Убивать легко. Ведь убить себя -
Невеликий грех, если духом мертв,
Умирать легко. Ведь тысячи лет
Назад это было с тобой.Оставлять легко. Ведь в конце пути
Ты снова встретишь тех, кого ждал.
И любить легко. Тот, кто это сказал,
Был либо безумец, либо святой.
- Мэлет, - Гарав повернулся на бок и коснулся её волос, удивившись, какой грубой и даже грязной кажется его ладонь в сравнении с этим невесомым золотом. Эльфийка обернулась через плечо - с грустной и светлой улыбкой. - Я не… обидел тебя, Мэлет?
Вместо ответа эльфийка прилегла рядом и занялась самым обычным для влюблённой человеческой девчонки любых времён и пространств, лежащей рядом с любимым мальчишкой, делом - стала пальцем исследовать тело Гарава, глядя ему в глаза.
- А… йесссли кто вввв… йдёт? - смалодушничал мальчишка, с трудом удерживая сладостную дрожь всего тела - казалось, оно горит огнём и одновременно корчится от мороза.
- Никто не войдёт, - шепнула Мэлет. - Я всё-таки дочь своего отца. Про конюшню подумают, когда мы выйдем отсюда, melimanya, не раньше… - И она, тихо засмеявшись, продолжала водить пальцем по коже мальчишки.
Гарав закрыл глаза и вытянул руки над головой, обмяк на плаще, наслаждаясь этими прикосновениями.
- Meldanya… arinquanya ohtatyaro… nessima maianya… - слышал он шёпот над собой в бархатной ласковой тьме. И лишь на ощупь обнял восхитительное живое тепло, вновь прильнувшее к нему через какое-то время…
…Враги в нашем доме,
земля в муках стонет,
убийца на троне, он зло во плоти!
Война на пороге,
увы - мы не боги,
назад нет дороги, туман впереди…
… - Странно, - Мэлет покачала головой. - Ты рассказал мне сейчас, что ты из другого мира… и я не имею причин тебе не верить… но я не чувствую ничего другого. - Она провела двумя пальцами по лбу мальчишки. Не ласково, а сильно, так, что Гарав даже поморщился. - В тебе есть кровь Аданов… Аданов Дома Хурина… она почти растворена в крови каких-то неизвестных мне народов Сумерек… невежественных, но храбрых и гордых… - Она примолкла на миг, а потом удивлённо засмеялась. - И даже капелька крови синдаров в тебе есть. Очень мало, но она есть.
- Эльфов?! - Гарав удивлённо рассмеялся и тут же притих. Глаза Мэлет были строгими и смотрели куда-то вдаль и вглубь. - Шутишь?
- Нет. - Эльфийка медленно покачала головой - нет, даже просто повернула её: влево, вправо. - Ты сын этого мира, мой волчонок. Это странно, потому что я не знаю, где твой народ и твой дом… мне кажется, что их странным образом нет… ЕЩЁ нет… но они не чужие здесь. И ты не чужой.
- Не чужой… - медленно произнёс Гарав.
И вдруг… вдруг понял.
Понял сразу ВСЁ.
Не было мира, выдуманного Толкиеном. Да он никогда и не говорил, что выдумал этот мир, Олег Николаевич упоминал об этом… говорил про легенды и сны, из которых сложил английский гений мир Средиземья.
Было - прошлое.
Прошлое мира Пашки, настоящее мира Гарава. Чудовищно далёкое, древнее прошлое - древнее пирамид… да что там - древнее привычных континентов и океанов!
И, видимо, те земли, где встанут Киев, Новгород, Москва - они лежали на востоке. А те земли, из которых ещё придут предки предков русских - ещё дальше на востоке.
- О чёрт, - потрясённо пробормотал Гарав по-русски, поднеся руки к лицу. Он и сам не знал, почему так потрясло его это открытие.
Мэлет легла рядом, вытянувшись рядом с Гаравом, повторив своим телом изгибы его тела. И скрестила руки на груди человека:
- Отдохнул? - спросила она.
"Я не хочу тебя потерять", - едва не закричал Гарав, забыв обо всём, сказанном за минуту до этого - потрясшее его открытие стало мелким и неважным. Но закричать так - значило терзать Мэлет.
Потому что они не могли быть вместе. Что бы ни происходило сейчас. Сколько бы радости и света они ни подарили друг другу.
И Гарав обнял её. И перестал думать о чём-то, кроме Мэлет.
Глава 7 - большая, в которой друзья покидают Раздол, а позже выясняется, что у всех есть свои слабости
Так Эйнор не бил Гарава ни разу. Мальчишка стиснул зубы и терпел, хотя боль от перевязи со стальными бляхами после первого же удара стала просто невыносимой. После третьего Гарав не выдержал и закричал, но потом, чтобы молчать, прикусил губу и не издавал больше ни звука, только зачем-то про себя считал удары. Кроме того, стыдно было смотреть в лицо Эйнора - белое, тоже с закушенной до кровавой струйки губой и сумасшедшими глазами. Поэтому он смотрел в скамью - между своих белых пальцев, которыми он вцепился в каменный край, пошире расставив руки.
Но ещё ужасней были две мысли. Первая - сколько он причинил Эйнору неприятностей. А вторая… вторая мысль была о том, что Гарав не раскаивался в том, что сделал в Раздоле. Тоже ужасная… Потом скамья стала таять и кривиться, а удары - со счёта он сбился - сделались какими-то несильными, зато в ушах мерзостно зудели невидимые, но громкие мухи, да и руки словно превратились в лапки мягкой игрушки - беспомощные и мягкие, не свои. Гарав упал на колени и прижался щекой к камню.
Вот тут Фередир не выдержал и молча, но свирепо, стал оттаскивать рыцаря. Наверное, впервые в жизни помешал ему что-то сделать вот так - вцепившись. Когда понял, что не справляется, то просто повис на руках нуменорца и закричал отчаянно:
- Что ты делаешь, ты же его забьёшь насмерть!
Но Эйнор уже и сам швырнул перевязь и сел на постель, уронив руки.
- Что ты наделал? - спросил Эйнор убито. - Ты понимаешь, что натворил?! Мы же тут гости. Гости. Нас приняли, как своих. А ты… блудливый щенок!.. - Но и это он не крикнул, просто сказал тихо. - Валар, зачем я тебя подобрал…
- Затем, чтобы мы остались живы, - сказал Фередир.
Эйнор вздохнул и признался:
- Правда… Вот тебе и подобранный камешек…
Гарав попытался встать - он стоял на коленках возле своего ложа, опираясь на него руками. Не смог. Перевёл дыхание и всё-таки поднялся. Покачался и устоял. Заставил себя улыбнуться.
- Отдай меня эльфам, - предложил он и не выдержал боли - застонал. Но коротко, и тут же заставил себя замолчать.
- Ну на кой ты им пёс? - с тихим отчаяньем спросил Эйнор. - Не казнят они людей. Тем более ты им не присягал.
- Я её люблю, и она меня - тоже, - отрезал Гарав так же тихо, но решительно. - Я понимаю, что сделал гадость в доме, который нам оказал гостеприимство. Но я не раскаиваюсь.
- Младшие, - вздохнул Эйнор. - Младшие. Когда же вы научитесь думать головой.
- Не мы утопили Нуменор, гоняясь за бессмертием! - огрызнулся Фередир, беря Гарава за плечи. - Да-а-а… А знаешь, орки обошлись с ним мягче, Эйнор.
Эйнор посмотрел мутновато от заботы. Гараву было всё равно. Жгучая боль, упрямство и какое-то дикое ликование его переполняли с головой.
- Не вздумай её украсть, - предупредил Эйнор севшим голосом. Такая мысль и правда мелькнула у Гарава… но он помотал головой:
- Нет. Этого я не сделаю. Не хочу, чтобы она прожила жизнь… мою жизнь в бегах от эльфов и людей. Я бы ни на что вообще не претендовал, я уже собирался уехать… но она так захотела. И я благодарен ей…
- Ты хоть понимаешь, что у неё будет ребёнок? - спросил Эйнор. - Раз она тебе отдалась, то у неё будет ребёнок. У эльфов не бывает иначе!
Гарав посмотрел на Эйнора изумлённо, даже забыв про боль (а она стала жгучей - Фередир усадил Гарава на ложе и смазывал ему спину, обтирая кровь). Эта мысль не приходила ему в голову. Но Гарав был не тот, что два месяца назад. Не тот, что даже месяц назад.
- Я знаю, что от этого бывают дети, - сказал он. Теперь удивлённо воззрился на оруженосца уже Эйнор. А тот продолжал: - И что с того? Когда сыну исполнится семь лет, я заберу его - к тому времени я уже буду рыцарем - и сделаю пажом, потом оруженосцем.
- А… - Эйнор открыл рот, глаза его сделались потрясёнными и даже несколько непонимающими. - Ты… Ну… Да кто тебе его отдаст?!
- Да я и спрашивать не буду! - огрызнулся Гарав. - Больно, Федька!
Эйнор вскочил. Эйнор пробежался по беседке. Эйнор пнул скамью.
- Ублюдок! - заорал он. - Дурак! Такого, как ты… - Он задохнулся, плюнул за перила, сник.
- Не спорю, - процедил Гарав, выгибаясь от боли. - А когда Фередир закончит, я пойду к Глорфиндэйлу и расскажу ему о случившемся между мною и его дочерью.
Эйнор побелел:
- Ну нет, - сказал он. - Ты у меня на службе, и рассказывать придётся мне.
- Не расскажет никто и никому, - послышался повелительный девичий голос.
Мэлет стояла на пороге. Фередир поднялся; они с Эйнором склонились. Гарав остался сидеть. Эльфийка подошла к нему, посмотрела на спину, забрала у Фередира льняной лоскут и сильно провела по спине мальчишки. Гарав, онемев от боли, запрокинулся… и обмяк. По спине разлилась мягкая прохлада и растворила эту пронзительную огненную боль, проникшую было до самого позвоночника. Эльфийка, продолжая водить лоскутом по иссеченной спине мальчика, гневно посмотрела на Эйнора - ноздри тонкого носа раздулись и отвердели.
- Я иногда сомневаюсь, что люди - это люди, а не просто умные звери, - сказала она. - Почему ты решил, рыцарь Эйнор, что можешь платить за мой дом? И с чего взял, что ему нанесена обида?
Она говорила жёстко и твёрдо. Но голос Эйнора был не менее жёсток:
- Позволь мне решать, дочь Глорфиндэйла, об обидах дома твоего отца и паскудстве моего оруженосца. Это не женское дело. А вам не быть вместе, как не быть вместе воде ручья и дубу, что растёт на берегу. Мы уедем через час. А перед этим…
- Ты скажешь мастеру Элронду, что вы торопитесь в Зимру, тем более что это правда, - отрезала Мэлет. Гарав поймал её руку обеими своими и прижался к ней щекой. С Эйнора он не сводил глаз.
- Вы хотите меня же заставить чувствовать себя виноватым? - спросил Эйнор зло.
Фередир, окаменевший у стены, издал невнятный звук - на его лице мешались любовь к рыцарю и жалость к Гараву.
- Вот уж нет, - искренне сказал Гарав. - Какая вина? Это жизнь.
- Объяснил, - вздохнул Эйнор. - Как всё просто и легко объяснил. Право слово, я бы хотел побывать в твоей земле! Страна мудрецов!
- Тебе бы там не понравилось, - сказал Гарав неожиданно угрюмо.
- Идём, дочь Глорфиндэйла, - повелительно сказал Эйнор, беря Мэлет за локоть. Гарав бешено поглядел на рыцаря, потом на девушку. Та улыбнулась спокойно и, коснувшись щеки Гарава, шевельнула губами: "Ничего не надо…" - и ушла за Эйнором, не оглядываясь.
Гарав завалился на живот. Плечи его вздрогнули, потом затряслись, он стал бить кулаками подушку. Фередир присел рядом на пол, перехватил запястья друга:
- Тихо, тихо, тихо… - забормотал он, с трудом удерживая свирепые рывки Гарава. - Ну ты и заварил кашу. Да что же, на свете нет человеческих девчонок?! Да ты в них, как дурак в палых листьях рыться будешь - горстями! Гарав! Да под тебя любая прыгнет, особенно когда мы вернёмся в Зимру, и князь объявит о награде…
- Утешальщик! - со слезами крикнул Гарав, но успокоился, только лица не стал поднимать. - Я её люблю. Понимаешь ты или нет?
Его колотило.
- Не знаю. - Фередир медленно отпустил руки друга, устроился на полу удобней. - Но точно знаю, - добавил он ожесточённо, - от эльфов людям нет никакого счастья!
И смачно плюнул на пол.
* * *
Если эльфы и были удивлены желанием людей покинуть Имладрис и ехать к бродам, за которыми ждёт неподалёку армия Ангмара, они никак этого не показали. Продукты в дорогу, корм для коней и даже золотые монеты, переданные Эйнору, - всё было обычными сборами в дорогу друзей и союзников.
Спина у Гарава после заботы Мэлет не то чтобы зажила, но не беспокоила. Тем более что он, измученный болью, тоской, отчаяньем - уснул тогда на кровати и спал довольно долго. И теперь он делал какие-то дела, седлал Фиона, потом - Хсана… и сам себе удивлялся - неужели он вот сейчас уедет? Неужели это возможно - сейчас уехать? Это не сон, не глупая сказка, не бред? Сейчас кончатся эти два дня счастья? Ему вдруг захотелось закричать и вцепиться в колонну, в коновязь, в косяк конюшни… На пришедших провожать эльфов смотреть не хотелось - Гарав немного оттаял, когда увидел среди них мальчишек, которые прыгали с тарзанки. Они дружно помахали Гараву, а потом Эйлиант подошёл к оруженосцу и подал ему свёрнутый в трубку лист плотной бумаги. Гарав развернул - и улыбнулся: как живой, он сидел на дереве и налаживал тарзанку, а снизу глазели эльфийские пацаны. Поразительно живой рисунок окружала выписанная золотом и чернью виньетка орнамента.
- Это тебе, - сказал эльфёнок. - Мы сделали ещё две… тарзанки, - он старательно выговорил слово, - одну для девочек на другом пляже. Приезжай в Имладрис, Гарав, мы будем рады тебе, даже когда ты повзрослеешь.
- Спасибо, - кивнул Гарав.
Элронд пришёл провожать тоже - один, пеший и уже к самым воротам. Видимо, он говорил с Эйнором до этого, потому что сказал, будто в продолжение разговора:
- Так ты уверен, что не стоит посылать с тобой конных? Вам ехать по землям Рудаура, пусть и недолго.
- Нет, мастер Элронд, - покачал головой Эйнор, перехватывая конский повод. - Нам нет особой опасности, а тебе скоро может понадобиться каждое копьё. Благодарим тебя за гостеприимство.
- Вы принесли недобрые вести - но эти вести, может быть, спасли Имладрис, - сказал Элронд. - Пусть будет прямой и быстрой ваша дорога.
Оба оруженосца промолчали. Фередир - потому что явно горел нетерпением ехать. А Гарав… что ж Гарав…
Он мог только радоваться от всей души, что Мэлет так и не пришла.
* * *
Они проехали около двух лиг. В полнейшем молчании. Ни разу не оглянулся Гарав. Не позволил себе. Ехал и почему-то представлял, как вернётся через тридцать лет - уже немолодым… а Мэлет… что ж Мэлет? Она не изменится…
Потом он стал думать про своего сына… или дочь? Мысль была чудной. Странной. Это со смехом сопротивлялся удивлённый Пашка. А Гарав просто принял эту мысль. Нет, он приедет в Имладрис раньше. Не через тридцать лет. Через восемь. Обязательно. Проверить, кто родился и вырос… и сказать Глорфиндэйлу: "Я забираю его!" - если это будет сын. И пусть попробует не отдать.
А восемь лет - не видеть Мэлет?
Предстоящие годы превратились в чёрный холодный колодец. Интересно, подумал Гарав, не так ли смотрит в своё будущее Король-Чародей? От этой мысли стало жутковато. Но развернуть её в полномасштабное самоистязание Гарав не успел.
Ехавший первым Эйнор остановил коня.
Гэндальф сидел на плоском камне и читал растрёпанный свиток. Его конь - большущий, серый, как балахон хозяина - перегородил дорогу и смотрел на кардоланцев с возмущением старожила, которого попросили подвинуться какие-то мигранты. Из-под плаща Серого Странника торчал длинный меч. Рядом стоял всё тот же посох с надетой сверху бесформенной шляпой.
- Одну минутку, две строки, - заметил Гэндальф, не поднимая головы. Эйнор переглянулся с догнавшими его оруженосцами. Гэндальф между тем хмыкнул, свернул свиток, куда-то его спрятал (не поймёшь, куда), ловким прыжком взлетел в седло и нетерпеливо заявил, подхватывая посох и надевая шляпу: - Мы едем или нет?
- Мы - да, - согласился Эйнор, подъезжая к нему. - А ты едешь с нами, Серый Странник?
- Нам просто по пути, - отрезал Гэндальф. - Ровно до того места, где я решу, что наши пути расходятся… Кстати, Гарав, я так и не имел удовольствия послушать, как ты поёшь.
- У меня нет настроения, - буркнул Гарав.
Седые мохнатые брови Гэндальфа приподняли шляпу.
- Но тогда петь придётся мне, - почти жалобно сказал он, дряхлея в седле до такой степени, что Фередир сделал движение - поддержать старика под локоть. - С песней дорога короче, и однако это будет тяжким испытанием для всех моих спутников… Неужели ты не можешь снизойти до моих седин, юный оруженосец?! - Лицо Серого Странника стало горестным.
Гарав сильно подозревал, что Гэндальф по обычаю гонит (помнится, он умел делать ВСЁ, а дряхлым временами нагло и с удовольствием прикидывался). Но Эйнор на Гарава не смотрел, а Фередир смотрел выжидающе.
Мальчишка вздохнул. И махнул рукой:
- А! Ладно!
В Аласе, кормче "Три дуба"
Обжился менестрель,
Была с ним медная труба
И медяков кошель,
В заплатах плащ,
Кинжальчик в нем…
Зачем?
Когда-нибудь поймем.Давал концерты за гроши
И чувства в людях ворошил.
Пел про великие походы,
Про чужедальние народы,
Про честь, отвагу, боль и страх,
Про тех, кто уж забыт в веках…Вот как-то вечером, под ночь,
Он арфу в руки взял.
Сказал:
"Послушать песнь, друзья, не прочь?"
Подумал и начал:"Быть героем может каждый,
Но не каждому по силам,
Вот героем быть может
Человек ленивый -Лень хвосты рубить драконам,
Лень спасать принцесс,
Страшно предпочесть дорогам
Темный, жуткий лес…"…Пел так долго весь он вечер,
Вел куплетом за куплет,
А закончил песню речью,
Малость рифмы в коей нет:"Быть героем должен каждый!
Помни, друг, - ведь это важно!
Когда поборешь лень и страх,
Тогда поедешь на руках".
- Готов покляться, что стихи твои, - сказал Гэндальф. - И неплохие, кстати, стихи; я знал людей, которых называли поэтами за худшие… А где это - Алас?
- В моей земле, - ответил мальчишка…
…Ехать в компании с Гэндальфом оказалось весьма и весьма приятно. Серый Странник в старческий образ больше не входил и вёл себя очень даже шумно и компанейски, но к полудню угомонился веселить народ и перешёл на бесконечные, но при этом почему-то не надоедавшие, истории из давнего прошлого.