Я перехватила очередной взгляд Яжека и, сделав вид, что не поняла его одобрительного подмигивания, отвернулась: на данный момент его нелепые заблуждения были интересны мне меньше всего. А вот что действительно ОЧЕНЬ волновало, так это отсутствие Ширры, которого со вчерашнего вечера никто так и не видел. Причем, волновало прежде всего тревожной мыслью, что он тоже мог поддаться чужому мнению и досужим домыслам. Вполне мог расценить наш совместный уход, как нечто большее, а слишком долгое присутствие Леха рядом с моей персоной - как имевшуюся, но абсолютно неподобающую для девицы близость. Чушь, конечно, однако ЕГО заблуждения, в отличие ото всех остальных, могут кончиться весьма печально для многих. В первую очередь, для Леха, потому как мохнатый ревнивец уже не раз демонстрировал свое к нему неудовольствие, а в свете того, что эльфы на данный момент не сделают даже шага, чтобы перечить нашему грозному зверю, я вполне обоснованно опасаюсь, что Лех может находиться в большой опасности.
И вот это меня сильно нервирует.
Прекрасно зная, каким безумным может быть Ширра в гневе, насколько бешеным становится его напор и как угрожающе сильна воля, я боялась его не удержать. А потому с самого утра краем глаза косилась на заросли, а сама старалась держаться поблизости от слегка удивленного таким вниманием Леха. Что лишь добавляло сплетникам пищи для размышления и делало долгий день по-настоящему невыносимым.
Ширра не объявился ни на дневном привале, не мелькал среди деревьев, не оставлял за собой следов. Нигде не остановился и не показал, что видит и следит за нами. Он словно исчез, будто никогда не было, и только покачивающийся на моей шее камешек немного успокаивал - его тигр ни за что не бросит. Значит, рано или поздно придет за ним. Значит, в любом случае вернется. Хотя бы для того, чтобы потребовать обратно.
Я машинально коснулась спрятанного под рубахой агата и тут же вздрогнула: камень отчего-то накалился, как в печке. Так и пышет огнем, едва искрами не брызжет, а по развернутым "крыльям" то и дело проскакивают гневные алые прожилки, которые больно обжигают пальцы. Если бы не жемчужина, ставшая рядом с ним гораздо холоднее, думаю, рубаха уже начала бы дымиться, а то и кожа на груди подгорела. Но мой риалл, кажется, неплохо гасил проснувшуюся силу амулета Ширра, и только поэтому я все еще могла продолжать путь, не слишком морщась от неприятных ощущений.
- Трис, что-то не так? - наклонился ко мне Лех, внимательно глядя в глаза.
- Да: Ширра.
- При чем тут он?
- А ты не понял?
- Нет.
Я неслышно вздохнула и кивнула в сторону хитро заулыбавшихся возниц, из которых только старик Зого сумел сделать это так, чтобы не подать виду о своей осведомленности касательно наших ночных похождениях. Ну, конечно. Кто бы сомневался, что половина народа сейчас перемывает нам кости, а вторая втихомолку хихикает над незадачливыми "влюбленными", так неудачно выбравшими время и место для уединения.
Лех (вот тугодум!) непонимающе оглянулся. Затем встретился взглядом с довольным сверх меры отцом, с братом (ага, надо думать, что оба рады до безобразия!), поймал скептические мины своих непосредственных подчиненных (Крот даже головой покачал, явно не одобряя выбор командира! еще бы! я ж для них нечисть!), настороженные взоры остроухих, что до сих пор держались от меня в противоположном конце обоза... и вдруг тихо выругался, разом сообразив, о чем сейчас размышляет этот разношерстный народ.
- Вот именно, - хмуро подтвердила я. - Не думаю, что Ширра от них далеко ушел.
- Твою мать!
- Два раза, - согласно фыркнула я, неотрывно следя за кромкой леса. - Ты поглядывай за горизонтом, что ли? А то ведь могу и не успеть: он у нас сам знаешь какой, когда переживает. Сперва прыгает, а уж потом смотрит, кого прибил. Остается надеяться, что он успел узнать меня немного лучше, чем эти балаболки, и сперва поинтересуется подробностями, прежде чем выразить свое мнение по этому вопросу.
Лех выругался снова и излишне натянул поводья, отчего конь едва не встал на дыбы.
- Трис, будь осторожна сегодня. И вообще, лучше держись ближе ко мне.
У меня вырвался нервный смешок.
- А я что делаю?
- Иирово племя! Да не за тем, чтобы меня беречь!! Себя сохрани!
- Да за себя я как раз не боюсь.
- Трис... - он с беспокойством оглянулся, шаря по кустам настороженным взглядом. - Пожалуйста. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Я грустно улыбнулась.
- Прости, но от тебя это не зависит. И от меня тоже. Так что не переживай по пустякам и будь готов... ко всему. Особенно этой ночью.
- Что?! - Лех так резко развернулся в седле, что едва не упал. - О чем ты говоришь?! Трис, что ты имеешь в виду?!!
- Сегодня будет лунная ночь, - тихо сообщила я главное. - А значит, мне все равно придется уйти.
- С чего ты...?
- Я всегда знаю, когда появится луна. Поверь. Даже если небо закрыто тучами, а снаружи дождь льет, как из ведра. За двадцать лет еще ни разу не ошиблась, а потому сразу предупреждаю: сегодня будет трудная ночь.
- Тогда я пойду с тобой!
- Нет.
- Трис!!
- Нет, - ровно повторила я, опуская глаза. - Ты останешься здесь и проследишь за тем, чтобы никто не пострадал. Что бы ни случилось и как бы не повернулось дело, ты их не оставишь. И не позволишь никому... слышишь, НИКОМУ!!.. причинить им вред. Даже мне. Особенно, мне!
Лех тихо застонал.
- Тебе нельзя быть одной. Это может быть опасно. Тем более, сейчас! Давай поступим по-другому: спрячем тебя под плащом, в палатке... в повозке, наконец! Но уходить далеко от обоза чересчур рискованно! Тут болота, почти Приграничье! Знаешь, сколько поблизости может бродить голодных тварей? Да таких, с которыми даже тебе не справиться! Упыри, вурдалаки, оборотни...
Я покачала головой.
- Ты не понял: я все равно уйду, хочешь ты этого или нет.
- Это глупо!
- Нет, Лех, - горько улыбнулась я. - Это разумно. И если ты на минуту перестанешь обо мне думать, как об обычном человеке... как о девушке, которая тебе хоть немного нравится... если вспомнишь о своем долге и о том, что за тобой сейчас стоят невинные люди, которые вполне могут пострадать... то поймешь, что я права. И сделаешь так, как велит твой опыт: не рискнешь чужими жизнями понапрасну, не бросишь свой гнотт и не наделаешь глупостей там, где твоя помощь совершенно не нужна. Ты примешь верное решение и позволишь мне уйти. Сегодня. Одной. И надеюсь, что всего лишь до утра. Ты понял?
Лех сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки, секунду сверлил меня злым взглядом, но быстро понял, что ничего не добьется, и раздраженно отвернулся. Не умчался вперед, конечно, потому что все еще помнил о Ширре, но и разговаривать больше не рвался, потому что мой ответ на любой свой вопрос только что слышал. Возражать тут бесполезно, спорить - бессмысленно, доказывать что-то свое - глупо и ненужно. Особенно тогда, когда у меня были и силы, и время, и возможность решить этот вопрос таким образом, что никто не почует подвоха. И уйти так, что люди просто не успеют меня остановить. Даже он. Хотя, насколько мне удалось его узнать, попытаться от все равно попробует.
Я снова вздохнула и погрузилась в невеселые размышления.
Ночь опустилась на лес, как всегда, неожиданно. Гораздо быстрее, чем мне бы хотелось, но намного спокойнее и тише, чем я ожидала. Спокойнее, в первую очередь, тем, что Лех больше не пытался меня остановить. Вернее, не пытался сделать это напрямую. Однако сдаваться, как вскоре выяснилось, действительно не собирался: едва повозки встали на ночлег, возле меня ненавязчиво материализовался Олав и все то время, пока я помогала с лошадьми, упорно держался рядом. Якобы помогал, а заодно, и цепко поглядывал по сторонам. Затем его сменил Веррит. Потом за водой напросилась Зита. У костра вежливо перехватил и попытался заболтать Олер, но не справился и был с позором отправлен назад, к командиру, с тщательно завуалированным предложением "не маяться дурью". За ужином ко мне на колени взобрался обрадованный разрешением строгого дядюшки Лука. После ужина с котлом неожиданно занялись Сноб с Вышибалой, чего за ними отродясь не наблюдалось. Лех держался подчеркнуто в стороне, о чем-то долго и заинтересованно беседуя с эльфами. Те, в свою очередь, обходили меня по широкой дуге, не перемолвившись напрямую ни единым словом за все дни, что мы шли от Черного Озера. Ширра тоже не объявлялся, из чего я сделала вывод, что он все еще на меня сердится.
Пришлось, скрепя сердце, уходить в одиночестве - с немалым грузом в душе, острым сожалением за это нелепое недоразумение, из-за которого мохнатый ворчун так долго злится, и искренним беспокойством за оставшихся в неведении друзей. А еще - со слабой надеждой на то, что все снова обойдется, и я не наткнусь на них в самый неподходящий момент. Не стану после полуночи каким-нибудь злобным чудовищем и никого не пораню.
Лех не выпускал меня из виду ни на секунду - судя по всему, твердо намеревался идти следом, что бы ни случилось. Кольчугу спрятал под длинную куртку, игнорируя вопросительные взгляды гнотта, меч держал под рукой, коня не расседлывал... в общем, был готов сорваться с места при первом же намеке на побег. Да только одного не учел: я тоже не первый день на свете живу и давно научилась обманывать бдительных караульных. Более того, еще днем умудрилась сковырнуть одну из досок в днище "своей" повозки и тщательно прикрыла ее старой рогожей. А потом еще и советы ненавязчивые подавала Янеку (а как же! кто ж еще будет меня слушать, открыв рот?!), устроив дело таким образом, чтобы нужная мне телега стояла не слишком далеко от костра, но в такой в густой тени, что в ней не составит труда схорониться в нужный момент. Она и сейчас ждала моего прихода, прячась от любопытных взоров и готовясь избавить меня от настойчивого преследования.
Остальное оказалось делом техники: возвращаясь вместе с Зитой из кустиков, возле костра я неловко споткнулась и, потеряв равновесие, случайно опрокинула на штаны котелок с едва закипевшим травяным напитком, автором и исполнителем которого был привередливый Беллри. Котелок, как ни печально, лишился почти половины своего содержимого, мои спутники - покоя, а я - изрядного клочка кожи на левом бедре и своих самых изношенных штанов. После чего со стонами и злым шипением на "криворуких ушастых растяп" похромала в подходящее убежище - переодеваться. Разумеется, пошла на виду у всего честного народа. С тихими проклятиями залезла в ближайшую (ту самую!) повозку, страдальческим шепотом выпросила у Зиты принести мой мешок с эльфийским "эликсиром". Продемонстрировала горестно охнувшей девушке обваренную конечность и, щедро намазавшись, слабым голосом попросила дать мне возможность переждать немилосердную боль в одиночестве. А еще - не позволить любопытным мужским лицам подходить к месту моего временного "упокоения", дабы лицезреть несчастную "жертву" в обнаженном виде.
Зита, добрая душа, самолично шуганула всех, кто желал убедиться в моем добром здравии. С грозным видом погнала прочь поганой метлой, зашипела разъяренной кошкой и, вкупе с моими ругательствами, сделала то, на что в иное время мне пришлось бы потратить гораздо больше времени - ненадолго избавила от соглядатаев. Что, собственно, и требовалось.
Конечно, мне было больно - ушастый мерзавец словно специально тянул со своим настоем и снял его с огня только тогда, когда вода закипела, а темнота подобралась угрожающе близко. Но в другое оправдание Лех бы ни за что не поверил, так что пришлось рискнуть и пожертвовать хорошим самочувствием, тем более что ранка зажила, как и всегда, за считанные минуты. Оставалось только натянуть чистые штаны, сбросить лишнее и незамеченной выскользнуть наружу, но это, как говорится, уже дело техники и опыта, которого мне уже десять лет как было не занимать.
Мимолетной серой тени, прошмыгнувшей в густой листве, они так и не увидели. Слишком привыкли полагаться на слух и подпорченное темнотой зрение, которое я так ловко обманула. Не ждали подвоха. А спохватились только тогда, когда я оказалась уже далеко и могла больше не беспокоиться ни о каком преследовании. Проще говоря, снова некрасиво сбежала, но на этот раз, как ни странно, хотела и очень надеялась вернуться.
Я ушла так далеко, как только позволяло время и силы. Постаралась оставить между собой и лагерем как можно большее расстояние, приложила для этого все усилия, запыхалась, устала, бежала вдаль почти на пределе, стараясь максимально отдалиться. Но когда почувствовала неладное, быстрее молнии юркнула под роскошные заросли орешника, в тени которого и затаилась, страшась даже нос наружу высунуть.
Мертвенно желтая луна, словно дожидалась моего побега, выглянула из-за туч очень медленно и по-королевски неспешно, с величественной неторопливостью утопив ночной лес в своем золотистом сиянии. Она будто сбросила с плеч темное покрывало мрака, небрежно осмотрелась и, словно ослепительная красавица на королевском балу, томно подмигнула с небес, откровенно наслаждаясь ощущением собственной власти.
Я сжалась в своем ненадежном убежище, зарылась в прошлогоднюю листву и крепко зажмурилась, чувствуя, как неумолимо приближается ко мне граница желтоватого света, а спаренные амулеты на шее начинают пульсировать ей в такт. Сперва медленно и так же плавно, а потом все быстрее и быстрее. Настойчивей и призывнее. Они будто звали меня, упорно толкали в грудь, то обжигая, то замораживая кожу. Болезненными толчками отзывались внутри, заставляя вжиматься в траву и страдальчески морщиться.
Я попыталась отстраниться, но, неудачно перехватив цепочку, едва не вскрикнула от неожиданности - лунное серебро словно изморосью покрылось. От него вдруг потянуло таким лютым холодом, что пальцы мгновенно примерзли и болезненно сжались. Голубая жемчужина скользнула к ним словно по своей воле, обожгла зимней стужей и тут же неприятно засветилась, залив крохотный пятачок перед моим носом призрачным сиянием. После чего заметно потяжелела, заледенела и даже начала тихонько потрескивать, будто зимний наст под тяжелыми армейскими сапогами. Едва не вынудила меня шарахнуться прочь, чтобы тут же попасть под коварный лунный свет, но риалл Ширры не позволил - неожиданно потеплел, заискрился алыми прожилками, приглушая ледяное свечение своей партнерши. Пролился на мои руки теплыми солнечными лучами и принес успокоение. Заставил остаться на месте, не поддаться чарам, не выйти на льющийся отовсюду зов.
Я стиснула его второй рукой и до боли зажмурилась, стараясь не замечать, что с одной стороны покрываюсь похрустывающей снежной корочкой, а с другой, прямо как в последнем сне, едва не сгораю заживо. Амулеты с неистовой силой боролись друг с другом, тщетно пытаясь одержать верх. Один обжигал до боли, а второй, напротив, неприятно холодил кожу. Один заставлял мои волосы серебриться инеем, а другой придавал им красноватый оттенок. Слева трава равнодушно выбелилась, укрывшись белоснежной поземкой, зато справа будто выгорела на ярком солнце и пожухла. А между ними, словно между двух огней, застыла в нерешительности и непонимании я - растерянная, недоумевающая и откровенно испуганная.
Сбежать отсюда нет никакой возможности - вокруг царит мягкий призрачный свет, одно касание которого способно свести меня с ума. Оставаться на месте дальше - невыносимо. Пошевелиться невозможно, потому что с двух сторон уже сминают невидимые тиски противоборствующих стихий, готовые одновременно сжечь и заморозить мое несчастное тело. За спиной - тугие прутья орешника, уже наполовину почерневшие, сверху - пока еще густая листва, пытающаяся скрыть мою душу от лунного безумия. Впереди - страшная пустота и полнейшее неведение, а внутри боль... настоящая мука, потому что я до крика хочу ринуться прочь, но и страшусь этого не меньше. Мечусь на одном месте, не зная, что выбрать. Боюсь и желаю этого. Мучаюсь от жутковатого раздвоения. Слышу молчаливый зов своей заклятой подруги и тихо плачу от того, что не могу ему поддаться.
Двуединый... за что?! Почему с каждым разом все труднее? Раньше могла просто накинуть капюшон и топать в свое удовольствие, не боясь перекинуться, а последние дни как с ума схожу! Даже издалека, в темноте ее чувствую! Неужели все из-за проклятого оберона?!
Меня словно надвое разрывало: между огнем и холодом, острым желанием убежать и необходимостью остаться, между солнцем и луной, землей и небом, стремлением взлететь и ставшей жестокой привязанностью к надежной тверди. Я сжимала в руках два противоположных по силе риала и не знала, какой выбрать. Не понимала, где мой, а где чужой. Где белое, а где черное. Разучилась отличать тепло и холод, потому что они обжигали мои ладони совершенно одинаково. Я боялась взглянуть, во что сейчас превратились мои ладони. Дрожала от стремительно нарастающего ощущения приближающейся беды. Покрывалась мурашками и липким потом, заживо сгорая от внутреннего огня, но все еще не могла сдвинуться ни на шаг. Тогда как неслышный зов становился все сильнее, а льющийся с небес мягкий свет с каждой секундой - невыносимее и прекраснее.
Наконец, я уткнулась лицом в землю и тихо заплакала, понимая, что не смогу сопротивляться слишком долго. Уже слыша, чувствуя, как снова рвется изнутри непонятное нечто. Как бьется в невидимых оковах, стремиться к свободе, как непримиримо рвет мои сети и все настойчивее стремиться наружу... вперед, к свету, к призывно улыбающейся луне и угольно черным небесам, в которых было так вольготно парить на распахнутых крыльях. ОНА этого хотела. ОНА неистово желала. ОНА рвалась сейчас с невидимой привязи и все увереннее побеждала в этой неравной схватке. Кажется, ОНА стала слишком сильна, потому что никогда раньше мне не было так трудно бороться. Кажется, ЕЕ время совсем скоро настанет, потому что с каждым полнолунием ОНА становится все настойчивей. Кажется, я больше не смогу ЕЕ удерживать и вот-вот сдамся, позволив над собой одержать верх. А заодно, перекинусь в неведомое существо из страшных сказок, которые так нравилось слушать маленькому Луке, и позабуду обо всем, что было мне важно и дорого. Совсем скоро...
В груди, как всегда бывало в такие ночи, что-то пугливо затрепетало и забилось, требуя свободы. Левая рука непроизвольно сжалась, вмерзая в бешено сверкающую жемчужину. Там что-то хрустнуло, шевельнулось и больно укололо палец. Я с тихим проклятием отшатнулась, встряхнула рукой, но не удержала равновесие и... на мгновение выпала из тени.