- Александр Иваныч, у меня к вам одно дельце, не могли бы мы с вами встретиться лично? - предложил детектив. - К тому же не совсем безызвестная вам госпожа Чаликова жаждет снять с вас интервью.
- Ха-ха-ха! - От раскатистого майорского хохота едва не лопнула телефонная мембрана. - Голову с меня уже снимали, и, как слышите, все еще жив и трепыхаюсь. Так что операция по снятию интервью… Да-да, пардон, вы человек занятой, не буду вам пудрить мозги. Только вот еще один нюанс о дамах: я тут на днях видел эту бешеную кошку Анну Сергевну. Или мне так, по крайней мере, показалось.
- Глухареву? - удивился Василий. - Так ведь на ней до сих пор висит уголовное дело, и появляться здесь для нее слишком рискованно.
- А может, я и обознался, - хмыкнул майор. - Действительно, что ей здесь делать?
- Да бог с ней, с этой Анной Сергеевной, - в тон отвечал Дубов, - пусть ею милиция занимается. Так как насчет нашей встречи?
- Где и когда? - снова перешел Селезень на деловой тон.
***
Анна Сергеевна Глухарева, чье имя упомянул майор, была странной женщиной. И странность эта выражалась в увлечении идеями маркиза де Сада. Например, ей нравилось, чтобы ее унижали и третировали. Именно ради этого она в свое время пошла работать в администрацию Кислоярского президента. И даже стала его пресс-секретарем. Видимо, тиранские замашки главы государства находили отклик в ее садо-мазохической душе. Но Анна Сергеевна совершила роковую ошибку - она попыталась шантажировать президента, дабы привязать его к себе покрепче. Странная форма любви, конечно, но, начитавшись де Сада, и не до такого можно додуматься…
А дальше жизнь госпожи Глухаревой закрутилась еще более необычным образом. Она связалась с экстрасенсом и аферистом Каширским. Трудно сказать, что их объединяло, так как Каширского интересовали в этом мире лишь две вещи: деньги и власть. А Анну Сергевну - лишь мучения и страдания, как свои, так и чужие. Апофеозом же наслаждения было насилие. Но Каширский, в свою очередь, считал насилие грубой и примитивной формой власти. В этом отношении он был эстет. И, соответственно, всегда старался подчинить людей хитростью и коварством. Но, так или иначе, экстрасенс и садо-мазохистка частенько действовали заодно. Естественно, когда подворачивалось подходящее дельце.
Для Дубова же из всей этой информации было важно лишь одно - связь Глухаревой с Каширским. Вот это надо было держать в уме. Ведь дыма без огня, как известно, не бывает.
***
К месту встречи, небольшому скверику в центре Кислоярска, хорошо известный нам вездеходный "Джип" майора Селезня подъехал минута в минуту. Дубов и Чаликова уже ожидали его на скамеечке. Едва Василий заикнулся о музейной коллекции, майор сразу смекнул, в чем дело:
- А, вы ищете тот самосвал с картинами! Добре, добре. Правда, все это случилось еще до моего миротворческого въезда, но я этим делом занимался. Даже опрашивал местных жителей.
- И что же? - нетерпеливо спросил Дубов.
- Да негусто. Я ведь туда не картины приехал искать, а мир наводить. Ну вот, мир навел, а картины не нашел. Хотя кое-что выяснил. Правда, больше на уровне слухов.
- И что же это за слухи? - заинтересовалась Чаликова.
- Машина якобы выехала из города в восточном направлении, - охотно пояснил Селезень. - Если она, конечно, та самая. Ну а дальше следует уже полная клиника: будто бы во время бомбежки некий грузовик, похожий на тот, в котором везли музейные ценности, был взят на небо спустившимися оттуда инопланетянами.
- И в каком месте это произошло? - без малейшего удивления спросил сыщик.
- Не имею понятия, - пробасил майор. - Я ведь об этом слышал не из первых рук, а хорошо если из восьмых.
- Александр Иваныч, вы сказали - "грузовик, похожий на тот". А что, он чем-то отличался от других грузовиков? - продолжал Василий свои расспросы.
- Номером, - кратко ответил Селезень. - Судя по накладной, директору музея Козицкому был выделен грузовик "Зил-130" номер 33–33 МОР, и именно такие цифры были у машины, вознесенной на небо. Впрочем, все это бабские сказки. - Было видно, что даже невероятные приключения в Царь-Городе и в Белой Пуще ничуть не поколебали уверенность майора в том, что чудес на свете не бывает.
- Сказки-то сказки, - заметила Надя, - но, насколько я поняла, это единственный случай, когда грузовик после выезда из города хоть как-то "засветился".
- Пожалуй, что так точно, - согласился майор. - Но это все, чем я могу помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие, ежели вы туда отправитесь… А это у вас что - альбом с картинами? Неужто тот самый?
- Да, там Врубель и еще многое другое, - ответил Василий, доставая альбом. Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не помещался.
- Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. - Майор перелистал несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары в национальной воинской одежде. - Да, так я и думал, - с некоторым разочарованием проговорил Селезень. - Именно так я и предполагал.
- В каком смысле? - удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа зачитал стихи под репродукцией:
- Он сам, властитель Синодала,
Ведет богатый караван.
Ремнем затянут ловкий стан;
Оправа сабли и кинжала
Блестит на солнце; за спиной
Ружье с насечкой вырезной.
Играет ветер рукавами
Его чухи - кругом она
Вся галуном обложена.
Цветными вышита шелками
Его седло; узда с кистями;
Под ним весь в мыле конь лихой
Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха…
- Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах - это фамилия конезаводчика, - заметил майор. - А о том, что это такое на самом деле, узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя! И иллюстрировать тоже негоже.
- А в чем дело? - пожала плечами Надя. - Прекрасные стихи. И иллюстрация неплохая…
- Так-то так, - отложил альбом Селезень, - но что получается? И Тамара, и Демон - это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими страстями, а жених Тамары - просто ничтожество, о котором как о человеке и сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне!
- Выходит, что так, - согласился Дубов.
- Нет, не так! - стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. - Почему-то считается, что раз военный - значит, солдафон или полный кретин. Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с ружьем! Или возьмем "Песню про купца Калашникова": купец - благородный человек и образцовый семьянин, а царский опричник - негодяй и прелюбодей… Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский конфликт разгорелся, кого позвали - высокодуховных художников? яйцеголовых профессоров? Нет - позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров, видите ли, тоже душа есть. - И, уже успокоившись, Селезень добавил: - А вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не развяжешься. Лермонтов "Демона" написал - и погиб в расцвете лет. А Врубель так и вовсе с крыши съехал… Ну, бывайте, - резко прервал майор содержательную беседу и двинулся к своему "Джипу", оставив Надю и Василия переваривать новую информацию.
- Да, ребята! - внезапно обернулся Селезень. - Если наклюнется еще какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня.
- Всенепременно, Александр Иваныч! - улыбнулся Василий, и "Джип", взревев мотором, сорвался с места.
- Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, - проводив взглядом машину Селезня, резюмировал Дубов. - Здесь мы ничего толком не узнаем. Предлагаю отправляться завтра с утра.
- Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место.
- В какое?
- В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники что-то расскажут про своего коллегу Козицкого.
- Может быть, - без особого энтузиазма отозвался Василий. - Ну хорошо, вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу.
***
Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять, если вдруг паче чаяния кто-то позвонит.
- Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по этому делу, - говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю. - Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде говоря, и известно мне не слишком-то много.
- Что за дама, я уже догадываюсь, - заметила Надя. - Но почему именно ко мне такое доверие?
Директриса чуть смутилась:
- Видите ли, у меня нет уверенности, если так можно выразиться, в чистоте замыслов госпожи баронессы фон Ачкасофф. А вы - другое дело, тем более что действуете не совсем сами, а вместе с Василием Николаевичем Дубовым, не так ли? - Надя кивнула. - А уж господина Дубова я давно знаю за исключительно честного и бескорыстного человека. Между прочим, однажды он уже помог обогатить нашу коллекцию необычайно ценным экспонатом…
- Тамара Михайловна, может быть, вы были знакомы со своим Старгородским коллегой Всеволодом Борисовичем Козицким? - спросила Надя. - Что это был за человек?
Госпожа Свешникова на минутку задумалась:
- Н-нет, лично с ним знакома не была, может, и видела когда на слете музейных работников. Но все наши общие знакомые, искусствоведы и музейщики, говорили буквально в один голос - умница, эрудит, специалист в самых разных областях искусства, полиглот… А когда начались военные действия, Козицкий прислал мне письмо, в котором спрашивал совета, что делать с ценностями Старгородского музея.
- Письмо сохранилось? - спросила Надя.
- Да нет, Всеволод Борисович прислал его, что называется, с оказией и просил по прочтении сжечь, а ответ послать с той же оказией. Он писал, что готовится к эвакуации музейных ценностей из Старгорода, и спрашивал, смогу ли я разместить их у себя в музее. Естественно, я написала, что согласна и сделаю все, что только смогу, чтобы музейные экспонаты были в целости и сохранности. Но даже не знаю, успел ли он получить мой ответ, так как вскоре все ценности были вывезены из Старгорода и исчезли вместе с директором.
- Тамара Михайловна, а почему он собирался их вывезти именно в Кислоярск? - спросила несколько удивленная Надя.
- Ну что ж, - чуть дрогнувшим голосом сказала директриса, - я вам открою все, что мне известно, до конца. Но убедительно прошу в случае чего на меня не ссылаться. Всеволод Борисович писал, что, по его сведениям, Придурильские власти намерены продать картины Врубеля куда-то на Запад, а на вырученные деньги приобрести партию оружия. Естественно, Козицкий не мог допустить, чтобы искусство служило войне и смерти. Более того, он был одним из немногих, кто во времена военно-патриотической истерии имел мужество открыто выступать за мирное разрешение мордавско-придурильского конфликта. И потому опасался, что власти могут в любой момент снять его с должности "за пацифизм и измену Родине" и поставить послушного им человека. Оттого-то он так и торопился с эвакуацией. Но это не для протокола, - еще раз подчеркнула Тамара Михайловна. - И вот еще один момент - скорее всего, он не имеет никакого отношения к вашим разысканьям, но имеет некоторое отношение к содержанию исчезнувших картин Врубеля.
- Да, это весьма любопытно. - После таких откровений госпожи Свешниковой Наде уже было бы не совсем удобно не проявить должной заинтересованности даже в том вопросе, который ее в данный момент не слишком волновал.
***
Пока Чаликова беседовала с директрисой музея, Дубов сидел у себя в сыскной конторе и составлял список предметов, который нужно взять с собой в поездку. В отличие от неутомимой путешественницы Нади, Василий редко выезжал на дальние расстояния из родного Кислоярска, тем более - на собственном "Москвиче". Когда детектив записывал пункт сто двадцать восьмой - зубную щетку и мыло - зазвонил телефон. С видимым неудовольствием оторвавшись от своего списка, Василий поднял трубку:
- Дубов у аппарата.
- Привет, Василий Николаич, это Ерофеев, - раздался в трубке голос туристического бизнесмена. - Помните наш разговор за обедом?
- Уточните, какой именно - о летающих тарелках, туристическом бизнесе или Лох-Несском чудовище?
- Да нет, о Придурильском музее. Если вас это все еще интересует, то я к вам сейчас пришлю одного человечка.
- Что за человечек? - стараясь не выдать волнения, как можно более равнодушно спросил сыщик.
- Да мой шофер. В смысле, водитель автобуса из Старгородского филиала моей турфирмы - он сейчас как раз прибыл из рейса. Я его решил расспросить о том деле - может, он чего слыхал о своем коллеге, что вывозил музейные экспонаты вместе с директором. И знаете что оказалось?
- Что он был с ним знаком?
- В известной степени, - не без гордости сообщил Ерофеев. - А если точнее - это он сам и есть.
- Кто? - подскочил на стуле детектив. - Тот самый водитель?!
- Ну да, - подтвердил Ерофеев. - Ну так как, прислать его к вам?
- Непременно! - воскликнул Василий. - И чем скорее, тем лучше!
***
- Совсем недавно я получила письмо на адрес музея, - продолжала госпожа Свешникова, - вернее, это даже не столько письмо, сколько небольшая искусствоведческая статья, которую я передала в газету "Литература и искусство". Обещали напечатать…
- А о чем статья? - опять-таки больше из вежливости поинтересовалась Чаликова. Тамара Михайловна извлекла из стола почтовый конверт, а из конверта - сложенный вдвое листок, и протянула его журналистке. Вот что там было написано:
"Когда большой художник пишет картины к произведению большого писателя, то это уже не просто иллюстрирование, а нечто гораздо большее. Мне было очень интересно проследить это явление на примере "Демона" поэта Лермонтова и художника Врубеля, причем в динамике, в развитии. Оба мастера работали над поэмой и серией картин долгие годы и создали несколько вариантов - известны как ранние "очерки" лермонтовского Демона, так и картины молодого Врубеля, которые я видел несколько лет назад в Старгородском музее. Цель моего исследования - не сравнивать ранние и поздние варианты, а проследить сам процесс, как оба автора постигали глубины затронутых ими вопросов. Не уверен, что мне это удалось в полной степени - ведь для того чтобы судить о творчестве столь великих мастеров, надо и самому быть незаурядной личностью. Однако буду очень вам признателен, если вы поспособствуете публикации моей статьи. С глубоким уважением, Сидоров".
- Статья показалась мне очень интересной, хотя и довольно спорной, - пояснила Тамара Михайловна, - и было бы совсем неплохо, если бы "Литература и искусство" ее опубликовала. У меня у самой появились кое-какие мысли по этому поводу, но жаль - не смогу ими поделиться с господином Сидоровым.
- А что, обратного адреса нет? - удивилась Надя.
- Увы, - развела руками директриса. - видите, здесь только штамп, да и тот какой-то устаревший: "ПОЧТА СССР П/О СУББОТИНО".
- Разрешите мне пока взять конверт, - попросила Надя. - Может быть, Василий Николаевич сможет установить, что это за "Субботино".
- Да, пожалуйста, - кивнула директриса. - Как, вы уже уходите? А я хотела чайком вас напоить…
- Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику - попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь!
- Желаю удачи, - совершенно искренне сказала госпожа Свешникова.
***
Василий с нетерпением ждал водителя автобуса - и вскоре в дверь постучали.
- Да-да, пожалуйста! - крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше.
- Ну вот, пришел, - сказал он, неловко встав в дверях.
- Да вы проходите, присаживайтесь, - засуетился Дубов. - Рассказывайте, рассказывайте скорее!..
- Да чего там рассказывать, - совсем смутился водитель. - Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли - два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню.
- Погодите-погодите, - прервал Василий, - что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать?
- Костя.
- Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так?
- Так, - кивнул Костя. - Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города.
- Дядя Сева? - удивился Василий. - Вы что, его племянник?
- Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал.
- Но вы профессиональный водитель?
- Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал - срочно нужна твоя помощь.
- Ну и куда вы должны были ехать? - продолжал выспрашивать сыщик. - Всеволод Борисович говорил о конечной цели?
Костя на минутку задумался:
- Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда - не сказал. Должно быть, и сам толком не знал.
- Ну хорошо, - Василий попытался зайти с другого конца, - а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы?
- До Кислоярска? - прикинул Костя. - Пожалуй, хватило бы.
- А в каком направлении вы поехали - помните?
- Почему не помню? Такое разве забудешь - в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить.
- За что? - изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением:
- Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал - перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню.
- А куда девался грузовик - тоже не знаете? - уже почти безнадежно спросил Дубов.
- Ну я ж говорю - сознание потерял, - ответил водитель. - А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб.
- Как погиб? - тряхнул головой Василий. - Ведь про него известно только то, что он пропал без вести!
- Погиб, - совсем повесил голову Костя. - Такого человека убили!
- Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? - продолжал допытываться Дубов.
- Так ведь в газете об этом писали! - объяснил Костя. - Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору…
- А, ну если в газете - то уж конечно, - тяжело вздохнул детектив. - Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты - если что, я к тебе еще обращусь.
- А что, завсегда пожалуйста, - откликнулся Костя. - Буду рад помочь.
***