На "Туре" и "Драконе" все смешалось. Стая все-таки сумела остановить натиск свеев, не дав им перебраться на корабль. Десяток самых отчаянных смяли викингов слева, перебравшись на "Дракон". В первых рядах смельчаков Тополь узнал Сокола и Неждана. Добро! Всемил был где-то рядом. Шелом сбился с его головы, и облако светлых волос мелькало в гуще битвы, как огонек.
Силы с обеих сторон оказались равны, и скоро битва рассыпалась на десятки поединков. Каждый рубился с тем, кто был ближе. Раскидав насевших на него свеев - хорошо ни один не оказался знаком! - Тополь отмел от корела прижавшего его к борту врага боковым ударом. Меч Локи исполнял свою работу привычно-легко, и все-таки в глубине сердца, перетекая от держащей его ладони, полнился страх - а ну как предаст, а ну как дрогнет в руке?
И только помнилось, как рухнул, зашатавшись от страшного удара в голову, Всемил.
Не слишком близко у сердца держал словенина Тополь - только и всего, что пошла за него дочка Лана.
А после того, как давняя ссора развела их с Волчонком в разные стороны, и вовсе сравнял его вожак с прочими воинами. Но тут словно сломалось что-то с хрустом внутри - и, расшвыривая всех, кто попадался на пути, Тополь пошел на помощь к родичу. Мгновенно проснувшаяся ярость смыла тревогу и нарождавшийся страх. Какой-то викинг вырос на пути, но был отброшен к борту и неловко приложился головой. Оглушенный, он остался там лежать, и кто-то из расторопных лесовиков уже наклонился - связать первого пленника. Заметя это краем глаза, Тополь уже перешагнул через другого, не посмотрев, свой или чужой, отметил лишь, что тот умирал от раны, и, еле отбив опускающийся на поверженного меч, встал над Всемилом.
Викинг, чей удар он отвел, мигом забыл о раненом. Перед ним был новый враг, и Тополю ничего не оставалось кроме как сражаться - его противником оказался тот молодой парень, которого он уже раз видел подле Торвальда. Кованная несомненно в Гардарике личина закрывала его лицо под шлемом. Из-под нее сверкали лишь пронзительно-синие с прозеленью глаза.
Не желая губить, может статься, родного сыновца, Тополь отбил его занесенный меч и уже хотел приложить молодого викинга рукоятью, оглушив, но совсем забыл, какой меч у него в руке. Меч Локи вдруг, что бывало крайне редко, зажил своей жизнью и устремился вперед. Тополь изо всех сил рванул его назад - и только поэтому окровавленное острие не вышло у молодого викинга из спины. Меч вошел ему в бок, разрубив броню, и парень схватился за края раны, медленно опускаясь на колени.
Всемил был ранен в бедро, и левая нога его уже вся окрасилась кровью. Припав на колено, он наполовину заслонился щитом, пользуясь им как опорой, и продолжал отбиваться, но если бы не Тополь, последний удар стоил бы ему жизни. Молодой викинг упал совсем рядом с ним, и Всемил оттолкнул его.
Только тогда он заметил вожака.
- Ты? - Глаза его недоверчиво заблестели. - Вожак!..
- Береги силы, - коротко осадил его тот.
Всемил с облегчением опустился на палубу, отложив меч и обеими руками стискивая ногу, стараясь хоть так унять кровь. Рана была глубока и опасна, бегущая руда никак не желала униматься.
- Вожак! - позвал он. - Если я умру, ты…
Тополь не отозвался, не прикрикнул на вздумавшего умирать прежде смерти - на него надвигался тот, чье появление враз заставило его забыть обо всем.
Торвальд Эрикссон, старший брат!
Теперь, когда они были так близко, что могли бы даже сквозь шум боя услышать голос друг друга, отпали последние сомнения. Это и в самом деле был он - уже наполовину седой, с потемневшим и изъеденным морщинами лицом, которое наполовину закрывала взлохмаченная пегая борода. Утративший прежнюю подвижность, но обретший пробивную силу порока, которым вышибают заложенные засовом ворота. Воины стаи разлетались от него в разные стороны - хёвдинг искал встречи с вожаком, как и полагалось в бою: вожди сами выясняют отношения между собой.
У ног Тополя сидел в луже крови Всемил, его человек, которого он не мог и не хотел бросить. Отступать он не стал, и Торвальд разразился коротким лающим смехом, бросаясь в бой.
Тополь еле успел поднять щит - секира врезалась в дерево и разломила его со звонким хрустом. Левая рука онемела до плеча, и Тополь с трудом увернулся, сбрасывая обломки щита под ноги. Торвальд описал секирой гудящую дугу - она тяжело бухнула в мачту за спиной вожака. Строеросовая лесина отозвалась сдержанным гулом. На краткий миг секира застряла в ней - Торвальд напряг под броней плечи и выдернул ее, но этой мимолетной заминки его противнику хватило, чтобы уйти в сторону, уводя хёвдинга от мачты и раненого под нею.
Они сошлись в двух шагах от борта, и ослепленные боем их дружины раздались в стороны, освобождая место. Не надеясь найти новый щит, Тополь успел подхватить меч Всемила и осторожно отступал, еле успевая отбивать удары секиры. Меч Локи, еще вымазанный в крови, взлетал, как попавшая в силок птица, рвался из рук, и Тополь отстраненно следил за ним. Не было сомнений - он признал человека, когда-то державшего его в руке. Только что он испил крови, и как знать, что пробудилось в его загадочной душе? Ведь Локи был предателем. Вдруг также способен предать его и меч?
Торвальд теснил его к борту. Он не мог не видеть, как упал его сын, и жаждал отмщения. И оно свершится. Сейчас Тополь будет убит - за то, что пролил кровь своего родича, и потому, что так распорядились боги…
Он знал, что так будет, и не удивился, когда нога запнулась о чье-то распростертое тело, и он, взмахнув руками, рухнул на скамью, крепко присушив локоть о край.
Вся стая - или так только показалось в последний миг? - ахнула как один человек. Торвальд занес секиру.
- Во имя Одина! - прорычал он, начиная замах…
Тополь еще успел последний раз поднять Меч Локи - не остановить, так хоть отвести в сторону смертельный удар, - но тут сбоку послышался низкий горловой рев, и что-то темное промелькнуло мимо. Опускавшаяся секира наткнулась на непреодолимую преграду, скрестилась с нею - и была отброшена в сторону, как перышко!
Приподнявшись на локте, Тополь с удивлением узнал невесть откуда взявшегося Волчонка, который с рычанием остервенело рубился с Торвальдом. Он размахивал мечом так, словно напрочь забыл воинскую науку, но тем не менее мало-помалу теснил викинга, тот просто не мог выстоять против такого напора.
А это было практически невозможно, потому что Недоносок неожиданно для всех оказался настоящим берсерком. Он просто отодвинул возвышающегося над ним на три головы викинга к борту и свалил прижатого к краю Торвальда страшным косым ударом в плечо. Меч разрубил викингу руку до самой кости. Торвальд перехватил секиру здоровой рукой, но еще дважды взметнулся меч - и он тяжело рухнул за борт. Даже не проводив его взглядом, Волчонок двумя руками покрепче перехватил черен своего Друга и пошел рубить направо и налево.
Тополь поднялся, ощущая в теле странную легкость, - после пережитой близкой смерти жизнь вдруг наполнилась яркими красками, звонкими звуками, движением и светом.
Бой замирал. Прорвавшихся на борт "Дракона" лесовиков оттеснили назад, но лишь для того, чтобы туда, спасая свою жизнь, устремились пять или шесть викингов. Пока большинство отбивались, двое отчаянно рубили арканы и выдергивали крюки, которыми были связаны два корабля. Но драккары сцепились намертво, и, поняв, что уйти на корабле не удастся, уцелевшие бросились к борту и попрыгали в море.
Несколько горячих парней тотчас вскочили на скамьи, готовые последовать за ними.
Одним из первым оказался Волчонок. Видя, что враги уходят, он с рычанием прыгнул вперед, и Тополь еле успел броситься следом:
- Назад!.. Оставьте их!
Повелительный голос вожака возымел привычное действие. Прыгать раздумали, и поднятые руки одна за другой опустились.
Крик Тополя остановил и Волчонка, нагнав его уже в прыжке и заставив вернуться назад. Пригнувшись и пошире расставив ноги, Недоносок стоял рядом с вожаком и дышал хрипло, с придыханием и еще клокотавшим в груди рыком, с каким только что добивал викингов. Бросив на сына косой взгляд, Тополь невольно поежился - ему вдруг померещилось, что подле него застыл, напрягая поджарое тело, крупный волк. Дабы избавиться от наваждения, Тополь положил ему руку на голову. По телу Волчонка прошла дрожь, и вожаку на миг почудилось, что под пальцами его в самом деле улегается вздыбленная на загривке звериная шерсть.
- Не стоит их преследовать, - сказал Тополь больше для него, чем для остальных. - Даже если они доберутся до берега благополучно, в чужом краю им прожить будет трудно.
Волчонок встряхнулся, выпрямляясь с видимым усилием, и обернулся на вожака. В его светлых глазах медленно таяли золотистые звериные искорки.
- Мы победили? - спросил он по-детски наивно.
Чтобы окончательно вернуть ему человеческий рассудок, Тополь сгреб его за плечи:
- Да. Больше они сюда не сунутся!
Это и в самом деле была победа. Почти половина хирда Торвальда Эрикссона лежала на палубах двух драккаров, не подавая признаков жизни. Некоторые умерли от страшных ударов - в лицо или живот. Двоим-троим отрубили по плечи руки. Тополь сильно подозревал, что это было делом рук Волчонка, - после того, как он свалил противника намного сильнее и выше него, казалось уместным думать именно так.
Победители очищали палубу. Трупы викингов сбрасывали за борт, в трюм сволакивали попавших в плен. Многие из них были ранены. Лесовики, не привыкшие брать пленных, давно бы прирезали всех, но вожак успел остановить занесенные ножи.
Опираясь на плечо Волчонка, Тополь прошел по палубе "Тура". Он направлялся ко Всемилу, который все еще сидел под мачтой. Над ним склонилось сразу несколько человек. Кровь уже унялась, но ее вытекло столько, что раненый еле дышал. Он побелел, под глазами залегли синие тени. Бессильно обмякнув на руках товарищей, он покорился своей участи и позволил делать с собой все, что угодно.
Наклонившись над зятем, Тополь коснулся рукой его похолодевшей щеки.
- Всемил! - позвал он. - Ты слышишь меня, Всемил?
Ресницы того чуть затрепетали. Приоткрыв мутнеющие глаза, парень нашел Тополя и Волчонка рядом.
- Вожак, - прошептал он потемневшими губами. - Ты?..
- Я. Все хорошо, Всемил.
- Знаю… Слышишь, Волчонок? Вот и кончился наш бой! - Он слабо улыбнулся. - Теперь тебе не с кем спорить… А помнишь, как ты меня порезал?.. Я видел сегодня, как ты сражаешься! Если бы я знал раньше, что этим все кончится!.. Ты ведь и меня тогда - как этих… вслепую!..
- Ты бредишь! - решительно перебил его Тополь. - Давай набирайся сил!.. Осторожнее с ним, - обратился он к парням, поднимавшим раненого.
Двое словен покрепче бережно подняли Всемила, собираясь перенести на корму "Тура", где уже устроили навес для раненых. При этом один из них случайно задел до сих пор лежащего на палубе подле мачты молодого викинга. Тело еще не успели выкинуть за борт, и сейчас, когда словенин, споткнувшись, досадливо пнул ногой труп, он вдруг застонал.
- Надо же! Живуч! - проворчал войн.
Уже отвернувшийся Тополь оглянулся и вернулся к поверженному. Опустившись на колено, он перевернул лежащего лицом вниз и сорвал с головы шлем с личиной.
В небо смотрело совсем молодое лицо, обрамленное пушком юношеской бородки. Сине-зеленые глаза подергивались дымкой, из угла прикушенного рта текла струйка крови. Молодой викинг был в сознании, но смотрел нарочито мимо склонившихся над ним людей. Лицо его уже исказила предсмертная мука, и Тополь, как ни вглядывался, не мог найти в нем сходства с кем бы то ни было.
- Отнесите этого к нашим, - распорядился он, выпрямляясь.
- На что? - перешагивая через скамьи, подошел Асмунд. - Его рана наверняка смертельна. Он не выживет. Но даже если бы и так… Ты, видимо, плохо знаешь свеев, вожак. Это не простой викинг, и он вряд ли согласился бы ходить под твоей рукой. А продать его в Ладоге ты не сможешь!.. Лучше убей его, как велят ваши законы.
Он говорил по-словенски, но Тополь ответил ему на северном наречии, общем для свеев, урман и ютов-датчан:
- Я знаю свеев лучше, чем ты думаешь, Асмунд. И ты скоро в этом убедишься… А пока займись им. Он не должен умереть от этой раны.
Кормщик и молодой викинг, слышавший поневоле весь разговор, поняли его слова по-своему - для них они означали, что для пленника придумана другая смерть. Это было в обычае викингов - развлекаться с пленными, и оба не удивились. Асмунд легко подхватил молодого викинга на руки и бережно понес к остальным раненым. Тополь провожал его тревожным взглядом - ему то страстно хотелось, чтобы парень выжил, то он был готов молить всех богов, чтобы он умер. И все потому, что пленник был сыном его старшего брата. Брата, которого только что отправил в Вальгаллу его собственный сын… Боги, боги, что же вы наделали? Это ли вы задумывали? И для чего?.. И как теперь жить?
Убрав последние свидетельства боя, победители отцепили захваченный драккар, захлестнув его гордую шею якорной веревкой, и, развернувшись, пошли к берегу. Раненым следовало оказать помощь и лучше это было сделать на суше.
Только на берегу Тополь смог наконец задуматься о своей стае. На сей раз обошлось без больших потерь. Всего четверо лежали на носу, как полагается храбрейшим: завернутые в плащи двое лесовиков, один Словенин и молодой корел Юге, вчерашний отрок. Несколько было раненых, среди них двое - тяжело. Но если о Всемиле можно было не беспокоиться, то второй явно умирал.
Услышав о нем, Тополь подумал, что ослышался, и попросил повторить, а когда поверил своим ушам, отправился взглянуть собственными глазами.
Лежа у разведенного костра и прижав руки к груди, глядя в небо, умирал Сокол, муж Росы.
Тугая повязка охватывала его грудь и успела покраснеть от крови. Топор одного из викингов мало не насквозь разрубил ему грудь, и теперь Сокол еле дышал, захлебываясь кровью. Каждое движение отзывалось мучительной болью в разрубленных ребрах.
Когда Тополь опустился подле него на колени, он оцепенело смотрел в небо, изо всех сил сдерживая дыхание, - только когда не дышал, он не испытывал боли. Почувствовав возле себя движение, он скосил глаза вбок.
- То… То… - попробовал заговорить он. Вместе с воздухом изо рта вытекла струйка крови.
- Молчи. - Вожак дотронулся до его начавшей холодеть руки. - Не мучай себя!
Непослушные пальцы зашевелились, пытаясь ответить на пожатие.
- То… Тополь… - сделав над собой усилие, выговорил-выкашлял с кровью Сокол, - Роса!..
Он глухо застонал от боли, жмуря глаза. По вискам его текли слезы.
- Тебе нельзя говорить, - попробовал успокоить его вожак. - Успокойся - она не будет забыта стаей. Ты же знаешь!..
Переждав приступ, Сокол снова открыл глаза.
- Роса… твоя, - еле слышно, одними губами, выговорил он.
- Что? - Не веря своим ушам, Тополь наклонился над умирающим.
Но Сокол смотрел в небо светлеющими глазами. Губы его что-то говорили - возможно, он уже видел своих родных и называл давно погасшие имена.
На легкой лодке двоих расторопных молодших отправили вперед, так что драккары встречало мало не все население крепости и большая часть жителей поселка.
"Тур" первым ткнулся носом в отмель, и Тополь сбежал по веслу на землю. Первым его встретил Медведь. Обнявшись с вожаком, он нашел среди сходящих на берег Стойко и подмигнул парню.
Когда на берег стали выносить раненых и умерших, многоголосый говор и сдержанный плач прорезал высокий отчаянный крик.
Кричала Роса, вышедшая встретить мужа. Изо всех сил прижимая к себе маленькую дочку так, что девочка от боли расплакалась, она осела на землю и зашлась в безудержном визге-плаче. Это был полный боли звериный крик самки, потерявшей самца. Она легко перекричала других вдов. К ней бросились, поднимая и забирая у нее ребенка. Женщина забилась на заботливых руках и немного стихла только после того, как на нее вылили ведро воды.
Из пленных же не умер никто, и даже тот зеленоглазый, которого и впрямь звали Эриком, что выпытал у него приставленный ухаживать за ним в свободное время Асмунд, не собирался прощаться с жизнью, хотя и не радовался тому, что остался жив.
Встав в воротах крепости, Тополь внимательным взглядом проводил пленных. Он не мог отделаться от мысли, что допускает ошибку, за которую скоро придется поплатиться. И он все еще думал об этом, когда подошел посланный отрок и доложил, что всех свеев заперли в клети.
Вечером, смыв в бане кровь и напряжение похода, стая собралась в гриднице за обычной трапезой. За поселком у рощи уже вырывали домовину, куда завтра сложат тела павших и разведут над ними священный костер. Завтра будет тризна.
Взяв в руки первый каравай, Тополь поднялся, обводя взглядом затихающую гридницу. Даже суетившиеся отроки остановились, вперяя в него взгляд.
- Не дело разговоры заводить перед честной трапезой, - заговорил вожак, находя поочередно взгляд каждого, - но хочу я у стаи прежде совет спросить… Когда-то давно, два десятка зим тому назад, я тоже ходил в хирде одного викинга. И случилось так, что судьба отвернулась от нас в последнем бою. Мы тоже, как те, что сейчас заперты в клети на задах, попали в плен. Нас ждала смерть - как ждет она всякого, окажись он в руках врага… Но боги помогли мне спасти жизнь - и вот я здесь, вожак нашей стаи. Но если бы не знак богов, не посланная мне удача, не было бы тут ни меня, ни вас… И вот я хочу спросить у тебя, стая, должны ли мы ныне поступить так же? Должны ли испросить у богов знака о том, как нам поступить с этими людьми? Кто знает, какая судьба ждет их потом!
Когда он начал говорить, вокруг царила внимательная тишина, но по мере того, как смысл сказанного начал доходить до воинов, в гриднице родился и пополз недоуменный шепоток. Наконец со своего места тяжело поднялся Асмунд.
- А я в таком случае хочу спросить у тебя, вожак, - заговорил он, - с каких это пор ты задумался о судьбе пленных настолько, что спрашиваешь совета у стаи?
- Затем, Асмунд, чтобы напомнить тебе, как ты сам оказался в стае, - молвил Тополь.
Кормщик раздул ноздри, сжимая кулаки и борясь с собой.
- Он прав, - неожиданно донесся голос одного из старших лесовиков, брата погибшего Сокола. - Не в обычаях лесовиков брать пленных, и ты оставлял жизнь пленным всего трижды - в год, когда нас разбили и выгнали с родных земель, потом когда мы взяли драккар и наконец сегодня. Те два раза стая была согласна с тобой и потом не жалела о приемышах. - Он покосился на Медведя и Тополя-младшего, первенца своего погибшего младшего брата. Сын Сокола впервые сидел в гриднице со взрослыми мужами, заступив в ней место отца согласно обычаю. - Так держи перед стаей ответ - на что тебе понадобилось спасать им жизнь?
Тополь крепче стиснул руками каравай:
- Когда я ходил на драккаре викингов, меня звали Олавом Эрикссоном. А тот хёвдинг, против которого мы сражались, звался Торвальдом Эрикссоном, и у нас в руках его сын Эрик. Его отец - сын моего приемного отца…
В гридне повисла понимающая тишина. Лесовики хорошо знали, что такое родня, - в стае все считались друг другу кровными родичами или побратимами. Но остальные не желали этого признавать.