Хорст полагал, что умрет, как только сделает первый шаг. Но ноги слушались, мускулы, хоть и слабые, несли тело. Голова слегка кружилась, и холод превратил вымокшую одежду в плохое подобие доспехов, – но это почти не мешало.
Они выбрались на дорогу, с которой вчера свернули и отошли на несколько размахов, и зашагали на запад. За спинами Исторгнутых, пронизав истончившуюся завесу облаков, восходило солнце.
Селение выглядело увеличенной копией орденского поселка – бревенчатый частокол, крыши над ним, храм и поднимающиеся к небу дымки. Даже стражники, топчущиеся у ворот, были облачены в точно такие же тулупы, в каких Хорсту не раз доводилось стоять на посту.
Недоставало разве что Стены.
– Дошли… – сказал Авти, когда выбравшимся из леса путникам открылась эта картина, – дошли…
Вопреки бахвальству, Исторжение не обошло стороной и шута. Его тоже обметало фурункулами, а около полудня он уже не мог идти самостоятельно из-за судорог в ногах. Хорст, у которого лопались чирьи и все тело было покрыто пленкой гнусно пахнущего гноя, какое-то время тащил приятеля на себе.
Естественно, что двигались они со скоростью колченогой лошади, часто останавливались, замерзли и устали, но все же до наступления темноты ухитрились добраться к людям.
Стражники глядели на ковыляющих по дороге людей с напряженным вниманием.
– Куда претесь? – недовольно сказал один из них, когда до ворот осталось несколько шагов.
– К вам, – ответил Авти, – в гости…
– Проваливайте! – Дружелюбия в голосе было столько же, сколько в реве укушенного слепнем быка. – Нам такие гости без надобности!
– Как же так? – Хорст остановился. При каждом вздохе чувствовал, как царапаются ребра под кожей. – Почему? Мы заблудились и…
– Не ври. – Второй стражник, постарше, махнул рукой. – За ход видно, кто вы такие! Чудо, что вообще сюда от Стены дошли. А так не пустим, и не просите! Только дурак дает кров исчадиям Хаоса!
– Ах вы, твари! – Авти оскалился и шагнул вперед, но тут же скрючился от меткого пинка в пах.
– Сказали тебе, не лезь! – сурово сдвинул брови старший стражник. – Оружия об вас марать не будем, как и кулаков, но не пустим!
– Как же так? – Хорст помог шуту распрямиться. – Мы же умрем!
– Туда вам и дорога! – Первый стражник выразительно плюнул. – Не зря вас Исторгли во имя Творца-Порядка, да оборонит он нас от Хаоса и присных его!
– Пойдем, – прохрипел Авти, – для них мы уже не люди, а ходячие трупы, вроде заболевших "красной кожей"…
Потащились назад к лесу. Солнце закатилось за горизонт, вокруг стремительно темнело, на очистившемся за день небосклоне загорелись первые звезды.
– Мы не доживем до утра, – сказал Хорст, останавливаясь.
– Постараемся, – шут кашлянул, выплюнул комок мокроты размером с голубиное яйцо, – назло этим уродам в воротах, орденским шишкам, магу твоему вестаронскому, наперекор Хаосу… Как чуть стемнеет, я попробую перебраться через забор, украсть чего-нибудь съестное. Мне не впервой…
На то, чтобы натаскать дров и развести костер, сил уже не осталось. Сидели в выкопанной в снегу яме, тесно прижавшись друг к другу и глядя, как по черному бархату неба двигается почти полная луна.
– Не помешает? – спросил Хорст, когда Авти поднялся, и показал на небо.
– Лучше бы без нее. – Шут с неприязнью посмотрел на светлый, точно отлитый из серебра диск. – Но пока зайдет, ждать нельзя… Пойду. Если не вернусь, то считай меня героем. Прощай.
– Прощай, во имя Владыки-Порядка, – тихо ответил Хорст, следя за тем, как тщедушная фигурка удаляется в сторону поселка.
Оставшись один, почти сразу замерз. Потом нахлынул жар. Явившаяся вслед за ним боль принялась терзать тело, впиваться в него раскаленными иглами, истязать сотнями клыков.
Хорст обливался потом и скрипел зубами, а перед глазами мелькали дикие видения: ползающие по фиолетовой земле губы, носы и другие куски тел; смрадное болото, отрыгивающее вонючие пузыри; небо, усеянное слезящимися, тусклыми глазами, что смотрели вниз, на него, с яростной злобой…
Изредка он вываливался в обычный мир, успевал оглядеться и понять, что ничего не изменилось, только луна чуть сдвинулась, и после этого вновь погружался в бред.
Появившуюся перед ним сгорбленную фигуру с топором он поначалу принял за порождение очередного кошмара, но когда стала видна блестящая лысина и нечесаные седые патлы, Хорст понял, что Авти вернулся…
– Вот и я, – сказал шут. Губы его были перепачканы чем-то темным, и Хорст не сразу понял, что это кровь. – На…
Хорст взял что-то склизкое и холодное, а когда осознал, что держит кусок мяса, впился в него зубами. Ему было все равно, что мясо сырое и жилистое. По лицу текли слезы, желудок выл в экстазе.
– Отвыкли они тут от воров, – рассказывал Авти, – так что перелез я через забор легко… Нашел мужичка, что перед кабаком валялся. Он мне одежонку свою и "одолжил". – Шут повертел плечами, давая разглядеть короткий полушубок, а потом вытащил из-под него ком тряпок, оказавшийся кафтаном. – Накинешь поверх своего…
Хорст кивнул, не отрываясь от мяса. Он давился и чавкал, глотал крупными кусками.
– Топор вот добыл, – Авти продемонстрировал лезвие. – И поесть немного…
Хорст обглодал кость и отшвырнул ее в сторону. В животе потеплело, даже боль словно отступила в сторону, зато накатила сонливость, захотелось прилечь куда-нибудь под куст и…
– Ну, дрыхнуть некогда! – Шут встряхнул приятеля за плечо. – Надо удирать. Утром эти ребята хватятся, что у них кое-чего пропало, и захотят нас найти…
– Ладно, – Хорст вздохнул и, поднявшись, принялся натягивать ворованный кафтан поверх собственного.
– Пойдем на север, – после короткого раздумья решил Авти, – этого от нас точно не ждут…
– На север так на север, – согласился Хорст. – Кстати, чьим это мясом ты меня угостил?
– Понимаешь, – шут виновато потупился, – дома заперты, к курятникам и хлевам не добраться… короче, собачонке одной сегодня конец пришел…
Последующие шагов триста Хорст героически боролся с рвотными позывами.
Вокруг расстилалась тьма, и он висел в ней…
Потом ощутил под ногами нечто твердое и осознал, что стоит на уходящей во все стороны гладкой черной равнине. В вышине родился свет, слабый, похожий на свечение спрятавшейся за тучами луны, и Хорст попытался оглядеться. Равнина терялась во мраке, совершенно прямые канавки на ее поверхности образовывали квадраты одинакового размера, примерно размах на размах.
Приглядевшись, он понял, что квадраты разного цвета. Одни темно-бордовые, другие иссиня-черные, третьи– густо-зеленые, четвертые и вовсе прозрачные, вот только скрывается за всеми ними клубящаяся тьма.
Вдали, где-то около горизонта виднелись исполинские, громоздящиеся под небеса темные фигуры. Одна из них пошевелилась, породив грохот, а за ним – шелестящее эхо, которое не смолкало очень долго.
Что-то рвануло его за плечи, он ощутил, что растет, поднимается. С ужасом увидел, как ноги внизу увеличиваются, занимая квадрат за квадратом. В ушах надсадно свистел воздух.
Черное, покрытое клубами туч небо нависало над головой. Он стоял на краю громадного поля, поделенного на разноцветные квадратики, а темные фигуры вдалеке оказались теперь одного с ним роста. Очертания их были вполне человеческими, а вот с головами… с головами что-то было не так-Когда он понял, что именно, волосы на затылке зашевелились – головы у исполинов были звериными! Он разглядел волчью, медвежью, лисью, даже что-то, похожее на лягушачью…
Мрачно горели во тьме желтые глаза.
А потом все они двинулись на него, медленно, шаг за шагом. Земля вздрогнула, по разноцветному полю заметались цепочки огоньков, над головой что-то глухо рокотало…
Хорст заорал и проснулся.
– Чего вопишь? – С другой стороны костра на него смотрел Авти, вокруг шумел лес, вверху, на светлеющем небе, гасли последние звезды.
– Да снится ерунда всякая, – смутился Хорст, поднимаясь.
После Исторжения прошло пять дней, а он, к собственному удивлению, все еще был жив. Фурункулы сошли, отшелушились вместе с кожей, боли почти прекратились, и даже свирепый понос, мучивший нутро не хуже изощренного палача, отступил. Единственное, что оставалось, обмороженные уши и ноги, но тут Хаос был ни при чем.
Авти тоже держался бодрячком, хотя краденый полушубок висел на нем, точно на палке, а по утрам бывшего редара одолевал жуткий кровавый кашель. После его приступов шут довольно долго приходил в себя.
Несмотря на все болячки, они двигались на северо-запад, постепенно удаляясь от владений Ордена. Погоня если и была выслана, то не смогла их настигнуть, и Исторгнутые кое-как преодолевали ход за ходом. Их мучил постоянный голод, и они ели все более-менее съедобное, что удавалось раздобыть в пути.
К рези в желудке оба настолько притерпелись, что не обращали на нее внимания.
– Что у нас сегодня на завтрак? – осведомился Хорст, с хрустом потягиваясь.
– Ничего особенного, – Авти кашлянул, почесал затылок, – воздух со снегом или снег с воздухом…
– На таких харчах мы долго не протянем, – вздохнул Хорст. – Хоть бы попалась деревушка какая…
– Что, созрел просить подаяние? – шут хмыкнул.
– Созрел, – печально кивнул Хорст, пережидая навалившееся головокружение, – для чего угодно созрел… А уж если жрать нечего, тогда надо идти…
– Надо, – Авти встал, – заваливай костер.
Дорога петляла между поросших лесом холмов, пустынная и унылая. Судя по всему, по ней не ездили довольно давно. Так что Хорсту и Авти оставалось только идти, преодолевая безлюдную местность, раскинувшуюся между землями Ордена и людскими поселениями.
– Ха, гляди, какие скелеты тащатся! – Эти стражники были самыми обычными, без знаков различия Ордена, а за воротами, которые они охраняли, располагался небольшой городок.
– Мы не скелеты, – ответил Хорст, – мы – люди…
– Ни за что бы не подумал! – Один из стражников, молодой и носастый, сверкнул белоснежными зубами. Прочие загоготали.
– Так вот подумай! Хоть раз в жизни! – съязвил Авти. – Чего встали, дорогу загородив?
– А что, вас, нищебродов вонючих, в город пускать? – удивился один. – Чтобы вы честным людям жить мешали?
– Вы обязаны пускать всех!
– Мало ли чего мы обязаны… – вновь усмехнулся белозубый. – Ведь никто не узнает, что мы слегка поколотили двух бродяг. Разве не так?
Хорст удивленно заморгал. Из рассказов Авти ему было известно, что эти земли, лежащие рядом с Перешейком, были опустошены в прежние времена, еще до постройки Стены, когда твари Хаоса только появились на Полуострове. Заново люди тут стали селиться совсем недавно, не более века назад, а самое молодое из людских государств – Восточное княжество – существовало чуть более тридцати лет.
Неудивительно, что тут привечали поселенцев. Как выяснилось в данный момент – не всех.
– Так что, вы не собираетесь нас пускать?
– Ты поразительно догадлив, рыжий, – стражники дружно осклабились.
Хорст ощутил в сердце горячую волну. Гнев заставил ноздри раздуться, а кровь – прилить к щекам. Хотелось заорать и швырнуть чем-нибудь в нахалов, осмелившихся преградить дорогу.
Самый молодой из стражников дернулся, будто получил пинка под зад, у другого отвисла челюсть.
– Проходите! – спешно сказал третий, отпрыгивая в сторону. На лице его расплылась подобострастная улыбка.
– Чего это они? – спросил Авти, когда приятели оказались за воротами. – Смотрели на тебя, словно ты редар со свитой или даже князь!
– Не знаю, – Хорст пожал плечами. Сложно было поверить в то, что стражники попросту испугались его гнева, но ничего иного в голову не приходило. – Чего дальше будем делать?
– Я знаю тут один постоялый двор. – Шут решительно повернул на широкую улицу. – Его хозяин должен меня помнить…
От густых городских запахов Хорста слегка мутило, встречные глядели на истощенных оборванцев с удивлением.
– Вот и он, – сообщил Авти. указывая на дом, над дверью которого громыхала на ветру вывеска с изображением краснолицего толстяка. – Называется "Худой теарх".
Судя по всему, у хозяина заведения было очень необычное чувство юмора.
На ступеньках крыльца Хорст едва не упал, а очутившись в тепле (впервые за несколько дней!), ощутил себя на удивление неуютно. Обмороженные уши заболели, а ноздри, уловившие аромат настоящей пищи, задергались.
– Что вам… – Подскочившая служанка выпучила глаза. – Идите прочь! У нас не притон для нищих!
– Заткни свой прелестный ротик, – властно сказал Авти, – и скажи хозяину, что Авти Болван почтил его своим посещением.
– Да ну? – девушка фыркнула. – А не проще ли мне позвать повара, чтобы он выкинул вас отсюда?
– Попробуй. – И шут небрежно извлек из-под полушубка топор.
– Э… – Служанка попятилась, личико ее слегка побледнело. – Господин Волти! Господин Волти!
Послышались тяжелые шаги. Из кухни в зал вступила точная копия толстяка с вывески. Из хозяина "Худого теарха" можно было сделать двух обычных людей, и оба получились бы не тощими. Его маленькие глазки терялись среди складок жирной плоти, а на поясе висел нож, похожий на маленький меч.
– Что? – взревел господин Волти. – Кто буянит? Вы?
– Мы, – согласился Авти. – Или ты меня не узнаешь?
На мгновение хозяин заведения окаменел, а потом издал такой рев, что Хорста едва не сбило с ног.
– Болван, неужто ты? Вот так встреча!
Несмотря на гороподобное сложение, двигался Волти с потрясающей легкостью. Проскользнув между столами, он хлопнул шута по плечу так, что тот едва не провалился сквозь пол.
– Истощал-то как! – счастливо завопил хозяин заведения, потрясая ушибленной ладонью. – И выглядишь хреново! Накормить тебя, что ли?
– Не откажусь, – Авти криво ухмыльнулся. – Как и от комнаты на пару дней…
Через несколько мгновений они уже сидели за столом. На миску, доверху наполненную парующим супом, Хорст посмотрел как на чудо. От слюны впору было захлебнуться. Как выяснилось, за последние дни он начисто успел забыть о том, что такое настоящая еда.
Взять ложку стоило некоторого труда – та норовила выскользнуть из обмороженных пальцев. Отчаявшись, Хорст ухватился за нее обеими руками. Авти, наплевав на приличия, взял миску в руки и хлебал через край.
Меняла, он же ювелир, воззрился на посетителей с недоумением, явно не понимая, что таким оборванцам делать в его лавке. Один старый и лысый, в полушубке с чужого плеча, а другой – в двух кафтанах, да еще и с обмороженными ушами, намазанными топленым жиром.
– Вы не ошиблись дверью? – поинтересовался мепяла, поглядывая в угол лавки, где скучали двое здоровенных молодцев с мечами.
– Нет, – сказал Хорст, выкладывая на прилавок серебряный амулет в виде змеиной головы.
Продать его предложил Авти, на второй день проживания в "Худом теархе" заметивший, что так нагло пользоваться чужим гостеприимством нехорошо. Хорст тогда предложил отработать их пребывание на постоялом дворе, но тут-то шут и напомнил ему о болтающейся в кармане драгоценной безделушке.
– Интересно, – меняла наклонился вперед, поднес амулет к глазам, – где вы такой взяли?
– Нашли, – ответил Хорст, изображая невинную улыбку.
– Да ну? – меняла ухмыльнулся, поднял голову и подозрительно уставился. – Украли чей где-нибудь…
– Если почтенный не хочет покупать, – гнусавым голосом протянул Авти, – то пусть так и скажет. И мы пойдем себе…
– Куда пойдете? – меняла осклабился. – Я тут один.
Спорить с этим было сложно. В крошечном городке продать или купить драгоценности можно было только здесь.
– А дальше, – без тени смущения сказал шут. Отоспавшись и отъевшись, он на глазах оживал, превращаясь в прежнего Авти Болвана, живучего и жгучего, как крапива. – Мы можем порубить его на части и кусочками расплачиваться. Я думаю, никто не будет возражать!
Меняла, оторопев от такого святотатства, встрепенулся.
– Два гридя, – сказал он после некоторых раздумий. – И благодарите меня за доброту!
– Десять! – покачал головой Авти. – Ты посмотри, какая тонкая работа! В самой империи сделано!
– Врешь ведь! – без особой уверенности ответил меняла. – Ну ладно, три!
– Девять! – не сдавался шут.
После долгих препирательств, битья себя в грудь и призываний в свидетели Владыки-Порядка и даже Хаоса сделка была заключена. Меняла, отдуваясь и вытирая лицо, спрятал побрякушку, а Хорст забрал со стойки шесть округлых монет с изображением бородатого типа с мечом.
– Теперь – к портному! – сказал Авти, когда они вышли на улицу. – А потом – в баню!
Ближе к закату, когда они вернулись на постоялый двор, служанка их не узнала.
– Приятно ощущать себя человеком, – с чувством сказал Авти, воззрившись на ошалевшую девушку, – принеси-ка нам два пива…
– Куда как приятно, – согласился Хорст, ставя на стол наполовину опорожненную кружку. – Но одного я никак не пойму – почему мы выжили? Ведь Исторжение – это верная смерть, если верить служителям!
– Тише ты, – Авти опасливо поглядел по сторонам. Для вечернего времени зал был почти полон, слышались смех и разговоры, плескало в кружках пиво, а в очаге гудел огонь. – Не стоит болтать о том, что мы больше не верные дети церкви… Что же до твоего вопроса, то я точно знаю, в чем со мной дело – попробуй сжечь пепел, что выйдет?
– Ничего.
– Верно. А вот что касается тебя, – шут сосредоточенно поскреб затылок, – даже не знаю. Ты уцелел, у тебя не отгнили руки-ноги, и даже башка не помутилась– соображаешь лучше прежнего. Особая милость Владыки-Порядка, не иначе.
– На нее можно списать чего угодно! – буркнул Хорст, недовольно хмурясь.
– Не спорю, – согласился Авти. – Но другого ответа все равно нет.
Он допил пиво, сыто рыгнул, с прищуром оглядел таверну. Бубенец на конце сшитого только сегодня колпака из алой материи негромко звякнул. Фигляр торопливо нахлобучил шутовскую шапку на свою лысину.
– Ты чего? – удивился Хорст. – Выступать собрался? Зачем? Да и кинжалов тут нет?..
– Твои деньги почти истрачены, а нам еще много надо купить, – Болван подмигнул ему. – Кроме того, помни, что я должен выступать! А кинжалы – что до них? Пара ножей всегда найдется!
И выскочив на свободное место у очага, он выкрикнул тонким пронзительным голосом:
– Почтенные господа! Крепче держите ваши животы, чтобы не надорвать их!
Засеребрились в свете очага два прихваченных со стола ножа для резки мяса, закрутились, подлетая и опускаясь. Посетители один за другим поворачивались, Их взгляды липли к крошечной подвижной фигурке, которая, жонглируя ножами, ухитрялась выделывать забавные коленца.
Хорст знал, что никто не заметит порезов на руках шута и не обратит внимания на то, что на пальцах у того вздуваются наполненные кровью пузырьки – последствия жестокого обморожения.
Небо было чистым, как огромный сапфир, без единого облачка, а солнце висело в вышине, будто желток огромного яйца. Морозный воздух бодрил, а снег приятно скрипел под ногами.
Хорст шагал широко, размеренно, а рядом топал Авти. Они провели в крошечном городке две недели, и отмороженные конечности у обоих постепенно восстанавливались, кровавые пузыри лопнули, а о пережитом напоминали только глубокие рубцы на коже.