- Вот, - с упрёком сказал Вадим. - Вы тут прохлаждаетесь, а я за вас трудись…
Повернулся и двинулся прочь.
- Фляжку забыл, - окликнул Лёха.
Вадим лишь рукой махнул:
- Пользуйтесь… Глотнуть оставьте.
Хороший он всё-таки мужик. Простоватый, но хороший.
- Уважает Вадик лохматых… - несколько глумливо произнёс Алексей, когда муть окончательно поглотила вздувшийся белёсый силуэт. - Шибко уважает… Не дай бог что стрясётся, жизнь за них положит, себя не пощадит…
- Пожалуй… - согласился я, наблюдая, как мой собеседник сноровисто свинчивает откидную крышечку фляжки. Потом спохватился: - Позволь! А что тут может стрястись?
- Ну мало ли… - с загадочным видом отозвался он.
Глава 10. Муть
- Ничего вы в нашей осени не смыслите, - сказал я, вернувшись неделю спустя. - У нас полутона, нюансы. А у вас - как пьяный маляр красок наляпал.
Сильно обиделась. Неделю не разговаривали.
Сам не знаю, как и когда это началось, но родная муть стала потихоньку обретать цвета. Она уже не кажется мне мертвенной, уныло-серой. Просто смотреть надо умеючи: приостановись, вникни, потом отшагни тихонько в сторону - и ты увидишь, как серебристо-сизый мазок, изогнувшись, вбирает в себя лимонный оттенок. Говорят, именно так пишут акварели: нанесут капельку, выждут, пока подсохнет, и только потом кладут на неё другую. А иначе не возникнет ощущения глубины.
Страшилки - вообще нечто удивительное. Потрясающая графика, причём меняется через каждые полшажка. Я теперь не хожу, я теперь глазею. Как в Эрмитаже. Как в осеннем (линялом) парке.
Суматоха, вызванная моими выходками, улеглась и забылась. От Обмылка, разумеется, влетело, ну да это дело привычное. Кстати, пользуясь случаем, попробовал его расколоть. Взять на пушку.
- Обмылок! - прямо сказал я ему. - Ты андроид?
- От андроида слышу! - без запинки огрызнулся он.
Думаете, я от него отстал? Чёрта с два! Распоясался Володенька Турухин, разнуздался…
- А на свалке ты давно был?
- Только что оттуда…
Вот тут я, честно говоря, малость струхнул. Не ждал столь откровенного ответа. Значит, не просто слухи, значит, свалка и впрямь существует. Единственное, что утешало: андроид он, не андроид, но раз бывает на свалке регулярно и, главное, возвращается невредимым, то, стало быть, не так уж она и страшна, эта свалка, как её малюют…
- И как там? - спросил я с опаской.
- Как в Норвегии… - спесиво отозвался Обмылок. - Кому хрен, кому привилегии…
Где же он, интересно, этакую фразочку подцепил? Ни разу ни от кого не слышал ничего подобного… Я понимаю, что Норвегия приплетена для рифмы. И тем не менее… Как в Норвегии?..
Рискнул обратиться к Лере, разумеется, со всей осторожностью и тактом: помянешь свалку - не дай бог опять в рыдания ударится. Опасения оказались напрасны. Лера встрепенулась, таинственно расширила глаза.
- А что ж ты думаешь! - увлечённо подхватила она. - Может быть, ещё и лучше, чем в Норвегии! То, что для них свалка, для нас, я не знаю… супермаркет бесплатный!.. Идёшь, а там такие вещи валяются… Просто так, представляешь?..
Лера уже забыла о произнесённом ею мгновение назад "может быть" - теперь для неё так всё оно и было. Я зачарованно смотрел на эту удивительную женщину, и не верилось даже, что именно она лежала недавно под страшилкой, ударяя кулачком в жёсткий пружинистый мох, жаловалась, плакала навзрыд.
- Знаешь, откуда нам Обмылок всё приносит? - вдохновенно продолжала она. - Угадай с трёх раз!..
- Стоп! - не выдержав, перебил я. - Свалка чья? Наша или инопланетная? Откуда там сигареты возьмутся, фляжки с коньяком?
- А Обмылок говорит: со свалки…
Та-ак… Сейчас забудет, что сама же объявила Обмылка андроидом, и снова начнёт повествовать взахлёб о своих романтических с ним отношениях. Ох, Лера, Лера…
Или в виду имелась какая-нибудь земная свалка? Я представил нагромождённую как попало гору фляжек, сигаретных блоков, зажигалок, новеньких карманных пепельниц с крышечками и решительно эту версию отбросил.
* * *
Да и лохматые мне с каждым днём всё более симпатичны. Не знаю, что против них имеет Алексей. Оказывается, красивые создания. Вот у кого переливы оттенков! Сравнить лохматых со связками верёвок можно было только сослепу или по большой злобе. Сейчас они мне напоминают гигантские орхидеи. Или, я не знаю, хризантемы. Никогда в цветах не разбирался. А что шевелятся… Ну так, когда быстро прокручиваешь запись, цветок на экране тоже начинает шевелиться. Не исключено, что наша муть (приходится поневоле пользоваться этим устаревшим для меня словцом) с её ровным климатом и мягким освещением всего-навсего теплица или что-то в том же роде.
Собственно, почему нет? Оранжерея, где выращивают экзотические разумные растения. И обратите внимание, все лишние детали тут же находят себе нишу. Это называется: была бы гипотеза, а факты распихаем! Страшилки, к примеру, вполне сойдут за кислородные установки, а ёжики (они же колобки) обретают черты автономных газонокосилок. Катаются и мох ровняют. Ляжешь на неподстриженный участок - сгонят. Медузы, понятно, заняты орошением, а заодно следят за противопожарной безопасностью - не зря же они только вокруг Леры и вьются…
Правда, моя собственная роль и при таком раскладе не становится понятнее. Кто я? Совершенно точно, что не садовник. Даже не дачный сторож. Скорее уж, полезное насекомое вроде божьей коровки… Где тогда вредные насекомые, против которых я заточен? Приходится допустить, что невидимы. Сажусь на корточки, берусь за ухо, а у астральной тли при виде такого ужаса - бац, инфаркт…
Надо будет Алексею рассказать - пусть посмеётся. Впрочем, нет, не надо. Неприятный у него смех, кудахтающий.
Размеры теплицы весьма скромные. Гектар или что-то в этом роде. Формы она, представьте, не имеет вообще. Не представляете? Я, честно говоря, тоже. И тем не менее. Первая попытка определить границы мира была предпринята мной ещё до знакомства с Лерой: как только овладел спичкой - понесло в неведомое. Очертя голову, этаким Колумбом, двинулся по прямой в никуда, через каждые сто шагов оборачиваясь и с удовлетворением отмечая, что гранёный набалдашничек исправно мерцает. На пятой сотне устройство отказало, бросив меня в холодный пот. Я, конечно, решил, что выбрался из зоны действия прибора. Скорее машинально, чем осознанно, обвёл спичкой окрестности, и набалдашничек вспыхнул вновь. Однако теперь он указывал не назад, а вперёд. И действительно ещё шагов через четыреста я вышел к своему футляру, но уже с другой стороны, причём даже не слишком этому удивился.
Так что, братцы вы мои, не исключено, что с преломлением света тут как раз полный порядок. Это не атмосфера кривая - это пространство кривое. Гектар, замкнутый сам на себя. Произрастают на нём не менее четырнадцати лохматых (точное количество указать не могу - они ж на месте не сидят), торчат около тридцати страшилок, катается чёртова прорва ёжиков, плавает армада медуз и стоят четыре футляра.
То есть на четырнадцать лохматых рыл всего четыре владельца. А что же, интересно, остальные? Боятся покупать или такие все нищие, что даже на фальшивого андроида денег наскрести не могут?
* * *
С Мымрой у меня не вышло ничегошеньки. Заступил на пост, принялся запоминать позы с целью последующей расшифровки. Во-первых, ни черта не запомнил, во-вторых, все команды требовали разного. Ни одна не повторилась. А нет последовательности - нет закономерности…
Вспомнил сетования Вадима, выкроил время, сходил посмотрел ещё раз, как он трудится. Всё верно, сплошные повторы, однако никто, кроме него самого, в этом не виноват…
Пожаловался Лёхе. Думал, начнёт ехидничать. Но Лёха на сей раз был какой-то странный, сумрачный, с застывшей кривой полуулыбкой и остановившимися глазами.
- У тебя какое образование? - спросил он.
- Филфак.
- Педуниверситет небось?
- Да.
- Так я и думал. Это ж тебе не фонетическое письмо! А вдруг каждая твоя поза вовсе не буковка, а иероглиф, а?..
В иероглифах я вообще ничего не смыслил. Ни в китайских, ни в японских, ни в египетских.
- Прости, не понял. В чём принципиальная разница?
- Буква обозначает звук и только звук. А в иероглифе присутствует ещё и смысловая составляющая.
- Так… И что?
- Есть у меня такое ощущение, - признался Лёха, - что её-то мы и не улавливаем…
- Смысловую составляющую?
- Угу…
- То есть становимся в позу, а что она означает, не знаем?
- Угу…
- А я тебе разве не то же самое говорил?
Лёха вздохнул.
- В любом случае, спасибо, - сказал он.
- За что?
- За подсказку.
- Ты что-то понял?!
Лёха отозвался не сразу. Оглядел мох под босыми ногами с таким видом, словно спичку из-за уха обронил.
- Как там в Евангелии?.. - ни с того ни с сего осведомился он. - Посмотрите на смоковницу и на все деревья…
- И что? - спросил я.
- Пока ещё не распускаются, - сухо ответил Лёха.
Кроме этой белиберды, я из него выжать тогда так ничего и не сумел.
* * *
Не ведаю, что тому причиной: мои попытки вникнуть в тайный смысл приказов или дурное настроение владелицы - но с некоторых пор она как с цепи сорвалась. Хризантема хренова! Никогда меня ещё с таким остервенением не муштровали. Вздремнуть почти не удаётся. В истерику Мымра, правда, ударяется реже, зато сильнее и жутче. В страхах её теперь явно сквозит отчаяние, да и сам предмет боязни, Володенька Турухин, стал выглядеть несколько иначе. Как будто она хочет мне внушить ненависть к себе самому и при этом безбожно сгущает краски. Ну не такой я, не такой! Вообще не я! А уж о том, что я в Мымрином воображении творю, лучше и не упоминать. Головореза нашла, спецназовца… Ещё смущает странная штуковина, неизменно возникающая у меня в руках. Понимаю, орудие убийства, но, клянусь, ничего подобного я в жизни своей не видел. Для зажигалки велика, для огнемёта, пожалуй, маловата…
- По-моему, она в тебя влюбилась, - сказала опытная Лера.
Такое впечатление, что с моей лёгкой руки все двуногие обитатели нашей мути считают Мымру женщиной. Даже Вадим, уверявший, что лохматые бесполы.
- И что мне теперь делать?
- Ответь взаимностью.
- Как?!
- Сердце подскажет.
Издевается, зараза. До сих пор не может простить, что мы с ней тогда под страшилкой не согрешили. Откровенно говоря, я и сам до сих пор себе простить не могу… Но поймите; этот голый череп, безбровое бледное лицо, веки без ресниц… Да! Знаю! Сам такой! И тем не менее. Даже если бы закрыл глаза, осязание-то никуда не денешь…
Но больше всех, конечно, поведением моим возмущён трудяга Вадим.
- Ты что творишь? - шипит он. - Ты что ей позволяешь?
- Можно подумать, от меня что-нибудь зависит…
- Зависит! Прикинься неисправным! Уйди в ремонт!
- Ну вот… А говорил, деньги надо честно зарабатывать.
Мои слова поражают Вадима в самое сердце. Такого коварства он от меня не ожидал. Отшатывается, делает глаза убийцы.
- Честно?! Отдыха андроиду не давать - это, по-твоему, честно?
- Я-то тут при чём? Мымре поди скажи!
Не слышит. Гнёт своё:
- Да по-честному ты просто обязан уйти в ремонт! Обязан! Лицензионный на твоём месте сгорел бы давно. А ты пашешь! Может, она как раз проверяет, робот ты или не робот… Ты же нас всех подставляешь пахотой своей!
А действительно, почему я до сих пор не сказался дефектным? Сам не знаю. То ли на прочность себя проверить решил, то ли проснулось во мне этакое детское упрямство: а вот не замучишь ты Володеньку Турухина! Приказы отдавать надоест.
- С чего ты взял, будто лицензионный сгорит? - вяло возражаю я. - Ты же их не видел ни разу…
- Да ни один робот такого не выдержит! - Внезапно лицо Вадима становится тревожным, в глазах - испуг. - Или ещё хуже, - прибавляет трудяга, конспиративно понизив голос. - Другие посмотрят-посмотрят и своих тоже так гонять начнут…
А может быть, всему виной Лёхина таинственность. Намекнул в прошлый раз, будто вот-вот уяснит смысловую составляющую наших ежедневных кривляний, - и мне, дураку, тоже захотелось. Теперь терплю, жду, когда количество перейдёт в качество…
Мой правый глаз залепляет синим светом, а барабанная перепонка едва не лопается от оглушительного писка. Поспешно вынимаю спичку из-за уха.
- Стоять! - рычит Вадим. - Никуда не пойдёшь!
Спичка пищит и мигает.
- Справедливость должна быть на свете? - угрожающе надвигается он на меня. Видимо, это его последний и главный козырь.
- Нет, - говорю я и ухожу, оставив собеседника в состоянии остолбенения.
* * *
Настроение - ни к чёрту. Машинально выполняю все повеления Мымры, а сам угрюмо думаю о своём.
Справедливость… Что это такое, я в полной мере осознал года четыре назад, когда мы с Танькой поздним январским вечером возвращались из гостей. Надралась она тогда основательно, да и я, признаться, лишнего принял. По дороге стала нарочно падать в сугробы, откуда мне её каждый раз приходилось извлекать. В конце концов лопнуло моё терпение, и я высказал раскинувшейся в снегу супруге всё, что о ней думаю.
В этот самый миг возникли из январской мглы двое: рослый паренёк и хрупкая девчушка. Наверное, подумали: это я Таньку в сугроб толкнул.
- Вы что делаете с женщиной?!
- Домой веду! - огрызнулся я.
Они кинулись к Татьяне и о чём-то её спросили. Не знаю, что она им сказала, но мне тут же был отвешен вполне профессиональный крюк справа в челюсть. Должно быть, спортсмен был парнишка. Меня повело, заснеженный тротуар вывернулся из-под ног, далее снизу приплыл удар ботинком в рыло - и опрокинул навзничь.
А потом произошло главное. Хрупкая девчушка склонилась ко мне и отчаянно-звонким голосом прокричала прямо в ухо:
- Подонок! Подонок! Таких, как ты, убивать мало!
И они ушли, правые, гордые собой, уверенные в том, что совершили добрый поступок. Добро должно быть с кулаками. А я кое-как перекантовался на карачки, очумело приложил пригоршню снега к разбитой вдрызг морде и, делать нечего, вновь принялся поднимать из сугроба невменяемую Таньку.
И это ещё не всё. Услышав от меня утром, что случилось, она перестала со мной разговаривать. Посудите сами: вчерашнее из памяти выпало, но, раз за неё вступились добрые люди, значит, её муж и впрямь подонок.
Тогда-то мне и открылось, что представляет собой справедливость в чистом виде. Она именно такая и другой не бывает…
Удручённый неприятным воспоминанием, я не сразу обратил внимание на то, что от Мымры перестали поступать приказы. Мымра бурлила, но медленнее обычного и вроде, бы неуверенно. Попытался вникнуть, подстроиться - ничего не вышло. Страх, правда, чувствовался, но какой-то иной, незнакомый, а вот ненависти я вообще не уловил. Мало того, померещилось, будто в бессмысленном колыхании лиан сквозили жалость и растерянность.
И тут, совершенно некстати, возник Обмылок.
- Свободен, - коротко сообщил наладчик.
- Как?
- Как Куба. Хорош пахать. Два дня профилактики.
Надеюсь, в виду имелись два местных дня. Земной день, напоминаю, раза в три длиннее.
- А в чём дело?
- Люди жалуются, - молвил он свысока и сгинул.
Я обернулся. Шагах в десяти стоял и победно глядел на меня трудяга Вадим.
- Ну ты гад! - подивился я. - Наладчику стукнул?
- Стукнул! - с вызовом ответил он мне. - А что же, стоять смотреть, как ты себя в гроб вгоняешь?
- Стоять и смотреть! - подтвердил я.
Снова повернулся к Мымре, но той уже не было.
* * *
Чёрт бы их побрал, Обмылка с Вадимом! Никогда уже, наверное, не избавлюсь от ощущения, что они, гады, сорвали мне контакт. Чего я только потом ни делал: восстанавливал в памяти эту историю, как мне морду набили, вспоминал ещё более душещипательные подробности нелёгкой моей биографии - бесполезно. Мымра замкнулась. Если вообще раскрывалась. Вполне возможно, померещились мне и жалость её, и растерянность. Усталый был, невыспавшийся, вздёрнутый - вот и померещились.
Глава 11. Срыв
По-моему, припадки отчаяния у нас, андроидов, приключаются здесь строго по очереди. Сначала Валерия, потом, как ни странно, Алексей. Кто бы мог предположить… Насмешливый, выдержанный, всезнающий - и надо же! - нервный срыв. Ей-богу, со взбрыками Леры было проще: характер лёгкий, переменчивый, разрыдается - рассмеётся, а вот у Лёхи - сухая истерика. Если хотите, истерика мысли. Самая страшная из истерик…
Мне повезло наткнуться на него первым. Напоминаю: по милости стукача Вадима я пребывал на профилактике, проще говоря, сачковал. Поначалу хотел плюнуть втихомолку на распоряжение наладчика и, выждав время, вернуться к Мымре (не по долгу службы, а в частном, так сказать, порядке), но та, кажется, исчезла надолго. Раздосадованный, побрёл по окрестности, утешаясь акварелями родимой мути и подвижной графикой страшилок. Брёл-брёл и набрёл на Лёху.
Ксенофоб сидел на краю своего рабочего пятачка, причём сидел как-то странно. Это не было позой отдыхающего человека (да и кому бы пришло в голову отдыхать на плацу!), скорее казалось, будто Алексей, внезапно обессилев, опустился наземь, а встать уже не смог. Лохматого на пятачке не наблюдалось. Я приблизился, но сидящий даже глаз не поднял. И что-то в нём было не так. Присутствовала в его облике некая жуткая, пока ещё неуловимая подробность.
- Ты чего? - испуганно спросил я.
- Жду, - глухо ответил он.
- Чего ты ждёшь?
- Обмылка…
Вскоре появился Обмылок.
- Чо надо? - осведомился он, как водится.
- Расчёт, - негромко, но отчётливо произнёс Алексей.
Я понял, о чём речь, и мне стало страшно. Обмылок молчал, и это тоже было страшно. Он стоял неподвижно - этакая статуя Командора с пузырём взамен головы.
- Слабо́? - презрительно осведомился он наконец.
- Слабо́, - ответил Лёха, глядя в слепое округлое рыло.
Я думал, последовавшая пауза никогда не кончится.
- Ладно, перетрём, - пробурчал Обмылок, и мы опять остались с Алексеем наедине. Тогда-то я и прозрел окончательно. Лицо и голова Лёхи стали вроде бы слегка шероховаты. Щетина. На маковке, на подбородке - везде. Перестал бриться! Будь он брюнет, я бы заметил это сразу, но Лёха у нас, оказывается, был блондин.
Он посмотрел на меня и усмехнулся через силу.
- Вот так… - то ли виновато, то ли назидательно молвил он. Потом упёрся ладонью в мох и довольно бодро поднялся на ноги. - Ну что, пойдём коллег обрадуем?..
И пошли мы радовать коллег. Сначала отыскали Валерию.
- Почему нет? - запальчиво спросила она, узнав, в чём дело. - Я и сама собиралась расчёта попросить! На море хочу…