- Предположение логичное, но, думаю, пока что никакого парня не имеется. Потом появится. Возможно. Все-таки она привлекательная девица, хотя мне нравятся помясистее. В общем, так. Запоминайте. - Моран зевнул. - Храните эту карточку. Поставьте ее в рамку, под стекло, и храните. Подальше от солнечного света, чтобы не выцвела. Это важно. Я не буду объяснять, почему, просто поверьте, что важно. А если Деянира все-таки вернется - постарайтесь не пугаться. Я пошел. Час уже поздний, я хочу спать, а вам еще с женой объясняться.
И прежде чем Артем Сергеевич успел его остановить, Моран вскочил и умчался, унося на ногах ковалевские тапочки.
Артем Сергеевич выбежал в прихожую, выскочил на лестницу, даже доскакал босиком до выхода на улицу - Морана и след простыл.
Когда он вернулся в квартиру, то обнаружил свою жену. От долгого плача, от преодоленного снотворного, Ира выглядела совершенно больной. Бледная, с распухшими веками, с накусанными губами, она раскорячила ноги - тоненькие ножки, жалко торчащие из-под подола ночной рубашки, - и смотрела на две грязные кляксы, оставшиеся после Джурича Морана. На два раскисших тапка. Подобно двум Бастиндам, они почти совершенно растворились в воде и превратились в чумазые лужицы.
- Что это, Тема? - спросила Ирина Сергеевна. Она раскачивалась из стороны в сторону, явно норовя стукнуться головой о стену. - Что это?
- Ириночка, все в порядке. Диана просто… ну, понимаешь, она влюбилась в актера и уехала с ним на гастроли. Здесь был ее репетитор. Он очень огорчен. Оставил ее фотокарточку. Видишь?
Артем Сергеевич обнял жену. Она прижалась к его груди и ужасно разрыдалась, повторяя:
- Жива? Жива? Жива?
* * *
Значит, так. Зачерпнуть земли. Взять кусок дерюги. И тереть, тереть, тереть… а потом облить водой. Самый приятный миг - когда вдруг открываются чистые стенки котла. Перчатки просто отвратительны на ощупь, но Деянира приноровилась их стирать.
Служанка С Перчатками.
Венец карьеры, надо полагать.
Как ни странно, она вовсе не отупела, не утратила способности радоваться, вообще не превратилась в животное, как боялась поначалу.
У прислуги, оказывается, тоже есть собственная жизнь. Причем применительно к данным условиям - вряд ли намного более грубая и менее комфортабельная, нежели у господ, рыцарей и дам.
Теперь Деяниру иногда звали помочь с чисткой овощей. По сравнению с котлами это было повышение, правда, временное. Другие служанки поддевали ее локтями под бок и спрашивали:
- Что ж ты не надела свои перчатки? Ты ведь так боишься испортить кожу!
- Я и вам могу сшить такие, - отвечала Деянира. - А не надела я их потому, что чистить в них овощи неудобно.
- Тогда зачем ты предлагаешь их нам? - смеялись девушки.
- Потому что я хорошая, - отрезала Деянира.
Они разразились дружным хохотом, как будто она невесть какую остроту отпустила.
Шутки здесь куда более резкие, чем привыкла Деянира, в выражениях вообще никто не стесняется, а на грубость обижаться не было принято. Пообщавшись с Мораном, Деянира получила кое-какую прививку, но сейчас она ощущала, что этого недостаточно. Слабенький все же у нее иммунитет.
Она существовала в мире постоянной обиды. Ее больно царапал чужой смех, потому что вечно ей чудилось, будто над ней насмехаются. И еще приходилось скрывать свои чувства. Деянира очень удивилась бы, узнав, что две-три девушки, с которыми она иногда перекидывалась словечком, искренне считают ее своей подругой.
Однажды, когда Деянира тащила через замковый двор корзину с только что постиранным бельем, проходивший мимо солдат дружески ущипнул ее за зад. Это так потрясло Деяниру, что она выронила корзину и, залившись краской, закричала:
- Дурак!
Голос получился визгливый, слезы, брызнувшие из глаз, довершили убийственную картину, но Деянира ничего не могла с собой поделать. Все, что она так долго (целых два месяца!) сдерживала, все горести, все невысказанные обиды, псе возмущение несправедливостью - слышите вы, не-спра-ведли-востью! - происходящего, - все это выплеснулось в одном-единственном "дураке" и продолжало истекать бессильными, жидкими слезами.
- Ну ты даешь, - сказал солдат ошеломленно. Он отступил на шаг, полюбовался рыдающей Деянирой, покачал головой и пошел себе прочь, не видя за собой никакой вины и уж точно не испытывая ни малейшего раскаяния.
Деянира подобрала корзину. Она всхлипнула напоследок и исподлобья обвела двор глазами. Вроде, никто на нее не пялится, никто не хихикает. Волоча ноги, девушка побрела к себе.
В этот день она так устала, что заснула раньше обычного и вдруг пробудилась среди ночи от ясной, как будто кем-то высказанной мысли: довольно. Больше так продолжаться не может. Пора что-то с этим делать. Пора переходить на следующий уровень. Она уже доказала, ну пусть на троечку, но доказала же, что способна выжить в средневековом замке в качестве прислужницы. Пора бы ее вознаградить.
На мгновение ее ослепила жуткая мысль: а что если весь оставшийся ей жизненный срок придется провести в служаночьей шкуре? До конца дней своих драить котлы, стирать чужие тряпки, чистить овощи? Тридцать, сорок лет кряду? А потом честно отойти в мир иной.
"Привет, апостол Петр. Видишь - я пришла, Честная Служанка. Я не блудила с мужчинами, я старательно работала на кухне, я кушала что давали, я не бунтовала против господ, - подавай-ка мне самое теплое и уютное местечко в раю, чтобы там были свежие гамбургеры, и чизбургеры, и лимонада залейся, и мороженого со свежей клубникой, а еще - телевизор о сорока каналах, белье, постиранное порошком "Свежесть"… ну и все такое, по высшему разряду, понял?"
И скажет ей апостол Петр, гремя ключами: "Отойди отсюда, вонючая служанка. Ты не блудила с мужчинами, потому что они вызывали у тебя отвращение. Ты работала с тщанием, потому что боялась побоев Арэвалы, и ни по какой иной причине. Ты кушала что давали, потому что в противном случае осталась бы вовсе голодной. Ты не бунтовала против господ, потому что кишка у тебя тонка - бунтовать, потому что ты плакса и трусиха, вот почему ты вела себя паинькой. Мне даже глядеть-то на тебя противно, хотя местечко в раю я тебе все-таки предоставлю. Видишь - вон там, в предбанничке, есть кухня? Там живут все вонючие служанки, вроде тебя. Ступай-ка чистить котлы да стирать белье. В раю для таких, как ты, работы предостаточно".
Картинка нарисовалась во тьме ночной каморки так ясно, так отчетливо, что Деянира снова разрыдалась и плакала, наверное, полчаса кряду.
Несправедливо. Неспра-вед-ливо!
С этим нужно что-то делать.
И наутро, полежав с холодным компрессом на лице, Деянира отправилась искать Броэрека.
* * *
Геранн расхаживал по комнате - определенно, очень разозленный. Броэрек сидел боком на подоконнике, следил за братом, но без всякой тревоги, привычно. Геранн всегда был полон эмоций и щедро расплескивал их вокруг себя. В этом нет ничего страшного, потому что решения Геранн принимает только после долгих раздумий. Бурление и выкрики - это что-то вроде патруля, высланного далеко вперед на территорию противника. За ними последуют неспешные обсуждения, переговоры, молчаливые прогулки верхом… И только потом явится окончательный вывод.
- Так дольше продолжаться не может! - кипел Геранн. - Почему ты молчишь? Тебе безразлично?
- Вовсе нет, - сказал Броэрек. - Я и сам вижу, что тучи сгущаются.
- "Тучи сгущаются"! - хмыкнул Геранн, резко разворачиваясь к брату. - Что ты имеешь в виду?
- А что вы имеете в виду, мой господин?
- Мы не сможем в одиночку удерживать оборону на севере. Нужны союзники.
- Это естественно, - согласился Броэрек. - Но ведь у нас есть союзники. В любом замке нам окажут помощь. Я не понимаю…
Геранн молча заметался по комнате, а потом, из самого дальнего ее угла, закричал, точно они с братом находились в дремучем лесу:
- Еще одна деревня! И парень умер!.. Ничего даже толком рассказать не успел!..
Броэрек побледнел. Геранн этого, разумеется, не заметил. Не до того - он весь был поглощен известием о недавней беде.
- Я не знал, что парень умер, - сказал Броэрек тихо.
Вчера поздно вечером до замка действительно добрался крестьянский паренек, весь израненный, и сообщил о нападении троллей. По словам мальчика, когда деревня запылала, тролли перебили с десяток мужчин, захватили еще человек пятнадцать пленных, бросили на пожаре стариков и всех раненых, после чего умчались прочь. Сколько было троллей, в каком направлении они скрылись, какие знамена или значки на одежде несли - ничего этого вестник рассказать пе успел. Ослаб, заснул, и Геранн решил оставить его в покое. А к утру мальчик, стало быть, умер.
Еще одна деревня.
Свои-то земли Геранн соблюдал очень тщательно, но вокруг имелось множество вольных поселений. Они не платили дани, никому не подчинялись. Разумеется, владельцы близлежащих замков всегда готовы прийти на помощь, по первому же зову. Однако все чаще случалось так, что помощь не успевала.
- Нужна сплошная полоса укреплений, - сказал Геранн. - Вот что я думаю. Я должен объединиться с защитницей Гонэл и взять под покровительство всю территорию к югу от нашего замка. Со всеми деревнями, выселками и прочим.
- Ого! - высказался Броэрек. - Не слишком ли широкий замах?
- А есть выбор? - в упор спросил Геранн. - Я бы не хотел, чтобы Серая Граница разверзлась и выплеснула на нас огромные троллиные армии… Если мы не будем готовы, это произойдет.
- Это произойдет или не произойдет независимо от того, будем ли мы готовы, - возразил Броэрек. - Мы не в силах влиять на троллей.
- Ты никогда не играл с судьбой, Броэрек? - Впервые за все время этого тяжелого, неприятного разговора Геранн хохотнул. - Она любит нахальных игроков, но еще больше - богатых. Если мы явимся во всеоружии, худшее может вообще не случиться. Следует ожидать наихудшего, развернувшись лицом в ту сторону, откуда оно грянет! Вот мой девиз.
- Угу, - сказал Броэрек. - Ожидать наихудшего. Верный способ получить наихудшее.
- Не пойму, - фыркнул Геранн, - почему ты проявляешь свой оптимизм таким унылым способом.
Брат ничего не ответил.
Явилась служанка, принесла кувшин вина. Остановилась в дверях, выжидательно посмотрела на Броэрека. Тот махнул ей рукой, показывая на широкий подоконник.
Она подчинилась, а затем повернулась к Броэреку и снова уставилась прямо ему в лицо.
- Что тебе? - спросил он удивленно. - Ступай, ничего больше не надо.
- Это я, - сказала Деянира. Она не сомневалась, что сейчас Броэрек улыбнется, кивнет и представит ее своему могущественному брату. И они начнут обсуждать ее новую жизнь в замке.
Но ничего этого не произошло.
Броэрек отозвался с легкой ноткой нетерпения в голосе:
- Вижу, что ты. - И прибавил: - Ступай же.
Деянира опустила голову. Попасть в комнату, где совещались братья, ей ничего не стоило. По правде говоря, это оказалось легче легкого: она просто спросила у девушки, которая несла вино в господские покои, не к господину ли Броэреку та направляется.
- Уж не знаю, как и объяснить, - засмеялась она. - Господин Геранн вот уже час как спорит со своим братом, а в таких случаях глоточек вина никогда не бывает излишним. К Броэреку ли я иду? Нет. Там ли Броэрек, куда я иду? Да. Ждет ли он меня? Нет. Обрадуется ли мне? Да.
- Не тебе, а кувшину вина, - поправила Деянира.
- Твоя правда, Служанка С Перчатками, - сказала девушка. - Ну так возьми кувшин и убедись во всем сама, а мне недосуг.
Она вручила свою ношу Деянире и убежала. Деянира, не веря собственному счастью, обрела возможность получить аудиенцию у своего высокого покровителя.
И вот теперь он смотрел на нее так, словно не узнавал. Внезапно Деянира поняла, что он действительно ее не узнает. Он помнит в лицо каждого солдата в замке, но совершенно не дает себе труда запоминать служанок. Любая из них хороша - и каждая может заменить любую. Первая попавшаяся. Какая подвернулась.
"Это - я! - хотелось кричать Деянире. - Я, я! Единственная! У меня есть мама и папа! Я их неповторимая дочка! Они меня обожают, ясно вам? Другой такой, как я, не существует! Я вам не одна из многих, не песчинка, не просто девушка… Это - Я!"
Она сделала Броэреку книксен и улыбнулась.
- Вы спасли меня от собаки, - напомнила она. Броэрек пожал плечами. Ему не терпелось вернуться к разговору с братом, но при девчонке говорить он не хотел. Женский ум всегда оставался для Броэрека загадкой. О чем, например, говорит эта служанка? Какая собака, какое спасение?
- На охоте, - настойчиво повторила Деянира. Наконец-то! Лицо Броэрека посветлело.
- Ну да, конечно, - вспомнил он. - Я нашел тебя в лесу. Бедняжка, ты испугалась… Хорошо ли тебе в замке?
Деянира кивнула.
- Да, но…
- Нашла себе парня по сердцу? Ого!
- Нет пока, но…
- Ступай, - повторил он в третий раз.
- Но…
Уверенный в том, что девушка не посмеет ослушаться, Броэрек повернулся к ней спиной и снова заговорил с братом:
- В любом случае, стоило бы отправить кого-нибудь к защитнице Гонэл.
- Знаешь, с какого момента все пошло наперекосяк? - медленно произнес Геранн. - Я думаю, с тех пор, как погиб Хамурабид. Как будто с горы упал малый камушек, повлекший за собой большой обвал.
Броэрек вздрогнул.
- При чем тут Хамурабид! Его убили почти год назад…
- Да, и с тех пор становилось все хуже и хуже, - кивнул Геранн. - Вот что я думаю.
- Тяжелое детство, - подала голос Деянира. Она сама не ожидала от себя такой смелости, но при имени "Хамурабид" слова о "тяжелом детстве" вырвались у нее сами собой. Она поскорее прикусила губу, но было уже поздно.
Оба брата разом уставились на девушку так, словно видели ее впервые. Они явно были ошарашены тем обстоятельством, что служанка до сих пор не ушла и, более того, имеет дерзость подслушивать их разговоры.
- Иди-ка сюда, - приказал наконец Геранн.
Деянира приблизилась, вздернула подбородок.
Подумаешь! Чего бояться-то? Не убьет же он ее, в самом деле! Он - благородный господин, владелец замка и деревни, защитник людей от зверских троллей и все такое. Не станет он марать руки кровью беззащитной служанки.
- Ты что здесь делаешь? - тихо спросил Геранн.
- Я принесла вино, - ответила Деянира.
- Да, но почему ты не ушла, когда тебе приказали?
- Потому что я хочу поговорить с господином Броэреком.
- О чем? - Геранн быстро метнул взгляд на брата, однако тот сохранял полное равнодушие. - Ты влюблена в него, девочка?
Деянира вспыхнула.
- Это неприличное предположение, и…
Геранн расхохотался.
- В таком предположении нет ничего неприличного, и если ты скажешь "да", я помогу тебе завладеть этой твердыней. - Он подтолкнул брата в бок кулаком. - Броэрек гораздо мягче, чем прикидывается.
- Я вовсе не влюблена… вот еще глупости! - отрезала Деянира. - Но он спас меня, привез в этот замок, и я хотела, чтобы он… ну, позаботился обо мне. Понимаете?
- А разве он не позаботился? - удивился Геранн. - Где ты живешь?
- В чулане, - сказала Деянира. - За кладовыми.
- Ну да, там все служанки живут, - кивнул Геранн. - Ты не выглядишь изнуренной, и ручки у тебя, - он взял ее за руку, - на удивление мяконькие. Как тебе это удается? Ты бездельничаешь или знаешь какое-нибудь волшебное средство?
- Всего лишь ношу перчатки.
- А, Служанка С Перчатками! - обрадовался Геранн. - Давно хотел тебя увидеть.
Деянира опять сделала книксен. Удобная штука, оказывается. Избавляет от необходимости произносить разные глупости, вроде "мне лестно это слышать" или "всегда к вашим услугам".
- Ну так что же тебя огорчает, Служанка С Перчатками? Кто тебя обидел?
- Просто я не хочу быть служанкой, - прямо сказала Деянира. - Мне очень нравится в замке и все такое, но служанкой быть я больше не хочу.
Геранн расхохотался.
- А кем ты хочешь быть? Знатной дамой? Воином?
- Я умею шить, вышивать… Я мастерица, - сказала Деянира.
За все время этого разговора Броэрек лишь пару раз глянул на нее, и в его глазах Деянира не увидела ничего хорошего. Он как будто злился на нее за что-то. Странно, потому что из двоих братьев именно Броэрек казался Деянире более добрым, более внимательным… Должно быть, она ошибалась.
- Ну ладно, мастерица, - отсмеявшись, произнес Геранн, - иди к себе. В самом деле, ступай.
Он поцеловал ее в щеку и подтолкнул к выходу.
- Иди.