- Коллеги! Сюда! Я вам столик занял!
- Фрося! В смысле, гроссмейстер Эфраим! Как мы рады вас видеть…
- Да идите же… малый неживой товарищ, сообразите нам на четверых…
- Есть, набольший живой товарищ Эфраим!
- Нет, есть будем мы, а вы несите, пожалуйста… И кисель, кисель не забудьте!..
- Костяника? Цидония? Слабительный?
- Овсяный… Люблю кисель!
***
- Как спалось, зубарь?
Вздрогнув, Конрад лишь мигом позже сообразил, что голос Малого доносится из-за стены. Шельма-клиенталь сэкономил на перегородках между комнатами: стены лишь на вид производили впечатление толстых и прочных. Да и Кош, будем честными, тихо разговаривать попросту не умел.
Ответа пульпидора барон не расслышал.
- …Уж будь уверен, не сунутся! Это я тебе говорю! Да мы со светлостью их вдвоем…
Барон принялся одеваться, невольно навострив уши.
Подслушивать, конечно, скверно, но не затыкать же уши восковыми пробками, в самом деле? Интересно, а соседи слышали их разговор с ловцом снов? Пожалуй, могли списать на помешательство.
- …Ага, всей компанией идем. К Черно-Белым. Ну, к Черным! От которых ты вчера драпал…
"Вот же болтун!" - разозлился Конрад, придирчиво рассматривая собственные ногти. Верхний крючок камзола никак не лез в петельку, а ногти барон жалел. "Сейчас первому встречному все и выложит".
- …Аспида воевать, вот зачем! Должок за ним… В низком голосе Коша звучала мрачная угроза.
- …Ха! С нами связаться - готовь сразу гроб! Собаку видел? Ее даже я боюсь! А старуха?! Бабушка Нижней Мамы!.. Ну и мы со светлостью… Светлость? Ха! Рубака, сорвиголова! Он в этом… как его… в Надзоре служит. Самый главный! В отпуске сейчас…
- В Надзоре?! - неожиданно пробился сквозь стену визг Рене, тонкий и пронзительный. - В Надзоре Семерых?!
"И что он так разволновался?" - с удивлением подумал обер-квизитор, оправляя манжеты.
- Если тебя, зубаря, в расчет брать, - хохотнул Кош, - аккурат Семеро и получится!
За стеной наступила тишина. Барон подошел к тусклому зеркалу, оценивая внешний вид, и остался доволен. Для столицы - терпимо, а для похода - более чем пристойно. Особенно радовал тот факт, что зуб совершенно не болел, а опухоль спала, как и не было. Не зря пульпидора спасали: за доброе дело воздалось сторицей.
- Медальон!
- А?
- Мой медальон! Пропал…
В вопле Рене сквозило отчаяние приговоренного к казни.
Конрад нащупал на груди подобранный вчера трофей. Так вот кто хозяин, оказывается. Надо порадовать горбуна: нашлась его пропажа. Соберемся за завтраком…
- Не боись, найдем. Железяку нашли, и медаль отыщем, - басил за стеной Кош, успокаивая. - Собаку по следу пустим…
Появившись в дверях трапезной залы, горбун выглядел так, будто на него обрушился Овал Небес, вылилась вся мировая скорбь из горшка Трехногой Плакальщицы, а Ползучая Благодать лично сообщила, что намерена во веки веков обходить Рене стороной.
Конрад поспешил навстречу:
- Я хотел спросить вас, сударь Кугут… Не ваша ли это вещица? Я вчера во дворе подобрал.
Барон извлек медальон, предусмотрительно спрятанный в карман камзола, и глазам не поверил: безделушка сменила цвет на лаково-черный! Обер-квизитор ясно помнил, что еще недавно медальон был девственно-белым. "Магическая штучка, - с опозданием дошло до него. - Для колдовских амулетов перемена цвета, небось, дело обычное. Или так: у кого зуб болит, тому медальон белый, у кого не болит - черный…"
Однако поведение Рене поразило барона куда больше цветовых колебаний медальона. До сих пор из всех, кого знал Конрад, столь быстрая смена настроений была свойственна лишь рыжему хомолюпусу.
- Вы даже не представляете, как я вам признателен! Вы меня просто спасли! Я думал: все пропало… Как? Почему? Вы его мне возвращаете?!
Вселенское горе, бурная радость, и сразу - недоуменная растерянность.
- Разумеется. Он же ваш?
- Мой. Но…
Пульпидор испытующе смотрел на обер-квизитора. Словно тщился уразуметь: по какой загадочной причине барон возвращает амулет законному владельцу? Неужели юноша привык иметь дело исключительно с бесчестными негодяями? Жаль, если так…
- Разумеется, возвращаю. Не в моих, знаете ли, правилах присваивать чужое имущество. Вас это удивляет, сударь?
- Я думал… Впрочем, вам, конечно, виднее. Еще раз большое спасибо.
Конраду осталось лишь пожать плечами. На редкость неуравновешенный молодой человек. Издержки профессии?
Когда завтрак подходил к концу, горбун, угрюмо молчавший во время трапезы, внезапно заявил:
- Дамы и господа, позвольте мне отправиться с вами.
- На кой ляд? - со свойственной ей тактичностью откликнулась Аглая Вертенна. В руках старуха вертела чашу и столовый нож, размышляя, в какой последовательности запустить их в голову новоявленного попутчика.
- Вы окажете мне этим колоссальную услугу, - Кугут проглотил обиду. Барон видел, чего это стоило гордому юноше. - За мной охотятся стражники Майората. На пути в Реттию они наверняка устроили засаду. Но им никогда не придет в голову, что я поеду обратно. Если вы любезно позволите мне спрятаться в вашем фургоне, нам удастся сбить их со следа. А позже я куплю лошадь - моя, к сожалению, пала - и более не стану обременять вас своим докучливым присутствием.
- Мы обязаны помочь, - решительно заявил граф. - Бросать человека в беде недостойно.
Склонившись к Конраду, Эрнест Ривердейл добавил шепотом:
- В отличие от всех нас, он побывал в Майорате. Вы понимаете меня, барон? Знание местности… О, мое колено! Здесь слишком низкие столы…
- Хорошо, сударь медикус, - подвел итог обер-квизитор. - Но только до границы Майората. Слышите? Там вы нас покинете.
- Разумеется! Я за их рубежи больше ни ногой. Благодарю покорно.
И горбун снова замолчал, исподтишка косясь на барона.
***
- Солоночку можно?
- Извольте.
Анри придвинула столовый прибор, взяла костяную солонку, искусно выполненную в виде черепа с тремя дырочками в теменной части, и через плечо протянула назад. Но рука окаменела на полпути: уж больно грозен стал вид милейшего гроссмейстера Эфраима. Нервно облизывая губы, измазанные киселем, сведя брови над переносицей, гросс уставился за спину вигиллы: туда, где ждал неизвестный любитель солененького.
- Может, гусь лапчатый, тебе еще и "foie gras" на листьях руколлы? - поинтересовался он у безобидного просителя. Голос старца скрипел, будто ворот заряжаемой катапульты. С каждым словом в едальне делалось ощутимо прохладнее. - С цукатами и трюфельером? Или самого под "foie gras" откормить?!
Не выдержав, Анри обернулась. Процесс откармливания гусей под "жирную печень", был ей известен: в глотку птице трижды в день вставляли воронку с узким носиком, наполняли грудой мелких орешков и пропихивали еду вниз специальной толкушкой, массируя гусю шею. Такое врагу не пожелаешь, а тут всего-навсего соли спросили.
И чего Фрося взъелся?
Молодцеватый дрейгур - чуть более розовый, чем остальные восставшие труженики, но не слишком - пятился назад от их стола, дрожа всем телом. Губы дрейгура тряслись, ритм движений разладился. Видно было, что покойник чует за собой вину, но в чем эта вина состояла, оставалось загадкой.
- Простите, набольший товарищ Эфраим!..
- Соли ему… Вот возьму и на хвост насыплю!..
- Больше не повторится!..
- Вы уверены, малый товарищ?
- Да!.. клянусь… искуплю…
- У нас не много правил, друзья мои, - внезапно забыв о виноватом дрейгуре, гроссмейстер заулыбался и просиял летним солнышком. - Но кое-что следует запомнить, во избежание. Значит, так: соли малым товарищам не давать. Станут клянчить - гнать в три шеи! И, самое главное: ничего мясного, включая птицу и рыбу. У малых товарищей отдельная диета, ее нарушать нельзя. Все рабочие дрейгуры - вегетарианцы. А посему, если вы помните старореттийский корень слова vegetus - бодры, крепки и свежи!
И впрямь, только сейчас Анри обратила внимание: на столах, за которыми подкреплялась чурихская обслуга, стояли тазы с мелко рубленной зеленью, блюда с фруктами и овощами, миски с бобами и чечевицей, кувшины с молоком и киселями…
- Но вы же просили дрейгура принести нам еду! - вигилла указала на телячий шницель в своей тарели. - Что ему мешало по дороге украсть кусочек мяса? Или взять солонку с пустого стола, без спросу?
- Малый товарищ ничего не может украсть или взять без спросу. Мораль малых товарищей неизменно на высоте. Соль или мясо ему должны дать. Добровольно. Кто-то из живых. Таково условие, необходимое и достаточное. Если угодно, таково природное свойство организма, поднятого для вторичного использования.
- Зачем такие ограничения? - деловито осведомился малефик, дожевывая пирог с ливером. - Экономия средств? Я бы тогда установил дополнительный запрет на перец и пряности - они дороже мяса.
Эфраим стукнул себя кулачком в морщинистый лоб, словно это косвенным образом объясняло правила Чуриха.
- Экономия? Нет, коллеги! Трижды нет! Кто первый враг дрейгура, бидриогана, зомбея, кыд-кудара, фуксылнуна и им подобных?
- Кто? - поддержал Фернан Тэрц. Узкое подвижное лицо лжестряпчего выражало живейший интерес к теме разговора. - Осиновый кол? Волхв-губитель? Молния о пяти счастливых зубцах?!
- Память! Былое, так сказать, и думы! - Кулачок еще раз стукнулся в лоб, на сей раз крепче. - Эта хроническая и не истребимая до конца зараза! Этот бич поднятых! От соли и в особенности от мяса малый товарищ испытывает ужасные рецидивы памяти. Он вспоминает себя-прошлого, свою трагически оборвавшуюся жизнь, старушку-мать, рыдающую вдову, милых деток - и, соответственно, вспоминает, что в данный момент он категорически мертв. На этом полезные качества малого товарища заканчиваются: он ложится, увиливает от работы, говорит, что всех видал в гробу, дерзит и всячески разлагается. Поэтому мы вынуждены, сами понимаете, ограничивать…
- Почему бы тогда не нанять живую прислугу? Выйдет дешевле, чем этих поднимать: и по деньгам, и по расходу маны…
- Использовать живых людей для удовлетворения низменных потребностей? В качестве слуг? Помыкать себе подобными?! Это безнравственно, коллега! Живой человек - венец творения! Не побоюсь сказать, пуп земли! Омфалос!
Голубчик, вы сами представьте: приказывать такому же, как вы, подвергать его насилию за помесячную плату, унижать повиновением… У вас не возникает душевного содрогания?! Судя по кривой ухмылке малефика, содрогания он не испытывал.
- Вы притворяетесь, - ласково подвел итог Эфраим, возвращаясь к киселю. - Ах, молодость, молодость! Вы хотите выглядеть хуже, чем есть на самом деле. С возрастом вы обязательно поймете, что в сфере обслуживания морально использовать только малых товарищей. К сожалению, в нашей некробщине кое-кто разделяет ваши взгляды, но мы - я имею в виду Совет - боремся с такими отклонениями от общего курса. Мы убеждаем, показываем на личном примере… Вы что-то хотите спросить, сударь стряпчий?
Фернан Тэрц встал и сделался очень серьезен.
***
Розовый спросонья диск солнца отчаянно продирался к небу сквозь ветви деревьев. Рассвет безошибочно отыскивал прорехи в заслоне. Создавалось впечатление, что из леса за путниками следит стоглазое чудище с пылающими очами. Обер-квизитору даже показалось, что там, в лесу, действительно мелькнула смутная тень, на миг заслонив дюжину огненных зрачков. Человек? Зверь?
Померещилось?
Конрад пустил кобылу рысью, задавая темп отряду. Медлить не следовало, но и загонять лошадей, как нервический пульпидор, барон не собирался.
Примерно через час, когда солнце взмыло над верхушками деревьев, лес отступил от дороги к дальним холмам, а там и вовсе, застеснявшись, удрал к горизонту. По обе стороны теперь тянулись однообразные пологие склоны, сплошь заросшие бузиной и дружинником.
- Ни единой души! Вылезай, потолкуем…
Барон обернулся на голос Коша и обнаружил, что грубоватая реплика хомолюпуса относится к горбуну, которому надоело хорониться в фургоне, в приятном обществе старухи. Рене Кугут устроился рядом с возницей, явно намереваясь с пользой провести время.
Конрад придержал кобылу и поравнялся с фургоном.
- Сударь Кугут, я бы рекомендовал вам не маячить снаружи, пока мы не отъедем достаточно далеко.
- Куда уж дальше, светлость? Вон сколько отмахали! - не замедлил вступиться Кош за нового приятеля.
Горбун в ответ туманно улыбнулся.
- Я ценю заботу, ваша светлость. Скрытность и осторожность всегда находились в числе добрых традиций Надзора, - завершив сей загадочный пассаж, он и не подумал лезть обратно в фургон. - Уверен, под вашей защитой мне ничего не грозит.
- Умен, зубарь!
Кош в приступе дружелюбия хлопнул пульпидора по плечу, отчего тщедушный Рене едва не вылетел на дорогу. Оборотню пришлось ухватить дружка за шиворот, водворяя на место. Горбун мужественно стерпел это проявление теплых чувств.
- Я с детства полагал, что Надзор Семерых занимается нужным и благородным делом, - продолжил Рене Кугут, восстановив равновесие. - С младых, знаете ли, ногтей. Мне всегда импонировала тайна, которая служит высоким идеалам. Даже если общество эти идеалы отвергает.
Он выжидательно уставился на барона.
- Ну… это да, конечно… - после долгой заминки выдавил сбитый с толку обер-квизитор. Затягивать паузу или отмолчаться он счел невежливым. Барон искренне жалел, что подъехал к фургону и завел беседу с горбуном. Вспоминалась детская сказка, когда колдун из Ла-Ланга, отправляя мальчика Дюшика в подземелье на поиски старого башмака лепрекона, наставляет хитроумное дитя: "Главное - молчи! Заговоришь с лепреконом - пропал!"
Поздно, мальчик Конни. Заговорил. Пропал.
- Конечно, есть Тихий Трибунал. Но Трибунал не всесилен и, главное, послушен короне. Если интересы государства окажутся выше… Вы меня понимаете?
- М-м… в определенной степени…
Меньше всего фон Шмуцу хотелось обсуждать с пульпидором политику короны и работу особых служб. Так и до высочайшей особы легко дойти, а там и до эшафота рукой подать.
- Именно в таких случаях Надзор Семерых просто незаменим. В нашем мире на каждом шагу встречается слишком опасная магия или слишком грозные артефакты. У любого, самого добродетельного монарха может возникнуть искушение прибрать их к рукам. И лишь бескорыстный, бесстрастный и, главное, беспощадный Надзор сумеет разобраться в истоках, не дать использовать во зло… Вы согласны?
- Ну… в некотором смысле…
- Ты о чем, зубарь? - с изумлением вмешался Кош. - Магия? артыфаки? Твоя медаль, что ли, артыфак? Опасный?
Кугут вытаращился на рыжего, словно перед ним вдруг оказался не хомолюпус из Глухой Пущи, а по меньшей мере пророк Крибхупанда фри Шайтанья с горы Курурунфа, который, согласно "Турели мифов", зрит в корень, отделяет зерна от плевел, разумное от доброго, а доброе от вечного - но редко кому являет свои откровения бесплатно.
- Медальон? Не стану утверждать, что опасный, - горбун бросил очередной многозначительный взгляд на барона, и Конрада отчетливо затошнило. - Но артефакт, спору нет. А что?
Кош быстро отодвинулся от Рене, словно горбун пригрел на груди карликовую гидру.
- Он тебе зубы заговаривать помогает?
- Нет, его суть лежит в иной области…
- Дык отдай медаль нашей светлости, от греха подальше! И спи спокойно!
Барон хотел поинтересоваться, с чего Кош взял, будто обер-квизитор Бдительного Приказа должен брать на хранение чужие артефакты, но движение на холмах по правую руку отвлекло его внимание.
Всадник. Во всем черном.
Ага, вон еще один!
- Сударь Кугут! Быстро в фургон! За нами следят. Рене не заставил повторять дважды, юркнув внутрь.
- А вы, Кош, продолжайте править, как ни в чем не бывало. Нет, быстрее ехать не надо. Нам до этих людей дела нет.
- Понял, светлость. Чай, не дурак…
Вновь заняв место во главе отряда, барон краем глаза продолжил коситься на холмы. Только стычки с Черной стражей им не хватало! Неужели догадались, что пульпидор здесь? Успели заметить Рене до того, как он спрятался в фургоне? Может, и заметили, но вряд ли опознали - расстояние все-таки приличное.
Однако Конрад привык рассчитывать на худшее.
Наблюдатели даже не пытались осторожничать - торчали на виду, и это весьма не нравилось барону. Значит, чувствуют уверенность. Он невольно вздрогнул, когда рядом образовалось точное подобие одного из черных всадников - на вороном жеребце, в угольном облачении. Но это, к счастью, был всего лишь Икер Тирулега. Шоры вновь красовались на голове ловца снов, зато его конь имел возможность глядеть, куда заблагорассудится. Сам Тирулега смотрел строго вперед, на дорогу, как если бы взгляд его привязали суровой нитью к определенной точке.
- Я вас удивить, - сообщил он, словно продолжая беседу, прерванную минуту назад. - Я лазить потолок, лазить дерево…
"Носить шоры, - мысленно продолжил барон. - Ловить сны. Нет, что вы, меня это ничуть не удивляет: такие простые, обычные, свойственные всем пустяки…"
- Вы слыхать про Рагнар-йок? Я говорить про Рагнарское ущелье…
SPATIUM XV. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ РАГНАР-ЙОКА, или ЖИЗНЬ В ДВУХ СТЕНАХ
"Это случилось на заре Времен Исповедимых, когда Овал Небес был еще Гончарным Кругом, не сплюснут трением о шершавый бок вечности, а Великая Лепешка лишь на днях выпала из прохудившейся котомки Вечного Странника, чтобы зачерстветь и образовать твердь, именуемую Квадратом Опоры. Во всяком случае, так утверждает "Турель мифов" под редакцией Вингеля Майера, в разделе "Творение: аспекты и нюансы". Именно тогда блуждающий великан Прессикаэль ощутил странный зуд на просторах своего монументального тела. Он почесался, взволновав Вышние Эмпиреи, но зуд только усилился. Юный великан отчаянно скреб и драл себя везде, где мог дотянуться, а мог он изрядно; потом бедолага в ярости сорвал шкуру матерого левиафанца, служившую ему одеждой, - и из складок шкуры выпала блоха.
Блоха для великана и блоха, к примеру, для сапожника - это, судари и сударыни, две большие разницы. Докучал гиганту злокозненный чудо-юдырь Нефас Ехидный, дитя кровосмесительной связи между сплетнями и истиной, прародитель сонма исчадий и бестий. Одни лишь драконы категорически отрицают родство с мерзким Нефасом, и большинство криптозооисториков с ними согласны. С драконами попробуй не согласись! Они кого угодно переспорят.
Но речь о другом.
Нефас выпал из складок на горелую корочку Великой Лепешки, в районе Рагнар-йока. Кто такой был Рагнар, в честь которого назвали район, и почему он был йок, "Турель мифов" умалчивает; справочник же "Эпическая сила" утверждает, что Рагнар - монофаллический сын Вечного Странника, рожденный без матери из укушенного локтя божества.