Паша зашагал было по тропе, но Крысеныш сказал, махнув рукой вправо, где полого поднимался вверх склон заросшего лесом холма:
- Так быстрее. Я тут уже был.
Взобрались на холм, который, как оказалось, огибала тропа. Прямо под ними было открытое место - нечто среднее между полем и лесной поляной. Выглядело это место странно. Трава здесь была невысокой. На другой стороне поля ровным строем росли вековые дубы. Их было около двадцати. Одно из деревьев поднимало к небу голые сучья - дуб был мертв. От двух других гигантов остались лишь огромные трухлявые пни, полусгнившие стволы валялись тут же, в траве. За строем дубов виднелся частокол из плотно пригнанных друг к другу бревен. Тропинка, выходящая из леса, вела к огромным воротам. Одна из створок ворот была приоткрыта - ровно настолько, чтобы пропустить навьюченную лошадь. Судя по отсутствию следов на траве, ее не закрывали уже давно.
Лошади с малышами на спинах как раз пересекали поляну. В поводу их вели двое мужчин. Один высокий и толстый, налысо обритый - "евнух", подумалось Паше. Второй - чуть пониже, подтянутый, спортивный, но не перекачанный, темноволосый.
- Что там? - кивнув на ворота, шепотом спросил Вадим у Крысеныша.
Тот пожал было плечами, а потом вдруг вспомнил:
- Малышневка. Туда нельзя.
- Почему?
- Опасно.
- Но они же вошли.
- А нам нельзя, опасно, - упрямо повторил мальчик. - Я не пойду.
- Тебя никто не просит, - брезгливо фыркнул Вадим.
- Говорят, дети заходят за дубы и не возвращаются, а взрослые умирают прямо здесь.
- Но они же собираются войти.
- А мы не сможем, - Крысеныш уперся. - Они, наверное, секрет знают. Говорят, есть такой секрет. В сказках обычно оберег бывает - специальный камень.
- Малышневка, - задумчиво проговорил Пашка, - ты, Вадь, помнишь - малыши нам про нее говорили? Будто они туда попали, когда заблудились, а потом ушли.
Тем временем похитители достигли ворот. Толстый снял с лошадей хнычущих мальчишек, пинками загнал их внутрь и вошел следом. А его товарищ развернулся и поехал назад.
Он почти уже пересек поляну, как Паша, бубнивший себе что-то под нос - Вадим уже перестал понимать, что - вдруг вскочил и бросился вниз по довольно крутому склону холма.
Он вылетел на тропу прямо перед самой лошадью и растопырил руки в попытке ее остановить. Бедное животное перепугалось до полусмерти и едва не сбросило седока. Похититель выругался, натянул поводья, пытаясь усмирить животное, и, как только ему это удалось, вытащил из-за пояса длинный кинжал. Пятки ударили в лошадиные бока, животное рванулось вперед, и кинжал вспорол Пашину кожаную куртку.
Вадим, все еще стоящий наверху, видел, как этот псих не только не пытается увернуться, но еще и сам лезет под нож. По крайней мере, Паша прыгнул вперед и попытался схватить всадника за руку. Конечно, он промахнулся и упал на дорогу. Похититель, не понявший, кто и почему на него напал, схватку продолжать не собирался. Он еще раз пнул бедные лошадиные бока и, не оглядываясь, поскакал прочь. Паша с досады треснул кулаком по пыльной, хорошо утоптанной тропе.
Но тут же, не успев перейти в галоп, лошадь вновь шарахнулась в сторону. Черный пес вылетел из кустов и выбил похитителя из седла. Оба клубком покатились по земле, и Паша, ужаснувшись, решил, что после такого невозможно остаться в живых. Он уже представлял себе, как хрустят, ломаясь, шейные позвонки. Вскочил на ноги, бросился туда, где замерли наконец два тела, и увидел, что похититель неподвижно лежит на земле и широко раскрытыми глазами смотрит на пса, который держит его за горло.
- Ну что, жив? - спросил подоспевший Вадим.
- Жив, - в Пашином голосе звучала такая радость, будто речь шла о его ближайшем родственнике.
- Ну ты даешь! - Вадим переключился с всадника на Пашу. - Вот вечно ты чего-нибудь отмочишь. Я даже сообразить не успел, а ты уже бросаешься под копыта, потом под нож. И главное - как! Ты б хоть меня попросил, а то все равно все бесполезно было - в любом случае. Только покалечился бы.
Не дожидаясь ответа, Вадим обратился к собаке:
- Ну, спасибо тебе, псина. Выручила. Ты что, за нами шла? Паш, это ведь тот же пес, Адкин. Паш, ты чего замер? Ну, зачем он тебе был нужен?
- Я хотел его спросить, как они туда попадают. Мальчишка говорил, что у него может быть оберег…
- Эй, слышишь меня?! - заорал Вадим на похитителя. - Как туда попасть? Я тебя спрашиваю, как ты попадаешь за забор?
Мужчина молчал, не шевелился, глядя то на Вадима, то на страшного пса.
- Мужик, я же сейчас песику свистну - тебе мало не покажется. Лучше говори, мужик.
Вадим сказал это, пытаясь пугнуть противника и, в общем, не ожидая никакой реакции от собаки, но пес не подвел. Глухо зарычав, он чуть сильнее сжал челюсти. Мужик хлопнул ртом, будто рыба, вытащенная на берег, и сипло застонал. Пес тут же отпустил его. Рука несчастного потянулась к горлу, он резко, рывком сел и, оттолкнувшись пятками от земли, отъехал немного от черного пса.
- У нас, - прошипел он почти беззвучно, и Вадим подумал, что парень, наверное, отшиб себе легкие, когда падал, - амулеты. Надеваешь, когда входишь. Все время носить нельзя - опасно.
Похититель убрал руку от горла, и Паша увидел, что там наливаются два огромных, красных кровоподтека. Рука, дрожа, полезла за пазуху и вынырнула оттуда уже с цепочкой, на которой висели пять плоских бело-зеленых камней.
Вадим положил руку на золотой ошейник, делая вид, что придерживает собаку, и пес спокойно сел рядом.
- Ну, если наврал… Эта псинка тебя найдет, - сказал он, не зная, что еще можно сказать.
- Не наврал. Все честно. Правда.
- Ну тогда - брысь отсюда!
Не в силах встать, похититель на четвереньках пополз в том направлении, куда ускакала его лошадь. Через пару шагов он поранил руку об осколки черной пластмассовой коробочки, из которой вывалилась на дорогу вся ее электронная начинка.
Но Паша и Вадим на него не смотрели.
- Дай мне, - с этими словами Паша забрал амулет из руки друга.
- Ты с ума сошел? Ты хочешь туда идти?
- Да, хочу.
- И что мне потом делать? Там вообще неизвестно, что может оказаться. И еще там этот толстый бандит. С ним ты что будешь делать? Дети - у него под охраной.
- Ну, я…
- Вот именно. Тебе не всегда силы хватает банку огурцов маринованных открыть, а тут ты разговорами не отделаешься…
- И все равно я пойду…
- Вот я не пойму, ты упертый такой или просто тупой? Ну иди, если хочешь. Только псину с собой возьми. Хорошая псина.
Глава 12 Вечные мальчики
Паша надел на шею медальон и аккуратно заправил его под футболку. Медальон все еще хранил тепло прежнего хозяина, и Паше стало неприятно. Вообще его трясло от жуткой смеси отвращения, волнения и страха, но, поборов себя и взявшись за золотой ошейник пса, он решительно зашагал к дубам.
Не прошел он и пяти шагов, как обнаружил, что Вадим идет за ним.
- А ты куда?
- Да я просто проверю, может, чушь все это - про обереги. Может быть, можно и так пройти.
Но на самой границе, у ближайшего дуба, друг внезапно остановился, схватился за голову, потом отбежал немного назад и согнулся в жесточайшем приступе рвоты.
Паша с тревогой смотрел на него.
- Ты чего, Вадь? - спросил он испуганно.
- Ничего, все в порядке, - сказал он, как только смог говорить. - Видимо, они правы. Так не войти. Ты камешки береги, Паш. Без них как-то хреново.
- А ты как?
- Ничего, я уже в порядке. Я тебя на холме подожду. Возвращайся. А ты, псина, береги мне этого тюху!
И Паша зашагал к воротам. Осторожно заглянул внутрь - и не смог сдержать восхищения. За оградой из сосновых бревен начинались самые настоящие тропические голливудские джунгли: с пальмами, огромными цветами, криками попугаев и обезьян и толстенными лианами, на которых можно было качаться. В ствол одной из пальм был воткнут мачете.
Паша шел по тропинке вслед за псом и ощущал жуткую ностальгию по детству. Здесь было все, о чем он когда-то мечтал: гамаки, сплетенные из лиан, веревочные лестницы, шалаши, устроенные на толстых ветках…
Тропинка разделилась, широкими полукружьями огибая невысокий холм. За холмом лежало в зарослях тростника небольшое озерцо. А на нем, занимая едва ли не треть, стоял у пристани красавец корабль с пиратским флагом на мачте.
За озерцом лес редел, уступая место африканской деревушке. Между круглыми, стоящими на высоких сваях домами, росли финиковые пальмы. Кое-где на столбах с причудливой резьбой висели качели и корабельные гамаки. В большой куче песка рылись три чумазых, одетых в рванье, малыша. За деревней вновь виднелись бревна частокола и серые камни старой стены. Здесь Малышневка заканчивалась.
Возле одной из хижин была привязана лошадь толстяка.
Крадучись, Паша направился к этой хижине, но на пути возникло неожиданное препятствие: паренек лет четырнадцати вышел из-за угла.
- Ваш там, только что приехал, - сказал он, не скрывая брезгливости.
- Наш? - удивился Паша, но тут же понял, о чем он, и поспешил откреститься, - нет, я не с ним.
- Нет? - удивился паренек. - Тогда кто же ты?
- Я за детьми пришел, которых этот украл.
- Вот как, - паренек заторопился, потянул Пашу за рукав. - Пойдем-ка, пока Жирный тебя не увидел.
Они зашли за пальмы, прошли мимо песочницы, и один из малышей, заплакав, бросился к мальчишке и уткнулся ему в грязные колени. Тот подхватил ребенка на руки жестом опытной матери и пошел дальше, к площадке, вокруг которой расположились большинство домов деревни. Площадка выглядела по-африкански ритуальной, была круглой и плотно утоптанной. Впрочем, было ясно, что большое число людей не собиралось здесь довольно давно: тут и там из пыли торчали сочные, ярко-зеленые кустики травы. Посреди площадки возвышались два ровных ряда камней - по семь с каждой стороны. Они делили пространство на два полукруга, между ними оставался лишь узкий коридор, пройти в котором мог бы далеко не каждый взрослый. Центральные камни были самыми большими, высота остальных уменьшалась по мере приближения к краю ряда. Каждый камень имел форму сильно вытянутого вверх пятиугольника и был почти плоским. Время не оставило на них своих следов, они были будто только что высечены - такой четкой и правильной была их форма. Цвет камней Паше чрезвычайно понравился, они были ярко-зелеными, с многочисленными серовато-белыми вкраплениями, что придавало камням какой-то удивительно мягкий и умиротворяющий оттенок. Паша залюбовался и потому вздрогнул, когда провожатый спросил:
- Нравится?
- Очень, - совершенно искренне ответил Паша.
- Это наша Малышка, - сказал мальчишка, будто речь шла о ком-то одушевленном.
- В каком смысле - малышка?
- Не знаю, так это место называли наши старшие. Нам они никогда ничего не объясняли. Ну, пойдем?
И он направился к хижине, на крыше которой развевался разноцветный флаг.
Внутри дом поражал своим аскетизмом. Гамак, застеленный серым одеялом, тяжелый стол темного дерева и скамья со спинкой, подвешенная к потолку на железных цепях, - вот и все, что в нем было.
Широким жестом указав гостю на скамью, хозяин дома по-барски развалился в гамаке.
- Меня зовут Пират, - пояснил он, набивая табаком трубку.
- Паша.
- Имя чудное. Ты что, с той стороны?
- Да, а как ты понял?
- А как же мне не понять, когда наших много на ту сторону ушло. Некоторые возвращались, рассказывали, что там и как. Малышневка - очень старая деревня. Ее построили те, кто решил никогда не взрослеть. Здесь никто никогда не старел, не болел и не умирал. Мальчишек - тех, кто построил деревню - я знал лично. Хорошие были ребята. Ходили по деревням, звали всех, кто не хотел вырастать. Сюда шли многие, и с удовольствием шли - видели ведь, как здорово здесь все устроено. Но скоро все это веселье надоело. Кто поменьше, заскучал по маме, старшие просто начали маяться от безделья. И оказалось, что выйти нельзя.
- Как - нельзя?
- Видел дубы? Там человека настигает резкая боль. Взрослого - если пытается войти, ребенка - если пытается выйти.
- Почему?
- Я так думаю, что там расти начинаешь очень быстро. И умираешь или от боли, или уже от старости. Мы потеряли десять человек, прежде чем поняли, что выхода нет. Успокоились, начали налаживать жизнь. Все бы хорошо, но те, кто построил деревню, прямо с ума начали сходить. Они шептались по углам о чем-то с мрачными лицами, девчонки плакали. Пару раз я услышал слово "преступление". Они как безумные искали выход, и нашли его за старой дубовой дверью - там, за малышкой. Мы и раньше интересовались этой дверью. Ту часть ограды построили не наши старшие. Они просто воспользовались стеной, чтобы надо было таскать меньше бревен. Так они говорили. По ночам оттуда раздавались жуткие звуки, через дверь просачивались клубы какого-то странного дыма. Один из старших рискнул туда зайти. Вернулся через день, измученный, грязный, покрытый ссадинами и кровоподтеками. Он сказал, что выход найден, за дверью лабиринт, пройдешь его и попадаешь в иной мир, где идти можно куда хочешь. Свобода - без Камней, без родных и близких. Но такая свобода оказалась нужна многим. За несколько лет туда ушли все без исключения старшие, а потом и все, кто был хоть немного сообразительнее головастика. Теперь нас только двенадцать.
- А ты?
- Я? Я не люблю перемен. Может, я и ушел бы отсюда вслед за всеми. Но вот только однажды утром я проснулся и понял, что все, кто здесь остался - это маленькие дети, и кому-то надо за ними присматривать. Вот так мы с ними и живем. Я им теперь вроде мамы. Последние четыреста лет.
- Четыреста?! Сколько же тебе?..
- По моим приблизительным подсчетам, около восьмисот.
- Можно сойти с ума… - испугано проговорил Паша. - Что же здесь можно делать восемьсот лет?
- Мы просто живем. Стирка, уборка, обед - глядишь, и день пролетел.
Паша замолчал и, побледневший, откинулся на спинку подвесной скамьи. Потом спросил:
- А что с теми мужчинами? Зачем им наши малыши?
- Я знаю о них не так уж много. В первый раз они пришли сюда лет тридцать назад. Они торговцы, и здесь проходит их торговый путь. Туда и обратно они идут основательно нагруженные товаром. Малыши, как я понял, тоже товар, особенно самые маленькие. С вашей стороны их охотно покупают. Я в эти дела не лезу, мне бы своих не проворонить.
- Еще один вопрос, - сказал Паша, - ты говорил, что отсюда не выйти. Но наши-то малыши уже были здесь и ушли. Как такое может быть?
- Так они пробыли здесь недолго, - ответил Пират, - если и выросли за это время, то совсем немного.
- Значит, времени у меня мало.
- Боюсь, ты их не спасешь. После побега торговцы стали внимательными, следят за детьми в оба, и может быть, даже запирают. Так что уходи, пока не пришел их старший. Вот с кем я бы точно не хотел встретиться на твоем месте.
- Я не могу бросить детей, - Паша был категоричен. В этот момент кто-то робко постучал в дверь. Пират открыл. На пороге стояли все жители Малышневки. Судя по вытянутым шеям и горящим глазам, они сгорали от любопытства.
Самыми старшими среди них были два девятилетних негритенка. Они были так похожи друг на друга, что Пашка сначала принял их за близнецов, но потом пригляделся и понял, что Мастер Погоды и Мастер Леса (так представил их Пират), совсем разные. Следующим по возрасту шел восьмилетний Попугайчик. Он был толстеньким хорошеньким мальчиком, а на голове у него как попугайский хохолок торчал задорный вихор. Девочке, которую он держал за руку, - единственной в этой деревне - было лет семь. Она была очень подвижна, даже вертлява, и звалась Огонек, хотя Паша и не понял, почему: она была не рыжей, а черноволосой, и отличалась восточным разрезом глаз и круглым желтокожим лицом. Остальные семь мальчишек были очень маленькими: года по четыре и даже меньше. Они стояли за спинами старших и держали друг друга за немытые ручонки.
Паша сразу понял, что с такой армией нечего и думать о войне.
- А почему у них такие странные имена? - спросил он Пирата, - Что за имя - Мастер Леса?
- Как - странные? - в свою очередь удивился тот, - если человек родился мастером леса, нельзя же назвать его Рваным Сапогом.
- То есть ты хочешь сказать, что Мастер Погоды может вызвать дождь, или наоборот, разогнать облака?
- Может. Конечно, может. А как иначе мы вырастили бы пальмы - в нашем-то холоде?
- А Огонек?..
- Может зажигать все, даже железо - уж такой у нее характер.
Девочка лукаво улыбнулась, подняла вверх руку, и на ладони у нее заплясало крохотное пламя.
- Так это же здорово! - Паша воодушевился. - Мы же сейчас просто подожжем этого Жирного! Хижину подожжем - я имею в виду. А пока он огонь тушит, я успею унести детей.
- Даже и не думай, умник. Я знаю, ты думаешь, я - трус. Может, когда-то это и было так, но не сейчас. Не сейчас! Послушай: несколько сотен лет назад я сбежал сюда. Сбежал, потому что родился выродком. Знаешь, что это значит? Все, кто меня окружал, могли говорить с камнями, инородцы говорили с другими вещами: с травами, деревьями, с чем-то еще. И поэтому у каждого было дело. Мой отец строил прекрасные дома, я думаю, некоторые из них еще сохранились в Камнелоте. Мама - Агат - вырезала превосходные камеи. А у меня в жизни было два пути: сидеть у них на шее, или уходить к торговцам, которых многие в нашей стране презирают. Я не хотел делать выбор и спрятался в Малышневке. Сначала мне было хорошо, потом я стал отчаянно скучать, впрочем, как и все. Но через лабиринт идти побоялся. Струсил. У меня ведь не было никаких способностей. Я думал: вдруг не справлюсь? И так, незаметно, остался самым старшим. В какой-то момент мне стало так тоскливо, что я почти решился уйти, но не смог бросить малышей.
Ты говоришь, прогоните Торговцев, не дайте им торговать чужими детьми? А как же мои дети? Ну, с двумя, даже с четырьмя мы еще справимся. Тем более что все они выродки, и сражаться могут только руками. Но их же много. А если они придут сюда все? Они нас уничтожат. Я не могу сейчас раскрыть наших имен, показать, на что мы способны. Ведь может прийти день, когда мы должны будем защищаться. Так что воюй сам. Не трогай детей. И меня не трогай: я им слишком нужен!
Пират развернулся к двери, демонстрируя, что он сказал все, и бросил через плечо, выходя из дома:
- Если захочешь есть, найди Мастера Леса.
На душе у Паше после этой отповеди стало паршиво. Малыши потоптались возле него, а потом неспешно расползлись по своим детским делам.
Паша же пошел под окно хижины торговцев - подслушивать. А что ему еще оставалось делать?
Ярко освещенная свечами и небольшим очагом комната в наступивших сумерках видна была как на ладони. Впрочем, похититель особо и не таился. Нападения он не опасался, только за пленниками следил в оба глаза. Малыши спали в клетке из бамбуковых прутьев, торговец сидел напротив.