Осторожно подъезжавших к замершему Дракону всадников осколки не зацепили.
9
Здесь стены не были живыми. Здесь всё оказалось мертво.
И - давно мёртв был сидевший за пультом не-человек. Мумия. Женька не сказала ничего, просто ей захотелось, чтобы этого рядом не стало. Она уже поняла, что Дракон реагирует как на слова, так и на мысли - но на эту не среагировал. Она произнесла вслух: убери это! Никакого эффекта.
Рубка была местом особым. Создатели её не хотели, чтобы случайная мысль или слово приводили в действие силы, способные сотрясать землю и раскалывать небо. Рубка оставалась мертва. Но один предмет был отчасти живым, и Женька поняла это. На полу валялся странного вида шлем - вытянутый, шишкообразный. Устилавшие внутреннюю его поверхность шлема длинные ворсинки шевелились, как живые…
Она нагнулась, взяла шлем в руки. На вид массивный, он оказался неожиданно лёгким. Ворсинки настороженно встопорщились - и замерли, словно ждали чего-то. Это надо надеть, это обязательно надо надеть, думала Женька - но медлила…
Потом решительно подняла шлем на вытянутых руках и осторожно опустила на голову. Всё взорвалось. Всё взорвалось и разлетелось цветным огненным вихрем - и она тоже. Её не было - и она стала всем.
Она неслась по озеру, и вода испуганно раздавалась перед ней, и она знала, что точно так же при нужде перед её грудью расступятся громады гор, и ледяная пустота пространства, и вязкая паутина времени. Она знала всё. Всё, что происходит внутри неё - от циклопических органов до самой мельчайшей клеточки. Всё, что происходит снаружи, она тоже знала - видела, и слышала, и ощущала ещё десятками неведомых ранее чувств. Она чувствовала шевеление людишек-муравьёв, засевших на берегу, в бетонных и кирпичных коробках - они были ей сейчас безразличны. Она могла стереть их одним лёгким дуновением и в любой момент создать новых. Она уже однажды сотворила таких - жалких восьмипалых козявок, возомнивших себя её хозяевами - но сейчас ей не нужен никто, никто в целом мире, она сама целый мир. Всё подвластно ей - пространства и времена, предметы и сущности. И - она счастлива, впервые за столетия она счастлива.
Она была всем - небом, и озером, и степью, и этими букашками, что засели под горами - и теми, что убивали сейчас друг друга в горах… И звёздами была тоже она.
Она радостно подняла голову, и безоблачная синева стала ближе, и ликующий рёв вырвался из её распахнутой пасти. И задрожало небо, и задрожала земля.
Умерший воскрес.
Спящий проснулся.
Во Вселенную пришёл Бог. Бог-Победитель, могучий и яростный. Не стало ничего, кроме Него. Лишь маленькая девочка. Женька Кремер. Нельзя бороться с Богом. Но она попыталась.
Рубка озарялась пляской разноцветных огней. Что-то где-то внутри Верблюда лопалось с хрустальным звоном, что-то возникало - неслышно. Верблюд становился другим.
Сжавшаяся на полу рубки фигурка не видела, не слышала, не замечала ничего. Она боролась - тем малым, что осталось от неё. От Женьки Кремер. Руки медленно, миллиметр за миллиметром, ползли к закрывшему голову до самых плеч шлему. И доползли.
Вселенная корчилась, раздираемая надвое. Миры гибли в жадном пламени. Всё становилось ничем. Ничто исчезало в никуда. Вой умирающего Бога взрывал времена и охлопывал пространства. И - всё кончилось.
Сброшенный шлем отлетел в угол. Пляска огней прекратилась. Женька поднялась. Она стала древней старухой - она прожила все эпохи до конца времён, она узнала всё и она умерла. И - она осталась девчонкой пятнадцати лет, она осталась жить.
- Ты не был Богом, - сказала она мертвецу уверенно. - Ты был психом.
Восьмипалая мумия ничего не ответила. Она давно умерла. И навсегда осталась жить в импульсах, крутящихся по замкнутым цепям псевдосинапсов. Чекист Камизов никогда не узнает, как сработало почти два тысячелетия назад (вперёд?) его пси-оружие. Как породило Бога.
- Я никогда не надену эту штуку, - сказала Женька. Но она знала, что делать. Подобрала укатившийся шлем.
Положила ладонь внутрь, на затрепетавшие ворсинки. Сосредоточенно закрыла глаза.
Из открывшегося лаза в стене появилось как бы насекомое - большое, с собаку размером, не живое и не мёртвое. Деловито примерилось к иссохшему мертвецу и утащило в коридор. На утилизацию. Умирающий Бог навсегда остался в своей гибнущей Вселенной - нервные системы Верблюда были многократно дублированы, и заражённые безумием цепи изолировались от остальных. Экран включился на ближний обзор - вместо полутёмной пустой каюты на нём появились серые волны.
Многочисленные системы докладывали Женьке о своём состоянии. Многого она не могла понять, но одно знала точно - в её распоряжении самая совершенная машина. Или самое удивительное животное. Но что делать со всем этим - она не знала…
Но был человек, который наверняка знал. Который знал всё, кроме сомнений. Карахар.
Правда, оставалась маленькая загвоздка. Карахар управлять Драконом не способен, Женька среди прочего хорошо поняла, кто может делать это.
Она могла.
Онгоны - искусственно созданные и бесполые - тоже могли.
Карахар не мог. Психоматрица не позволяла. При всех своих достоинствах подполковник Гамаюн стать юной девственницей не мог.
XI. Развод по-степному
1
- Ты Карахар? - спросил человек. Оружия у него не было, и на ловушку всё происходящее не походило. Переговоры в Степи - дело святое. Закончатся - пожалуйста, режь врагов снова, коли не сумел с ними договориться…
Переговоры проходили в наскоро собранной на узкой полоске галечного пляжа юрте. Десять нукеров с луками стояли полукругом с одной стороны юрты. С другой - десять бойцов Отдела. Посматривали друг на друга неприязненно, но уважительно. В юрту зашли двое. Карахар и Сугедей.
- Я Карахар, - сказал подполковник. - А вы думали, что в Карахаре семь локтей роста, плечи - сажень, и глаза мечут молнии?
Неизвестно, что там себе думал Сугедей, но начал он без обиняков, совсем не похоже на цветистую дипломатию Нурали-хана:
- Я - Сугедей. Люди степи признали мою власть, и эти земли теперь мои. Я сам покараю онгонов и уничтожу их логово. Нам нечего делить. Ты можешь вернуться в свою крепость, а можешь встать под мои бунчуки. Тогда у тебя будет всё, и твои Драконы пойдут рядом с моими конниками, сокрушая царства. Подумай об этом, Карахар. Я не держу зла на тех, кто раньше сражался со мной, а сейчас служит мне.
Сугедей сделал паузу и прибавил:
- А ещё подумай о том, что будет, когда у тебя закончатся патроны.
"Патроны" хан произнёс по-русски и почти правильно.
- Патронов у меня больше, чем у тебя воинов, - ответил Гамаюн, не выдавая неприятного удивления. Парень непозволительно много знал. И этим был опасен для Девятки больше, чем все остальные владыки степи, вместе взятые.
Источник? Милена? Разберёмся… Но - если она у него, пусть скажет об этом сам…
- У меня есть дело к онгонам. Они похитили мою жену. А закон Степи прост - земля принадлежит не тому, кто объявил её своей. А тому, кто может её удержать. Войди в пещеру - если сможешь.
Полчаса назад наконец подтянулась техника. И при нужде Гамаюн мог устроить новую демонстрацию огневой мощи. Ребята у хана прыткие, и позиция у них удобнейшая, но подполковник не сомневался в своём превосходстве.
Точно такую же уверенность испытывал Сугедей. Пять тысяч не вступавших в бой нукеров наготове. И близится союзница-ночь…
- Твоя жена у меня. Мои люди убили похитивших её. Я мог бы вернуть её тебе. Какой выкуп ты согласен заплатить?
Карахар сказал жёстко:
- За своё выкуп не платят. Своё берут назад.
Вот так. И только так. Иначе - ты конченый человек, слабость в Великой Степи никому не прощают.
Сугедей кивнул, словно ждал именно этого.
- Я мог бы вернуть её тебе, - повторил он свои слова. - Но она не хочет возвращаться. Ты знаешь законы Степи? Есть и такой: если женщина не хочет жить с мужем, он должен вернуть её отцу. И поискать себе другую жену.
Хан говорил правду. Другое дело, что при дефиците рано гибнущих мужчин правило это применялось крайне редко. В основном для расторжения династических браков - при изменениях в политической ситуации.
Но Милена… Да… Милена, похоже сделала в жизни новую ставку. И это тревожный признак - чутьё у дочери генерала Таманцева безошибочное. Если, конечно, молодой хан не лжёт.
Ладно, продолжим дискуссию на тему местного кодекса о семье и браке.
- Женщина сама должна сказать мужу, что не будет жить с ним. Я хочу услышать свою жену.
2
Шаги были не слышны. Холодный металл ствола прижался к затылку неожиданно.
Бывший отставной майор, а ныне полковник Камизов, оборачивался медленно. Застали его в крайне неудобной позе - наклонившимся над распахнутыми железными створками люка. Внизу, в люке, - два длинных ряда разъёмов. Дело происходило на третьем этаже обесточенной "двойки" - слабый свет сочился сквозь мутные, специально сделанные непрозрачными стёкла.
Полковник наконец обернулся.
Миша Псоев, бывший лже-черпак, отступил назад, опустил пистолет. Улыбнулся паскудно. Повисло молчание и полковник нарушать его не собирался. Старый волк прошёл ту ещё школу- прекрасно знал, что заговоривший первым теряет преимущество. Правильно держать паузу - большое искусство.
Но Миша не стал тянуть резину:
- Я не знаю, полкан, что ты задумал. Что-то задумал, раз ездишь сюда втихаря. Задумывать вы умеете… Но задуманное надо выполнять. Это умею я. И я не хочу ждать, когда с меня сдерут кожу, - а дурак Звягинцев ведёт всё к этому… Считай, что я предложил свои услуги.
Речь Псоева полковника удивила. И не только содержанием, но и формой. Обычно бывшие сержанты изъясняются попроще… Но Миша был парнем начитанным, попавшим в армию с третьего курса института. И умным был тоже. Просто любил убивать.
- Пойдём, - сказал Камизов. - Потолкуем…
Его тайные визиты на двойку можно завершать. Всё подготовлено. Напряжение на аппаратуру и на антенну можно подать одним поворотом рубильника.
А задумал Камизов не много и не мало: взять под контроль Водяного Верблюда. Таманцев и Звягинцев в эти планы полковника как-то не вписывались…
3
- Всё решено, Лёша, - сказала Милена. - Я встретила другого и полюбила…
- Слишком мелодраматично звучит. К тому же ты вроде как на службе числишься… Изложи в виде рапорта на имя генерал-майора Таманцева: так и так, прошу досрочно прервать действие контракта в связи с изменением семейных обстоятельств. В течении двух недель рапорт рассмотрят, получишь обходной лист…
- Прекрати! Не место солдафонским шуточкам… Всё кончено раз и навсегда. Ты услышал, что хотел? Прощай!
Она быстро вышла из юрты.
- Прощаются с мёртвыми, - сказал Гамаюн вслед. - Живым говорят: до свидания. Рано ты нас похоронила. Свидимся…
Вернулся Сугедей.
- Уходи, Карахар. Здесь больше нет ничего твоего.
4
- Хреново, - сказал Ткачик. - Жена - твоё личное дело. Но перемирие до утра мне не нравится. Хан, айдахар ему в душу, точно нападёт ночью. В степи нам никто не страшен, а в теснине… Надо уходить или вышибать этих душманов.
- Не нападёт, - сказал Гамаюн. - Не успеет. Мы ударим первыми.
Другого выхода не оставалось. Подполковник мог плюнуть на тестя-генерала, пусть сам гоняется по степи за дочкой. Но на кону стояли тысячи жизней. С таким бесценным (и добровольным) источником информации Сугедей легко и просто прикончит Девятку - в тот момент, когда ему это покажется наиболее выгодным. Слово "патроны" он уже выучил. Выучит и "гранаты", и "мины", и обучит своих орлов пользоваться… Учительница есть, причём с опытом работы в Школе, умеет объяснять на доступном кочевникам уровне. Значит - надо остановить. Здесь и сейчас.
- Пойдёшь ты, морпех. Подбери группу пять-семь человек. В темноте сделаете на резиновой лодке крюк по озеру. Айдахаров здесь почему-то нет, тюлени непуганые… С воды никто вас ждать не будет. А я ударю с фронта, отвлеку внимание. Твоя цель - ханский шатёр. Возьмёшь за глотку первого попавшегося и…
- Подполковник! - перебил Ткачик, плюя на субординацию. - Ты уж не учи Чубайса пробки выворачивать…
Гамаюн решил пока не обращать внимания.
- Главное - Милена. Хану её оставлять нельзя. Ни в коем случае… Если получится - берёте в охапку и возвращаетесь тем же путём. Если нет… действуй по обстановке. На всё сорок минут - на большее у меня боезапаса не хватит. Потом отступаю к степи… Вопросы?
Вопрос у Ткачика имелся один: а почему бы подполковнику самому не разобраться со своими семейными проблемами? Потому что Ткачику не ясно, чем и кем он может пожертвовать, чтобы заполучить Милену живой. И, по большому счёту - так ли уж она нужна живой?
Но начальству подобных вопросов не задают.
5
Всадник нарисовался на фоне заходящего солнца чётко - чёрный силуэт на вершине холма. И тут же от КПП ударил крупнокалиберный. Нервы у всех были натянуты как струны, и ждали от степняков одного - мести за сожжённое Звягинцевым кочевье.
Лошадь билась на земле - билась, чтобы никогда не подняться. После трёх четырнадцатимиллиметровых пуль не поднимаются. Хайдар Пака - парнишка осеней пятнадцати, не более - отползал, юркой степной ящеркой вжимаясь в ковыль.
Перевалил через гребень, сполз ниже, поднялся на ноги, поспешил вниз - там стоял заводной конь. Передавать послание в негостеприимную крепость парню расхотелось. Найдутся и другие способы рассчитаться с торговцем за долги отца…
6
Мир упал набок, застыл почти под углом девяносто градусов, затем качнулся обратно, принял нормальное положение. И снова стал падать.
Происходили эти метаморфозы лишь с тем, что находилось за огромным экраном рубки - с подсвеченной закатным солнцем озёрной гладью и с далёкой полоской берега. Внутри компенсаторы качки работали идеально. Но всё равно, ничего приятного в наблюдаемом зрелище не было.
Женька вздохнула и вынула ладонь из сенсорного шлема. Линия горизонта вернулась в своё законное положение. Да, нелегко научиться передвигаться при помощи четырёх пар ласт - особенно если все предыдущие пятнадцать лет для этой цели служила одна-единственная пара ног.
С надетым шлемом у неё получилось бы всё легко и естественно. И порой Женьке хотелось, очень хотелось надеть его. Она весьма смутно помнила всё, что произошло при прошлой попытке - но твёрдо знала одно: этого делать нельзя. Как бы трудно ни пришлось - нельзя.
Она опять положила ладонь на мягкие ворсинки внутренней поверхности шлема. И снова попыталась развернуть Верблюда на малом радиусе…
Мир за экраном качнулся.
Но устоял.
7
Степняки редко умеют плавать. Ни к чему. В мелководных степных речках недолго отыскать брод… А от Белой Воды и её обитателей кочевники предпочитали держаться подальше.
Но среди разноплемённой орды Сугедея нашлась сотня урянхайцев, привыкших преодолевать вплавь холодные реки и озера своей родины. Они и составили ударную группу, призванную после заката атаковать Карахара со стороны озера, вплавь.
Другая группа, втрое большая, уже начала обходной манёвр - со стороны скал. Невысокие темноволосые горцы должны были спуститься на длинных верёвках с вертикальных обрывов - и обрушиться на зажатых в теснине Драконов Земли.
Обе группы получили самые подробные объяснения от Милены - и Сугедей верил, что проникнуть во чрево Драконов воины сумеют.
Стемнело. Урянхайцы потянулись к полоске прибоя. Ничего лишнего, лишь кончары приторочены за плечами…
Одновременно шесть человек - группа Ткачика - усаживалась в надувную лодку. Но столкнуться с урянхайцами на половине пути группе захвата не пришлось.
Потому что позабытые онгоны нанесли удар - и по тем, и по другим.
Но - в эту атаку пошли не все восьмипалые.
8
- Ну что с тобой делать… - сказал Андрей Курильский. - Живи, раз пришёл. У нас никого не гонят..
Он подбросил в огонь кизяка. Костерок запылал ярче. Пришелец протянул к нему руки - вполне человеческим жестом. На руках было по восемь пальцев.
- Твои-то следом не заявятся?
Пришелец покачал головой. Он оказался на редкость немногословен.
- А то у нас с онгонами мир, сам понимаешь… Из-за одного… хм… человека в драку никто не полезет…
- Они не придут. Они уже мертвы, хотя не знают этого, - сказал пришелец, не шевеля губами. Или не сказал, просто подумал - но Курильский прекрасно его понял. Другие сугаанчары тоже, хотя Андрею казалось, что объясняется восьмипалый по-русски…
- Ну тогда живи. Если женщина нужна - так невест хватает, я вон на третьей жениться собрался…
Пришелец снова покачал головой. В женщинах он не нуждался. Всё, что требовалось онгону, лежало в поклаже, принесённой на спинах сопровождавших его невиданных животных, не живых и не мёртвых. Сегодня днём эта странная процессия вышла из потайного отнорка у заваленной Пещеры Мёртвых - после чего секретный лаз перестал существовать.
- Только одно условие, - вспомнил вдруг Андрей. - Никаких ваших фокусов с трупами! В земле хоронить будем, как белые люди…
Ему показалось, что пришелец чуть заметно улыбнулся, причём не губами. Кожа у онгона оказалась розовато-серого цвета, с сиреневым отливом. Курильский сидел рядом и не знал, что ещё сказать существу, решившему дожить у сугаанчаров оставшиеся ему годы - сотню-другую, не более… Восьмипалый был очень стар.
Но - обычаи Великой Степи предписывали поддерживать беседу с пришедшим к твоему костру человеком. Даже если он не совсем человек. И Курильский посмотрел на Оджулая, ища его помощи в продолжении дипломатической беседы.
Старый беркутчи спросил:
- Что ты умеешь делать, человек, вышедший из-под гор? Пасти скот? Охотиться? Убивать врагов?
Пришелец помялся. Он мог многое - но почти все его знания и умения имели здесь малую цену. Приборы и агрегаты, с которыми он умел работать, остались в обречённой пещере. Охотиться онгон как-то не научился, а убивали за него обычно другие…
- Я могу лечить… - сказал-подумал наконец пришелец.
- Тогда вылечи моего внука, - сказал сугаанчар без малейших просительных ноток в голосе. - И ты станешь моим побратимом.
…Человек и не-человек стояли над мальчишкой пятнадцати осеней - пареньком, пытавшимся убить подполковника Гамаюна. Мальчишка метался в бреду. Правая рука распухла и почернела.
- Что с ним?
- Старухи говорят - это плата за то, что он поднял руку на Карахара. Я им не верю. Саанкей сунул руку в расщелину скалы, чтобы достать птенцов голубя. А гюрза тоже любит птенцов и не любит, когда ей мешают…
He-человек нагнулся, тонкие гибкие пальцы пробежали по руке мальчика, по телу, по лицу Старик отвёл взгляд. Тридцать пять лет он жил по соседству с онгонами - но впервые так близко и так долго находился рядом с одним из них.
Восьмипалый снял широкую повязку со лба, наклонился ниже, приблизил огромный фасеточный глаз к больной руке
- Руку надо отрезать.
- Нет.
- Иначе он умрёт.
- Пусть. Без руки он не станет воином. Не станет мужчиной. Я не хочу, чтобы сын моей дочери проклинал меня за каждый день подаренной ему жизни.
- Нет. У него вырастет новая рука. Это несложно, надо… - что дальше сказал или подумал онгон, Оджулай не понял, разобрал лишь конец мыслефразы: