Мост под копытами лошадей трещал и подрагивал, грозя вот-вот развалиться. На середине мы спешились и тащили упиравшихся коней в поводу. Каждый миг я ждал, что прогнившие бревна и расщепленные доски не выдержат, и мы рухнем вниз, но все обошлось.
При нашем приближении человек в светлом плаще бесшумно отступил на шаг, прячась в зарослях. Я успел лишь разглядеть, что он высок, выше нас обоих, широк в плечах и по виду очень стар. Светлый плащ из линялой льняной ткани полностью скрывал его фигуру. Он указал длинным суковатым посохом на тропу позади себя и исчез в кустах.
- Нам туда, - с дрожью в голосе сказал Ворон.
Ни листика не дрогнуло вокруг, лес притих, не сводя с нас глаз. Коням передалось наше напряжение. Они дрожали всем телом и ступали так осторожно, словно боялись, что земля вот-вот разверзнется у них под ногами. Тропа, неожиданно широкая и торная в такой глуши, шла удивительно прямо. На ней не было следов ни копыт, ни колес, ни чьих-либо ног. Это была просто ровная, гладкая земля, но твердая, как камень.
Постепенно впереди развиднелось. Потом деревья и вовсе расступились, открывая нам неширокую поляну, на которой из-под земли выглядывал сруб полуземляной избы с покрытой дерном двускатной крышей. На коньке возвышался обглоданный дождями и ветрами череп огромного лося с развесистыми рогами. Подле полукругом стоял частокол из высоких, в два-три человеческих роста, шестов, на каждом из которых торчал череп человека либо лошади или тура. Частокол обрамлял поляну, в середине которой темнели пятно старого кострища и большой валун с выдолбленным на нем крестом, в углублениях которого можно было заметить пятна присохшей крови. Это был алтарь, на котором, очевидно, казнили провинившихся или приносили жертвы.
Выехав на поляну, мы с Вороном остановились на опушке, спешились и огляделись. Мой наставник указал мне на жертвенник, и я понял, что он всерьез боится оказаться там, - судя по размерам валуна, на нем вполне, мог улечься человек.
На первый взгляд мы были одни, но вот рядом что-то задвигалось. Мы обернулись - тот человек в белой накидке выступил из кустов. Он был высок ростом - на голову или две выше Ворона - и смотрел на нас холодно и отчужденно, словно на чужих.
- Один из них, - прошептал мне Ворон.
Оказавшись на поляне, он испугался, и мне невольно передался его страх. Я стиснул зубы, чтобы не поддаваться, - в конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы падать перед богами ниц. Я хотел защитить моего наставника и друга.
Старец прошел мимо широким молодым шагом и уже на границе частокола оглянулся и сделал нам приглашающий жест. Ворон выронил повод из руки и как зачарованный двинулся следом.
Мы переступили невидимую грань в том месте, где кольев частокола не было, - иначе ограда образовывала бы полный круг. Теперь между нами и кострищем было всего каких-то шагов пять или шесть. В кострище среди золы и пепла оставалось еще несколько углей и непрогоревших головешек от недавнего костра. Среди них валялись обугленные кости - судя по обугленным копытцам, сожгли теленка или козу. Хорошо не человека!
Солнце, проглядывающее сквозь ветви, светило нам прямо в глаза, и я с трудом смог разглядеть в подробностях открывшуюся мне картину.
Когда-то это место, очевидно, впрямь было капищем - вокруг жертвенника в бурьяне обнаружились остатки вкопанных толстых бревен: возможно, изображений неизвестных богов. Некоторые из них были сейчас превращены в сиденья, на которых удобно расположились несколько человек.
- Судьи, - послышался за моей спиной хриплый шепот Ворона.
Я с любопытством окинул их по очереди взглядом, стараясь разобрать их черты против солнца.
Прямо напротив нас на самом высоком срубе, подавшись вперед, сидела высокая худощавая старуха с сильными жилистыми руками, одетая в длинное рубище, перехваченное широким кожаным воинским поясом, увешанным оберегами. Опираясь ладонями на колени, она вперила строгий сухой взгляд нам в глаза, словно старалась силой внушения заставить нас говорить. Темное резкое лицо ее дышало уверенностью, длинная полуседая коса лежала на коленях. Напрягшись, она словно готова была в любой момент вскочить и схватиться за оружие - обнаженный меч был воткнут в землю справа от нее.
Слева от нее, справа от нас удивительно прямо сидел коренастый могучий воин, уже немолодой, с выбеленными сединой волосами, оставивший позади немало лет и трудных дорог, но не сломленный, а лишь умудренный опытом. Густая грива волос и бороды покрывала его плечи, грудь и спину до половины. Сильные натруженные руки лежали на коленях, а из-под кустистых бровей спокойно смотрели проницательные глаза - словно отец взирал на любимого, но непутевого сына. Засмотревшись на старца - от той старухи веяло холодом, - я почувствовал к нему необъяснимое доверие и не сразу узнал в нем нашего провожатого. Скинув белую накидку, он остался в рубахе домотканого полотна и безрукавке из волчьего меха.
Напротив него, справа от старухи, на низком пне развалилась дородная рыхлая женщина средних лет - уже воспитывающая подрастающих детей, но еще не утратившая способности рожать. Когда-то она была красива, и круглое лицо ее не утратило миловидности, но его уже портили морщинки и капризные складки у губ. Она куталась в длинные пепельные волосы, как в накидку, а на груди и запястьях ее блистали золотые украшения.
У ее ног на земле удобно развалился худощавый гибкий молодой мужчина ненамного старше меня - высокий красивый полуобнаженный гигант, явно гордящийся своей статью и силой, с зазывной улыбкой, нежными синими глазами и золотисто-льняными кудрями, мягкой волной рассыпавшимися по сильным плечам, он всем своим видом выделялся из числа собравшихся. Но в его прекрасном лике, в блеске его глаз и улыбке, в небрежной позе молодого загорелого тела чувствовалась сила - опасная и вызывающая сила убийцы, знающего о своей безнаказанности. На поясе его висел в ножнах нож - несомненно для того, чтобы убивать. Он то и дело отводил глаза, оглядываясь на дородную женщину, и нежно, как большой кот, терся головой о ее колени. А она в ответ запускала пальцы в его кудри и ласкала их с любовью жены. Эти двое явно не замечали нас, но стоило мне задержать на них взор, как красавец оторвался от созерцания своей подруги и смерил меня презрительным взглядом.
- Что они делают тут? - молвил он недовольным тоном.
Ворон не выдержал. Оттолкнув меня, он шагнул вперед и упал коленями в золу кострища:
- Простите, Светлые!
Я, бросившийся помочь ему встать, застыл на месте - вспомнил, что передо мной были боги. На миг меня пронзил страх, но тут же он рассеялся, уступив место удивлению, - боги были слишком похожи на людей.
И эта мысль еще более укрепила меня в первоначальном решении - не покоряться им ни за что!
Сивобородый старец смерил меня пристальным взором и обратился к Ворону:
- Поднимись, витязь, и не страшись вины твоей, какова бы она ни была. Ибо по доброй воле явился ты на Суд, что уже само достойно похвалы и награды!
Ворон поднялся - раздавленный, трепещущий. Я впервые видел его таким - даже в день похорон Мсты, когда принял он решение следовать живым в страну мертвых за усопшей женой, не выглядел он таким подавленным. Я же еще сильнее почувствовал гнев, окончательно победивший во мне последние остатки страха.
- Ты забыл, что он совершил преступление, кара за которое его так и не настигла! - обратился к старцу красавец юноша. - Добро б было, исчезни он после того, как избежал возмездия, - так нет же! Явился и просит о снисхождении!
Его слова окончательно заглушили во мне почтительность и уважение.
- Кто бы ты ни был, - воскликнул я, - ты не должен отзываться так о моем наставнике! Он сделал для меня больше, чем вы все четверо, вместе взятые!
Старец при этих словах добродушно улыбнулся и кивнул красавцу, который даже привстал от возмущения. Но он не успел и рта открыть, как впервые пошевелилась старуха, сидевшая против меня. Ее холодный беспристрастный взор, казалось, проник до самого сердца.
- Ты слишком молод и горяч, мальчик, - сухим безжизненным голосом заговорила она, - и ты, видимо, не ведаешь, кто перед тобою, раз осмеливаешься говорить столь дерзкие речи!
Ворон порывисто схватил меня за локоть, осаживая.
- Не говори с нею так, - шепнул он, - это сама Судья! Она решает, кого карать, кого миловать. Все свершается по ее слову!
- Юноша непочтителен, - капризно протянула дородная женщина, поигрывая прядью своих волос. - Это говорит не в его пользу, сестра! Мне он не нравится.
Красавец у ее ног выразил согласие горячим кивком и весьма красноречиво потянулся к ножу на поясе.
- Он говорит как чужеземец, - согласился старец, - но он еще слишком молод и неопытен. Я чую в нем силу духа, которую не следует сбрасывать со счетов. Кроме того, он ведь недавно был призван?
- Да, о Светлый, недавно, - почтительно отозвался Ворон. - Он ничего не знает и последовал сюда за мною, опасаясь, что на Суде богов мне будет грозить опасность!
- И он оказался прав, - снова заговорила дородная женщина. Она выпрямилась так резко, что колыхнулась ее чуть отвислая грудь. Почувствовав на себе мой чересчур пристальный взор, она не смутилась, словно очаровывать было ее целью в жизни. - Ты ведал, что может тебе грозить за эту связь, но пошел на нее!.. Тебя предупреждали, но ты оказался слеп и глух и не внял голосу рассудка. Мы пытались тебя спасти, но ты сам шел навстречу гибели!
- Я любил эту женщину, - тихо ответил Ворон.
- Ты знал, кто она!
- Я любил ее…
- Может быть, я действительно ничего не смыслю в ваших делах, - снова вылез вперед я, которому надоело стоять и слушать непонятные речи, - но разве можно осуждать за любовь?
- Любовь простого смертного к богине? - Старуха подалась вперед, и я почувствовал резь в глазах, как бывает, когда взглянешь на солнце. - Любовь человека, который был для нас ценен, к богине, которая неоднократно пятнала себя черными деяниями, вызвавшими недовольство даже среди богов? Любовь к той, которая была недостойна любви, ибо убивала всех, кто оказывался связан с нею?
В этот миг я снова почувствовал страх:
- Кем же была Мста на самом деле?
- Богиней, призывающей к мести и войне. Смыслом ее жизни было толкать на разрушения и убийства. Спроси Ворона, что совершил он с ее именем на устах!
Я оглянулся на своего наставника. Лицо его было белее снега, в глазах горел безумный огонь, пересохшие губы что-то шептали - он не то взывал к душе умершей, не то поминал свои преступления. Догадавшись, что я смотрю на него, он отвернулся и закрыл лицо руками.
- Они правы, - глухо, в ладони, произнес он. - Мои руки по локоть в крови невинных… Я не должен был… Боги! - вдруг вскрикнул он, снова падая на колени. - Помогите! Пока не поздно, остановите мое деяние!.. Я отдам ради этого жизнь!..
Дородная женщина захохотала, откидываясь назад и колыхаясь, - нет, не пышным, а жирным чревом, которое мне захотелось пнуть сапогом. Красавец у ее ног улыбнулся недоброй улыбкой убийцы. Двое других Судей промолчали, но их молчание говорило красноречивее слов.
- Поздно, - наконец изрекла старуха, и от этого простого слова даже мне на миг стало холодно. - Сегодня пришла весть - умер последний сын князя Гостомысла, потерявший ранее двух малолетних детей. Твоя месть свершилась. У сына Буривоя нет прямых потомков, а те, на кого не пал твой карающий меч, теперь вцепятся в опустевший без власти край как голодные псы и разметут его по клочкам! Погибнет, не родившись, целая страна!
Я обернулся на Ворона. Он был близок к обмороку, и я подставил ему плечо. Но мой наставник с испугом отверг мою помощь.
- Нет! - вскрикнул он. - Ты не должен!.. Ты не знаешь!..
- Он говорил тебе, что он из рода потомков князя Волха, сына Славена? - в спину мне прозвучал вопрос старухи. - Ему не было и года, когда убили его отца и братьев в борьбе за власть. Мальчик выжил чудом и, покинув в шестнадцать лет мать, поклялся отомстить своим врагам. Через много лет, уже ступив на Дорогу богов и став одним из наших слуг, он вспомнил о давней клятве. В те поры уже давно умер его обидчик и даже его сын, власть оказалась в руках одного из его потомков, Гостомысла Буривоевича, правнука его врага… Не удивляйся столь большому сроку - наши слуги живут во много раз дольше простых людей, ибо мы ценим их и одаряем долголетием… Князь Гостомысл не был виноват в том, что совершил его далекий предок, но Ворон решил покарать его, раз не удалось наказать настоящего врага. В это время он встретился с Мстой. Она узнала его тайну и начала толкать на месть. Мы предупреждали его не один раз - он отмахивался от наших знамений. Богиня мести помогала ему - и вот разразилась кровавая междоусобица, в которой четверо братьев убивали друг друга и собственных племянников…
Ворон стоял на коленях, спрятав лицо в ладонях, и я ничем не мог ему помочь - едва я услышал о том, как из-за его дел родные братья убивали друг друга, во мне словно что-то остановилось. Так вот какова вина, за которую он ждал смертной казни!
- Никто не должен своей волей вершить судьбы мира! - провозгласила тем временем дородная женщина, откидывая пряди длинных волос назад и привставая. - Он виновен и должен понести кару! А поскольку первого раза ему удалось миновать, - тут она метнула в мою сторону неприязненный взгляд, - то новое наказание должно быть суровее, как кара за ослушание!
- Смерть! - воскликнул красавец у ее ног.
- Нет!
Сивобородый старец вдруг вскочил и на миг сравнялся ростом с окружавшими поляну дубами. Они отозвались на его восклицание грозным шелестом листвы - даже показалось, что в недрах небес глухо рокотнул гром.
- Нет! - звучным голосом возвестил он, и под его тяжелым взглядом ратовавшие за смерть замолкли. - Ты слишком уж строга, Девона!.. Помни, что он всего лишь человек, а человек слаб и может ошибаться.
- Будьте милосердны, Судьи! - простонал Ворон, не поднимая головы. - Я не мог иначе…
Сидевший у ног той, которую назвали Девоной, презрительно скривился:
- Когда Высшие приказывают, простые смертные должны бросать все дела и мчаться выполнять их приказы! Не можешь или не хочешь - значит, ты никуда не годишься!.. Когда-то я тоже был человеком, но спутался не с той бабой, проморгал удачу и поплатился за это! - Он вскинул глаза на Девону и потерся щекой о ее колени.
- Вот поэтому ты теперь ненавидишь людей, - строго кивнула старуха, сидевшая во главе.
Я заметил, что говорила она мало, зато зорко следила за словами и жестами всех на поляне.
Красавец вскочил на колени упругим движением хищника.
- А за что же их любить? - запальчиво воскликнул он. - Ты сама видишь, что они ни на что не годятся!
Этого я не мог стерпеть. Я забыл, что передо мною боги, и ринулся в бой.
- Ни на что не годятся? - закричал я в лицо светловолосому парню. - А это ты видел?
Меч Локи с готовностью вынырнул из ножен, и длинное лезвие блеснуло на солнце. Кончик его оказался под носом красавца, и тот застыл, скосив глаза. Все вокруг тоже словно окаменели. Я чувствовал на себе пристальные взгляды и понимал, что стал хозяином положения.
- Откуда он у тебя? - медленно произнесла старуха.
Краем глаза я заметил, что она осторожно приподнимается, и сделал предупреждающий жест. Она замерла, не сводя глаз с меча.
- Он пришел со мною, о Судьи, - подал голос Ворон. - Он первый раз здесь…
- Непохоже, - пробормотал красавец, облизывая пересохшие губы. Он боялся пошевелиться, поскольку кончик Меча Локи уже касался его кадыка.
Старец протянул в мою сторону руку ладонью вверх.
- Опусти свой меч, юноша, - примирительно молвил он, и взгляд его теплых глаз невольно заставил меня послушаться. - Мы не причинили тебе вреда, а если и обошлись с твоим спутником сурово, так он сам заслужил того. Ворон сам может подтвердить тебе это - мы никогда не караем зря!
- Мы готовы простить тебе неподобающее поведение - ведь ты вступился за друга, - добавила старуха, - и обещаем выслушать тебя и принять твои слова к сведению, если ты уберешь меч и спокойно поведаешь, где и как ты добыл его!..
- Я не отдам его! - заявил я, чуть отступив. - И говорить мне с вами не о чем!
- Его никто не тронет! - сказал старик. - Ворон! Объясни своему спутнику, где он и кто мы!
Ворон поднялся на ноги и взял меня за локоть, вынуждая отвести меч и убрать его в ножны. Сопротивляться я не мог - он встал между мною и теми людьми. За его спиной светловолосый красавец плюхнулся на траву и шумно перевел дух.
- Они правы, Олав Тополь, - сказал Ворон тихо. - Ты не должен был так себя вести… Да и я тоже хорош - забыл сказать тебе самое главное! Понимаешь, ты сейчас присутствуешь на Суде богов. Его собирают очень редко - если человек, вставший на Дорогу богов, совершил настоящее преступление. Обычно боги милосердны и на многое смотрят сквозь пальцы… Они имеют право казнить меня - ведь однажды я уже слышал Зов и не послушался, не явился на Суд - предпочел стать мужем Мсты. Я совершил преступление и должен ответить за него. Не совершай ошибки, пытаясь защитить меня! Ты ведь не знаешь, с кем говоришь!
- Мне того и не нужно, - заявил я было, но тут же пожалел об опрометчивых словах. - Неужели это - боги?
Ворон сухо кивнул и указал глазами себе за спину, по очереди называя каждого из Судей:
- Та старуха - Берегиня. Я не знаю ее настоящего имени, как, видимо, и остальные Судьи. Слышно, что могла она оборачиваться змеей и летать под небесами, а также, что повстречаться с нею одинокому путнику вечерней порой небезопасно. Ей подвластно колдовство - как злое, так и доброе. На Суде богов последнее слово всегда остается за нею - как она скажет, так и будет… Тот старик, что сейчас говорил с тобою, - Святобор, хозяин лесов и всего, что они таят. На Суде его слово - всегда в защиту осужденного. Уж если кому и верить, то только ему… Женщина, которую он назвал Девоной, насколько я знаю, сестра Берегини и повелевает она водой. Бойся разозлить ее, ибо на Суде ей доверено обвинять. Нрав ее ненадежен, как вода. Под стать ей и Буг - ее муж. Много лет назад он был одним из нас, но сумел завоевать сердце Девоны и стал Судьей и богом. Он - убийца и исполняет приказы, карая приговоренных к смерти. В истинности их слов сомневаться не приходится - ведь через них с нами говорят Высшие: Свентовид, Сварог, Перун и иные, доверяя Судьям доносить их волю до людей. Если ты мне веришь, Олав Тополь, всем, что дорого тебе, заклинаю - молчи и не вмешивайся! Пойми - мне самому опостылела жизнь, и я расстанусь с нею без сожаления!
Он обнял меня за плечи и умоляюще заглянул в глаза. После такой отповеди я не мог ему перечить и согласился.
Решив, что мы достаточно наговорились, Судьи окликнули нас.
- Поведай нам, как к тебе попал этот меч? - приказала та, которую Ворон назвал Берегиней. - Что ты знаешь о его истории?
Ворон незаметно толкнул меня локтем - мол, не молчи, - да и строгие глаза в мелкой сетке морщин не располагали к спорам, и я выложил этой старухе всю свою историю, начиная с рождения.
Меня слушали внимательно, но то и дело перебивали, требуя уточнить то одно, то другое. Они заставили вспомнить даже рассказы матери о ее первом суженом, князе Светане из рода Волка, и ее жизни на родине. Прослушав весь рассказ, Судьи переглянулись. В их глазах читалось редкое единодушие.
- Он тот, кто нам нужен, - наконец тихим голосом произнесла Берегиня.