- А не скажу-у-у-у! - Девица наставила нож на меня. - Ты не сида, я видела фотки! Сида рыжая, у нее еще такие жуткие глазища, а ты вон блондинка! - Это прозвучало как обвинение. - Ты никакая не сида!
- Мисс, я убежден, что сида вот-вот будет здесь, - ласково, с улыбкой проговорил Нил Баннер. - Тогда вы с ней поговорите. Я и сам пришел, чтобы встретиться с ней. Давайте подождем ее вместе.
Я поняла, на что он намекает: я должна сбросить Очарование, чтобы Бабочка меня узнала. Неплохая мысль. Беда в том, что сбросить Очарование не так-то просто, не говоря уже о том, что меня ищет полиция и еще неизвестно, зачем я потребовалась Бабочке. Гораздо более разумным планом представлялось отвлекать Бабочку, пока не появится охрана.
- Да, я уверена, вы ее вот-вот увидите, - подтвердила я. - Если ее… никто… не отвлечет и не задержит, - произнесла я еще мягче, покосившись на Нила Баннера.
Он поднял бровь, а потом просиял - видимо, расшифровал мое ответное послание. Он улыбнулся Бабочке и произнес все тем же умиротворяющим тоном:
- Если хотите, мисс, скоротаем время и о чем-нибудь поговорим. - Он легким движением показал на оранжевые кресла для посетителей и сделал несколько осторожных шагов в их направлении. - Буду рад вашему обществу.
Бабочка глянула на Нила Баннера исподлобья и яростно почесала руку с ножом, отчего кожа еще сильнее покраснела и вспухла.
- Мне надо ей кое-что передать, - пробурчала она.
Надеюсь, ножик тут ни при чем.
Нил Баннер продолжал что-то щебетать, пытаясь удержать нестойкое внимание Бабочки. Из-за ее спины надвигался Хари. От напряжения с уступа его бровей уже насыпалось столько пыли, что белый халат весь измазался. Бабочка мучительно скривилась и снова принялась яростно чесаться - на сей раз у нее зудели внутренние стороны бедер. Да у нее же вот-вот начнется…
- Ты же видишь, что у нее сейчас будет криз, да? - тихо произнес Бобби у меня над ухом.
Я едва не подпрыгнула: так сосредоточилась на девице, что позабыла обо всем остальном.
- Ага, вижу, - ответила я так же тихо.
Сегодня утром у меня самой был криз, и я прекрасно понимала, каково ей сейчас: кровь, насыщенная ядом, жжет ее изнутри, доводит до безумия, отчаяния, бешенства. Если сию секунду не отобрать у нее нож, можно не беспокоиться, что она кого-то поранит, - скоро она начнет крошить в капусту саму себя.
- Я бы наслал на нее морок и обездвижил, - прошептал Бобби, - но стоит мне попытаться, как этот треклятый венец опять меня вырубит, разве что ты заэкранируешь чары или…
Ну да, можно их взломать и заодно взорвать ему башку - или призвать и самой вырубиться в процессе, а можно провести пару часов, кропотливо их разбирая. Ни то, ни другое, ни третье не годилось. На миг я задумалась.
- Если ты доберешься до Хари так, чтобы она не заметила, и все ему объяснишь, - прошептала я в ответ, - он деактивирует венец. Я помогу душеспасителю ее отвлекать.
Бобби молча скользнул прочь, а я повернулась и шагнула туда, где Нил Баннер превозносил достоинства Таддеуша, который слегка расслабился. Уши, остренькие, как у летучей мыши, были прижаты, и от этого он стал не такой страшный.
Тут у меня за спиной раздался топот бегущих ног. Видимо, подоспело подкрепление, только вот, судя по грохоту, к нам мчалась толпа троллей, так что ничего хорошего топот не сулил; охранники из "Надежды" обычно вели себя тише. Бабочка перестала чесаться и застыла, ее всю трясло от страха.
Сбоку что-то мигнуло, и я поняла, что лампочки над лифтом показывают пятый этаж. Кто-то сюда ехал - и этот кто-то обречен был попасть в самую гущу событий.
Я начала обратный отсчет.
Топот приближался.
Тихое воркование Нила Баннера стало тоном выше - он пытался удержать внимание Бабочки.
Лифт доехал до четвертого этажа.
Мимо меня пробежали два могучих охранника в полной выкладке.
Бабочка вытаращила глаза от ужаса, рука с ножом дрогнула.
Третий этаж.
Я начала двигаться, - казалось, бежевые виниловые плитки превратились в зыбучий песок.
Охранники решительно остановились перед Бабочкой.
Второй этаж.
Бабочка отшатнулась, повернулась и хотела убежать.
Но оказалась в западне - перед ней высился Хари.
Двери лифта звякнули и открылись. В коридор, взметнув полами белого халата и не отрывая глаз от каких-то бумаг, шагнула Грейс.
- Грейс! - завопила я и бросилась наперерез, понимая, что не успею, понимая, что все пропало…
…Бабочка в порыве отчаяния метнулась от преследователей вбок, к открытому лифту…
…Грейс рывком подняла голову и побледнела, внезапно поняв, что происходит…
…Бабочка врезалась в нее, позабыв про выставленный вперед нож…
…и Грейс рухнула на пол, и ее бумаги взметнулись вверх и разлетелись, словно стая вспугнутых голубей…
Я оцепенело глядела, как бумаги оседают на плиты. На том месте, где только что была Грейс, стоял, обхватив Бабочку, Бобби - рот раззявлен, зубы оскалены, острые, как иглы, белые клыки так и сверкают. Бабочка прижалась к нему, заливаясь слезами и откинув голову, - она инстинктивно подставляла горло вампиру, раз он оказался поблизости. Бобби пригнулся, изготовясь к укусу, и самоцветы на серебряном обруче вспыхнули желтым от чар. Он злобно зарычал, отшатнулся и осел у дверей лифта. Бабочка горестно вскрикнула и вцепилась ногтями себе в лицо и шею, оставляя яркие кровавые борозды. Охранники проорали положенное предупреждение, а потом скрутили ее и прижали, отбивающуюся и визжащую, к полу.
Я упала на колени рядом с Грейс, которая неподвижно лежала на полу лицом вниз. Схватила ее за плечо…
…Но она оттолкнула меня.
- Без рук! - рявкнула она, подняла голову, свирепо глянула на меня и удивленно вздернула бровь, увидев мое лицо. - Дженни! Это ты?!
- Я, кто же еще! - Я перевернула ее на спину и лихорадочно ощупала в поисках ран. - Она тебя не задела?
- Дженни, я цела и невредима! - Она пихнула меня в грудь, - видимо, совершенно опомнилась. - Так, давайте разбираться! - отчеканила она, перекрыв плач Бабочки, после чего встала и оглядела вестибюль. - Сейчас прибудет вся остальная бригада скорой помощи. Дженни, тебе…
Она осеклась, темные глаза остекленели, лицо стало бессмысленным. Секунду спустя оборвались и вопли Бабочки, и всех присутствовавших в вестибюле людей охватила неестественная неподвижность.
Морок!
- Зараза, - пробормотала я и поглядела на Бобби, который валялся без сознания у дверей лифта, схватившись за живот руками в серебряных наручниках. Между пальцами у него торчала рукоять ножа. Вид у вампиришки был скверный: по нижней губе, пульсируя, стекал ручеек темной крови - на полу уже набралась небольшая лужица. Но Бобби был вампир, а значит, способен перенести все, что угодно, - умрет он, только если его сжечь или отрубить ему голову и вырвать сердце. И массовый морок наслал не он.
Вдруг я поняла, что рядом что-то мерно стучит, и поглядела на Таддеуша, который загородил собой Нила Баннера и ритмично постукивал по полу бейсбольной битой. У самого Нила лицо было такое же бессмысленное, как у Грейс, Бабочки и охранников.
Предупреждающий оскал Таддеуша стал еще шире, он показал полный набор инкрустированных рубинами зубов. Мы с гоблином разом посмотрели в сторону входа, и мне наконец пришел в голову вопрос, который надо было задать гораздо раньше.
Зачем вампирской банде потребовалось сначала искусать наркоманку вроде Бабочки, а потом отправить ее в "Надежду" искать меня? Ерунда какая-то. Накачать кого-то ядом можно только с одной целью - чтобы кровь у него так и забурлила, и тогда и вампир, и Бабочка получат полный кайф. Если они не хотели, чтобы их жертва впала в беспамятство и ей можно было бы всласть подзакусить на закате, почему бы не воспользоваться…
Или это отвлекающий маневр?!
Двери с шорохом открылись, и я едва не задохнулась от ужаса. Кто бы что ни затеял, чего бы от меня ни хотели - речь шла именно обо мне, и нельзя было допускать, чтобы пострадали другие! Я зашагала к дверям.
Они с шипением задвинулись.
Но никто так и не вошел.
По крайней мере, я никого не увидела.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Меня обдало теплом, словно я вышла на летнее солнышко; к синякам, опоясывавшим левое запястье, прилила кровь, сердце заколотилось. Я втянула воздух, сосредоточилась и почувствовала на языке вкус рахат-лукума. Малик. Я очень удивилась: как он сюда попал? Он же не мог так быстро прийти в себя после взрыва! И робко вздохнула с облегчением: нет, все это устроил не Малик. Не его стиль.
- Малик аль-Хан, - прошептала я, - а ну-ка, покажись.
Он возник из ниоткуда, несуществующие тени, которыми он себя окутал, растекались от тела темным дымом. Загадочное лицо было бледно и прекрасно, как обычно; узкие глаза по-прежнему напоминали черные омуты, где бродили мысли, а какие - мне, пожалуй, лучше не знать; волосы ниспадали черным шелковым водопадом, которого так и хотелось коснуться. В голове зашевелилась предательская мыслишка: если я заключу с ним сделку, можно будет касаться его волос сколько угодно - и не только… Я отогнала ее подальше.
- Жалко, что ты не пришел на десять минут раньше, - заметила я как ни в чем не бывало. По крайней мере, явных следов увечий - что бы там с ним ни стряслось - заметно не было. Конечно, мне были видны только лицо и руки, остальное тело было элегантно скрыто под дизайнерским костюмом всегдашнего черного цвета, даже полоска шеи не проглядывала между длинными волосами и стоячим воротником френча. - Но раз ты уже здесь и, похоже, владеешь ситуацией, будь так добр, помоги мне во всем разобраться.
Он глядел на меня, между бровей залегла тонкая складка, глубоко в глазах мерцали искорки гнева.
Я удивилась еще сильнее. На что это он, интересно, злится?
Сначала мне показалось, будто он сейчас заговорит, но затем искры в глазах полыхнули пламенем, и он шагнул ко мне в такой ярости, что волны раскаленного воздуха растрепали мне волосы и жгли кожу, словно полуденное солнце в пустыне. От ужаса у меня внутри все сжалось, инстинкты приказывали бежать со всех ног. Но на сей раз я вспомнила, что говорила мачеха: нельзя убегать, нельзя отбиваться - вампира это только раззадорит. Я сжала кулаки и заставила себя стоять на месте и смотреть Малику в лицо.
Он остановился - так близко, что октябрьский холодок, окутывавший его, развеял жар, обдававший меня; так близко, что голубые вены, пульсирующие под прозрачной кожей его горла, поплыли у меня перед глазами; так близко, что медленные, вялые удары его сердца отдавались у меня в ушах страстными алчными воплями.
Мало того что злой, так еще и голодный.
Дьявол. Не было мне печали.
Малик огладил мне голову ладонью, я почувствовала, как он вплел пальцы мне в блондинистый хвост, и содрогнулась. Он потянул меня за волосы, заставил поднять подбородок, обнажив горло. Сердце у меня заколотилось еще чаще, кровь забурлила под кожей. Я смотрела ему в глаза. Пламя в зрачках потухло, они стали непроницаемые, как обсидиан, белки окрасились тонкой багровой пленкой. Это же жажда крови! Проклятье! Он же сейчас сорвется!
Сердце так и бухало от страха, и я, не в силах унять дрожь, уперлась ладонью Малику в грудь, я хотела оттолкнуть его, заранее зная, что ничего не выйдет, потому что чертов "Дубль-В" в крови приказывал мне дать этому кровососу все, чего он захочет. Малик наклонил голову, но не впился мне в горло, а властно прижался губами к моим. Рот у меня открылся под его натиском сам собой, я ощутила укол - клыки Малика пронзили мне нижнюю губу. Он втянул мою губу себе в рот, присосался так, что мне стало больно, и когда я почувствовала медовый привкус собственной крови, то не сдержала панического писка. Малик свободной рукой придавил мне горло, задушив крик.
Я задрожала всем телом - и тут боль от укуса утихла из-за вампирской месмы, страх превратился в страсть и жар, соски напряглись саднящими остриями, жаркое желание билось между ног. Руки Малика спустились вниз по моей спине, схватили меня, прижали к себе - его тело было тверже твердого. Колени у меня подкосились, я вцепилась ему в плечи, скользнула языком между клыков - да, я хотела того, что он мне предлагал.
- Женевьева…
Голос его прозвучал у меня в сознании сипло, словно бы отстраненно.
И тут Малик исчез…
…А я осталась стоять, трепеща, и где-то в груди застряла ледяная заноза печали.
Я потерла этот холодный островок - страх, обида и желание накручивали во мне спирали: вот он, настоящий водоворот противоречивых чувств. Малик стоял в нескольких футах поодаль и глядел на меня оценивающе. Нашего кровавого поцелуя - или как там это называется - как будто и не бывало. Я потрогала нижнюю губу. Она распухла и болела, а когда я отняла руку, кончик пальца оказался в яркой кровавой шапочке. Тут все противоречивые чувства как ветром сдуло, и осталось только одно: злость на Малика за то, что он использовал меня, словно кровную рабыню, и заодно и на себя - за то, что я ему разрешила. Я ткнула в его сторону окровавленным пальцем:
- Что за кашу ты тут заварил?!
Он подробно оглядел меня с ног до головы - как будто его это не касалось.
- Ты любишь заимствовать чужие тела, Женевьева. Мне было необходимо удостовериться, что под этим новым обличьем скрываешься ты и только ты.
- Ах вот оно что. Ты хочешь сказать, будто во всей этой истерике виновата только я? Подумай хорошенько, может статься, ты не так уж и прав, - ровным голосом проговорила я, стараясь унять жаркое биение сердца. - Мне прекрасно известно, что ты опознаешь меня где угодно только по запаху, поэтому мое Очарование - не предлог для укуса по-быстрому.
- Твой аромат так силен, что заглушает все чужие, поэтому я не способен различить в нем посторонние ноты. - Он грациозно повел одним плечом. - Однако - да, ты права, я голоден. Тебе не следовало уходить.
Мне не следовало уходить! Видали? Вот зараза! Мы даже переговоров не начали, а он уже ведет себя, как будто считает, что я так и побегу к нему, точно наркоманка последнего разбора! Не дождется - и плевать, что он такой красавчик! Я перевела дух, заставив себя не обращать внимания на адреналин, который густо переплетал мои чувства страхом и злостью.
- Малик, я не твое имущество, - твердо заявила я: надо, чтобы мы оба это как следует поняли. - Поэтому не рассчитывай, что я каждый вечер буду прыгать возле твоей постели, дожидаясь, когда ты проснешься, - не бывать такому.
На миг в его глазах мелькнул холодок, и по спине у меня пробежали мурашки, но потом я решила, что это у меня фантазия расшалилась, поскольку Малик сказал:
- Нам нужно заняться вопросами твоего алиби и обратиться в полицию. - Он окинул мое Очарование презрительным взглядом. - Тебе понадобится некоторое время, чтобы привести себя в пристойный вид.
Я уставилась на него с подозрением. Неужели он и правда искал меня только затем, чтобы обеспечить мне алиби? Гм, отказываться я, конечно, не стану, но…
- Спасибо, я тебе очень признательна. - Я махнула рукой в сторону замороченной компании в вестибюле. - Но я никуда не пойду, пока не буду уверена, что никто не пострадал.
- Женевьева, это же больница. Здесь прекрасно обученный персонал и все необходимое оборудование для подобных случаев. - Малик улыбнулся, и я кивнула: мне показалось, что это разумный довод. - Ты не можешь сделать ничего полезного, так что лучше не мешай врачам.
Тут, словно по чьей-то беззвучной команде, Грейс скользнула по мне невидящим взглядом и решительно бросилась туда, где два охранника навалились на трепыхающуюся Бабочку. Охранники вскочили и отпрыгнули в стороны, и один из них по приказу Грейс помчался куда-то по коридору. Грейс опустилась на колени, принялась осматривать Бабочку на предмет повреждений…
- Женевьева!
Я резко обернулась - холодный голос Малика приковал мое внимание. Вампир стоял на прежнем месте и ждал, протянув ко мне руку.
Я смотрела на нее и думала, как было бы славно переплести свои пальцы с его, позволить ему увести меня отсюда в безопасное место. Жаль, что нельзя. Для меня не существовало безопасных мест, тем более в его обществе, - да и ни в чьем. Проклятье. Этот наглый кровосос лезет мне в мысли. Будто ему мало того, что заморочил мне голову своей месмой, мало того, что играл моими чувствами.
- Молодец, Малик. - Я раздраженно глянула ему в лицо. - Только вот вампирские гипнофокусы со мной не удаются, так что ты мне эти штучки брось.
- Я говорю правду, Женевьева. - Он шагнул в сторону, чтобы посмотреть на сцену, разыгрывавшуюся у меня за спиной. - Мы здесь никому не можем помочь, но, если ты настаиваешь на том, чтобы остаться, я буду вынужден поставить в известность наших друзей.
Я обернулась посмотреть на Грейс - она развязывала белую ленточку на шее Бабочки. Второй врач - кажется, Крейг, судя по лысине, - готовился вставить Бабочке шунт в яремную вену, чтобы пустить кровь. Откуда он появился? Я занервничала. Неужели Малик настолько меня отвлек, что я все пропустила? Но беспокоило меня не пропущенное время… Я снова поглядела на Малика.
- Простите, что побеспокоил вас, любезный тролль, - говорил он Хари, плавным жестом обводя вестибюль, а затем поклонился гоблину. - Даю вам обоим слово, что не собираюсь причинять вреда никому из ваших подопечных.
- По рукам, шеф. - Таддеуш указал оттопыренным большим пальцем себе за спину, где стоял Нил Баннер. - А как быть с клиентом? В моем договоре сказано, что, если вампиры попробуют наслать на клиента морок, я обязан применить крайние меры. - Он похлопал битой по ладони, оскалясь в рубиновой улыбке. - Так вы отпустите его или как?
- Я сдерживаю его из предосторожности, - спокойно ответил Малик. - Но если вы за него поручитесь, я отпущу его без промедления.
Таддеуш кивнул, и серебристо-красный хвост веером рассыпался по плечам.
- Поручусь, шеф, никаких проблем.
Малик наклонил голову - и Нил Баннер заморгал, бессмысленное лицо стало озабоченным и встревоженным. Не успел он ничего сказать, как Таддеуш ухватил его повыше локтя, потащил к самому дальнему креслу и силой усадил. Он принялся увещевать Нила, но так тихо, что мне было не расслышать слова.
Я посмотрела Малику в глаза и задала вопрос, который меня так мучил:
- Почему ты сказал, что мы никому не можем помочь?
Малик посмотрел сверху вниз на Бабочку. От ее кожи исходило радиоактивно-алое свечение из-за прилива крови.
- Сердце девушки бьется слишком сильно под воздействием яда, и, хотя уровень гемоглобина и, следовательно, кислорода у нее повышен, кровь циркулирует так быстро, что легкие не успевают ее перерабатывать. Они отказывают, сердце перегружается, а кровь так загустела, что питание мозга нарушено.
Классический случай адреналиновой гипертензии, вызванной вампирским ядом, и, если не принять неотложных мер, будет инсульт, а потом, вероятно, остановка сердца. Я знала эти симптомы, со мной это было, но я - фея-сида. А Бабочка - человек. Я поморщилась. Если не считать побагровевшей кожи, вид у нее был довольно мирный, даже на губах играло подобие улыбки.
- Если она уже дошла до этой стадии, - проговорила я, - где судороги?
- Я облегчаю ее страдания.
- Но ведь ей делают кровопускание, давление должно упасть.