И хотя бы в четверть таким же умным и величественным.
- Ваше Величество, - церемонно начала принцесса, но тут же сбилась на плаксивый тон: - Они забрали Морсе в солдаты! Поваренка, с кухни!
- Морсе?.. Ах да, конечно, я знаю, - ответил король после заминки. - Это я приказал. Понимаешь, негоже человеку лаять, собаке мяукать, а тигру блеять. Ты должна выбирать для разговоров тех, кто ровня тебе.
Он погладил Айру по щеке - мимолетно, будто бабочка крылом взмахнула рядом - и ушел.
А принцесса, потрясенная и раздавленная, осталась стоять рядом с двумя стражниками, безучастно смотревшими перед собой и сжимавшими алебарды.
Она знала, что отец не может сделать что-либо неправильно.
Однако сейчас все было совершенно очевидно - он ее предал.
Или нет? Или сделал все правильно? Айра чувствовала, что пройдет немного времени, и она простит отца. Потому что поваренок был всего лишь поваренком, а двумя незыблемыми и нерушимыми столпами в ее жизни были добрый бог Дегеррай и отец.
- Я должна выбирать… Кто бы мне дал выбирать! - Айре стало так жалко себя, что она чуть не расплакалась, а сдержаться ей помог сочувствующий взгляд одного из стражников, которому разозлившаяся принцесса заявила: - А ты вообще собака, ну или волк, и человекам с тобой не о чем разговаривать!
И пошла в покои матери, предвкушая, как спутает там свое рукоделие, нитки Эоны и еще кого-нибудь из сестер - конечно же, совершенно случайно.
Впрочем, как обычно.
* * *
Арена вольного города Тар-Мех была величайшей в мире.
Огромный амфитеатр вмещал почти двадцать тысяч человек, а поле, на котором сходились в бою герои и их войска, вмещало едва ли не полтысячи воинов. Под трибунами имелась собственная тюрьма, храмы, лекарня, оружейная и, само собой, контора распорядителя Игр.
Во время весенних и осенних Игр здесь было не протолкнуться - воины, герои, игроки и любители посмотреть на чужую кровь съезжались со всех краев мира.
Сейчас, в конце осени, когда дождевые тучи можно увидеть на небе чаще, чем лик Светлого Владыки жизнь на Арене замерла, хотя благодаря своему гениальному распорядителю и не угасла вовсе.
Мартус Рамен, временно забывший про контору, смотрел представление заезжего театра.
Конечно же, такого наплыва народа, как на бой мечников против слизней или схватку дюжины орков и пары циклопов, это действо не вызывало, но несколько тысяч зрителей на трибунах имелось.
В комедии, которую давала труппа, наступал решающий момент.
Мартус с удовольствием следил за тем, как умелый интриган Хитриус стравливал своих врагов между собой, заставлял глупцов доверять ему секреты и золото, выпрашивал у магов свитки с заклинаниями и обманывал девушек, обещая обязательно жениться на них.
А когда в финале Хитриус перехитрил сам себя и погиб под мечами прознавших об обмане врагов, Мартус Рамен сказал:
- На Арене должна литься кровь, хотя бы и ненастоящая. - И, немного подумав, добавил: - Хитриус хорош, пока жив - а значит, он должен быть осторожнее.
Распорядитель Игр на Арене вольного города знал, о чем говорил.
Именно он стоял за спиной тех, кто считался правителями Тар-Меха.
Дайрут
Айн тяжело и медленно встал, дернул на себя двери - створки легко разошлись. Стараясь не наступать на мертвых, хлюпая кожаными сапогами по лужам крови, парень дошел до отца.
Тот и впрямь уже оставил мир живых, вручив свою душу богам.
Как-то так получилось, что и после смерти он оставался стоящим на коленях, в некоем равновесии, с умиротворенным выражением лица - несмотря на жуткую, дичайшую боль в последние мгновения жизни.
Айн аккуратно высвободил рукоять мифрильного меча из отцовских рук и вынул клинок. Тело мягко завалилось на бок. Встав на колени рядом с отцом, поднес острие к своей груди так, чтобы лезвие прошло четко между ребрами.
Он точно не смог бы распороть себе живот, это требовало гигантской выдержки и сил, поэтому рассчитывал убить себя одним ударом - в сердце.
Меч, обагренный за долгие годы в крови сотен врагов - и за последний день в крови сотен друзей, - ждал словно бы с нетерпением. Айн знал, что надо только сделать одно короткое движение, бритвенно острый клинок довершит начатое.
Но он не мог.
Вокруг лежали мертвые женщины, мертвые старики и дети - все те, кого он видел каждый день, с кем общался, играл, кого опасался или на кого не вращал внимания. Все они сумели умереть. Так почему же Айн не может?
- Это просто, - прошептал он. - Одно движение. Я справлюсь.
Однако долгие мгновения сменяли друг друга, мертвые глаза военачальника укоряющее смотрели на сына, и в голове у Айна начали шевелиться мысли о том, что не стоит убивать себя. И он прогнал их, не желая превращаться в труса, в безродного предателя, в гнусного, ничтожного человека.
- Я отомщу за вас, - произнес Айн, оглядывая залу. - Я запомню каждого из вас и отомщу. Я убью тех, кто отдавал приказы. Уничтожу Орду. Перед лицом Дегеррая и Светлого Владыки клянусь - я не успокоюсь до тех пор, пока не исполню клятву!
Айн пошел по рядам, повторяя путь своего отца.
Он оглядывал тела погибших, запоминая каждого из них, впечатывая в память раскинутые руки и искаженные лица, окровавленные одежды и неестественно изогнутые тела. Некоторых он помнил живыми: кухарки и старые слуги, поварята и служанки, пажи.
В аккуратном старике он с удивлением узнал главного трубочиста - сам он давно уже не чистил трубы и камины, а командовал десятком стройных юношей.
Ему молва приписывала знание черной магии и немыслимое богатство, а среди детей высшей доблестью считалось сделать главному трубочисту какую-нибудь пакость так, чтобы их не поймали.
Один из немногих случаев, когда отец высек сына, случился как раз после того, как Айн заклинил дверь в каморке старика. Тот половину дня просидел там, хрипло выкрикивая призывы о помощи, на которые пробегавшие мимо слуги только трусливо жались по стенам.
Отец объяснил сыну, что есть умения, за которыми изначально идет дурная слава. Чистка труб и кантон - в их числе, и старик никому и никогда не делал дурного, чего не скажешь о тех, кто считает развлечением издеваться над ним.
Многие из тех, кто лежал сейчас в лужах крови, были Айну хорошо знакомы.
Он видел их раньше почти всех, многих знал по имени, с кем-то общался.
Мгновения перетекали в вечность, вечность распадалась мгновениями - парень не был уверен, что осмотрел всех, но начиная с какого-то его шага каждое следующее тело было похоже на предыдущее. Лица мертвецов стали одним, и то навечно отпечаталось в воображении Айна.
Они жаждали отмщения.
Анн стоял, пошатываясь, около трупа отца, когда витражное окно разлетелось тысячью осколков, среди которых на шлифованный камень пола упал булыжник. И сразу во дворец ворвались звуки - снаружи орали и стенали, командовали и пререкались, лязгали оружием и гоготали.
Орда пришла в сердце умирающей Империи.
Айн понимал слова ворвавшихся в залу - они говорили на варварском наречии.
Среди приятелей сына полководца имелся мальчишка, сын вождя большого племени, взятый Империей в заложники, и отец заставил парня выучить чужую речь. Выговор у этих варваров был непривычным, но уловить, о чем идет речь, он мог спокойно.
- Они называли нас дикарями. - На императорском троне сидел высокий воин со щеками, изрезанными ритуальными шрамами, в засаленной кожаной куртке с нашитыми на нее бляхами. - И при этом убили своих женщин и детей!
- Корх, слез бы ты с этой штуки, - один из полудюжины стоящих вокруг трона вояк все время оглядывался вокруг. - Хан не обрадуется, если увидит тебя здесь. Ты же знаешь, его даже смерть не остановила - помнишь, Разуже проломили череп, тело увезли, а потом он вернулся - еще злее прежнего?
- Долбаный псих, - ругнулся Корх в ответ, но с трона не слез.
Все они, кроме одного, выглядели высокими и крепкими. От них пахло потом, кровью и перегаром. Впрочем, этот запах был знаком Айну, точно так же несло и от солдат его отца после битвы.
Сам он скрывался за длинной скамьей с высокой, в полтора человеческих роста спинкой. На ней раньше сидели советники императора - да будут потомки снисходительны к его памяти.
Внутри у Айна бурлило желание встать - и выйти против шестерых варваров. Скорее всего, ему удастся убить одного или двух - за счет неожиданности, - но потом его наверняка прикончат.
И тогда он не выполнит клятву, не отомстит за отца и всех убитых здесь людей.
Айн почти не смотрел в сторону варваров. Он видел только мертвых, их общее лицо. Даже когда получалось отвести взгляд в сторону - вместе со стенами или украшенным росписью потолком он каждый раз видел раскинутые руки, искаженные лица, кровавые пятна.
- Корх, слезай! Разужа идет! - яростно шепнул варвар от парадных дверей.
Но высокий воин запоздал.
Разужа - кем бы он ни был - вошел стремительно и неудержимо.
Он выглядел величественно и опасно, высокий и худой, облаченный в полный доспех из вороненой стали он умудрялся двигаться по-змеиному легко и быстро, хотя обычный воин с такой тяжестью на плечах слегка замедлился бы. И еще ощущение мощи, не телесной, какой-то иной, горячими волнами расходилось в стороны.
- Замереть всем, - мелодичным, приятным голосом сказал Разужа на языке кочевников, и его произношение было точно таким же, как у наставника Айна, учившего парня языкам.
Приказ был исполнен и варварами, и телохранителями - дюжина которых, каждый около семи локтей ростом и едва ли не в четыре локтя в плечах, вошли в залу вслед за своим хозяином. В залу вбегали кочевники и варвары - и сразу же останавливались, замирали.
За несколько мгновений на входе образовалась толпа.
Разужа тем временем прошел между мертвыми, подошел к отцу Айна, присел на корточки перед телом и взглянул в мертвое лицо.
- Я, Разужа, - негромко начал победитель, - говорю. Всех, кто остался жив - кроме детей, не достающих головой до стремени, - подвергнуть пыткам и убить. Тех, кто убил себя сам, похоронить достойно.
- Но зачем, великий хан? - поинтересовался на ломаном языке кочевников Корх, все еще восседавший на троне. - Не проще ли нам кинуть их трупы собакам?
- Я, Разужа, говорю. Это нужно, чтобы враг убивал себя сам, когда я приближаюсь к его дому, - улыбнулся хан. - Кстати, тех, кто осквернил мой трон, - закатать в кошму и выложить на крыше дворца - пусть отдохнут.
Корх вскочил с места, но ни он, ни его приятели не собирались сопротивляться. Когда их скрутили и уволокли прочь, Разужа спокойно прошел через зал и опустился на трон.
А Айн обнаружил, что у него появился сосед.
Один из варваров, тот, что показался ему более низкорослым, нежели остальные, неведомо как умудрился на глазах у всех проскочить десяток локтей и укрыться за скамьей.
По глазам воина Айн легко прочитал его мысли - варвар пытался понять, что ему выгоднее: отдать обнаруженного мальчишку Разуже и этим выторговать себе жизнь или же заколоть нежданного соседа и переждать гнев хана в не особенно хорошем укрытии.
Не дожидаясь, пока чужак решит, Айн ткнул его отцовским мечом.
Острие попало точно в горло, варвар даже не успел понять, что происходит, как был уже мертв.
Айн прислушался, но, на его счастье, никто в зале ничего не услышал и не увидел. Парень начал раздевать мертвеца, но запутался в завязках штанов, поэтому ограничился толстым стеганым халатом со вставками из плотной бычьей шкуры и кожаной шапкой, отороченной облезлым волчьим мехом.
Выглянув из-за скамьи, Айн обнаружил, что по зале ходят десятки людей, вытаскивают тела убитых его отцом людей, но что самого хана на троне нет, утопал куда-то по своим делам.
- Эй ты, не ленись, помоги, - обратился к парню старик в новеньком нагруднике, надетом поверх ветхого халата.
Айн выбрался из-за скамьи, стараясь двигаться медленно и не привлекать к себе внимания, взялся за ноги дородной женщины - вроде бы поварихи - и вместе с напарником понес труп к выходу.
Вокуг были враги: не только варвары и кочевники - попадались и мощные, клыкастые орки с искаженными лицами, и мелкие, юркие гоблины; коридоры и переходы дворца полнила чужая речь, непривычные шорохи и движения, дикая и все еще опасная жизнь.
- Эй, слушай меня, - зло прошептал старик, и Айн понял, что он обращается к нему - причем не в первый раз. - Не дергайся! У тебя есть только я, и ты должен слушать только меня. Кто я и зачем ты мне скажу потом, а сейчас запомни - без меня ты умрешь здесь сразу.
Айн дернулся, но тут же сообразил, что попытайся он убить старика, это привлечет внимание.
- Слушай меня внимательно. Морда у тебя перекошена, выбита челюсть - это хорошо, не надо объяснять, почему ты молчишь. Сейчас мы вынесем тело, положим его на телегу и поедем вместе с возницей за стены города. Там поможем могильщикам, а потом двинемся подальше отсюда, где я вправлю твою челюсть и объясню некоторые вещи. Ты понял? Кивни.
Айну ничего не оставалось, как кивнуть, хотя спокойным он оставался только большим напряжением воли. Внутри у него клокотала ярость, помноженная на ощущение того, что он переживет этот день - и у него будет шанс отомстить Орде и хану Разуже за гибель Империи.
* * *
- Ведьма! Ведьма! - орали крестьяне, бежавшие по ночному лесу.
Убегавшая от них девушка скользила легко и вроде бы неторопливо, ее платье мелькало между деревьев совсем рядом, и казалось, что надо сделать всего один рывок для того, чтобы насадить ее на вилы.
Конечно, было бы неплохо сжечь колдовку в избушке, однако кто-то предупредил проклятую тварь, и подобраться к ней незаметно не вышло. Жрец Дегеррая указал на нее, когда зашел вопрос о том, почему вдруг пошел мор среди коров и стухла вода в половине колодцев.
Ведьма появилась в этих краях лет десять назад и за это время совершенно не изменилась. За лечение брала приличные деньги, причем требовала, чтобы не медью платили, а серебром! И ведь наверняка сама же болезни насылала - иначе как объяснить то, что ее лечение так часто было удачным?
Ночной лес озарялся только факелами, там, куда их свет не доставал, царила темень. Одному - да даже вдвоем здесь сейчас было бы страшно, места-то дикие, нечисти много, да и топь рядом, однако гуртом, в три десятка рыл можно ничего не опасаться.
- Вон она! - заорал Тупень, указывая в сторону большой поляны.
И впрямь там что-то мелькнуло - не иначе платье ведьмы!
Крестьяне дружно выскочили на открытое место.
И зря - потому что поляна оказалась топью, и в погоне за беглянкой большая часть крестьян, не успев даже ощутить запах болота, ухнула в трясину - кто по пояс, а кто и по плечи.
Тут же воздух наполнился криками, стенаниями и проклятиями в сторону ведьмы. Тупень, споткнувшийся еще в лесу и потому запоздавший, кинулся было вытаскивать ближайшего приятеля, когда к его голове сзади что-то прикоснулось.
- Э? - поинтересовался он, медленно оборачиваясь.
Позади стояла ведьма.
Выглядела она лет на двадцать, но холодные и умные серые глаза выдавали возраст. Она была одета в добротное походное платье горожанки, изящные сапожки из белой кожи, а за спиной у нее, судя по ремням на плечах, висела сумка, причем достаточно тяжелая.
- Я, Лиерра, вас лечила, - холодно заявила ведьма. - Принимала ваших детей, отгоняла от ваших посевов животных и тлю. Брала дешевле священников и лекарей. А вы решили меня убить?
- Э… Это… - растерялся Тупень.
Он отлично знал, как надо поступать с ведьмой, когда рядом с тобой три десятка друзей и соседей, но совершенно не представлял, как действовать, когда ты один на один с нею.
- Вы все - твари, - выплюнула ведьма. - Недостойные жизни. Ползи вперед, не забывай дышать.
Тупень почти сразу погрузился на ладонь в жижу, однако трясина не засасывала его, так как он словно опирался на нее всем телом.
Он полз и полз мимо увязавших все глубже друзей, кричавших и моливших о помощи, хватавших его за руки и ноги. Он вырывался, стараясь при этом не дергаться сильно, и трясся от страха, ожидая, что ведьма превратит его во что-то мерзкое.
А когда обернулся, то обнаружил, что вслед за ним по трясине идет ведьма.
Она спокойно наступала на плечи и головы тонущих, иногда делая шаг чуть пошире.
Тупень полз от нее, почти плыл, грязь набивалась в нос и рот, но он не останавливался. А потом по его спине, шее и голове тяжело прошли ножки отнюдь не изящной девицы - и крестьянина начало затягивать в трясину.
Последнее, что он увидел, когда неимоверным усилием выкинул вверх голову, чтобы глотнуть воздуха, были ноги ведьмы, стоявшей в паре локтей от него на твердой земле - и на ее белых сапожках не было ни единого грязного пятнышка.
Айра
Айра укладывала куклу, напевая колыбельную, старую, известную с малых лет. Няня рассказывала ей, что у многих людей весь дом меньше, чем одна комната принцессы, но в подобное верилось слабо - во-первых, если дом такой маленький, то где кушать? Где спать? Где играть?
Во-вторых, няня любила приукрасить.
К примеру, по ее рассказам, Сиреневая Башня, в которой обучали магов, была высотой в тысячу локтей. А Айра, полгода назад ездившая на мыс Верности, где и стоит это сооружение, с помощью особого морского прибора лично измеряла ее, и высота оказалась всего в четыреста семьдесят локтей.
Еще няня рассказывала, что в Кристальных Холмах живут гномы, а в книге "Полное собрание сказов и преданий" написано, что там засели людоеды.
- Айра! Айра! - раздался голос няни.
Она наверняка собиралась укладывать спать саму девочку, что в планы Айры никак не входило.
- Ну, где ты? - навязчиво интересовалась пожилая женщина.
Айра, мрачно вздохнув над своей несчастной судьбой полезла под кровать, справедливо полагая, что няня не успокоится и вот-вот начнет ее искать здесь. И действительно, вскоре дверь бесшумно распахнулась, о чем лежавшей в узком закутке принцессе сообщил легкий порыв ветерка, а затем тяжелые шаги грузной женщины миновали ее вначале в одну сторону, затем - в другую.
Выбравшись обратно в коридор, няня остановилась, и причиной этого оказался Джоэ, личный слуга наследного принца.
- Айра потерялась? - поинтересовался он густым басом. - Спать небось не хочет?
- Устала я с ней, - тихо призналась няня. - Каждый вечер одно и то же. С утра просыпаться не желает, а когда солнце заходит, уложить ее невозможно. Своих я в таких случаях выпороть могла. А с ней так нельзя - как-никак королевская дочь, да еще любимица!
Айра прикусила губу. Так вот ты какая, няня! Была и твоя воля, порола бы, наверное, за каждый проступок!
- А правду говорят, что у нее кошмары? - совсем тихо поинтересовался Джоэ. - Айриэлла ведь должна была стать жрицей Дегеррая, я помню, как приходил первосвященник.
- И что? - вскинулась няня. - Может, и должна была, может, и приходил, но в конце концов она осталась во дворце! И никаких кошмаров у нее нет, а если кто так скажет, то пусть уж говорит прямо Его Величеству!
Кошмары действительно были.