Хозяин стоянки не соврал, он сам, своими глазами видел, что искомый парень находился в обозе. А вместе с мельничным подмастерьем, тем, что в странной шляпе, уехал вовсе не молодой крестьянин лет сорока.
Иногда все же стоит держать изображения святых…
Четверка монахов вошла во двор. Квадрат утоптанной площадки, слева – склады и конюшня, справа – кухня и навес над столами, где сидела компания, прямо – двухэтажное здание с комнатами для постояльцев.
– Вон они, – шепнул брат Тарандрус.
Под навесом с кружками пива сидели крестьяне из торгового обоза. Бессонная ночь подсказала им, что следует остановиться и выпить пива.
Монахи двинулись было к крестьянам…
– Стоп, – поднял ладонь брат Люпус. Братья замерли.
Брат Люпус медленно-медленно обвел двор глазами… А пуще того – носом…
Где-то здесь… Где-то здесь…
Притихшая при виде братьев компания… Хозяин, выглянувший из кухни и теперь шагавший к ним… Девушка, седлавшая вороного коня… Распахнутые ворота конюшни… Запах сена…
Девушка!
– Колдунья! – ткнул в ее сторону брат Люпус.
Может быть, стоило сделать это чуть менее заметно. Может быть. А может, колдунья, увидев братьев, уже приготовилась к обороне. Кто знает?
Сразу же за выкриком нетерпеливого брата раздался взрыв.
Колдунья тоже была молодая, глупая, хотела решить проблему одним ударом.
Громыхнул гром; по всему живому, что находилось во дворе, ударила ветвистая цепная молния. Мгновенно были убиты все. Кроме колдуньи, ее лошади…
И монахов.
Не с силами молодой глупой ведьмы прикончить братьев Шварцвайсского монастыря.
Уж у них-то силы побольше…
Вот только вся она ушла на отражение удара.
Впрочем, у колдуньи ее тоже осталось немного.
Но осталась.
В ответ на дружный залп пистолетов братьев – пули бессильно упали в траву у ног девчонки – в их сторону полетел огромный огненный шар.
Шар разнес ворота, но колдунья, начавшая было самодовольно улыбаться, увидела, что успевшие откатиться в стороны монахи деловито перезаряжают пистолеты.
– Эй, попы! – звонко крикнула она. – Вам меня не взять!
Брат Тарандрус выстрелил. "Особая пуля" ударила колдунью в плечо. Брызнула кровь.
Девчонка завизжала, как ребенок, которому обещали, что все будет понарошку, а ударили по-настоящему. Так и казалось, что она выкрикнет: "Так нечестно! Это я вас должна убивать!" Ранение сбросило с нее заклятие маскировки, и девчонка показалась в своем истинном облике. Ничего демонического, кроме разве что гривы необычных фиолетовых волос. Большие, расширившиеся от боли глаза, белая рубашка с короткими рукавами, синие штаны, странные туфли с высоким тонким каблуком, чудом держащиеся на тоненьких ленточках…
Девчонка взмахнула рукой, но силы оставили ее. Вместо убийственного шара с пальцев сорвался только сноп искр. Надо признать, очень ярких.
Братья кинулись к ней, стремясь захватить раньше, чем она восстановит силу…
Брат Тарандрус оказался ближе всех.
С ужасающим визгом, оскалив клыки, вороной конь – да не конь, шарук! – ударил брата острым, как топор, копытом в горло.
Загрохотали выстрелы.
Две "особые пули" разнесли череп сатанинской твари, третья свистнула над ухом и впилась в стену конюшни.
Девчонка с криком выбросила из ладоней шар, взорвавшийся у ног братьев и разбросавший их в стороны. Ее саму, впрочем, тоже отшвырнуло к дверям кухни.
Братья Люпус и Лепус успели запрыгнуть в конюшню и теперь стреляли в сторону залегшей за трупом шарука ведьмы, в надежде, что у той рано или поздно иссякнут силы.
"Особые пули" у них уже закончились. А сил ведьмы хватало только на небольшие шары, смертельно опасные при прямом попадании, но бессильные даже поджечь здание.
– Вон она, вон! – зашептал брат Лепус.
Колдунья, выставив перед собой скрюченные пальцы, готовые выбросить шар, пятилась к раскрытым дверям кухни. Достаточно ей заскочить в них, а там она спасена…
За спиной девчонки с крыши бесшумно прыгнул на землю крупный серый кот. Приземлился, превращаясь в брата Фелиса.
Мелькнули бритвенно-острые когти, брызнула кровь.
Колдунья так и не узнала, что же ее убило.
– Ну что, парень, – они проезжали по узким улочкам столицы, когда Подмастерье попросил остановиться, – подождешь меня здесь, а я принесу тебе пива.
– Хорошо, уважаемый, – кивнул Якоб.
Широкополая шляпа скрылась в дверях кабачка, и парень немедленно тронул повозку. От таких странных людей, как Подмастерье, чем дальше, тем лучше. Нехорошо, конечно, не отблагодарить его за помощь со стражниками – интересно, с кем они его спутали? – но лучше скрыться.
Якоб повернул повозку в ближайший переулок, проехал на соседнюю улицу, сделал несколько поворотов на перекрестках, удалился от кабака, где бросил Подмастерье, на верных полмили, заблудился в лабиринте окончательно, за мелкую монетку узнал у мальчишек, как проехать к ближайшему недорогому трактиру, оставил повозку, наказал дать волам сена, вошел в зал…
Первый, кого он увидел, был Подмастерье.
– Иди сюда, Якоб, – махнул он рукой, приглашая к себе за стол. – Я тебе пива взял.
Глава 20
Ирма спала. Спала безмятежным сном.
День прошел просто замечательно: заботливый дядя, пообещавший не сообщать ничего ни отцу, ни мужу, особняк, почти в ее полном распоряжении, огромная библиотека с ее любимыми романами, тихие вышколенные слуги, приходящие портнихи, готовые сшить любой наряд… Что еще нужно девушке для полного счастья?
Ах да…
Дитрих…
Девушка сладко засопела и перевернулась на живот, сбросив одеяло. Ей снился сон, в котором она со своим принцем занималась очаровательными непристойностями. В ее понимании, конечно.
Ирма жадно прильнула губами к губам Дитриха, который почему-то начал превращаться в Якоба, а в это время наяву…
В комнате не было окон, поэтому если бы кто-то присутствовал здесь, то не увидел бы ничего, кроме абсолютной темноты. Вот если бы он обладал способностью видеть во тьме…
Ну, для начала он, конечно, насладился бы зрелищем обнаженной девушки. Ирме показалось, что в комнате слишком жарко, и, когда служанки ушли, она поступила крайне распутно – легла спать голышом, сбросив ночную рубашку.
Наш воображаемый наблюдатель увидел бы тело девушки во всей красе и, может быть, улыбнулся бы. А вот тут он бы нахмурился…
Из-под кровати, невидимые во мраке, потянулись тонкие белые нити. Они быстро ползли по полу, удлиняясь и вытягиваясь. Вот они подняли свои кончики вверх, полезли по простыне на кровать…
Тончайшая паутина нитей приблизилась к спящей девушке.
Всегда проверяйте, нет ли в комнате, где вы спите, следов плесени.
Особняк герцога цу Юстуса – не фамильный, всем известный, а тайный, купленный через третьи руки – находился на улице Хризантем. И сейчас по этой улице, такой же узкой и извилистой, как десятки других улочек столицы, прогуливался человек.
На нем была обычная одежда горожанина, шляпа с пряжкой и башмаки. По отдельным приметам, таким как дорогие башмаки и следы от споротых гербов на камзоле, можно было предположить, что он слуга, потерявший место и ищущий работу.
На самом деле все было сложнее: этого человека, невысокого, немолодого, со скучными серыми глазами и невыразительным лицом, в общем, обычного и неинтересного…
Его недавно казнили.
И где-то глубоко в голове, небольшой частью разума, не занятой делом, он придумывал себе новую фамилию.
– Добрый вечер, уважаемая! – Человек подхватил накренившуюся корзину с бельем, которую чуть не выронила молоденькая девушка в платье служанки.
– Ой! – Девушка подскочила и мгновение колебалась, не позвать ли ей на помощь. Но дом, где она служила, был совсем рядом, незнакомец дружелюбно улыбался, не делая попыток вырвать корзину и сбежать.
Служанка быстрым взглядом окинула незнакомца и поняла, кто он такой:
– Ищете место?
– Да. – Улыбка стала немного смущенной. – Вот думаю, не поможете ли мне? Где служите?
– В этом доме. – Девушка указала на один из особняков, плотно прилепившихся друг к другу. – Дом герцога цу Зандкюсте…
– Да вы что? А мне казалось, что его особняк совсем в другом месте.
– А вы никому не говорите. – Служанка тихо хихикнула. – Он купил здесь особняк, чтобы тайком от жены встречаться с любовницами.
– С любовницами? То есть у него их несколько?
– Не то слово! Он меняет их каждую неделю.
Вы можете думать, что ни один человек не знает ваших тайн. Просто не забывайте, что горничная, которая убирает вашу постель, на которой вы развлекались, извозчик, который подвез вас к дому любовницы, официант, который прислуживал вам за столом – они тоже люди. И у них есть глаза и есть память. И есть язык, который расскажет все то, что вы считаете страшным секретом.
– Небось и сейчас одна из них здесь гостит?
– Нет, – вздохнула служанка. – Сейчас герцог в отъезде и никаких гостей нет. Ни девушек, ни юношей… Ни даже старушек. Жалко. Иногда гостьи герцога дарят что-нибудь хорошенькое…
– Ну если хочешь, – глаза незнакомца прищурились, – я могу тебе что-нибудь подарить.
– Да-а? – Взгляд служанки стал оценивающим, тем самым взглядом, который мужчины считают призывным. – А как тебя зовут?
Она остановилась у маленькой двери, ведущей в особняк, и опустила корзину на землю.
– Руди, – улыбнулся незнакомец.
– Ну так как же ты относишься к генералу Нецу, Якоб? – Подмастерье, похоже, твердо решил вызнать политические взгляды парня и не отставал.
– Уважаемый, я же обещал подумать.
– Не-а, – улыбнулся тот из-под полей шляпы, которую не снял даже в трактире. – Ты обещал подумать, почему крестьяне не любят Гольденберга, а генерала – любят. Кстати, почему?
Якоб вздохнул:
– Это просто, уважаемый. Если коротко, генерала Неца любят за то, что он из простого народа и за то, что он навел порядок после Новой династии. И при этом не гнушается своего происхождения. А Гольденберг… Что он сделал, разбогатев? Купил титул, серебряные рудники в Рудных горах, корабли, конюшни, земли, деревни… Он гребет все, до чего может дотянуться, как горный гном…
– Неужели другой крестьянин на его месте поступил бы по-другому?
– Да дело не в этом. Гольденберг изо всех сил пытается доказать дворянам, в чей круг он вошел, что он не крестьянин. На его серебряных рудниках работники умирают в шахтах от непосильного труда. Крестьяне в его владениях работают на своих полях ночью, чтобы суметь собрать свой собственный урожай, потому что весь день уходит на барщину… – Якоб понял, что волнуется. – Генерал Нец не перестал считать крестьян людьми. Гольденберг – перестал.
– Нет! Нет, нет, нет!
– Фукс, прекрати.
– Нет!
– Я же не заставляю тебя с ним спать…
– Спать?! Да я даже приближаться к этому вонючему крестьянину не хочу!
Пауза. Тяжелый вздох.
– Фукс…
Пауза.
– Что?
– Просто найди его. Посмотри, не колдун ли он. Это он стоит за всеми происшествиями или же случайный человек…
– Да где я буду его искать?!
– Фукс…
– Ладно, ладно. Когда вы найдете еще одну магичку с возможностью поиска?
– Сама знаешь, возможности раздаем не мы.
Смешок.
– Как воевать, так все. А как тяжелая неинтересная работа – так Фукс.
Белые нити грибницы приблизились к телу Ирмы, почти коснулись кончиками кожи…
Почти коснулись.
В последний момент нити отпрянули, как будто коснулись открытого огня. Медленно потянулись, будто принюхиваясь…
Отпрянули.
Нити осторожно исследовали каждый участок кожи девушки, но нигде не дотронулись до нее.
Облако грибницы, окутавшее девушку, начало постепенно редеть, уменьшаться, исчезать. Нити одна за другой исчезали под кроватью. Не добившись своего.
На шее девушки висел шнурок с грубо просверленной медной монетой.
"Значит, не здесь. Продолжим поиски".
Рудольф-без-фамилии посмотрел на захлопнувшуюся дверь, в которой скрылась служанка. Осталось еще около десятка домов.
Бывший цу Токенблатт предпочитал свободный поиск. Кто-то лучше работает в команде, кто-то – в одиночку. Его командир цу Гроссабгрунд был достаточно умен, чтобы позволить каждому работать так, как тот посчитает нужным.
Хороший командир не указывает подчиненным путь. Только ставит задачу.
Рудольф-без-фамилии в поисках девушки Ирмы пошел от последнего места, где ее видели – от въездной башни. Там он замучил расспросами стражников, в особенности усатого сержанта, но они вспомнили, куда именно свернула карета. После этого Рудольф переоделся и начал методичные поиски. Опросив уличных торговцев, нищих, прохожих, он проследил путь кареты и установил, что она свернула на улицу Хризантем, где, по всей вероятности и оставила девушку. Осталось только узнать, какой из особняков принадлежит цу Юстусу или в каком находится девушка.
В этом доме ее не было.
Рудольф неторопливо зашагал к следующему.
До тайного особняка цу Юстуса оставалось еще три дома.
– Значит, крестьяне генерала Неца любят. А ты?
Нет, нужно сегодня же ночью, когда не в меру любопытный Подмастерье заснет, уезжать на другой постоялый двор. Или он замучает своими вопросами.
Якоб за всю жизнь не разговаривал о политике столько, сколько за последнюю неделю.
– Я, уважаемый, не люблю генерала Неца. Он не девушка, чтобы его любить. По моему мнению, правителя можно или ненавидеть, или относиться к нему безразлично. Народ, он как река. Если правитель мешает течению, народ начинает бурлить. Если не мешает – не замечает его.
– Тебя послушать, так правители и вовсе не нужны.
– А может, и не нужны.
– Ты же сын мельника, Якоб. Неужели не видишь ошибки?
– Скажи-ка, уважаемый, а ты-то почему любишь генерала Неца?
– Я? – Подмастерье заулыбался, как будто услышал то, что хотел услышать. – Я не люблю генерала.
По ночным улицам столицы, цокая каблуками по булыжникам мостовой, мимо запертых ворот особняков, мимо темных окон домов, мимо не обращавшей на нее внимания стражи, шагала девушка.
Размашистые шаги, размахивающие руки, невнятный шепот – то ли брань, то ли мысли вслух.
Худая, болезненно-тощая, большегрудая. Черный, облегающий кожаный костюм.
Огненно-рыжие волосы.
Она искала.
Глава 21
Якоб открыл глаза.
Ночь. Темно.
Он осторожно покосился на соседнюю кровать: там, накрывшись шляпой, безмятежно спал Подмастерье.
Отлично.
Якоб бесшумно поднялся, оделся и подошел к двери. Оглянулся – Подмастерье спал, – и, чуть приподняв дверь, чтобы не скрипнули петли, вышел в коридор.
Растолкал сонного хозяина, шепотом объяснил ему, что хочет съехать, заплатил и вышел во двор. За спиной тихо лязгнули засовы.
Якоб пошел к повозке, осторожно ступая. Хотя надобности в этом не было, не услышит же Подмастерье его шаги из комнаты.
Ну его, странного человека, вместе с его странностями. Якоб уже всерьез сомневался, человек ли его попутчик.
Парень подошел к своей повозке с волами. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.
– Куда едем? – бодро спросил он.
– Да я… – Якоб по-настоящему растерялся. Ведь даже если попутчик не спал и сразу же спрыгнул с кровати и побежал вслед за Якобом, то никак не успел бы оказаться здесь раньше.
– Нет, если нужно, готов помочь собраться.
– Да нет… Просто решил проверить, не украли ли повозку.
– А-а… Ну, пойдем спать дальше?
– Ага…
Якоб сорвался с места и побежал к дверям трактира. Заколотил в них, пока не открыли, наплел что-то невразумительное недоумевающему хозяину, оглянулся – Подмастерье помахал рукой от повозки, – и кинулся бегом в комнату.
Подбежал, открыл дверь…
Подмастерье поднял голову, сдвигая шляпу:
– Чего тебе не спится?
Долгое напряженное молчание.
– Что?
– Убит один из монахов, ваше величество.
– Я не глухой и не идиот. Как это могло произойти?
– Шарук…
– Я не спрашивал, кто убил монаха. Я спрашиваю, как это могло произойти!
– Ваше величество…
– Для чего? Для чего я бодался с епископами, открывая ваш монастырь? Рыскал, как волк, по всей стране, в поисках подходящих людей, тратил силы, деньги на их обучение? Для чего? Чтобы моих, моих монахов убивала первая попавшаяся девчонка, нахватавшаяся основ колдовства?!
– Ваше…
– Да, отец Тестудос! Да! Мое! И именно мое величество спрашивает вас, как это могло произойти?
– В свое оправдание могу сказать, ваше величество, что свидетелей битвы, кроме наших братьев, не осталось. Значит, репутация монастыря не пострадала.
– Репутация! Подождите… Репутация…
– Ваше…
– Подожди, Август. Репутация… Наших монахов считают чрезвычайно сильными охотниками за колдунами, ведьмами и нечистью. Так?
– Так.
– Значит, если кто-то узнает, что в схватке с колдуньей погиб шварцвайсский монах, то в первую очередь подумает, что колдунья была крайне сильна… Сколько у наших противников колдуний?
– В последнее время мы нашли трех, к сожалению, уже убитых. Среди наших противников особой паники по этому поводу нет, так что колдуний у них хватает. Можно предположить, что остался по крайней мере десяток, а то и больше.
– Откуда они их берут, выяснили?
– Нет.
– Плохо. Откуда они берутся – неизвестно, сколько их – неизвестно, каковы их возможности – неизвестно…
– Ну, то, что они подчиняются всем законам колдовства – установили.
Смешок.
– Не отвлекайте мое величество от рассуждений!
Смешок.
– Август!
– Молчу, молчу…
– И прекрати ухмыляться! Значит, действуем так…
– Не подействовало?
– Похоже, у нее есть при себе что-то медное.
– Не ожидал от девушки из благородной семьи веры в крестьянские сказки.
– Я думаю, нам опять подгадил тот крестьянин.
– Его ищут?
– Фукс.
– Фукс…
– Она старательная.
– Да, я знаю. Вот только своенравная, наглая и непослушная.
– Да они все такие.
– Сколько у нас осталось ведьм?
– После того, как монахи убили Лени, – двенадцать.
– Мало.
– Нам осталось подождать месяц. Ирма – у нас, большинство дворян – за нас, грибница ползет по столице. Что нам может противопоставить король? Личную гвардию да шварцвайсских монахов. Монахов выбьют девчонки, а гвардия… Ничего она нам не сделает.
– Я знаю, что гвардейцы ищут девчонку. Что, если…
– Нет. Они ищут по городу мои тайные особняки… два уже нашли. Но к тому, в котором спрятана Ирма, я не имею никакого отношения. Пусть ищут.
– Остаются только два затруднения. Добровольное согласие и третья сила.
– Добровольное… Да, жаль, что с грибницей не получилось. Ничего, я попробую поговорить с ней сам. А третий… На него выведет крестьянин, когда Фукс его поймает.
– Хорошо.