Смена кадра
Воображала сидит за лабораторным столом, голова опущена, руки безвольно лежат на белом стекле, у локтей и запястий видны расплывшиеся синяки. На ровный звуковой фон (гудение аппаратуры, ритмичные пощелкивания, позвякивания и потрескивания) накладываются быстрые шаги, с шелестом на стол перед Воображалой шлепается стопка распечаток. Голос Алика преувеличенно жизнерадостен:
- Ну-ка, детка, давай поработаем!
Воображала медленно поднимает голову. Вид у нее помятый, улыбка блеклая, на висках синяки, под глазами тени. Сквозь шумовой фон приближается, нарастая, неприятное пластмассовое постукивание и шорох резиновых шин по линолеуму. Становится неестественно, пугающе, громким. Воображала морщится. В кадре появляется медсестра с какой-то аппаратурой на тележке и кучей гремящих датчиков в руках, начинает умело и профессионально-быстро лепить их Воображале прямо на синяки. Воображала дергается, срывает датчики, отшвыривает провода:
- Не хочу!..
Но все это как-то вяло, неубедительно. Выходка ее больше похожа на детский каприз, чем на настоящий протест. Обиженно надув губы, трет синяки. Берет распечатку. Медсестра невозмутимо поднимает датчики с пола, быстро и профессионально крепит их на отмеченные синяками места.
Воображала морщится, но больше не сопротивляется. Улыбка вялая.
Смена кадра
(происходит под оглушительный выстрел, поскольку глушитель сгорел давно и окончательно).
Выстрел сопровождается жалобным хрустальным звоном и монотонным бормотанием ругательного характера. Причем мелодичный всхлипывающий перезвон хрустальных осколков продолжается еще некоторое время после выстрела, постепенно стихая. Судя по качеству и продолжительности звучания, приказавший долго жить сервиз рассчитан был на немалое количество персон и к дешевым не относился. Наконец звон и ругань стихают.
Остается одно победное жизнеутверждающее жужжание.
С потолка на черном проводе свисает одинокий зубчатый осколок фаянсового абажура в желто-оранжевую полосочку. Вокруг этого осколка с торжествующим жужжанием бомбардировщика, успешно отбомбившегося по заранее намеченным целям, летает муха. Конти следит за ней с отвращением. Говорит прочувствованно:
- Вот ведь зараза в бронежилете!
Врач у бара гремит пустыми бутылками. Вытряхивает на пол еще несколько штук, выпрямляется, пораженный:
- Слушай, мы что - все это вчера выжрали?!!
Конти кивает. Неторопливо, спокойно, чуть приподняв бровь - в чем, мол, проблема? Врач осторожно трет лицо, осматривает пустые бутылки. Конти щелкает курком. Врач болезненно передергивается, говорит с надеждой:
- Соседи милицию вызовут…
- Не-а! - Конти делает небрежную отмашку пистолетом, из-за разлохмаченного глушителя напоминающим морду терьера. Говорит радостно:
- Все твои соседи сейчас отдыхают на Канарах.
- На Канарах? - тупо удивляется врач, - Все?
- Ну, может, и не все, - примирительно соглашается Конти. Уточняет:
- Кто-то на Канарах, кто-то - в Крыму, кто-то - в Париже. Кому что нравится. Знаешь, один старый хрыч с пятого этажа захотел в Воркуту. Интересно, зачем ему Воркута?.. А Фриманы вообще себе новую квартиру вытребовали. Забавно… Я почему-то был уверен, что уж они-то захотят навестить историческую родину…
- Фриманы? - повторяет врач, и вид у него еще более тупой.
- Ну да! - улыбка Конти очень похожа на улыбку Воображалы. Прежнюю улыбку прежней Воображалы.
- Дом, кстати, я тоже купил. Чтобы не мучиться. В жилконторе были страшно рады - он же убыточный…
Врач со стоном опускается на пол у стены, прижимается щекой к холодной крашеной панели, закрывает глаза.
- Приятно быть очень богатым, - говорит Конти негромко, сам себе, - Это многое упрощает.
Врач еще раз тихонько стонет. Говорит сквозь зубы, убежденно:
- Пристрелить меня следовало бы именно сейчас. Из милосердия…
Конти пожимает плечом:
- Патроны кончились…
Задетая его ногой пустая бутылка, гремя, катится по паркету. На ее горлышке дрожит зеленый отблеск. Крутится, прыгает вверх-вниз…
Смена кадра
Маленький зеленый огонечек дрожит, прыгая вверх-вниз по шкале. Характерное гудение работающего медоборудования. Голос Алика:
- Нет, ты только посмотри сюда! Ты где-нибудь видел подобное?!! А ведь я ввел ей в четыре раза меньше, чем любой лабораторной крысе, каплю в море, ни один нормальный человек даже бы и не чихнул!.. Нет, ты только глянь!..
В лаборатории четверо - Воображала, молчаливая медсестра, Алик и один из его коллег - с бесцветными ресницами, бежевыми кудряшками над оттопыренными ушами и доброй улыбкой маньяка. Несмотря на внешнее несходство, они с Аликом чем-то неуловимо похожи. Может быть, тем плотоядным восторгом, с каким следят оба они за бешеными скачками зеленого огонечка по черной шкале.
Воображала полулежит в медицинском кресле, высоком и белом, напоминающем собою некую гибридную зубоврачебно-гинекологическую разновидность медицинских кресел. Ее голова откинута на специальную высокую спинку, руки безвольно лежат на подлокотниках, голые ноги под коленками приподняты полукруглыми распорками. На ней - грязно-серые плавки и выцветшая майка. Кожи ее практически не видно из-под покрывающих все тело сплошным слоем клейких лент с датчиками. Десятки тянущихся в разные стороны к аппаратуре проводов делают ее похожей на паука, запутавшегося в центре собственной паутины. Глаза ее закрыты.
- А ты представляешь себе картинку, если дать полную дозу?.. - голос у Алика мечтательный, глазки масляные. Маньяк облизывается, вздыхает тоскливо:
- Крокодил никогда не позволит… Он с нею носится, как с фельдмаршальской дочкой… Вспомни, как он тянул с разрешением и на такую-то малость! И это он еще про барбитураты не знает…
Глаза у Алика гаснут, лицо несчастное. Он смотрит на Воображалу с тоскою несправедливо обижаемого ребенка, у которого злые дяди отбирают большую конфету. Вздыхает:
- А представляешь, какой мог бы быть эффект при введении пентотала!?
А если при этом еще дать слабое облучение, да еще переменный ток на лобные доли…
- Не трави душу!..
- А в качестве катализатора я бы использовал стугестирин…
Маньяк жмурится, сглатывает, не выдерживает:
- А я бы на первом этапе лобные доли не трогал, только конечный эффект портить. Гораздо интереснее повозиться с подкоркой. И ток сделать не просто переменным, а синусоидно-циклическим, и добавить точечное воздействие кислоты на нервные центры… Просверлить черепушку местах в шести-семи, и поочередно так, тихохонько… Блеск! Предварительно, конечно, проведя лоботомию.
Они говорят в полный голос. Воображала не шевелится.
- Послушай, а ты никогда не задумывался над тем, как скажется на ее способностях ампутация мозжечка? Должно получиться нечто весьма любопытное…
- Крокодил не позволит… - снова вздыхает маньяк, в сомнении качая головой. - Он даже против обычных галлюциногенов-то рогом уперся, а ты - ампутация…
Алик смотрит на него с задумчивой улыбочкой.
- Но ведь до своего возвращения он поручил ее нам…
- Но это - только до возвращения, а потом… Если ей шкурку попортить - он с тебя самого три спустит.
- Да брось! Она у нас будет в полном порядке! - машет рукой Алик, - Прикажем - все, что надо, обратно вырастит, она же у нас девочка послушная!..
- Кузя ругаться будет…
- Для Кузи главное - чтобы она работала, а остальное его не волнует.
Подумав, маньяк качает головой и говорит нерешительно:
- Но сначала я бы все-таки сделал лоботомию…
Смена кадра
…- То, что у меня никогда не бывает похмелья - тоже ее работа, - Конти покручивает на пальце пистолет, не выпуская из поля зрения жужжащую муху. Та по периметру облетает потолок, и взгляд Конти движется за ней, как приклеенный. Голос задумчиво-отстраненный, на лице - суровая решимость.
- И голова у меня никогда не болит. И зубы. И вообще… Был однажды, правда, некоторый… хм… перегиб… несгибаемый такой. Но я ей доходчиво объяснил, что маленьким девочкам не следует совать свой нос… хм… куда не следует. И больше - никаких недоразумений. Она ведь всегда была послушной девочкой. И очень старательной. С самого раннего возраста… Всегда выполняла то, что от нее хотели… "Вынеси мусор!" - пожалуйста. "Почисти зубы!" - извольте. "Сотвори чудо!" - нет проблем… И всегда - с небольшим перебором. От старательности… Однаждды я оставил ее на сутки одну дома… Уходя, попросил немного прибраться… Я имел в виду игрушки. На сутки! Знаешь, что она сделала? Капитальный ремонт. И так - во всем. Так что этих придурков из Комитета мне где-то как-то даже и жаль… Они ведь не понимают, насколько надо быть с нею осторожным. Понимают, конечно, что надо быть осторожными, но вот НАСКОЛЬКО именно… И когда пройдет первая эйфория, обязательно найдется какой-нибудь трус… О, найдется, трусы - они везде есть… - который ее испугается. Всерьез. А Тоська - девочка послушная… И старательная…
Все это время Конти неторопливо прицеливается, потом опускает пистолет, потом снова прицеливается, заглядывает в дуло, морщится, кладет пистолет на пол, тщательно прицеливается пустой рукой (закрыв один глаз и медленно пошевеливая указательным пальцем, изображающим дуло), и, наконец, говорит:
- Паф!
Жужжание обрывается (звук, словно порвали резинку или лопнула леска). С легким шлепком трупик мухи падает на белую бумажную скатерть. Конти смотрит на него с некоторой долей легкого недоумения на лице.
Смена кадра
Два одетых в серое охранника идут по полутемному коридору. Один из них Ромик, второй незнаком, но больше похож на студента-гумманитария с небольшим спортивным уклоном (ничего серьезного, так, баскетбол или там лыжи с коньками на полулюбительском уровне). Он высок, худ, лицо имеет желчно-ехидное, а форма на нем выглядит так, словно он из нее давно уже вырос.
Коридор при полупогашенном по ночному времени освещении напоминает тюремный. Гулкое эхо шагов. Мрачное впечатление усиливается темно-серой униформой и ровным рядом одинаковых дверей - лишенных ручек, плотно закрытых, с глазками-окошечками.
У одной из дверей студент притормаживает, заглядывает в окошечко. Ромик топчется рядом, спрашивает со скрытой тревогой:
- Что там?
- Спит… - Студент выпрямляется, пожимает плечами, зевает. Добавляет равнодушно, - Алик говорил - завтра будет резать. У Кузи дочка заболела, его не будет несколько дней, вот они и обрадовались… - фыркает мстительно - То-то им потом Крокодил влепит!..
Они идут дальше. Ромик оглядывается, говорит неуверенно:
- Знаешь, а мне с ней как-то не по себе… Как ту ее плазменную дугу вспомню… Ну как она может позволить себя резать, если умеет такое?!.
- Глупости, глупости, - студент успокаивающе похлопывает его по плечу, - Не очкуй раньше времени, Алик не дурак, они ее так обработали, что тут забудешь, как маму звали, а не то, что какие-то там дуги… - они удаляются по коридору, голоса постепенно затихают, - ее прощупали вдоль и поперек, уж что-что - а это они…
В кадре под их затихающие голоса появляется утрированно-детская комната Воображалы. В комнате розовый полумрак, горит ночник в виде Микки Мауса. Воображала лежит на спине очень ровно, почти неестественно прямо, руки вдоль тела, глаза закрыты.
Голоса стихают. Появляется легкий гул, как от проходящего невдалеке поезда, с мелко дрожащей стены срывается распятие.
Воображала открывает глаза. Садится в кровати (резко, одним движением). Скрещивает на груди руки. Ее волосы со сна встрепаны больше обычного и торчат небольшими рожками, глаза на секунду загораются оранжевым пламенем, улыбочка неприятная…
Внезапно дрожь и гул стихают. Воображала озирается, сует палец в рот. Обнимает себя за плечи, надувает губы, всхлипывает. Резко встает, отбросив в сторону одеяло.
Смена кадра
Огромный мультяшечный колобок, хищно оскалясь, пожирает ягода за ягодой большую кисть винограда, после каждой издавая мерзкое электронное хихиканье, и старательно уворачиваясь от шныряющих вокруг разными траекториями красных и зеленых мошек. Слопав последнюю ягоду, самую крупную и отливающую синим, колобок внезапно вытаращивает и без того крупногабаритные глаза, синеет и сам, опрокидывается на спину, сучит всеми шестью ножками и разражается траурным визгом.
Голос Ромика обрадованно:
- А нечего всякую падаль в рот тащить! Двигайся давай, теперь моя очередь.
Камера разворачивается лицом к сидящему за игрой студенту. За его спиной - помещения пульта слежения. Студент послушно освобождает место перед экраном. Ромик с азартом потирает руки и оживляет сдохшего было колобка, после чего говорит, явно продолжая ранее начатую тему:
- … И тогда эта лапочка кладет свои ножки мне на плечи и начинает таким вот образом… - облизнувшись, Ромик на секунду отрывается от игры и бросает взгляд поверх компьютера. Замолкает. Лицо его вытягивается, приобретая насыщенный красный цвет и несколько смущенное выражение.
- О, черт!.. - говорит он с интонацией застигнутой у кабинета венеролога монашки. Камера разворачивается к дверям.
У двери стоит Воображала в своей детской оранжево-голубой пижамке и слюнявчике. Вид у нее несчастный - бровки домиком, надутые губки, подбородок поджат, глаза на мокром месте.
- Ну вот! - объявляет она в пространство с покорной тоской всеми несправедливо обижаемой сиротки Марыси. И надутые ее губки начинают дрожать, личико сморщивается. Горько вздохнув, она несколько раз удрученно кивает головой, всхлипывает, добавляет с обвиняющим надрывом и уже близкими слезами:
- Даже вы!!!
Личико ее окончательно уподобляется хорошо пропеченному яблоку, речь переходит в маловразумительный скулеж. Воображала садится на пол, безутешно тряся головой и размазывая по щекам крупные, как виноградины, слезы. На Ромика и студента она больше не обращает внимания. Те же, после секундной оторопи, бросаются к ней, растерянно суетясь, делая массу лишних движений и одновременно выкрикивая всякие глупости типа:
- Детка, ты что?! - Что у нас случилось!? - Кто обидел нашу маленькую?! - Хочешь конфетку? - Кто у нас такой нехороший?! Вот мы сейчас его!.. - в ответ на что Воображала начинает рыдать уже в голос, громче и отчаяннее, с подвыванием и судорогами, пару раз даже ударившись со всего размаха затылком об стенку.
Присевший рядом с нею на корточки студент пытается удержать ее за плечи, сует свою руку между ее головой и стенкой.
- У нее истерика! - растерянно ставит диагноз Ромик. Воображала подвывает, согласно и дробно молотя об пол пятками со скоростью хорошего отбойного молотка в умелых руках.
- Без сопливых!.. - огрызается студент, одной рукой продолжая удерживать Воображалу за плечи, а другой пытаясь прижать к полу ее коленки, - Принеси воды!
- Может, ей укольчик? - кричит Ромик неуверенно.
- Рехнулся?!! Без санкции!?
- Меня никто не лю-у-у-уби-и-и-и-ит, - выдает Воображала дурным голосом, прервав на секунду рев и выбивание пятками дроби, чтобы тут же продолжить с удвоенной энергией колотиться затылком об стенку. Вконец растерянный студент наваливается на нее всем телом, не переставая при этом бормотать:
- Ну что ты, глупенькая! Кто тебе это сказал? Все тебя любят! Как же тебя не любить, такую хорошую девочку?.. Только плакать не надо… Баю-баюшки-баю… не ложися на краю… - на этот же мотив - Где же этот идиот… ох, хотел бы я узнать… он водички принесет… - срываясь - Только не надо плакать!..
Воображала хрипит под ним полузадушенно, выгибается дугой.
- Ты что это вытворяешь!? - орет вбежавший со стаканом воды Ромик, - Извращенец!! Слезь с нее!!!
Студент отшатывается от Воображалы.
- Идиот! Я же ее просто держал!
- Держал он! Видел я, как ты держал! Стакан лучше держи. На минуту оставить нельзя!!
В этот момент Воображала, до этого тихо и спокойно плакавшая на полу, с отчаянным рыданьем бросается студенту на шею. Тот вздрагивает и замирает - в правой руке у него переданный Ромиком стакан с водой, а одной левой явно недостаточно для успешного отражения атаки Воображалы, которая, вцепившись в его плечо мертвой хваткой, продолжает безутешно рыдать. Но теперь уже рыдания ее носят гораздо более упорядоченный характер. Да и желания колотиться затылком о близлежащие поверхности она более не выказывает.
Ромик выпрямляется, смотрит на них сверху вниз, замечает ехидно:
- Так-так-так… На секунду оставить нельзя!.. Знаешь, сколько сейчас дают за растление малолетних?
Во взгляде студента - беспомощная ненависть.
- Идиот! - шипит он, сверкая глазами, - Я пытаюсь убедить ее, что мы ее любим, помог бы лучше!..
- Говори только от своего имени, извращенец! - Ромик чопорно поджимает губы, осуждающе качает головой. Студент пытается испепелить его взглядом. Шипит:
- Помог бы лучше!..
Вдвоем они переносят Воображалу на узкий диванчик. Студент с выражением идущего на костер мученика садится рядом, поскольку отцепить Воображалу от его воротника не удается даже совместными усилиями. Машинально выпивает воду из стакана, кричит испуганно:
- Да любят тебя, любят!.. Чего привязалась?..
- Не-ет! Я здесь никому не нужна-а-а! Я здесь чужа-а-ая! Домой хочу-у-у! К папе!..
Ромик со студентом переглядываются в явной панике. Похоже, теперь они обеспокоены по-настоящему. Ромик садится на корточки у дивана, гладит Воображалу по вздрагивающим плечикам:
- Зачем нам к папе? К папе нам не надо. Папа у нас нехороший. Такую хорошую девочку обижал! Играть не давал. В угол ставил. Нет, не надо нам к папе… Зачем нам к нему? Нам и здесь неплохо…
- Плохо!!! - гнусит Воображала, с упрямой вредностью младшего и любимого чада, повышая тональность и начиная потихоньку подвывать. Ромик быстро меняет тактику:
- Плохо? Почему же нам тут плохо? Кто посмел обидеть нашу девочку? Кто такой нехороший?! Вот мы его!! Мы его накажем - и все снова станет хорошо!
- Плохо! - несговорчиво выпячивает губки Воображала. Но всхлипывает уже тише.
- Почему же плохо? - преувеличенно удивляется Ромик, - Все тебя любят, игрушки - любые, конфеты там, мороженого - сколько влезет…
Воображала выпячивает подбородок, отпускает студента (тот быстро отодвигается на безопасное расстояние), провозглашает мстительно:
- Вы все меня дурой считаете! Да-да, все! И вы тоже! А я не дура!!! - ее губы вновь опасно кривятся, голос срывается в обиженную зловредность:
- Все папочке расскажу! Что я, не вижу, что ли?! Нашли дурочку, да?! Вы же меня ни в грош не ставите! Только вид делаете! Но ни один!.. Ни один из вас!.. Только и слышу - иди, поиграй!!! И все время смеетесь! Что я, не понимаю, что ли, что вы надо мной смеетесь?!..
- Вот и неправда, вот и неправда, ты сейчас злишься - вот всякую ерунду и болтаешь, а когда успокоишься - самой стыдно будет. Кто это тут над тобой смеется?! Что ты выдумываешь? Все тебя очень уважают, ценят, все условия тебе создали… Считают ценным сотрудником… А ты сейчас ведешь себя, как избалованный ребенок…
- Вранье! Вранье! Вы все время между собой о чем-то говорите, а стоит мне подойти - сразу замолкаете! Что я, не вижу, что ли?!