- Я предлагаю оставить его, - сказал Святобор. - Обещаю найти ему укромное место в наших пределах, где он будет ждать…
- Я согласна, - кивнула Девона, снова успокоившаяся и играющая прядями волос. - Но только сперва давайте завершим с осужденным.
Ее муж приподнялся, но я опять не дал ему сделать и шага.
- Я никуда не пойду без Ворона, - сказал я, кладя ладонь на рукоять Меча Локи. Соскучившись без крови, он, казалось, дрожал - или у меня тряслись руки? - Я поклялся себе защищать его.
- Оставь! - отмахнулась Берегиня. - Однажды ты уже защитил его. А что толку?
- Да что мы его слушаем? - повысила голос Девона. - Он защищал преступника! Ворон нарушил наши законы, о которых ему отлично было известно. И он знал, что повлечет за собой его отступничество!
- По-моему, он достоин смерти! - поддержал ее Буг.
- Тебе лишь бы убивать! - тоже заговорила громче Берегиня. - Ничего другого ты делать не умеешь!
- Я только выполняю приказы. Ваши приказы!
- Будь твоя воля, ты убил бы всех!
- Но он всего лишь палач! - вступилась за своего любимого Девона. Наклонившись вперед, она обхватила пухлой рукой его обнаженные плечи, привлекая красавца к себе.
- Палач, но не Судья! - жестко отмолвила Берегиня. - Он не имеет права голоса и обязан лишь исполнять приказы!
- Но-но, сестра! - Девона сменила притворное возмущение на капризную улыбку. - Ты относишься к нему как к простому смертному, а ведь он один из нас!
- Он всего лишь один из нас, - вступил в перепалку Святобор, и опять его поддержало эхо из чащи леса, - а это - всего лишь человек и наш слуга. Человек слаб - он совершил ошибку!
- Так ты оправдываешь его? - ахнула Девона. - Вы сговорились!
- Не более чем ты - с Бугом!..
Это было невероятное зрелище, и, наблюдая за ним, я забыл, кто передо мною и зачем я пришел сюда. Светлые боги, которым привыкли поклоняться, ссорились, словно обычные люди!.. Впрочем, тут же одернул я себя, ведь и в наших сагах асы порой ведут себя как живые. Стоит вспомнить, какими словами поливал Локи асов и асинь на последнем пиру в своей перебранке! Если допустить, что половина того, в чем он обвинял Одина и его родню, правда, то обитатели Асгарда оказывались вовсе не такими уж непогрешимыми! Но это были наши боги, они были суровы и подчас жестоки, как мир поклоняющихся им людей. Глупо, если бог провозглашает идеалы, которые недоступны его почитателям! Скажи викингу: "Не убий!" - и он не поймет тебя, подумает, что ты оскорбил его. А как не красть, если у кого-то много, а у тебя - ничего? А как пройти мимо женщины, которая сама зовет тебя на ложе, да к тому же молода и хороша собой? А сотни и тысячи других запретов, которыми пестрят священные книги разных племен? За пять лет боевых походов я успел наслушаться много о разных верах - видел последователей Христа и Будды, Магомета и Рода и знал, что каждый должен верить в того бога, который ближе ему по сердцу и делам. Ведь, в конце концов, одно солнце на небе, одна земля под ногами и всех равно сечет дождь и обдувает ветер. Просто кто-то мерзнет при легком ветерке, а кто-то привык к штормам. И передо мною были не просто Судьи - это были те, кому где-то там, в мире, оставшемся по ту сторону Врат, приносят жертвы и возносят мольбы.
Я снова шагнул вперед. Ворон покосился на меня с ужасом, а спорившие замолчали. Я преклонил колено и обнажил меч, кладя его на остатки кострища.
- Оставьте нас, Светлые, - сказал я. - Не трожьте и позвольте идти своим путем!
Судьи переглянулись.
- Тебя мы отпустим, - сказала Девона. - Но речь не о тебе - мы решаем, как быть с твоим спутником!
Ты ведь не можешь спорить с тем, что провинившийся должен понести наказание?
- Он наказан уже достаточно, - возразил я, внутренне ужасаясь своим словам - давать указания богам! - Кроме того, я не брошу его и готов разделить его судьбу.
- Человек из рода Волка прав, - сказал Святобор. - Однажды мы уже казнили Ворона, но этот юноша спас его, вырвав из когтей смерти…
- Колец, - поправил я. - Это была огромная змея…
- Я не сомневаюсь, - словно не замечая моих слов, продолжал старец, - что он совершит и вторую попытку. Тебе, Буг, это должно быть известно лучше нас. - Он с улыбкой провел ребром ладони поперек своего горла, напоминая, как я чуть не перерезал тому глотку мечом.
Буг в который раз привскочил, но тут подняла руку Берегиня - и все смолкли.
- Он прав, - сказала старуха. - Нельзя карать дважды за одно и то же преступление… Мое слово - пусть Ворон уходит. И ждет.
Откинув косу на спину, она движением руки дала понять нам двоим, что мы можем убираться.
Ворон не верил своим глазам. Признаться, я тоже. Но спорить уже не мог - Судьи разом поднялись, оборачиваясь к нам, и я почувствовал себя маленьким и жалким перед их величием. Они могли сколько угодно спорить и ссориться - но их споры и ссоры были выражением их божественной воли. Они просто были богами своего народа и имели его нрав - вспыльчивый и порой резкий, решительный на слово и дело, но отходчивый и способный прощать и понимать, знающий о несовершенстве мира и не требующий совершенства от других.
Ворон очнулся первым. Он низко склонился, дергая меня за руку. Я вынужден был повторить его жест и оставался согбенным до тех пор, пока мой наставник меня не отпустил.
Мы выпрямились - поляна была пуста. Солнце тоже куда-то делось, и все стало видно ясно и четко. Прямо перед нами высился крытый дерном длинный дом-полуземлянка, торчали колья с черепами, стоял стеной бурьян, чернело пятно кострища. Но нигде не было следов присутствия Судей.
- Не понимаю, - медленно выдавил из себя Ворон. - Они оставили мне жизнь?
- Они простили тебя, - сказал я.
Мой спутник покачал головой. На плохо слушающихся ногах он подошел к кострищу и, достав из калиты на поясе огниво, принялся высекать огонь. Я пошел за сушняком.
Вскоре в полукольце кольев пылал костер. Мы бросили в пламя хлеба, плеснули остатки захваченного еще из дома Ворона пива, поделив его на три части. Мысленно поблагодарив богов за решение их Суда, мы посидели на траве еще немного и, дождавшись, пока прогорит сушняк, собрались и повернули в обратный путь.
Ворон молчал так долго, что я решил, будто боги все-таки наказали его, поразив немотой. Только на ночлеге он подал голос.
- Я не верю, - сказал он. - Что-то не так!.. Ах, Олав Тополь, мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что меня ждет - даже пусть смерть!.. А так живи и мучайся неизвестностью!.. И про тебя они ничего не сказали! Куда нам теперь?
- Утром решим, - ответил я.
Глава 8
Совет князей в Новом Городе был позже. Перед отъездом в свои вотчины все они зашли на капище Перуна почтить богов и поднести им дары.
Зарница была на своем месте, когда мимо нее прошли князья и их ближники. Огнеслав и Ведомир вышли навстречу, заговорили с гостями. Зарница не слышала ничего, и Милонегу даже пришлось толкнуть ее локтем, когда старший позвал ее. В человеке, что стоял впереди, она враз безошибочно признала незнакомца из ее сна! Он что-то такое повестил старейшине Огнеславу, из-за чего тот подзывал ее к себе!
Зарница подошла. У нее что-то спросили - она поняла только, что надо согласиться, и кивнула. Взгляд ее остановился на князе. Тот сперва не рассмотрел ее, но потом вздрогнул и шагнул навстречу.
- Перуница! - воскликнул он и сжал ее пальцы в своих. - Магура Перуница, ты!
Не ведая, что молвить, Зарница застыла. Ей стало страшно, но она понимала, что не должна выказывать своих чувств.
- Я помню тебя, о воин, - наконец нашлась она. - И рада встретить вновь. Но я не Магура, я…
Князь мягко сжал ее пальцы, показывая, что ничего не надо говорить.
- Сами боги, - молвил он, - сами боги посылали мне знак. - Отвернувшись от девушки, он поднял глаза на изваяние Перуна. - Ты увидишь, Перуне господине, что не ошибся во мне! Я до конца пройду положенный мне путь. Своим мечом клянусь тебе в этом!
Он все придерживал Зарницу за руку. Девушка поглядывала на Будимира и не заметила, какими глазами смотрел на нее старый жрец Огнеслав.
Потом князья разъехались по своим городам, и по Руси началась сперва незаметная, но потом все более явная возня. По дорогам вдоль берегов рек скакали люди, плыли на лодьях и шли пешими, пробираясь в починки и лесные заимки. Зайдя в город, они вели беседы и зачастую получалось так, что потом, проводив гонца, мужчины доставали припрятанное до времени оружие, проверяли крепость ковки и прочность насадки топора или рогатины, лишний раз пересчитывали стрелы в туле и уходили на неведомый чужой промысел - охотиться за двуногой дичью. А оставшиеся одни женщины и подростки настораживались, готовые в любой день сняться с места и уйти дальше в чащобы. Люди сбивались в ватажки и спешили в ближайший городец, где их привечал князь или старейшина и откуда путь им был один - на Ладогу или Изборск, где сидели урмане.
Выступать было решено по слову княжеского гонца, и сроки уже поджимали, когда он наконец ворвался в ворота Нового Города. Упрежденная стража сразу проводила гонца на княжеское подворье - и через малый час город ожил. В путь должны были отправиться с рассветом.
Зарница не знала о приезде гонца - весь тот день она просидела в землянке на капище, запертая в ней, одинокая, в посте, ожидая своей судьбы. Старый Огнеслав не забыл, как князь Будимир узнал Зарницу на капище, и в один из дней подошел к девушке и упредил ее, что вскоре ее ожидает последнее испытание.
За нею пришли раным-рано, когда только запевали петухи в Славенске. Задремавшая было на голой лавке, Зарница вскинулась, когда отвалился засов и внутрь заглянул Милонег. Суровый и важный против обыкновения, он поманил девушку и отступил, давая ей дорогу.
Окружив ее, трое жрецов в сосредоточенном молчании отправились прочь с капища. Огнеслав шел впереди, пристукивая посохом о землю. Ведомир и Милонег шествовали по бокам, неся что-то в мешках. Не спрашивая ни о чем и лишь осторожно заглядывая в нахмуренные отрешенные лица, Зарница поняла, что предстоит нечто значительное.
Огнеслав выбрал в роще неподалеку глухое место. На поляне буйно росла высокая и густая, несмотря на осень, трава, не знавшая ноги человека. Вокруг смыкали кроны стоеросовые деревья, коим не грозил топор. Стояла полная тишина, не нарушаемая даже шорохом ветра в вышине. Оставив Зарницу озираться, младшие жрецы прошли вперед и занялись костром, уминая траву. Огнеслав, что, выйдя, застыл, подняв лицо к светлеющему утреннему небу, очнулся и в первый раз обратился к Зарнице, легонько толкнув ее вперед. Девушка сделала несколько шагов ближе к готовящемуся кострищу и услышала позади себя тихое бормотание. Шагая широко и твердо, Огнеслав пошел обходить поляну по кольцу, бормоча заговор:
- Чур-Чурило, стар-перестар! Ты лежи-лежи полеживай, ты сиди-сиди посиживай, ты ходи-ходи похаживай и от нас отваживай!.. Чур-Чурило, стар-перестар!
Покрытая холодной осенней росой трава примялась под его ногами, образуя круг, в котором стояла Зарница, и уже затеплился, шипя, костерок. Милонег и Ведомир успели выйти из круга, оставив девушку наедине со стариком. Она успела вскинуть на Милонега глаза - и тут Огнеслав набросил ей на голову белое полотно.
Зарница застыла, забыв даже дышать. В ушах противно зазвенело, и она смутно услышала голос Огнеслава:
- Во имя Даждьбога-Солнца, во славу Перуна-громовержца! Старое отринь, новое прими!
Что-то толкнуло под лопатку, уколов. Ожидая большего, Зарница сжалась в комок, зажмурилась. Как сквозь сон, она почувствовала еще два легких касания к голове и шее и услышала бормотание Огнеслава. Что он говорил, девушка не разбирала - она умерла и для нее были запретны слова живых. Лишь отдельные звуки еще узнавались, но как мертвец-упырь не различает людей меж собою, так и она более не понимала смысла сказанных слов и ждала только одного - воскрешения. Хотелось закричать, но язык прилип к пересохшей гортани.
- Перуне светел, Перуне славен! Бог ночи и дня, бог, пославший огонь, бог всех людей, Перун-бог! Слава тебе во всевышних!.. Прими к себе деву сию, дай ей жизнь новую, одари ее силой да благостью своею! Пробуди ее ото сна смертного! Гой, Перуне светел! Гой, Перуне славен! Гой!
В два голоса клич подхватили Ведомир и Милонег. Эти крики долетели до слуха Зарницы, и она чуть было не отозвалась - крикнула душа, рванувшаяся ввысь. В следующий миг с нее сорвали полотно, и Огнеслав воздел руки к небу:
- Именем Перуна! Восстань, Перуница! И да будет имя тебе - Борислава!
Бережно, словно хрупкую ладошку новорожденной, старик принял ее руку и вывел из круга.
- Слава Бориславе! - возгласил он.
- Слава! Слава! - подхватили Ведомир и Милонег.
Они подошли к девушке с двух сторон, кладя руки ей на плечи. Но сама она видела только улыбающееся широко и светло лицо младшего из них.
- Мы принимаем тебя, сестра! Борислава, жрица Перунова! - молвил он.
Ведомир, оторвавшись на миг от новой сестры, поднес ей братину, в которой плескался заготовленный загодя мед. Зарница двумя руками приняла братину, поднесла было ее к губам - но помедлила. Обернулась на огонь, через который она перешагнула, выходя из круга, где умерла ее прежняя жизнь, и, поклонившись костру, плеснула на него из братины:
- Перуну - слава!
- Слава! - грянуло позади нее.
Выпрямившись и по глазам Огнеслава угадав, что поступила верно, Зарница сделала первый глоток и передала братину дальше по кругу Милонегу.
Они уже шли назад, все вместе, снова живые и равные между собой. Второпях объяснивший про посвящение Милонег отстал, и Зарница догнала Огнеслава.
- Поведай мне, владыка, - молвила она, - за что мне честь такая? Я ведь пока еще мало ведаю, ничего не свершила… Почему? Ведь ни опыта, ни над душами людскими власти у меня нет! Взять хоть славенцев…
Старик приостановился.
- Ты помнишь, как тебя признал князь ладожский? - помедлив, сказал он. - Он поведал о своем ночном видении… Этого достаточно!
Дружины со всей земли собирались на полпути от Нового Города до Ладоги, на берегу Волхова. Люди шли осторожно, стараясь не попасть на глаза урманам, которые за прошедшее время успели привыкнуть к видимости повиновения словен и понемногу теряли всегдашнюю бдительность. Напасть надлежало внезапно и скинуть врагов в Нево-озеро прежде, чем они заподозрят неладное. А там близка зима, когда викинги сидят по домам.
Жрецы шли с дружинами на равных. Многие из них были добрыми воинами, иные оказались сведущи в целительстве и должны были призвать помощь богов полкам. На подмогу рассчитывали, и Зарница заметила, как посветлел нахмуренным ликом князь Будимир, когда она первый раз попалась ему на глаза.
- Раз ты здесь, Перуница, - крикнул он ей издалека, - боги нас не оставят!
Кроме Зарницы и сопровождавшего ее по жребию Ведомира - просился Милонег, но ему выпал неудачный жребий, - здесь было еще трое-четверо жрецов и знахарей. Они прибыли из разных градов и внимательно присматривались друг к другу и верховодившему всеми ладожскому жрецу Силомиру, спутнику князя Будимира. Зарница среди них была единственной женщиной и опять чувствовала себя чужой.
Высланные Будимиром дозоры воротились от Ладоги с добрыми вестями - на их глазах ушли сразу два драккара и грузился еще один. Все три везли на запад награбленное добро, позорную дань и наловленных по лесам пленников, которых нужно было отбить, но, что важнее всего, на них уходила часть викингов - сила, которая могла оказаться решающей в битве. До весны они вряд ли успеют вернуться.
Будимир рассчитывал напасть на Ладогу, отбить город и сразу идти на Изборск, не медля, и вышибить урман и оттуда, пока они не опомнятся. Если все пройдет удачно, многие его противники надолго замолкнут. Заткнутся наглые Бориполчичи с Земомыслом-меньшим во главе, дальше в свое Белоозеро забьется Вадим, встанут под его руку многие мелкие князья, среди коих - чего себе врать - есть и потомки Волха Славеновича. С Будимиром-победителем никто не станет спорить, когда он продолжит то, что во дни его детства начали да не закончили братья Гостомысловичи. Им помешал, как ни странно, мир - не свалилась на головы общая беда, которая выделила одного, самого лучшего. Что ж, пусть и ценой потерь, он станет победителем и освободителем, которого придется слушаться тем, кому он подарит свободу.
Лелея свои мечты, Будимир просил жрецов о помощи в бою. Всякое дело следует зачинать с божьей помощью. И перед самым выходом на Ладогу на высоком берегу Волхова сыскали росший в отдалении дуб. Вокруг него кольцом раскинули восемь костров, по числу сторон света, вырыли ямину глубиной выше человечьего роста и привели двух молодых быков.
Дружины откликнувшихся на зов князей окружили крутояр с дубом плотным кольцом. Прочие воины, в большинстве простые люди, теснились позади. Кто-то забирался на деревья, но многие спокойно ждали, вытягивая шеи, кто где стоял - дуб был виден издалека.
Как самый старший, обряд моления и жертвоприношения должен был вершить Силомир, Будимиров жрец. Зарница и Ведомир наравне с прочими помогали ему - освятили место, затеплили священные костры, вторили его заклинаниям.
Все нарушилось в самом начале, когда еще не успели прозвучать все мольбы и нож не успел поразить жертвенных быков. От рядов дружин отделился один из воинов и решительным шагом направился к жрецам.
Подойдя, он поклонился Силомиру, потом отдал честные поклоны остальным жрецам и, наконец, всем собравшимся.
- Окажи мне честь, владыка, - недрогнувшим голосом молвил он. - Позволь в светлый Ирий к Перуну отправиться, самому его на помочь призвать! Принеси меня в жертву!
Слышавшие его слова жрецы переглянулись. Князья, стоявшие впереди своих дружин, были удивлены. Послышался ропот, и Силомир вскинул руку.
- Добровольная жертва богам угоднее! - возгласил он и обратился к воину: - По доброй ли ты воле решился на дело такое?
- Да, по доброй, - ответил воин.
- Не осталось ли за тобой долга неоплаченного, вины неочищенной, дела недовершенного, клятвы нерушимой, кои могли бы помешать тебе?
- Нет, - качнул допрашиваемый головой и быстро глянул на строй своих товарищей. - А что кинул, то кинул. Сам хочу Перуну послужить!
Силомир, казалось, колебался, и Будимир чувствовал его волнение. Если бы мог, он сам бы кинулся на жертвенный нож, заслоняя собой мир, но он был нужен здесь - и живым. По лицам воинов он подмечал, что весьма немногие осуждают порыв добровольного смертника - нашлись такие, что уже корят себя, почему не догадались назваться первыми.
Решившись, Силомир более не колебался. Шагнув в сторону, он сделал знак жрецам.
Зарница и Ведомир, стоявшие ближе, взяли смертника под руки, повели за дуб. Он не сопротивлялся, хотя и ступал с трудом - он не боялся кончить жизнь во славу Перуна, но ему был страшен сам миг перехода в иной мир.