* * *
Колян опомниться не успел, как оказался на полпути к площади. Он понял, что его никто не преследует, и сбавил ход. Он ехал по пустой мостовой, никаких машин, а по тротуарам в том же направлении шли люди. Кто с чемоданом, кто с сумкой, а кто и просто так. Их было не очень много, но было что-то жутковатое в этой целеустремленности.
Одна женщина, неловко тащившая сумку на колесиках, повернулась к Коляну и помахала ему рукой. Он заметил, что она улыбается.
С другой стороны улицы послышался одобрительный крик:
- Молодец, давай!
Колян не стал оборачиваться, ему вдруг снова вспомнился Палыч с пистолетом.
Когда он подъезжал к площади, что-то сверкнуло металлом на солнце выше крыши многоэтажки. Колян притормозил и докатился до угла дома по инерции. Там стоял старик с палкой, длинная седая борода свисала до пояса, на ногах были валенки. Он с интересом наблюдал за происходящим.
- Дед, а ты чего не идешь, - спросил Колян.
- Штарый я, - ответил дед и посмотрел на Коляна полными слез глазами. - А оне пущай летять.
- Значит, всё это правда?
- Конешно правда. Ты што, тиливизер не смотришь?
- Да где уж мне, - Колян махнул рукой.
- Ну тогда живьем пошмотри, - сказал дед и махнул рукой в сторону площади.
Колян слез с велосипеда, прислонил к стене возле старика и завернул за угол.
Сверкающим зеркальным шпилем упиралась ракета прямо в небо. Острый нос, казалось, сейчас проткнет солнце, и оно вытечет расплавленной жижей. Полированные бугры огромных дюз нависали над закопченным асфальтом, прогнувшимся под решетчатыми опорами. На видимой стороне между дюз к черной дыре открытого люка был приставлен трап. Перед ним, гудя на все лады, перетаптывалась толпа. Медленно, не торопясь, люди продвигались вперед. Время от времени по трапу поднимался человек, волоча за собой чемодан или мешок, и скрывался внутри.
Пока Колян рассматривал эту невероятную сцену, очередной поднимавшийся мужчина обернулся на полпути. Его широкое лицо было знакомым - тот самый проезжий. На другой стороне площади, почти скрытый толпой, стоял его джип с распахнутыми дверями.
Внезапно по телу Коляна разлилось приятное тепло и спокойствие. Ощущение собственной правоты и гордости за себя, за свою догадливость, отодвинуло за задний план остальные чувства.
А ведь достаточно было просто поверить, подумал Колян. Почему же они меня не послушали? Разве не видно, когда человек не врёт? Эх вы…
Колян вспомнил, как Иваныч тупо долбил тяпкой борозду. Что тебя волнует по-настоящему, а, Иваныч? Только урожай? Взойдет ли картошка? Ладно, деда Захара можно понять. Старый человек, вдоволь пожил. Здешний старик той же породы. Но Нюрка-то! Колян даже вздрогнул. Нюрка почему не услышала? Глашка да огурцы на уме. Соли ей, видите ли, не хватает. Соль не забудь. Словно за хлевом мир кончается, словно и нету больше ничего - да как же так можно-то?!
От острого разочарования у Коляна чуть не подкосились ноги. Он прислонился к горячей стене дома и пару раз глубоко вздохнул.
А я - тоже хорош, подумал он. Еще сомневался, думал - проверю только, и сразу обратно. Надеялся, что зря съезжу? Ну хоть бы соли привез, и то прок.
Заслоняя половину неба, ракета вбирала в себя всё больше и больше людей. Они шли уверенно, не толкались, словно сговорились заранее. Многие смеялись и одобрительно кивали друг другу.
- Ты бы шёл, шынок, - донесся со спины хриплый голос старика. - Улетять без тебя, жалеть будешь.
Колян обернулся. Старик по-хозяйски держал одной рукой его велосипед, но Колян не обратил на это внимания, словно тот был и не его вовсе.
- Да пропади оно всё! - сказал Колян и решительно пошел к ракете.
И чем ближе он подходил к трапу, тем большее волнение охватывало его. С одной стороны, он собирался расстаться со всей жизнью, со всем привычным, что окружало его. С другой - он вспоминал, что именно было это "привычное", и тут же понимал, что ему совершенно не жаль.
Прикосновение к плечу остановило его.
- Ваше имя?
Колян поднял глаза и увидел, что это какой-то член экипажа ракеты, молодой человек даже младше его, в красивой униформе.
- Колян, - не долго думая ответил он.
Видения и сцены из прошлой жизни еще витали перед ним. Вечно кормящий воробьев дед Захар, Нюрка со своей Глашкой…
- Полностью назовите, - сказал молодой человек.
Колян машинально что-то отвечал, ему задавали еще вопросы, он говорил то "да", то "нет". Это уже не имело особого значения. Перед ним был трап, и сияние блестящего борта ракеты добавляло жара и без того жаркому дню.
- Можете лететь, - сказал молодой человек. - Летите?
Колян зажмурился на секунду, а потом сказал:
- Лечу.
- Поднимайтесь, - буднично разрешил молодой человек.
Колян шагнул на первую ступеньку. А крыльцо у Нюрки больше не скрипит, подумал он. Хорошо я его подновил. И ведь не жалко совсем, с легким удивлением отметил он про себя.
Он поднялся еще на одну. Соль-то я не привезу, вот Нюрка злиться будет. Странно, раньше было страшно, когда она злилась. Могла и сковородкой… А теперь не страшно. Пустые это всё слова, ругань эта вся.
Колян поднялся еще выше. Теперь ему было видно, что люди стекаются на площадь со всех улиц. Но их было не много. Наверное, большинство уже в ракете, решил Колян. Это было бы правильно. Ведь если ты поверил, если решился, то зачем тянуть? И эти успеют, день еще не кончился. Это очень хорошо. Он заметил Палыча, подходящего к площади. Но от былой паники не осталось ни следа. Все успеют, все поместятся, ракета вон какая огромная. Да и кто же его пустит с пистолетом?
Еще одна ступенька позади. А вот не дождешься ты урожая, Иваныч, подумал Колян. Комета раньше прилетит. И чего тогда ковыряться? Шел бы со мной. И снова никакого сожаления у Коляна не вызвала эта мысль. Это было уже прошлое, скучное, тупое, однообразное. Он вдруг подумал, что это всё повторялось из года в год. И единственное необычное, что он совершил за последнее время - продал цепь с колодца, да купил платок для Нюрки. Самостоятельным человеком стал, Колян усмехнулся про себя. Вот она какая - самостоятельность. А что это такое по сравнению с тем, что он сделал сегодня? Когда ты сам выбираешь для себя новую жизнь - как это назвать?
Чем дальше, тем легче ему давался подъем. Черный провал люка был уже совсем близко, там двигались какие-то тени, что-то негромко лязгнуло.
Колян вошел внутрь легко и свободно. Новый человек, отпустивший свое бессмысленное прошлое, готовый к спасительному полёту, который очистит его и принесет, возможно, к великому счастью.
* * *
Колян очнулся в небольшом светлом помещении, пол, стены и потолок которого были полностью покрыты мягким материалом. Пол едва ощутимо вибрировал. Перед Коляном была герметичная дверь. Он постарался вспомнить, что произошло.
Ракета стартовала неожиданно скоро. Коляна проводили по каким-то переходам, пару раз еще спросили о чем-то, потом положили в мягкое кресло и на всякий случай пристегнули. Перегрузки какие-то. Чего тут перегружать, откуда и куда, Колян не очень понял. Зато когда после старта навалилась тяжесть, и казалось, что тело превратится в студень, Колян даже очень обрадовался, что кресло глубокое и мягкое. Последней мыслью его было: "хоть не расплескаюсь". А потом он очнулся здесь.
Он подошел к двери и нажал на ручку. Дверь открылась странным образом - с легким шипением отъехала в сторону, в стену. Он вышел в коридор и огляделся. Там было так же светло. И пусто. Он пошел наугад, дошел до поворота. С той стороны доносился слабый шум.
Неожиданно из-за угла на него вышла девушка. На ней было простое платье в легкомысленный цветочек и сандалии. Она была полноватая и вообще очень сильно походила на Нюрку, только разве что волосы потемнее. Девушка посмотрела на Коляна и смущенно хихикнула. Колян остолбенело замер и лишь проводил ее взглядом, пока девушка не скрылась в конце коридора.
Колян тряхнул головой и пошел дальше. В стене по левой стороне показалась дверь - такая же, из какой вышел он сам. Подойдя поближе, Колян услышал голоса.
- Ну и что ты тут выдумал, а? - спросил мужской прокуренный голос.
- А что? - ответил голос потоньше, - А я вот с трефы зайду!
- Испугал! - первый голос зашелся в заливистом хохоте.
Колян отпрянул от двери, едва не споткнулся, ошарашенно оглянулся по сторонам и почти бегом кинулся по коридору дальше.
Шум приближался, становился громче. Колян увидел в конце коридора широкий проем, за которым открывалось большое помещение. Похоже, там было много людей.
Он подбежал ко входу и остановился, осторожно заглянул. Это был просторный зал, где группами стояли кресла, столики с едой и питьем. С потолка свисали экраны телевизоров, и оттуда лилась ритмичная музыка - с каждого экрана своя, создавая давящую на уши какофонию. В дальней стене был панорамный иллюминатор, за которым чернела космическая бездна. В зале было много людей, они громко говорили друг с другом, резко смеялись. В отдалении раздался шлепок, взвизгнул женский голос.
Колян посмотрел на иллюминатор. Что-то тянуло его в ту сторону. Огибая кресла и стоящих людей, Колян подошел к иллюминатору. Перед ним с невиданной мощью сияли россыпи разноцветных звёзд. У него закружилась голова, он зажмурился. Бесконечность звала Коляна к себе, он наклонился и ударился лбом о стекло. Открыв глаза, он увидел перед собой яркую точку, за которой тянулся длинный светящийся кометный след.
- Слышь, парень, чего туда пялиться-то? - раздалось сзади. - Давай лучше пивка?
Колян повернулся. Невысокий мужичок добродушно осклабился и протянул бутылку.
- Нет, спасибо, - машинально ответил Колян.
- Ну как хочешь, - мужичок хмыкнул и пошел по залу в сторону сидящих за столом таких же мужичков.
Колян рассеянно обвел взглядом помещение. Поблизости стояли две женщины, обе в халатах, и одна, уперев руки в бока, говорила другой:
- А я-то ему: полезай в свой сарай, да проспись!
- Ну и правильно, - отвечала вторая. - Совсем он у тебя странный стал. А ведь сколько там прошло-то у вас? Третий год со свадьбы?
- Да теперь что, другого уж не будет, - развела руками первая.
Чуть подальше сидел лысоватый дядька в майке и старательно ковырялся в ладони - вытаскивал занозу.
Мимо пронесся визжащий вихрь, остановился около женщин и превратился в мальчишку лет шести.
- Мам, можно телек посмотреть?
- Не мешай, видишь взрослые разговаривают!
И мальчишка унесся дальше, вдоль плавного изгиба иллюминатора, из которого лился безразличный свет Млечного Пути.
Колян сел на пол, обхватил колени руками, уронил голову и тихо заплакал.
2011 г.
Я могу помочь
Была ли она первой, кому помог рутт?
Инки Жакир, "Феномен Оставшихся"
1
Лабораторно-исследовательский комплекс "Горизонт-29" стоял на стационарной орбите Плутона вот уже почти десять лет. Это был самый отдаленный из всех объектов российской программы по исследованию солнечной системы. Вахты из-за этого сменялись редко, народ сюда посылали самый упрямый, живучий, склонный к затворничеству. Очередная смена собиралась стартовать с Земли через несколько дней.
Ожидание известия внесло некоторое разнообразие в застоявшуюся психологическую атмосферу на станции. Вот и сейчас начальник экипажа Федор Иванович Задорный ковырялся в недрах приемной аппаратуры, проверяя качество контактов. Он не делал этого с момента последних регламентных работ, но сегодня, когда ослик поздравил всех с наступлением очередного утра по земному времени, Федору подумалось, что проверка будет не лишней. Пока командир вынимал, осматривал и вставлял обратно модули аппаратуры, ему даже начало казаться, что он невольно приближает момент приема сообщения.
Закончив проверку, Федор дождался, пока пройдут программные тесты. Когда мониторы перестали рябить цифрами, он довольно потер ладони и заявил:
- Ну вот, ослик, со слухом у тебя все в порядке.
- Спасибо, командир, - хрипловато пробурчал динамик на пульте. - Незачем было утруждаться, мог бы просто спросить.
- Ничего-то ты не понимаешь, - махнул рукой Федор и уселся в кресло.
Операционная Система ЛИК "Горизонт-29" автоматически тестировала сама себя и все оборудование, но командиру было важно лично поучаствовать в процессе.
В отражении на мониторе мелькнула тень. Кроме Федора и его напарника на борту никого не было, а ослика они по молчаливому согласию за одушевленный предмет не считали.
- Что, Семеныч, тоже не спится? - спросил командир.
Звали напарника Саймон Кнуут, он был редким на русских станциях иностранцем, поэтому Федор с первых же дней окрестил американца на русский манер, словно принял его в некий закрытый круг русских космонавтов. По мысли Федора, напарник должен был гордиться этим. Семеныч гордость демонстрировать не спешил, но с некоторых пор стал иногда называть Федора "Тедди". Вроде бы тоже переиначил по-своему, но сквозил тут еще и намек на прозвище игрушечного медведя, что можно было расценить как напоминание о доисторических взаимоотношениях между Америкой и Россией.
- Да что-то мысли одолели.
- Откуда тут могут быть мысли? Домой пора, вот и вся мысль.
- Вот и тоскливо. Скоро домой, а ничего-то мы не достигли такого…
- Какого, Сеня?
- Космического, глобального, что ли…
- Скажи мне, ослик, - спросил Федор, - мы что, и вправду ничего космического не достигли?
- При старте с Земли вы достигли первой космической, второй космической, третьей космической…
- Да заткнись ты, болван, - осадил его Саймон.
Командир захохотал.
- Тебе бы все шуточки, - сказал напарник. - А я действительно надеялся добиться здесь чего-то важного.
- Да вы, батенька, мечтатель. Что ж ты не русский тогда?
- Мне и так хорошо.
- Что-то не похоже.
- Знаешь, наверное, я так и не оторвался от детства как следует. Помнишь знаменитые сериалы прошлого? О космических разведчиках, об инопланетных захватчиках, о межзвездных перелетах. Я ведь потому в космонавты и пошел. Слишком многовариантен космос, слишком многое тут произойти может, нужно только немного подождать.
- И вот прождал ты тут всю вахту…
- Угу. И ничего.
- Эгоист ты, Сеня. Все бы тебе для себя. Самому что-то обнаружить, первому войти в контакт, откуда это в тебе? Воспитывай тебя, воспитывай, - иронически протянул Федор и уставился в монитор обзора, где под брюхом станции неподвижно висела мутная поверхность Плутона.
- А чего в этом плохого? Всегда бывает кто-то первый, не зазорно мечтать об этом. При чем тут эгоизм?
- Не знаю. Я ведь тоже думаю о чем-то подобном иногда. Да-да, не смотри так. Когда сидишь в таком месте, в голову всякое лезть начинает. Но почему-то с другой стороны думаю, с глобальной, а не личной.
- Это как?
- Ну вот будешь ты первым контактером, например. А ведь жизнь на этом не кончится. Это ведь лишь короткий начальный миг, после которого все только развиваться начнет. Вот о чем я думаю - что будет дальше? Может, ты считаешь, что я не видел этих твоих сериалов? Видел я всё. Вот только понял иначе. Так показывают события "после", уже когда всё обороты набрало.
- Глобально мыслишь, Федор Иваныч, - усмехнулся Саймон. - Куда уж мне до тебя.
- Ну как куда? Туда же. Ты пойми, вероятность приложить усилия, найти свое место, гораздо выше, когда что-то подобное твоему любимому "первому контакту" уже произошло. Ну согласись, из всех, кто сейчас в космосе, кто может рассчитывать, что ему повезет? Наши базы так рассредоточены по системе, что вероятность наткнуться на нечто извне чрезвычайно мала. Да скорее в земной телескоп кто-то что-нибудь новое разглядит, чем ты, сидя в этой космической консервной банке.
- Но хочется же надеяться…
- Ты упрям, как осел!
- Не понял, командир… - буркнул динамик.
- Да помолчи, я не к тебе, - отмахнулся Федор. - Я тебе прямо скажу, - продолжил он увещевать Саймона. - Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего? Чтобы мы вернулись в другой мир. Как те гипотетические околосветовые космонавты, что улетали на год, а прилетели через сто. Вот это по мне! Словно не домой вернулся, а на другую планету долетел-таки. Все там иное, все интересное, все захватывает дух… И полным полно возможностей найти дело по себе. Это тебе не узкие рамки, не ярмо первого контактера. Первый контактер будет уже в прошлом, а ты окажешься в настоящем, и у тебя все еще будет в будущем.
- Эк ты завернул, - Саймон покачал головой. - Все у вас, русских, не как у людей. Нет, чтобы о себе подумать! Планетарного масштаба идеи только в голову лезут, не меньше! - Он повернулся к командиру, и как все американцы, чтобы придать себе больше убедительности, начал активно жестикулировать. - Ты представь! Летишь ты на корабле, вдруг встречаешь иной разум. Совсем иной, он даже не гуманоид. Что ты делать будешь? Это же такой вызов для человека, такая задача! Ты от лица всей планеты говорить должен!
- Кхм… - послышалось из динамика.
- Вот именно, ослик, - сказал Федор.
- А что тут тебя настораживает? Не справишься? Конечно, удобнее прилететь на все готовое, когда пришельцы, такие добрые, всю Землю благоустроили, все для тебя сделали… А ты вот так, один на один, представь себе, что делать будешь?
- Кхм…
Спор захватил Федора, он раздраженно потянулся, чтобы выключить динамик, но тут его взгляд упал на обзорный монитор.
- Слышь, Семеныч, - пробормотал он, - это что за хохловыпухоль такая?
У Саймона от удивления перехватило дыхание, и он закашлялся. Глаза заслезились, он некоторое время вслепую таращился на монитор, пытаясь разглядеть получше, и только махал растопыренными пальцами, словно это могло помочь.
На мониторе клубился редкий клочковатый туман. На переднем плане виднелись голова и плечи, но вряд ли они принадлежали человеку. Вверх торчали треугольные, поросшие хорошо заметной темной шерстью уши, словно у волка, а все лицо закрывала маска, больше всего похожая на намордник, но плотная, как противогаз. Глаза закрывали два окуляра, от носовой оконечности маски отходил шланг, спускающийся вниз, за край изображения. На плечах бесформенная накидка, не скафандр и не броня, просто какое-то покрывало или мешковина. Отчетливо проглядывали складки ткани. Освещение было тусклым, детали скрывались за туманными завихрениями, иногда фигура превращалась в темный силуэт.
- Я могу помочь.
Голос был мягким, но, без всякого сомнения, мужским. Глубоким, добрым, сочувствующим. Федору показалось, что так с ним мог бы говорить отец в детстве. Но детства он почти не помнил, была у него такая нехорошая особенность. Вдруг он встрепенулся.
- Кончай дурить, ослик!
- Командир, это не я, - тотчас хрипло отозвался динамик. - Передача идет снаружи. Я хотел предупредить…
- Помолчи. - Федор повернулся к Саймону. - Твои шуточки?
- Побойся Бога, Тедди! - чуть не плача ответил напарник. - Я сам сейчас в штаны наложу!
- Докатились! - Федор стукнул по пульту ладонью. - Долетались!
- Я могу помочь, - повторил голос. В нем слышалось безграничное терпение.
Саймон спохватился: