда мне теперь? - скривясь, осведомился я.
Округлое рыло, естественно, никаких чувств не выразило. Обмылок молчал, и молчание его показалось мне угрюмым.
- Пошли, - сказал он, выпрямляясь.
Кое-как я поднялся на ноги. Лианы всколыхнулись. Мымра будто попыталась шарахнуться от меня подальше.
- Сейчас вернусь… - хрипло пообещал я, хотя сам в этом был нисколько не уверен.
Мы двинулись к моему футляру. Под босыми ногами хлюпал мокрый мох, но ни одной медузы мне высмотреть нигде не удалось. Видимо, вся влага потрачена. Потоп - к пожару, пожар - к потопу. Справа должна была взметнуться страшилка - не взметнулась. Сгорела дотла. Под ноги подвернулся чёрный шар пепла, распался в прах. А на соседнем бугорке… Я остановился, не веря глазам.
На соседнем бугорке ничком лежал некто в облегающем сером скафандре и с волдырём шлема взамен головы. Вот оно что! А я-то гадал, каким образом он повсюду успевает… Обмылков несколько, просто программа у всех одна… Обмылок бессмертен.
Я обернулся к моему безликому конвоиру.
- Как там Лёха? Уцелел?
- А что ему в коробке сделается?
Да, действительно. Крышку не открывать, бестолковку не высовывать…
- Мы насовсем или ещё вернёмся?
- С концами, - буркнул он.
Мне снова стало страшно.
- На свалку? - сипло спросил я.
Ответом было угрюмое молчание. Я собрался с духом и отважился на главный вопрос:
- Свалка - это Земля?..
Ни слова не говоря, Обмылок поднёс к моему лицу нечто, напоминающее чёрную полиэтиленовую стельку, и залепил мне глаза. Как смертнику перед расстрелом. Я попробовал отлепить, но краешков не нашёл.
- Зачем?! - крикнул я в кромешную тьму.
- Чо, ослепнуть хочешь? - ворчливо отозвалась тьма.
Я слегка успокоился.
- А отключить меня не проще?
- Некогда, - буркнул наладчик и куда-то подтолкнул.
Шаг - и ощущение жёсткого пружинящего мха под босыми подошвами исчезло. Я стоял на чём-то гладком, твёрдом, прохладном. Наладчик возился неподалёку с какой-то допотопной механикой: что-то долго лязгало, скрипело, иногда гулко ухало - подобно листу кровельного железа. Наконец чёрную стельку с моих глаз сняли, и я… Нет, конечно же, не ослеп - ржавые ставни дачного домика, равно как и дверь, были закрыты, но солнечное сияние в щелях и впрямь заставило меня поначалу плотно зажмуриться.
Ничего не изменилось. Под одним окном - голый стол, под другим - газовая плитка с баллоном. У противоположной стены - железная койка, в дальнем правом углу - старый платяной шкаф. Разве что паутины поприбавилось и пыли.
Снаружи раздалась игривая причудливая трель иволги. И тут же вопль драной кошки в том же исполнении.
Глава 14. Свалка
Когда Гулливер вернулся в Англию из страны лилипутов, люди казались ему огромными, и он очень боялся, как бы кто-нибудь не растоптал его ненароком. Нечто подобное ощущаю теперь и я.
Как они вообще могут жить в адской чехарде ослепительных красок и находить в этом удовольствие? Долго я ещё, наверное, не отважусь высунуть нос на улицу до наступления сумерек. Хотя чёртовы гуманоиды даже сумрак умудрились изуродовать: ночь гремит, полыхает, жжёт. Одно спасение - тёмные очки. Или тонированные стёкла Карининого автомобиля.
Одежда - и вовсе верх кретинизма. Июнь, жара, а они утепляются. Голыми им, видите ли, разгуливать неприлично. Можно подумать, они напяливают шмотки из стыдливости! При чём тут стыдливость, если главный наш срам, лицо, ничем не прикрыт? Прав был Максимилиан Волошин: одежда - вроде государственной тайны. Пока не засекретишь какой-нибудь орган, на него никто и внимания не обратит! Одежда - орудие разврата. И трёт вдобавок. Не знаю, к ноябрю я, возможно, пересмотрю свою точку зрения, а пока…
Шевелюры, причёски - тоже дикость. Как говаривал наш облучённый и поэтому лысый военрук: волосня - плацдарм для насекомых. К счастью, нынешняя мода позволяет мужчинам брить голову, что я и проделываю дважды в день. Брови, правда, щажу. Скрепя сердце.
До сих пор не знаю, как относиться к Лёхиным фантазиям по поводу происхождения человечества от бракованных андроидов, но что свалка - то свалка. Как ещё назвать сборище ущербных, ненужных существ, сброшенных как попало в беспорядочную груду, именуемую городом? Одно только немыслимое количество их уже наводит на подобную мысль. И брак, брак, сплошной брак! Кто выше, кто ниже, кто толще… И почти у всех болезненная страсть наносить себе повреждения: прокалывают уши, щёки, носы, лишая себя тем самым единственной возможности вырваться из этого ада. О татуировках вообще умолчу.
И тем не менее сходство с лицензионными поразительное. Я даже не о внешних чертах, я о поведении. Так сказать, не о железе, но о программе. Включил телевизор, а там десантники боевые навыки шлифуют. Если не брать во внимание экипировку, один к одному! Не вынес знакомого зрелища, принялся щёлкать пультом. И на всех каналах то же самое: зачистки, гранаты, огнемёты… А хуже всего художественные фильмы, где эту дрянь ещё и пытаются облагородить… Видишь трупы? Здесь прошёл положительный герой. Романтика смертоубийства. Занятие настоящих мужчин, для которых совесть не помеха. А преступление во имя Отечества у них называется подвиг.
Содрогнулся и выключил. Навсегда.
Внезапное моё возвращение застало Карину Аркадьевну врасплох и, пожалуй, потрясло. Кроме шуток. Примчалась на дачу, забрала в особняк (глаза пришлось снова залепить), вызвала знакомого травматолога.
- Бедный Володечка… - с преувеличенным ужасом говорила она. - Как же это вас угораздило?
В мизинец мне засадили штифт. Вернее, не в сам мизинец, а в ту косточку, к которой он крепится. В любом случае на роль фальшивого андроида я уже не гожусь. Увы.