Тополь сам не помнил, как домчался до заповедных лесов на границе между Мидгардом и Утгардом, где кочевали лесовики. Чудом он сыскал свою стаю, обнял Лану - и поклялся, что никогда больше не покинет их по своей воле или прихоти судьбы.
Лана была счастлива с мужем, стая лесовиков тоже признала Тополя, сына Волка, за своего. И даже вожак стаи все внимательнее приглядывался к чужаку. По обычаю Лесных Всадников, вожак называет своего преемника из числа лучших воинов, приближает его к себе и начинает готовить к обряду. Несмотря на то что по рождению он был чужаком, Тополь по своему уму и сметке должен был стать вожаком, и он оказался одним из советников предводителя.
Вскоре после возвращения из Гардарики Лана однажды вечером призналась мужу, что тяжела опять. Мудрые старухи нагадали ей, что на сей раз это будет непременно сын, и предсказание сбылось. Узнав о рождении мальчика, Тополь впервые пожалел, что поменялся с Зарницей, жрицей Перуна, оберегами. Именно родному сыну, первенцу, хотел отдать он кованую фигурку ворона. Но за спасение жизни расстаться с нею было не жалко - ведь иначе не было бы и этого малыша, которого Тополь назвал славянским именем Гостомысл.
Но все-таки его спасение из Гардарики было делом слепого случая, а не велением богов, и знамение этого пришло очень скоро. Маленький Гостомысл родился в конце весны, когда женщины начинали засевать репища и пашни, а мужчины ладили сбрую и чистили оружие перед новым походным летом, а в середине того самого лета на их становище напали.
Стаи лесовиков встречаются друг с другом очень редко и больше с оружием в руках, а потому потомки Ломка Тура ничего не слышали о том, что на севере в одной стае сменился вожак и новый предводитель повел своих на войну с соседями. К весне стая захватчиков прошла далеко на юг, но о ней по-прежнему неоткуда было узнать - стаи кочевали далеко от границ соседних владений, а уж если и собирались нарушить границу, то нападали исподтишка и уничтожали всех, кто мог оказать сопротивление. Объединяться для отпора врагу здесь не умели и не хотели - приди с таким предложением, тебя зарубят прежде, чем ты откроешь рот…
Враги не рассчитали самую малость - напади они на рассвете, и становище было бы разгромлено: неспособные выдержать долгий переход и слабые мужчины были бы уничтожены, старики и мальчики зарублены, а женщины и девочки - особенно молодые и пригожие - угнаны. Но пришлые промедлили самую малость, переждали день в засаде и вместо рассвета налетели на отходящий ко сну стан сразу после заката.
Они не знали, что как раз в это время воины стаи возвращались из похода, отягченные добычей и потерявшие ранеными лишь троих из почти сотни уходивших воинов. Желание поскорее увидеть свои семьи заставило их гнать лошадей, что было сил, и они поспели к становищу одновременно с грабителями.
За земляным валом городца-крепости в свете огней крутились тени всадников, звенело оружие, слышались крики и ржание коней. Вожак потомков Тура оставил в стане, кроме юношей, не успевших встретить семнадцатое лето, и стариков, еще десяток лесовиков, и поэтому захватчики встретили неожиданный отпор. Но силы были слишком неравны, и защитникам пришлось бы плохо, не появись подмога.
Лесовики вылетели из леса, задержавшись только для того, чтобы обрубить поводья заводных коней, навьюченных добром. Сомкнувшись стремя к стремени, они ударили в спину грабителям, рассекли их строй и ринулись в бой.
Хозяева дрались отчаянно, защищая свои семьи, так что нападавшие забыли про женщин и детей, и те бросились бежать вон из крепости. Но против без малого сотни бойцов стаи Ломка Тура враги вывели в бой более пяти сотен мечей, и скоро защитники были взяты в кольцо и прижаты к земляному валу городца…
Тополь хорошо помнил тот бой. Словно вчера это было - отчаянная сшибка, завертевшийся клубок конских тел, мечей и щитов и рассеченное мало не надвое тело прежнего вожака. Он рухнул с коня прямо под копыта жеребца Тополя. В тот же миг он понял, что должен делать. Прежде чем убийца вожака спешился, чтобы сорвать с его шеи золотую гривну, Тополь привстал на стременах и двумя руками всадил Меч Локи ему в спину. Потом сам соскочил с коня, разомкнул с усилием защелку и надел гривну вожака себе, уже сидя в седле.
- Все за мной! - закричал он и ринулся на сомкнутую стену врагов, увлекая за собой уцелевших в бою лесовиков.
Им удалось вырваться из кольца, и Лесные Всадники рассыпались по порушенной крепости, метаясь среди горящих крыш землянок. Повсюду валялись трупы - нападавшие убивали стариков и подростков, следя только, чтобы не зарубить девочку вместо мальчика. Молодые женщины почти все уже были либо уведены в плен, либо успели укрыться в лесу, но кое-где еще слышались их отчаянные крики.
Землянка, где жила Лана с детьми, уже загоралась. Тополь издалека увидел жену, которая, слепо распахнув глаза, бежала прямо на него, прижимая к груди младших детей - полугодовалого Гостомысла и двухлетнюю Лану. За ее юбку цеплялся отчаянно ревущий четырехлетний Ворон. Двух ее старших дочерей видно не было - вероятнее всего, их уже украли. За Ланой скакали двое чужих лесовиков.
Тополь налетел на них, ударив ближнего конем. Забыв про женщину, те сцепились с новым врагом. К ним поспешили другие - кто-то углядел золотой знак вожака…
Спасать женщин и детей было заботой Лесных Всадников, но вожак должен беречь и всю стаю. Тополь и сейчас, много лет спустя, не мог ответить себе, что заставило его поступить именно так. Но, заметив, что силы неравны, он отступил. Лана уже вырывалась из чьих-то чужих рук, подсаживающих ее в седло, защищая детей своим телом. Маленький Ворон лежал на земле, в пыли и грязи. Когда Тополь подскакал, женщина отчаянным усилием бросила ему детей:
- Уезжай, спасай их!..
Этот крик долго еще отдавался у него в ушах.
Упавшего Ворона могли затоптать пляшущие под седлами жеребцы. Нагнувшись, Тополь за рубашонку подхватил пасынка, перебросил через луку седла и повернул коня. Следовало подумать о других - стая гибла в неравном бою. Только его голос, голос вожака, заставил воинов повернуть морды коней к спасительной чаще…
Погоня шла по их следам целый день. Уцелевшие лесовики уходили прочь тайными тропами, через могильники и болота, чтобы сбить преследователей со следа и заставить искать обходные пути. Почти все кони несли двойную и даже тройную тяжесть - несколько женщин и девушек успели запрыгнуть к воинам в седла. Некоторые везли детей - своих или чужих.
Остановили загнанных коней только глубокой ночью из боязни, что лошади переломают ноги в валежнике.
Выбрались на поляну и здесь, в лунном свете, наконец поредевшая стая смогла оценить свои потери.
Из почти сотни мужчин осталось чуть более трех десятков, среди которых было несколько раненых. Женщин и девушек вырвалось всего двенадцать - в основном молодые и бездетные. Еще столько же детей и подростков успели подхватить на седла всадники. Стая потеряла все - дом, табуны запасных коней, свои владения, даже своего духа-покровителя, оставшись только с тем, что удалось унести.
Помочь выжить мог только набег на соседей - нужна была пища для детей и женщин, помощь раненым. Новый вожак стаи Тополь, сын Волка, - когда увидели у него золотую гривну вожака, никто не решился возражать и с оружием в руках пытаться оспорить власть, - повел стаю в чащу, куда редко заглядывали даже дикие звери. Пройдя бездорожьем и потеряв в оврагах нескольких коней, стая выбралась на болото. Проплутав по трясине, люди нашли небольшой островок сухой земли, где оставили раненых и женщин с детьми. Защищать их Тополь отрядил десять человек - самых старших и опытных, а сам с остальными отправился на поиски других стай Лесных Всадников.
Им повезло только через несколько дней бесплодных скитаний впустую. Посланный вперед разведчик наткнулся на проложенную лесовиками тропу. В конце ее обнаружилась небольшая крепость за знакомым земляным валом, стоявшая на высоком берегу реки. Судя по всему, она стояла тут давно - река хорошо защищала стаю от нападений воинственных соседей, прорвать налаженную оборону нечего и пытаться, но выбора не было.
Пришлось ждать, пока большая часть мужчин стаи не уйдет в поход-набег, и только после этого Тополь повел своих в бой.
Со стороны реки земляной вал был чуть ниже. Под покровом ночи переплыв реку, всадники напали именно тут.
По обычаю Лесных Всадников, в набеги ходят далеко не все. Искалеченные в предыдущих походах, старые, а также слишком молодые воины зачастую остаются дома охранять женщин и детей. В этой стае все было так, и, когда воины Тополя вскарабкались на вал, их встретили копья и стрелы.
Но что могли сделать вчерашние мальчишки против закаленных бойцов, которым к тому же нечего было терять! Легко разметав заслоны, всадники углубились в городец, вламываясь в дома и хватая все, что попадется под руку. Стараясь держаться вместе и не останавливаясь нигде надолго, они пролетели городец насквозь и, с наскоку одолев вал с противоположной от реки стороны, опять ушли в леса, но теперь уже с добычей. Впереди скакали десять всадников, тяжело нагруженные награбленным и украденными женщинами. Десять других прикрывали их отход.
Тополь знал, что за ними должна быть погоня. Поэтому он вскоре приказал свободным от ноши всадникам чуть отстать и свернуть с прямой тропы вбок. И не ошибся - не успел затихнуть вдали топот их удиравших товарищей, как позади послышался шум.
Тополь и остававшиеся с ним воины напали на погоню сзади. Страшен был этот короткий натиск на полном скаку! Несколько лошадей рухнули вниз головой, пробитые копьями навылет, другие, схваченные арканами, заплясали на месте, теряя седоков. Не ожидавшие этого мальчишки - мало кому из них было больше шестнадцати зим - были разбиты во мгновение ока.
Мстя за гибель родной крепости, стая Ломка Тура поубивала почти всех. Лишь пять или шесть из двух десятков попали в плен живыми. Сбитые с упавших лошадей, они были оглушены падением и пришли в себя слишком поздно. Связанные по рукам и ногам, они извивались на земле, скрипя зубами от ярости бессилия и отчаяния. Не в обычае лесовиков было оставлять жизнь пленным, если это не женщина, способная рожать, или совсем маленький ребенок. Порой убивали даже мальчиков, достигших определенного возраста, чтобы быть уверенными, что подросший пленник не задумает мести.
К засаде в конце боя вернулись и те десять лесовиков, что везли женщин и припасы, так что пленников окружало двадцать пар глаз. Все молчали, ожидая слова Тополя, - вожак должен был решить, какой смерти предать чужаков. Но Тополь сам был чужим. Придерживая за узду своего храпящего от запаха крови и смерти коня, он пристально смотрел на пленных. Мальчишки изредка бросали на него взгляды - их судьба зависела от него. Но все равно были поражены, услышав от него:
- Я оставлю вам жизнь и свободу, если вы согласитесь породниться с нами и останетесь в нашей стае. Дети Ломка Тура уходят из этих лесов, и там, куда мы направляемся, нам будет нужен каждый меч… Если вы не хотите жить и иметь вожаком меня - вы умрете.
Пленные мальчишки много чего хотели ему сказать - это было видно по их глазам, - но после такого предложения все слова застряли у них в горле. Воины стаи недовольно заворчали, но спорить с вожаком по-прежнему не хотели - ведь в этом набеге они не потеряли ни одного человека. Лишь двое отделались легкими ранами.
Захваченные девушки и женщины столпились перепуганной кучкой в отдалении, не смея и пикнуть. Их даже не требовалось охранять особо строго, так они были напуганы - всех их выхватили из теплых постелей. И так уж совпало, что одна из них оказалась сестрой кого-то из пленных. Сообразив первая, что случилось, она растолкала лесовиков, бросилась к брату, обняла его и, захлебываясь слезами, запричитала, умоляя не спорить и согласиться.
- Ради меня, - повторяла она. - Ради меня…
Мальчишка понурился, клоня лохматую голову…
Всем им вернули лошадей, но на всякий случай до конца пути держали с завязанными глазами и под жесткой охраной, чтобы никто не решился сбежать. Пополнившаяся стая вернулась на островок среди болота, где ждали вестей от своих уцелевшие остатки рода Ломка Тура. За почти тринадцать дней отсутствия воинов никто из чужаков не открыл их убежища, но сырость и полуголодное существование сделали свое дело. Раненые поправлялись с трудом, а чудом спасенные дети болели. Хуже всего пришлось маленькому сыну Тополя и Ланы Гостомыслу - холод и болотная гниль убили малыша, и Тополю по возвращении показали маленький свежий холмик.
Здесь же, у могилы, над пленными провели обряд введения в род. Поскольку деревянное изваяние вожака-предка было утеряно, сыскали поблизости живой тополь, надрезали ему кору, после чего все способные держать оружие мужчины смешали свою кровь с выступившим соком. Пленных мальчишек заставили сделать то же самое, после чего надрезанную кору осторожно приложили снова к дереву и замазали его рану землей.
На болоте стая Тополя прожила еще некоторое время, дожидаясь, пока не оправятся раненые. Ближе к зиме она снялась с места и отправилась в долгий путь…
Целых три года они бродили по лесам, нигде не задерживаясь дольше, чем на два-три дня. Еще несколько раз Тополь водил стаю в набеги - теперь брали только добро: зерно, шкуры, коней и скот. Деваться было некуда, но однажды…
Тогда он проснулся среди ночи от неясного предчувствия. Никто бы не смог внятно объяснить вожаку, что подняло его со сна, но он знал, что вот-вот должно было что-то произойти. Знал точно так же, как в ту далекую ночь, когда ему привиделся умерший Ворон, знал и как много раньше, когда неведомая сила заставила его, тогда еще мальчишку-трэлля, прокрасться в дружинный дом и тайком вытащить из стены Меч Локи. И теперь он знал, что боги отыскали его.
Он не удивился, когда ноги сами вынесли его за пределы поляны, на которой расположилась на ночлег стая. Под ноги попалась тропа, которая вывела его к реке. В стае знали, что они идут вдоль берега, но вряд ли кто подозревал, что он настолько близок. Ночь была тиха и празднична. Ни единый лист не колыхался на ветках, мирно подмигивали звезды с неба, как глаза девушек, а поперек русла лежала серебристая лунная дорожка. Она манила к себе, звала ступить на блестящую дробящуюся полосу света…
Бегом вернувшись в стан, Тополь среди ночи поднял всех и повел к реке. Точно в том месте, где была дорожка, обнаружился брод, по которому легко прошли кони и люди. На переправу ушел остаток ночи, так что рассвет застал стаю сушащейся на чужом берегу.
Берег был действительно чужим, в чем все смогли убедиться очень скоро. Тополь не сомневался, что ночью стая прошла через открытые для нее богами Врата, и не удивился, когда, наткнувшись на местных жителей, узнал от них, что выбрались они в устье реки Невы, за три версты от того места, где она впадает в Варяжское море.
Здесь много лет назад выходцы из приладожских земель, словене, основали поселение, где жили бок о бок с местными племенами - корелой, весью и чудинами, изредка забредавшими в эти края. Мимо безымянного поселка летом сновали туда-сюда торговые и боевые лодьи - то купцы из разных стран плыли в Ладогу на торг, то ладожане рисковали сами отправляться в Бирку и Аркону, то наведывались далеко не с мирными целями викинги.
И так уж получилось, что эти последние явились очень скоро.
Оказавшись неожиданно вне Мира богов, Тополь еще не решил, что ему делать, - идти в Гардарику отчаянно не хотелось, а до берегов Лабы, где когда-то он повстречал Ворона, дороги были далеки и небезопасны. Однажды днем явились незваные гости. Увидев с берега подходящие драккар и две шнеки, Тополь почувствовал, как бешено забилось сердце, а где-то в животе родился давно забытый страх.
Пришельцы были вовсе не свеями, урманами и даже не ютами - на берег торопливо сходили славяне-бодричи, в предводителе которых он неожиданно узнал Рюрика Сокола, своего давнего врага-знакомца.
Бодричи уходили из Нового Города, откуда их выгнали восставшие горожане во главе с новым новогородским князем Вадимом Храбрым. Уходили озлобленные, пылающие местью. Поселок словен в невском устье казался незащищенным и открытым грабежу, но едва Рюрик и его дружина бросились вперед, навстречу им из леса ринулись лесовики.
Оголодавшая, уставшая, живущая который год с оглядкой стая так огрызнулась на незваных гостей, что Рюрик, хоть и было под его началом чуть не вдвое больше людей, отступил перед нежданными защитниками словен-поселенцев. Бодричи ушли, а к стану лесовиков на другой день явились старейшины поселка и попросили-разрешили пришельцам срубить рядом с ними град. И даже сами, не давая вожаку раскрыть рта, назвали дань, которую поселок обязался платить за оборону от викингов.
Тополю ничего не оставалось, как согласиться. Он был почему-то уверен, что Рюрик еще вернется.
И оказался прав. Горячий нравом сын князя Годослава действительно появился в этих местах не для того, чтобы остаток дней своих вспоминать о новой родине, которую он имел, да потерял. Не ведая за собой вины, он ушел в Поморье за родичами отца, убежденный, что они пойдут за ним, да не одни, а с родами и дружинами. И три года спустя уже не три - более трех десятков драккаров и шнек вошло в Неву.
Но теперь на ее высоком берегу уже стояла новенькая деревянная крепость, к которой понемногу перетеснялись избушки поселян. Ничего не стоило отомстить за давнее поражение, но Рюрик спешился и ограничился коротким наскоком - показал, кто здесь теперь хозяин, и отстал. А может, был твердо уверен, что маленькой крепостце нечего тягаться с его воинством и опасности она представлять не будет.
С тех пор оставленная в покое стая так и жила на одном месте. С помощью и советом местных поселян срубили дома, отрыли, по обычаю лесовиков, землянки и зажили спокойно. Молодые холостые парни из окрестных поселков скоро проведали про городец-заставу и немало удивили Ворона, явившись чуть ли не в первую зиму проситься в дружину. Вслед за ними потянулись и семейные - люди старались селиться ближе к крепости-защитнице. Изредка добегали даже ладожане и новогородцы, не примирившиеся с властью бодрича Рюрика. От них, пусть и с запозданием, узнавали новости - о сражении Рюрика с Вадимом в Новогороде и страшной прилюдной казни князя, о появлении у Рюрика наперстника и советника из западных булгар, некоего Вокила-Вольги, который все ладил оженить Рюрика на своей сестре Ефанде и наконец добился своего, о рождении у нового новогородского князя сына, прозванного на варяжский манер Ингварем. Наведывались и сами бодричи - но не с войной, а за данью и выражением послушания. Тополь принял гостей с честью, но платить дань отказался, не побоявшись ни растущей силы бодричей, ни прямых угроз. В конце концов стаю оставили в покое - в устье Невы то и дело наведывались по старой памяти викинги, и Рюрику было выгодно иметь против них заслон. Но заплатить за покой вожаку все же пришлось - не то заложником, не то по доброй воле, желая поглядеть своими глазами на Гардарику, с бодричами ушел отрок Ворон. Миновало уже три года, как он пропал, и с тех пор не было от него никаких вестей.