Он знал, что там, за Стеной, нет ничего особенного. Успел наглядеться на ту сторону за те дни, когда в числе прочих оруженосцев ремонтировал парапет – голая равнина, лишенная даже намека на растительность, холмы на горизонте. Но тем не менее зубы лязгали, и не только оттого, что болтался, как колбаса на крюке. Когда сообразил, что спустился, невольно вздрогнул. Не думал, что так быстро доберется до низа. Дернул за веревку два раза, отступил на шаг и прижался к основанию Стены, словно та могла его защитить, окажись рядом какая-нибудь из тварей Хаоса. Остро пожалел, что не захватил меч. Авти соскользнул по веревке со скоростью спускающейся по стволу белки и даже не запыхался.
– Ну что, вперед? – проговорил он бодро, словно собрался в кабак. – Родрик сказал, что надо отойти где-то на полхода…
Хорст отклеился от Стены с таким трудом, словно прирос к ней. Плотно сцепил челюсти, дабы не лязгали зубы, и потащился вперед, переставляя тяжелые, будто свинцовые ноги. Казалось, что вот-вот из тьмы выдвинется нечто страшное, зубастое и пожрет его…
Снег тут валил точно так же, как и на той стороне, вот только не было сугробов. Голая земля маслянисто блестела, ноги скользили по грязи, кое-где виднелись лужи.
Когда сверху рухнуло что-то большое, крылатое, Хорст едва не заорал, с трудом подавив паническое желание рвануть назад.
– Ну, там и ветрище, – прохрипел Родрик, обратившись человеком. Он выглядел так, словно купался в одежде, струйки воды текли по лицу. – Идем, я дальше заприметил одно подходящее местечко…
– Рядом кто есть? – поинтересовался Авти.
– Пусто, как в заброшенной кладовой, – отозвался маг, – такая метель даже тварям Хаоса не по нутру.
Двинулись дальше. Рядом с Родриком Хорст чувствовал себя спокойнее, хотя страх все еще глодал сердце, как собака – кость. Когда-то бывший сапожник думал, что вовсе разучился бояться, но оказалось, что осталось кое-что, способное внушить ему дикий ужас.
Утешало лишь то, что этим "кое-чем" был сам Хаос.
– Вот тут, – сказал маг, когда они добрались до небольшого холма, пологого с запада и обрывающегося крутым откосом с востока. В темной глине виднелись отверстия, словно кто-то ковырял ее пальцем. – Ты сядешь внизу, а мы на вершине, и будем ждать.
– Когда Хаос выдохнет? – спросил Хорст, изо всех сил стараясь оттянуть неизбежный момент, когда он останется один.
– Ага, – Родрик кивнул. – Дыхание Хаоса похоже на лиловое свечение, фиолетовый туман, струящийся по земле. Нас, наверху, он не заденет, а тебя окутает полностью.
– И что? – От любой тяготеющей над тобой магии ты точно избавишься, – в голосе Родрика не было особой уверенности, – а…
– …может, и от жизни, – добавил Авти. – Как мы и планировали, обвяжем тебя веревкой. Как только маг почует, что ты в этом дыхании уже сварился, то попросту вытащим!
Трясущемуся Хорсту продели под мышки петлю и усадили в грязь лицом на восток. К его удивлению, сидеть оказалось не холодно. Он ощущал слабое тепло, исходящее откуда-то из-под земли.
По всем расчетам они должны были вернуться на Стену затемно, до того, как веревка будет обнаружена, но Хаос не спешил выдыхать, и Хорст постепенно начал беспокоиться, как бы их задумка вообще не провалилась. Хаос – штука капризная по определению, и, может быть, его Дыхание сегодня и не появится? И что, тащиться сюда еще раз? Страх потихоньку рассосался, дрожь ушла. Хорст угрелся и ощутил, что засыпает.
– Идет, идет!.. – Негромкий возглас сверху вывел из оцепенения.
Хорст дернулся, словно его укусили, и выпучил глаза. Мелькнула в темноте фиолетовая искорка или померещилось? Сердце колотилось как бешеное, едва не разрывая грудь.
Лиловое свечение вынырнуло как из-под земли. По равнине прямо на Хорста неторопливо, точно вода, плыл густой сиреневый туман. В нем не было ничего страшного, но все же чувствовалось в фиолетовых жирных струях что-то неправильное, чужеродное, иное…
– Помилуй меня, Владыка-Порядок! – пробормотал Хорст и закрыл глаза.
Прикосновение оказалось мягким, почти неощутимым. Что-то теплое прошлось по лицу, зацепило веки, потом подкралось… будто кошачья лапа, погладила живот, замшевой подушкой обтерли спину…
В тело вонзились тысячи острых и холодных клыков. Хорст попытался изогнуться и закричать, но горло родило только сдавленный хрип. Клыки погружались глубже, он чувствовал, как они рвут мышцы, раздирают плоть и идут вглубь, туда, где мечется от страха душа…
Мир исчез. Хорст не помнил, где и зачем находится, не ощущал, сидит или стоит. Единственное, что оставалось реальным, – боль, грызущая тело, рвущая его на куски!
Что-то с хрустом лопалось внутри, точно чей-то сапог угодил в корзину, где были сложены яйца. Трещали сухожилия, по жилам вместо крови струилось нечто вроде расплавленного свинца…
Перед глазами мелькали тысячи разноцветных вспышек, на уши обрушился водопад звуков – обрывков смеха, плача, музыки, рычания, страстных стонов. Когда через этот кавардак неожиданно пробилось негромкое равномерное шуршание, Хорст вздрогнул…
Все перекрыл и растворил в себе шелест пересыпаемого песка.
Хорст обнаружил, что стоит, его лицо обжигает сухой горячий ветер. А вокруг разноцветной метелью вьются непонятные обрывки, от крошечных, с ноготь, до огромных, чуть больше щита для пехотинца. Некоторые пылали тревожным светом, от безумных, ярких цветов рябило в глазах…
И сквозь этот "снег" к Хорсту шел высокий темноволосый человек с короткой бородкой.
Витальф Вестаронский.
Ему оставалось пройти всего несколько шагов, когда по ушам саданул громогласный треск рвущейся ткани. Разноцветные "хлопья" заметались, на лице Витальфа отразилось раздражение, а Хорст ощутил, что куда-то падает, проваливается…
В лицо ударило мокрое и холодное. Он лежал в грязи, все тело болело, словно его мяли и пинали целые сутки, а во рту ощущался привкус крови. Дергало прокушенную, судя по всему, губу.
С трудом разогнул руки, поднимая непомерно тяжелое тело. Прямо перед глазами падали на землю снежинки, обычные, белые, чуть дальше виднелся склон холма, а около него лежало что-то, похожее на раздавленного клопа размером со свинью.
Только приглядевшись, Хорст понял, что это человеческое тело.
Тело Родрика Дурного Мага.
– Разрази меня Хаос! – откуда-то сбоку появился Авти, помог Хорсту сесть.
– Что?.. – выдавил тот из себя. – Что случилось?
– Если бы я знал! – Впервые Хорст видел приятеля испуганным и обескураженным. – Эта лиловая хрень накатила, ты заорал, задергался. Мы сидим, ну прямо на острове, а вокруг эта гадость плещется. А потом Родрик вскочил, да как сиганет вниз. Дыхание к тому моменту почти растаяло, но ему, видать, и остатков хватило… Всего перекорежило, словно невидимые лапы его мяли. И вот что осталось.
Маг выглядел так, словно его долго и с упоением кромсали топором и долбили молотом. Лицо превратилось в лепешку, глаза болтались на ниточках, изо рта вытекала густая красная кашица, в которой белели осколки зубов. Грудная клетка была разодрана, а ноги переломаны в десятке мест.
– Надо возвращаться, – Авти нервно огляделся по сторонам. – А то еще какая пакость объявится…
– Погоди, – Хорст с трудом поднял руку и расстегнул ворот, – нужно проверить, сработало это или нет…
Когда прикоснулся к цепочке, та показалась обжигающе холодной. Потянул, с волнением ожидая, что в любой момент провалится в знакомый колдовской туман, но рысья голова слегка пощекотала ключицу, и через мгновение амулет оказался у Хорста в ладони.
– Вот и все, – недоверчиво сказал он, – это случилось… Я свободен. Свободен!..
– Разрази меня Хаос! – В возгласе Авти звенело восхищение. – А теперь пошли, а то светать начнет…
Хорст сунул амулет в карман, с трудом поднялся на ноги, ощущая, как в желудке что-то бултыхается, словно там поселилась большая рыбина.
– Прощай, Родрик Дурной Маг, – сказал он негромко, – и… спасибо…
После чего успел сделать всего несколько шагов. А потом в голове проклюнулся какой-то шум, ноги подогнулись, и земля стремительно ринулась навстречу.
Очнувшись, Хорст обнаружил, что в живот упирается что-то неприятно твердое, а он сам висит на этом твердом, которое смачно хрипит и равномерно подпрыгивает.
– А, очухался? – Голос Авти прозвучал откуда-то из района задницы, и Хорст понял, что болтается у него на плече, как длинный и тощий мешок. – Сам идти сможешь?
– Не знаю. – Стыд ошпарил щеки, как будто ему только что влепили увесистые пощечины.
– Давай попробуем, – шут закряхтел, Хорст ощутил, что его ставят на землю. Попытался выпрямиться и едва не охнул от боли в пояснице. Перед глазами пузырились разноцветные круги, земля почему-то тряслась. – Эк тебя шатает!
– Ничего, я пойду. – Хорст слышал себя как-то издалека, словно рот находился в нескольких размахах от ушей. – Ты только покажи, куда…
– Сейчас– Авти на мгновение замер. – Ох, чтобы твою! Проклятье!
С востока донесся протяжный, полный злобы рев.
– А?.. Что?.. – Хорст попытался всмотреться в сгущенную снегом тьму, но ему не дали. Жилистые руки ухватили его, и через мгновение бывший сапожник вновь болтался на плече у шута, а тот, хрипя и задыхаясь, мчался сквозь мрак.
Где-то ревело и грохотало, потом стали различимы громогласные хлопки, будто по жидкой грязи скакала лягушка размером с холм.
Шут остановился так резко, что Хорст едва не улетел на землю.
– Вот и они. – Спокойный голос принадлежал ре Вальфу, и в первый момент Хорст решил, что у него начался бред – откуда командору взяться по эту сторону Стены? – Что с ним такое?
– Побывал под Дыханием Хаоса, – ответил Авти, дыша со свистом. – Но живой.
– Не ожидал от тебя подобной глупости. – За холодным тоном ре Вальфа таился гнев. – Надо же до такого додуматься – пойти за Стену!
– А вы-то что тут делаете?
Ответить командор не успел. На востоке вновь заревело, раздалось сердитое чавканье.
– Быстрее забирайте его, и к Стене!
– Я могу сам… – прохрипел Хорст, но никто не услышал вырвавшегося из его рта всхлипа. Бывший сапожник ощутил, как его тащат, волокут куда-то, и тут сознание снова поплыло, чтобы нырнуть в узкий туннель с гладкими стенами и раствориться в нем…
Очухался у самой Стены. С удивлением понял, что довольно хорошо видит ее и что скоро рассвет. Рядом с той веревкой, которую сбросили они с Авти, болтались еще три, и сейчас на одной из них делали петлю.
– Она уже близко! – сказал кто-то.
– Я пойду навстречу, – отозвался командор. – Задержу ее, во имя Владыки-Порядка. А вы забирайтесь.
– Но, брат Сандир…
– Это приказ!
Хорст тупо следил за тем, как двое редаров продевают его в петлю и туго затягивают ее под мышками. Один поднял голову и что-то крикнул. Только когда дернуло и потащило вверх, он догадался, что таким образом его хотят поднять на Стену.
Попытался пошевелиться, вцепиться за веревку, чтобы не так давило на бока, но сил не хватило даже на это. Он мог только висеть, как куль с зерном, и глядеть на проплывающие мимо каменные блоки, все в сколах, трещинах и рубцах от многочисленных штурмов.
Ветер бросил в лицо пригоршню мокрого снега, Хорста качнуло и развернуло лицом на восток.
Сквозь пелену снега был виден стоящий в полусотне размахов от Стены одинокий редар. В руке его тускло блестел меч, а прямо за ним возвышалось нечто, похожее на помесь клубка змей и крепостной башни. Свет будто шарахался от этого существа, и оно кляксой чернело на фоне восхода.
Веревка поползла быстрее, Хорста встряхнуло, зубы его звучно клацнули.
Редар сделал выпад и тут же с невероятной быстротой отпрянул, уворачиваясь от нечто, которое тянуло к нему то ли щупальца, то ли головы на гибкой шее. На мгновение развернулся боком, и Хорст с невероятной четкостью увидел узкое белое лицо.
Лицо Сандира ре Вальфа.
А в следующее мгновение чудище сделало что-то такое, чего Хорст не понял. Оно то ли упало, то ли перекатилось вперед, со стремительностью набегающей волны, и накрыло командора.
Все случилось так внезапно, что Хорст недоуменно сморгнул, пытаясь сообразить, куда тот делся. От напряжения в голове запульсировало, по затылку растеклось онемение.
– Нееееет! Нет! – донесся снизу истошный, полный боли крик. – Сандир! Нет!
Хорст успел еще понять, что кричит Авти, после чего провалился в гудящую тьму.
Небо над головой почему-то было серое, в разводах грязи. Его наискось пересекали черные трещины. Некоторое время Хорст тупо смотрел на него, силясь осознать, почему такой беспорядок, и только потом сообразил, что пялится в дощатый потолок.
После некоторых усилий удалось приподнять голову. Обозрению предстала каморка, способная вместить разве что собаку, но никак не человека. На бревенчатых стенах виднелись пятна сырости, сквозь крошечное, забранное решеткой окошко под самым потолком протискивался тусклый свет.
В углу, привалившись спиной к стене, сидел Авти. Шут выглядел страшно исхудавшим, морщинистая кожа туго обтягивала череп, а во взгляде вместо обычной насмешки читалось только горе.
– А… – из горла вырвалось нечто среднее между всхлипом и кашлем.
И тут на бывшего сапожника лавиной обрушились воспоминания о случившемся: спуск на веревке, лиловый туман, мертвый Родрик, бегство, ре Вальф, вставший на пути чудовища…
– Что, очнулся? – спросил Авти без всякого выражения. – А вот мой сын погиб…
– К-какой сын? – Хорст несколько мгновений вспоминал, что нужно сделать для того, чтобы пошевелить рукой, потом поднял ее и ощупал собственную грудь. Цепочки с амулетом там не было – значит, не привиделось, значит, правда!
– Мой. Погиб.
– Что? – Приподнявшись, Хорст обнаружил, что лежит на куче соломы, а ноги упираются в узкую дверцу. В углу чернело грязное ведро, а кислая вонь, разносившаяся от него, ни на мгновение не дала усомниться в его назначении. – Я его…
И тут догадка ударила в лоб не хуже кузнечного молота.
– Сандир ре Вальф – твой сын? – выпалил Хорст. Это многое объясняло: и странное сходство между командором и шутом, и то подчеркнутое почтение, с которым ре Вальф относился к Авти, и то, почему он ради него готов был пойти на нарушение орденского устава…
– Да.
– Тогда кто же ты?
– Когда-то я звался Автин ре Вальф, – серая маска на лице шута треснула кривой улыбкой, – потом стал братом Автином, а затем просто Авти Болваном.
Хорст почувствовал, что глаза его, потрясенные новостью, готовы отправиться на прогулку в район лба. Благородный человек, ставший шутом, – такое просто невозможно было представить!
– Так что, ваш род прервется? Это тебя печалит?
– У Сандира остались двое сыновей, – покачал головой Авти. – Уже триста лет в нашем роду соблюдается правило – воспитав наследника, мужчина обязан посвятить себя Ордену. Но дети не должны умирать раньше родителей. У тебя нет детей, так что тебе этого не понять…
– Как же… зачем ты стал шутом? – Хорст сел. В теле чувствовалась пьянящая легкость, есть или пить не хотелось.
– Такова судьба всех редаров Ордена, доживших до старости. – Усмешка шута стала горькой. – Расплата.
Хорст ощутил, как бешеным потоком понеслись в голове мысли. Если оруженосцы и послушники ничем не отличались от обычных людей, то редары выделялись необычайной силой и скоростью движений, а также полным отсутствием чувств.
Ясно, что все эти качества они получали при Посвящении – том странном ночном ритуале, который удавалось пережить далеко не каждому.
– Это плата за Посвящение? Но почему именно такая? Почему нельзя придумать ничего иного?
– Голова после выхода за Стену у тебя стала варить чуть лучше. – Авти улыбнулся, но не так, как раньше, во всю пасть, а скупо, не разжимая губ. – Да, это плата за Посвящение, и она может быть только такой, и никакой иной…
– Почему?
– Противостоять внешнему Хаосу обычный человек не в состоянии – слишком много этого Хаоса у него в душе, это поняли давно, еще во времена императора Фендама, создавшего Орден. Идеальный воин должен быть чист, состоять из одного Порядка, и служители нашли способ почти полностью изгонять Хаос из человека.
– Почему бы не изгонять его полностью?
– Если изгнать полностью или хотя бы чуть больше, чем можно, человек умрёт. Какая-то мера Хаоса должна сохраняться всегда, без нее человек перестает быть человеком. Но те, кто прошел через Посвящение, становятся идеальными бойцами Порядка. Они не знают страха и сомнений, не поддаются безумию, которое твари Хаоса сеют вокруг себя. Все было бы хорошо, если бы не… – Авти завозился, устраиваясь поудобнее, с тоской глянул наверх, в оконце.
– …не пришлось рано или поздно расплачиваться за нарушенное равновесие, – оттарабанил Хорст и сам ужаснулся сказанному.
– Да, ты определенно изменился. – Шут глянул на собеседника с удивлением. – Но попал в самую точку. Сколько ни таскай воду на вершину горы, она стечет вниз при первой же возможности. Так и Хаос, задавленный в душе, стремится выпрямиться, и рано или поздно он это сделает. Чем больше лет проходит, тем труднее сдерживать его напор. Душевных сил уже не хватает, и холодный редар, равнодушный к удовольствиям, превращается в безумца, а чаще – в одержимого. Понятное дело, что до этого срока доживают немногие, но Орден всегда почтительно относился к своим ветеранам. Теархи долго искали способ помочь состарившимся соратникам.
– И нашли… – Хорст ощущал, как по спине растекается холодок. Ему открывалась правда, настолько невероятная, что ни один разумный человек в нее бы не поверил. Беда только в том, что Хорст после пережитого и увиденного не ощущал себя разумным человеком.
– Да, нашли, – Авти кивнул. – Был создан так называемый Орден Огня, куда неизбежно переходят редары Ордена Алмаза, дожившие до пятидесяти лет. Для них… для нас нет особого выбора – нести Хаос во внешний мир придется в любом случае, так что лучше делать это добровольно. Причинять боль себе и другим, воровать, насиловать и напиваться, не имея на это никакого желания. Если я или любой другой откажется или по каким-то причинам не сможет этого делать, то неминуемы жуткие болезни и безумие…
Хорст насупился. Теперь стало ясно, почему церковь, несмотря на явную близость бродячих паяцев к Хаосу, сжигала их не чаще, чем обычных людей, и даже защищала по мере сил. Теархам было известно о том, кто щеголяет в дурацких колпаках с бубенчиками и чем именно эти люди занимались раньше.
– А как же ты держался в последние месяцы? Ведь после Стагорна не выступал совсем!
– Все это время я был рядом с несколькими редарами Ордена, сосудами почти чистого Порядка, – лицо Авти вновь омертвело, морщины застыли, как края глубоких ран, – они как бы оттягивали часть бушующего внутри меня Хаоса на себя…
– Так почему же нельзя селить таких, как ты, вдоль Стены? – удивился Хорст. – Тогда бы вы могли жить спокойно, а не бродить по Полуострову, терзая себя и других…
– Нельзя, – шут покачал головой. – Обмен не может быть односторонним. Я частично беру на себя их Порядок, и редары теряют долю стойкости перед миазмами Хаоса. Ну а кроме того, своим существованием, насмешками и издевательствами мы напоминаем людям о том, что Хаос и боль не где-то далеко, а внутри них…
Стало тихо, Хорст услышал, как наверху, за окошком, хрустит снег под чьими-то шагами, а где-то неподалеку пилят дрова.