- Чего? Пить? Хрена. Слушай, просто скажи, что тебе известно, не приправляя это соусом радостей.
Я заговорил тише.
- Что произошло? Энаиты реально больше нет? Мертва?
- Не мертва, но была под следствием на Небесах, уж точно. Они заморозили ее в большом синем блоке… не знаю чего. И забрали. Я слышал, что ее уже судили и приговорили.
- Что? Судили? В смысле, у них был настоящий суд - самый крутой за последние столетия? Публичный?
- На Небесах? - фыркнул Клэренс. Похоже, он немного заразился моим цинизмом. - Нет. Но знают об этом все.
Я оглядел бар, где все знали то, чего не знаю я. Они выглядели так, будто это их вовсе не беспокоило, но это определенно беспокоило меня.
- А что с Мулом? Почему он мне не звонит?
Клэренс пожал плечами.
- Не знаю. Я не слышал ничего официального о нем и не видел его. Но он все так же возглавляет отдел Сан-Джудаса, насколько я понимаю.
- Блин. Они просто собираются замести под ковер всю эту историю с Энаитой. Ты писал рапорт?
- Рапорт? - переспросил он с невеселой улыбкой. - Меня допросили все Следователи Небес, наверное. Хотели знать все. Абсолютно все.
- Блин. И еще раз блин. Что ты им рассказал? Ты рассказал им…
Я огляделся. Никто не обращал на нас внимания, кроме Тедди Небраски, приятеля Моники, который, как обычно, глядел на меня так, будто хотел что-то сказать. Я не очень-то хотел говорить что-то в ответ, так что отвернулся.
- Ты рассказал им о Каз?
- Нет, - ответил он и нахмурился. - А они не спрашивали. Не знаю почему. И не спрашивали про твое путешествие в А-первая-буква-твоего-имени, тоже. Хотели знать все про твой… конфликт, так они это назвали, конфликт с Энаитой.
Я уставился на него. С Клэренсом такое дело, что никогда не поймешь, говорит ли он штуки типа "А-первая-буква-твоего-имени" в шутку, или он действительно воплотившийся в ангела священник.
- О'кей, тогда еще. Какого хрена я на свободе? Почему команда зачистки столько возилась, чтобы привести в порядок мою квартиру и даже положить в холодильник свежайшую ерунду, которую я все равно жрать не стану?
- Я не знаю, Бобби. Думаю, это… думаю, это уже не про нашу честь теперь. Нам просто придется ждать, пока Небеса не решат, что делать.
- Ждать, - сказал я. - Ненавижу.
Тедди Небраска, судя по всему, тоже решил, что ненавидит ждать, и наконец сделал главный ход. Клэренс и я увидели, как он встал из-за стола.
Мальчишка тоже встал.
- Пойду возьму себе еще чая со льдом.
- Привет, Бобби, - сказал Небраска. - Можно тебя на пару слов?
Меня раздирало от любопытства. Почему Клэренс пошел через весь зал за напитком, в котором ни капли алкоголя, и что такого Небраска от меня хочет. Я не слишком хорошо его знал, но часто видел его с Моникой. Он хорошо одевался, даже слишком хорошо, так, что несколько десятилетий назад он, наверное, ходил бы в костюме из белой панамской шерсти и соломенной шляпе.
- Ага. Конечно. Присаживайся.
- Благодарю.
Он зашел в наш закуток и сел. Интересно, не получилось ли так, подумал я, что начальство и у него обо мне спрашивало, как у Уолтера Сандерса, но он только сейчас набрался смелости, чтобы рассказать об этом (когда это уже не имело никакого значения).
- Чем могу быть полезен? - наконец спросил я.
- Ну, Бобби, я всегда тобой восхищался…
- Пожалуйста. Сегодня в особенности, у меня голова болит от такой ерунды. Я уверен, ты классный парень, Небраска. А я - не очень. Так что, давай ближе к делу.
Он глубоко вдохнул.
- Я… я не знаю, знаешь ли ты, но… но я встречаюсь с Моникой Нэбер. Нахебарот.
- Ага, знаю.
Если он решил, что попал в отдел жалоб, то я ему сейчас в зуб дам.
- И что?
- Ну, я просто хотел… хотел знать, что ты ничего не имеешь против.
Я уставился на него. Мгновение думал, что он надо мной шутит.
- Давай-ка попроще - ты спрашиваешь, не возражаю ли я, что ты встречаешься с Моникой?
- Типа того. Да.
Не удержавшись, я рассмеялся. В первый раз, после снега и пепла, после конца мира.
- Шутишь, да? Ты и Моника решили подшутить? Меня одурачили?
Я завертел головой, делая вид, что ищу камеры.
Вместо того, чтобы выглядеть довольным или успокоившимся, Небраска поглядел на меня с тревогой.
- Значит ли это, что все о'кей?
- Ты серьезно… хочешь моего дозволения? Ты Монике сказал, что собрался это сделать?
- Она думает, я чокнутый, - признался он. - Но я не хочу, чтобы ты думал, что мы крутим у тебя за спиной. Все знают, что в последнее время тебе было нелегко.
В иной ситуации я бы ухватил его за палец и выламывал до тех пор, пока он не рассказал бы мне всего, что знают "все", но сейчас я чувствовал себя в таком дерьме, что мне было плевать.
- Слушай, Тед, Моника - чудесный человек. Она чудесный ангел, если точнее, уж не знаю, насколько хорошие из всех нас "люди". Она все решает сама, ей лучше знать, с кем она хочет встречаться. У нас друг к другу никаких претензий. Честно говоря, она заслужила себе парня получше, чем я. Если ты этот лучший, флаг вам в руки.
Он выглядел так, будто с его плеч сняли большой груз.
- Значит, ты нас благословляешь?
Я едва не сказал какую-нибудь гадость. Так глупо. Я даже снова огляделся, ища взглядом Монику, которая глядела бы на этот глупый разговор, наслаждаясь, но в тот момент в "Циркуле" была исключительно мужская компания, толпа парней в разной степени опьянения. Днем здесь обычно бывали только парни, и не потому, что женщин не приветствовали, а потому, что у женщин хватало здравого смысла не проводить светлое время суток в салуне. И, глядя по сторонам, я понял, что действительно вернулся - может, и не такой, как прежде, но вернулся в свои родные земли. Чувство безнадежности слегка отпустило меня. Не очень, скажу честно. Я все так же не мог представить, как буду жить дальше без Каз и Сэма, все так же не верил, что на этой серой планете есть хоть что-нибудь, что способно удержать меня здесь, но теперь я, по крайней мере, видел хоть чуточку вперед, а не пребывал во мраке, как тогда, когда пришел.
- Ты хочешь моего благословения? Оно у тебя есть. Моника - одна из лучших. Если она видит в тебе то, что ей нравится, я готов поверить, что и ты хороший парень, Небраска. Будь добр с ней. Будьте добры друг к другу.
Я поднял руку.
- Бог любит вас.
Я вовсе не был уверен, что Бог любит хоть кого-то, по правде говоря, но в тот момент, по какой-то причине, я был готов принять это на веру.
Остаток моего времени в "Циркуле" я провел, выслушивая подтверждения сказанному Клэренсом, почти от всех: падение Энаиты было главной темой разговоров ангельской братии. Было известно, что в этом поучаствовали я и мальчишка, и тот факт, что мы оба расхаживали на свободе, подразумевал, что плохие вещи, которые они слышали обо мне раньше, оказались всего лишь мерзкими слухами. Я в этом был не столь уверен. Я не мог поверить, чтобы мои начальники просто позволили мне уйти от крупного суда на Небесах и неизбежного приговора. Я признался в куче плохих вещей, а такое просто так не исчезает. Небеса вечны, и это означает, что небесный кодекс правил столь же вечен.
Но пока что я был свободен - с этим не поспоришь. Я был свободен, я был жив, и кто-то покрасил мне стены в квартире. Если я хочу выяснить, что все это значит, то придется остаться в живых еще некоторое время. Я уже подумывал об одном деле, которое мне хотелось бы завершить, были еще пара дел, которые давно назрели, хотя я и не был достаточно трезв, чтобы четко их обозначить.
Несмотря на еще один день, оставшийся у меня в моем личном распорядке, я отказался от предложения Клэренса и пошел домой пешком. По дороге купил еще бутылку водки. Ангельские тела очень крепкие. Надо залить в них немало алкоголя, чтобы отключить то, что я хотел отключить, заглушить чувство вины, одиночества и злобу, настолько, чтобы быть в состоянии уснуть.
На самом деле, я не ангел-алкоголик. Я ангел, занимающийся самолечением. Клянусь, есть разница, даже если я и не в состоянии объяснить ее прямо сейчас.
ГЛАВА 47
ОСТРЫЕ ВОПРОСЫ
Прежний Бобби отлежался бы пару-тройку дней, а потом протрезвел и принялся бы снова ворошить дерьмо, пытаясь спровоцировать события и найти ответы. Поскольку осталось слишком много вопросов, которые нужно было выяснить.
Почему никто из начальников со мной не общается? Что насчет моего суда? Являюсь ли я до сих пор обвиняемым в измене Всевышнему? Мое небесное начальство должно было узнать о Каз, об Элигоре, про Ад, поскольку я вывернул себя наизнанку перед Патиэль-Са, когда они заточили меня. Не говоря уже о более серьезных вопросах, типа того, что имела в виду Энаита, сказав, что следовало убить меня "еще раньше", до того, как я стал ангелом. Видения, которые у меня были, когда она промывала мне мозги - видения, воспоминания, чем бы они ни были, - все еще не давали мне покоя. Они были такими реальными - реальнее настоящих, если вы меня поняли. Был ли это проблеск моего прошлого, до моей человеческой смерти? Единственный, кто способен был ответить на этот вопрос, находился вне моей досягаемости, в небесной тюрьме одиночного содержания. Не то что она бы мне сказала, в любом случае. Если Энаита и раньше меня не любила, то теперь у нее было куда больше поводов для этого.
Вопросы, еще вопросы, куда ни глянь, без малейшего намека на ответы. Теперь я понял, как должен чувствовать себя мой друг Джордж, человек-свинья, - по уши в дерьме, делая вид, что это нормальная жизнь.
Как я уже говорил, прежний Бобби начал бы бузить по всему городу, чтобы все выяснить, но на этот раз я просто не мог начать. Несмотря на прилив жизненных сил, приведший меня в "Циркуль", мне просто было слишком все равно. Я чувствовал себя, как просроченный праздничный воздушный шарик: никто не держал меня за ниточку, но вместо того, чтобы улететь, я болтался между полом и потолком, не способный ни подняться, ни опуститься. Обреченный и болтающийся без дела.
Я не думал о том, чтобы покончить со всем этим. В смысле, на самом деле, что у меня осталось? Каз нет, ее у меня снова отняли. Мои боссы держали над моей шеей лезвие гильотины, не заботясь о том, чтобы сказать мне, надо ли мне встать и заняться делами, или просто лежать и ждать, когда забьют в барабаны и упадет лезвие. Это было тяжело. Как вы уже поняли, смерть и ангелы не всегда связаны - наши судьбы не в наших руках. Были приличные шансы того, что не будет разницы, что я с собой сделаю - даже если отправлюсь к Эфорату и настою на том, чтобы публично признаться во всех нарушениях правил, совершенных мною, все равно меня перенесут в другое тело, на этот раз с рефлексами послушания, более соответствующими моему рабочему месту. Сделают из меня барана-Бобби, блеющего и не задающего вопросов. Но что, если они поместят меня в новое тело, но я так и буду помнить, что это такое - быть недовольным кущами Божиими? Не в состоянии ничего с этим поделать?
Прошли еще два дня, и я позволил себе плыть по течению. Рождественская пора, недавно еще бывшая едва различимым кошмаром, приближалась с неумолимостью усыпанного блестками зомби. Я плыл по течению, болтался, пил, спал, смотрел телевизор, выключив звук. Клэренс несколько раз пытался вытащить меня куда-нибудь, но я отказывался. Я знал, что он попытается меня уговорить на что-нибудь, а я сейчас был не в состоянии ничего делать. У меня хватало проблем и с пустотой, охватившей меня.
О'кей, вот вам правда, какой бы неприглядной она ни была. Когда мой босс наконец-то связался со мной, я уходил из "Устрицы Билла" после позднего завтрака, реально размышляя, стоит ли завернуть в салфетку крошки от тостов, положить в карман и покормить голубей на Бигер-Сквер, или пойти домой и смотреть "Мори".
Я принял решение в пользу голубей, поскольку подумал, что должна быть хоть кому-то польза от моей дерьмовой жизни, пусть и для крыс с крыльями, и тут заметил невысокого мужчину восточной наружности, идущего рядом со мной. Это было не то же самое тело, которое я видел прежде, но я уже начал опознавать Мула на Земле по манере двигаться, если понимаете, о чем я.
- Бобби.
- Темюэль, - ответил я, не останавливаясь. На Бигер-Сквер было немного народу, поздним декабрьским утром, холодным.
- Не злись, Бобби.
- Злюсь? Я? Потому, что ты выдал меня боссам, на суд?
- Ты знаешь, что у меня не было выбора. Я знаю, что ты знаешь.
- Да, правда? Смешно, поскольку я бы не сказал, что знал что-то подобное.
Я выбрал первую скамейку, не испачканную молочным коктейлем, высыхающим на ней, и сел. Достал из кармана салфетку. Темюэль сел рядом. Я развернул салфетку, и самый смелый из голубей тут же спикировал, чтобы получить лучший кусок. С перепугу я едва не оторвал ему голову. Я так и не пришел в себя до конца после пребывания в Аду, даже за несколько месяцев. Не люблю, когда на меня бросаются без предупреждения.
- Если ты не знал, тогда почему ты не рассказал им обо мне? - спросил Темюэль. Он выглядел совершенно безобидным пожилым парнем, типа профессора семитских языков, просто сидящего на скамейке. Я не был уверен, хорошо ли мне здесь, но голуби ценили мое общество секунд тридцать, пока не кончились крошки.
- Я сказал. Я рассказал Патиэль-Са о тебе. Я рассказал этой сладкоголосой стерве все.
- Я не это имел в виду. С этим ты ничего не мог поделать. Но ты не сказал обо мне эфорам, на суде.
- Меня никто не спрашивал.
Это было правдой лишь отчасти. Еще на суде я начал понимать, что с Темюэлем все совсем не так просто, и он не просто предал меня. На самом деле, в некотором роде, он рисковал, защищая мои тайны - про квартиру Каз начальство, похоже, до сих пор не знало, к примеру. Как-то раз в пьяном угаре я приехал туда, огляделся, но было слишком больно оставаться там больше нескольких минут. Но я не обнаружил никаких признаков того, что ребята с Небес там побывали.
- О'кей, - сказал я. - Ты сделал кое-что, чтобы у меня было к чему вернуться. А с такси ты тоже сделал что-то особенное? Поскольку похоже, что небесные радары его не видели по какой-то причине, и им приходилось следить за мной по старинке. Я так понимаю, это ты устроил.
Темюэль кивнул, почти смущенно.
- Мне было интересно, заметишь ли ты.
- Ага, заметил. Спасибо.
Странно, но я не ощущал в тот момент особой благодарности.
- Так что тебе нужно от меня теперь? Все ведь кончено, так? Энаиту завалили, ты на свободе и ни при чем, а я все так же жду, когда меня придет исцелять инквизиция. Или ты просто хотел знать, буду ли я и дальше держать рот закрытым насчет тебя?
Я попытался угадать ответ по выражению его лица, но Темюэль ничем себя не выдал.
- Думаю, что постараюсь. Но я все вывалил Ангелу Утешения, все равно, так что кто-то на Небесах знает более чем достаточно, чтобы бросить нас обоих в Бездну на срок от вечного до большего. Вопрос лишь в том, почему они еще не воспользовались этой информацией. Другими словами, если ты беспокоишься о целости своих крыльев, я - не самая большая твоя проблема.
- Нет! Я здесь не за этим, - ответил архангел. Он явно был несколько раздосадован. - Я пока не могу ни о чем говорить, но хочу, чтобы ты знал, что я о тебе не забыл. Ты понятия не имеешь, насколько сейчас все сложно, насколько… тонко.
Он похлопал меня по руке. Ощущение, как от обычного человеческого существа.
- И это все? "Удачи, Бобби, я хотел бы тебе помочь, но это слишком сложно"? О'кей, тогда давай на минуту забудем обо мне. Что с Каиносом и всеми человеческими душами, которые там жили? Они просто исчезли?
И моя подруга вместе с ними, едва не сказал я, но привычка хранить тайны оказалась сильнее.
- Что с Сэмом Райли и другими Волхвами, которых предала Энаита? Они тоже останутся мертвы? Или их перевоплотят в нечто более управляемое, ангелов, которые не будут задавать вопросов?
- Это вовсе не так просто!..
- Сам знаешь, я слышал это раньше, и это не совсем то, что ожидаешь от друзей.
- Я никогда не был твоим другом, - сказал Темюэль, даже не попытавшись сделать сочувственное лицо, но, должен признать, он выглядел опечаленным. - Небеса, Ад, Земля - все это слишком сложно для такой простой вещи, как дружба, Бобби. Но я пытался поступать с тобой честно и продолжаю это делать.
- Так весь этот твой визит только ради этого? Чтобы я не сдавался?
- Я не боюсь, что ты сдашься. Я больше беспокоюсь о том, что ты попытаешься пробиться слишком далеко прежде, чем наступит нужное время.
- Что это еще такое, во имя Гадеса многоэтажного, значит? Время не то? Я только что ниспроверг ангела, организовавшего величайшую из проделок против Небес, со времен, когда Сатана попытался внедрить социальное продвижение.
- Смешно, что ты об этом вспомнил, - сказал он, и на мгновение я подумал, что наконец-то услышал что-то полезное. Темюэль встал, провел рукой по лысеющей голове, поправил очки и улыбнулся мне своей обычной улыбкой мудрого дядюшки. От таких его мимических упражнений я уже давно устал.
- Мне надо идти.
Я и придумать не мог, что бы такого колкого сказать. Я уже говорил, состояние, когда внутри тебя половина гелия, а половина - обычного воздуха, и ниточка по полу болтается. Я глядел на уходящего через парк архангела. Пара голубей, слишком глупые, чтобы понять, что крошки уже кончились, крутились рядом со мной, пока я тоже не встал и не пошел в противоположном направлении.
Будь это такой же день, как пара предыдущих, я бы пошел домой и отпраздновал миновавший полдень одной-двумя стопками. Но где-то в подсознании я ждал, что Темюэль объявится, и теперь, когда он это сделал (и сказал мне целую кучу ничего), я уже не мог отключиться от безрадостных мыслей. Я бродил по берегу, темным узким кварталам - простите, Району Пионеров, - обдумывая различие между тем, чтобы утопиться в бутылке и сделать все проще, спрыгнув с причала в холодную зеленую воду залива. Некоторое время слушал парня с гитарой, который играл вполне приличную версию старой песни Слима Харпо, которую все знают лишь потому, что ее сыграли "Стоунз". Парень играл не настолько хорошо, но и не слишком плохо. Через некоторое время владелец ближайшей сувенирной лавки вышел и дал ему пять баксов за то, чтобы он играл в другом месте. Выигрышный вариант для обоих. И я подумал насчет себя. "Иди и сделай то, что собрался, где-нибудь еще, а?"
Как ни странно, из гипнотического любования зеленой водой и пустого безразличного настроения меня вывел звонок от Орбана. Он сообщил, что закончил продажу "Матадора" парню с Северо-Запада и теперь может отдать мне оставшиеся деньги.
Теперь все официально. Моей машины больше нет.