Один из студентов шел сразу за наставником, остальные на шаг позади. Замыкала колонну женщина средних лет, – видимо, младшая воспитательница, – в темном жакете и плиссированной юбке. На голове ее хмурилась унылая шапочка.
Мне хотелось спросить, – всегда ли студенты здесь ходят строем, в сопровождении двух учителей, и бьют ли их молниями за то, что чихнут невовремя. Но потом я вспомнил о пирогах в кладовке леди Артанис, и решил с ней пока не ссориться.
– Не знал, что здесь учатся вормы, – заметил я.
На лице шестилапого, который шел впереди, ледяной коркой застыло высокомерие.
Мне показалось, юноша с глубоким презрением относится и к наставнику-демону, важно шагавшему журавлем, и к воспитательнице, ежом семенившей сзади, и тайком зевающей во весь рот.
Из другой башни появилась новая группа.
Впереди был ментор в черных одеждах, за ним шли юные демоны, – в таких же форменных сюртучках, что и вормы.
Шестилапые замедлили шаг.
Инферналы замерли.
Леди Артанис вся собралась и сказала:
– Ах, как неловко получилось.
Она шагнула вперед.
Воспитанники хором проблеяли:
– Добрый день, леди попечительница.
И мне показалось, что один из них сказал это слово на букву "ж", – впрочем, я мог и ошибаться.
Юный ворм поклонился нам и спросил:
– Леди Артанис, что эти делают в наше время?
– Генри, – суровым голосом ответила баронесса. – Вам прекрасно известно, какое решение приняли магистрат и попечительский совет Дома Плюща. Ваш отец был одним из тех, кто голосовал "за".
Лицо юноши стало еще надменнее.
Колонна остановилась. Наставница, видимо, придремала на ходу и не рассчитала шаг, толкнув последнего ворма.
Генри подошел к ней, и угрожающе зашипел, распушая жабры.
Демоны застыли.
Леди Артанис холодно спросила:
– Что вы себе позволяете?
– Слушайте, леди, – ответил Генри. – Вы прекрасно знаете, что происходит. Я не позволю этой ничтожной училке даже пальцем коснуться одного из моих вормов.
Леди Артанис побледнела, потом покраснела.
Шагнув к Генри, баронесса прошипела так громко, как может только рассерженная мантикора.
Я сразу понял, в кого удалась ее племянница.
– Маленький, маленький негодник, – сказала леди Артанис. – А если бы мне было позволено сказать "гаденыш", то я бы сказала: гадкий гаденыш. Если ты еще раз позволишь себе так говорить со мной, или зашипишь на одного из наставников, то пеняй на себя.
Генри смешался.
– А теперь, – повысила голос леди Артанис, – ваш класс будет наказан. Вы лишаетесь права участвовать в Олимпиаде, и победа достается соперникам. Немедленно извинитесь, и возвращайтесь на занятия.
Еще секунда, – мелькнуло у меня в голове, и нужно будет вмешаться.
Лицо ворма внезапно перекосилось. Никогда не думал, что шестилапые могут быть такими отвратительными и злобными.
Маленькие глазки сузились, шесть рук сжались в огромные кулаки, но леди Артанис стояла совсем близко, и не собиралась отступать. Что-то щелкнуло в голове Генри, и он, наверное, вспомнил о последствиях.
– Простите меня, баронесса, – холодно отчеканил ворм. – Простите меня, наставница.
Затем поклонился, и направился в башню, не дожидаясь ментора. Шестилапые последовали за ним.
Леди Артанис подошла к воспитательнице и тихо зашептала ей на ухо. Та попыталась что-то объяснить, но баронесса лишь махнула рукой и ответила:
– В другой раз. Проследите за тем, чтобы мое распоряжение было сразу же выполнено. Если сейчас не пресечь это безобразие, скоро мы все будем ходить с фингалами под глазом.
2
– На самом деле, – пояснила леди Артанис, устроившись в кресле.
Потом прервала себя, поднялась и сказала:
– Думаю, мы с вами испытали ужасное потрясение, а когда я испытываю ужасное потрясение, – пояснила она, – то, как я полагаю, и это уже проверено временем, очень положительно действует эльфийская настойка.
Она достала из шкафа довольно большую бутылку, и, насколько я разбираюсь в напитках, там была вовсе не эльфийская настойка, а нечто гораздо крепче.
Леди Артанис налила нам по бокалу.
– Как вы, конечно, поняли, вормы играют не первую скрипку в городе Преисподней. Магистрат старается сгладить противоречия, – поэтому был создан колледж Плюща. Здесь занимаются дети лордов-демонов и богатых вормов. Долгое время обучение шло раздельно. Сейчас мы решили пойти дальше, и ввели совместные курсы. Не всем это по душе, как вы могли заметить. Но мы надеемся, что дети Плюща проложат мосты между нашими народами.
Я в который раз подумал о том, что у шкрабов смешиваются два стиля речи. Первый – пафосный, когда они сеют разумное, доброе, вечное; и второй, – который больше пристал погонщику хрякобуйволов.
Ведь если взялся посеять, сначала надо распахать пашню, и лучше всего делать это розгами.
В дверь тихо постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла инфернала.
Немного старше леди Артанис, она носила строгое платье с высокой талией. В волосах сверкали бриллиантовые заколки, над лицом славно потрудился пластический маг-трансмутатор.
Стоячий воротник закрывал ее шею, – второго предателя, после рук, который говорит вам о женском возрасте.
– Ченселлор, – сказала она, не утруждая себя такими мелочами, как познакомиться или "добрый день". – Как неприятно, что вы стали свидетелем этой отвратительной сцены. Но что поделаешь! Вормы – наглые и заносчивые существа.
– Розалинда, уймись, – прервала леди Артанис. – Мы должны сохранять спокойствие, и не выплескивать эмоции.
– Хотя, скажу по совести, – демоница не слушала баронессу. – Эта наставница такая клуша. Мы держим их для того, чтобы следили за мальчиками, – а что вместо этого? Сонная курица чуть не передавила студентов. Подумать только! Ах, уж эти люди.
– Да, и в этом тоже проблема, – обратилась ко мне леди Артанис. – Если еще и есть шанс примирить демонов и вормов, те и другие схожи в одном. Они терпеть не могут людей.
3
Когда мы вернулись домой, Джоуи еще долго бухтел и шумел, что его не взяли на прогулку.
Николас возразил:
– Тетушка работала, и даже твоя сестра Френки работала, а что сделал ты, мой юный друг, покажи мне результаты твоей деятельности за день?
И так как показать тому было нечего, кроме грязных тарелок и тугих щек, Джоуи замолчал.
– Николас, – сказала леди Артанис. – Не нападай на мальчика. Джоуи, дорогой, в другой раз ты обязательно пойдешь с нами. Френки, девочка моя, приглашай ченселлора, пришло время бисквитов. Майкл, вы составите нам компанию?
Уверенная в моем положительном ответе, и даже мысли не допуская, что я могу отказаться, баронесса прошуршала юбками, увлекая нас за собой в библиотеку.
– Располагайтесь, кому где удобно, – пригласила леди Артанис, и позвонила в серебряный колокольчик.
Тут же прилетели три фейри, таща за собой, при помощи волшебных палочек, резные столики на колесах, уставленные фруктами, бисквитами, буше и пирожками.
– Это короткий миг, – пояснила леди Артанис с набитым ртом. – Когда я могу расслабиться и поесть в удовольствие. Не стесняйтесь. Заходи, Марион, присоединяйся к нам.
Экономка вошла, сохраняя чувство собственного достоинства, и в то же время с видом человека, который знает границы дозволенного, и ни за что их не переступит.
– Какие новости? – поинтересовалась баронесса. – Лу говорит, ты получила письмо от дочери.
– Просила же не говорить, хотела первой сказать, – покраснела Марион от досады. – Пришло письмо, это верно, а противной девчонке еще задам.
– Ладно, Марион, не сердись, рассказывай дальше.
Леди Артанис повернулась ко мне и пояснила:
– Дочь Марион, Грациэлла, учится в колледже в Скара-Брей, и мы с нетерпением ждем ее писем.
– Ах, баронесса, – вздохнула экономка. – Если бы вы не настояли, я бы ни за что не осмелилась отправить девочку так далеко.
– Она такая умная, талантливая, как же было ей не помочь?
– А еще, – продолжала домоправительница, вся пунцовая от осознания важности момента. – Моя девочка прислала табель, и в нем только хорошие оценки; и лишь по одному предмету у нее, немного, ну, так сказать, шероховатости.
Другая мать на ее месте бы промолчала; но Марион страдала излишней честностью.
– Ничего страшного, – утешала ее леди Артанис, приобняв за плечи. – Девочка должна освоиться, войти в курс дела. Наверное, это просто случайность. Может, профессор недопонял ее ответа. Хочешь, чтобы я связалась с ректоратом и поговорила с ними?
– Нет, нет, – ответила Марион. – Грациэлла справится сама. Это будет правильно.
– Ну что ж, – согласилась леди Артанис, – хорошо, посмотрим; пусть несколько месяцев поучится, а там видно будет.
Обе они были очень довольны успехами своей девочки.
– Вы знаете, – обратилась ко мне леди Артанис, – к сожалению, Френки, при всех ее достоинствах и талантах, не обладает таким утонченным вкусом и тягой к прекрасному. С самого раннего детства, Грациэлла любила искусство, музыку, и когда подросла, мы с Марион задумались, куда же нам определить девочку.
Конечно, я могла бы взять ее в колледж Плюща, но вы же сами понимаете, там у нее не было бы никакого будущего. Дело в том, что Марион и ее покойный муж – люди, а людям в нашем колледже очень сложно пробиться; поэтому мы и решили отправить ее в Скара-Брей, в Сапфировый колледж.
Я знал этот колдовской университет.
В Даркмуре он служит примером того, как низко может пасть система образования, если не строится на Семи Безмолвных. Колледжи асгардов и хобгоблинов мы, конечно, даже за колледжи не считаем.
Но среди других народов, Сапфировый ценится очень высоко; туда едут все, кто хочет получить драконий диплом, или гримуар некромантии.
– Наша девочка хочет стать профессором музыки, – сказала Марион. – К тому же, она еще и композитор; и в этом году, на день рождения, сочинила небольшую bagatelle, в честь своей покровительницы, леди Артанис.
Как я уже сказал, Марион отличалась не всегда уместной честностью.
Поэтому сразу добавила:
– Конечно, кое-где ей помог лорд Николас; я-то в музыке не разбираюсь, но там нотку, здесь значок, – и, в общем, получилось очень хорошо, не правда ли, леди Артанис?
– Да, просто замечательно, – ответила баронесса. – И Грациэлла такая красивая девочка; она вылитая мама.
Я с некоторым сомнением посмотрел на круглое, краснощекое лицо Марион, и неожиданно увидел ее совсем в другом свете.
Ушли эти восемнадцать лет, – и передо мной появилась девушка, с тонкими, апостольскими чертами. Огромные глаза, цвета неба, широко распахнуты, и выглядели они совсем по-другому, когда пухлые щеки не подпирали их.
Золотые волосы были заплетены в тугие косы и уложены вокруг головы, словно корона.
Такие женщины очень красивы в юности; но если не работать над собой, борясь с безжалостным временем, – то скоро постареешь, раздашься и обратишься в милую пышечку-хлопотунью.
Все ее любят, – но никто не посмотрит как на женщину.
И, судя по рассказу леди Артанис, – Грациэлла сделает все, чтобы с ней это не произошло.
– Наверное, Френки, – заметил я. – Вы много играли вдвоем, в куклы там, или в дочки-матери?
– Нет, – возразила леди Артанис, – нет. Можно ли представить задумчивую, мечтательную Грациэллу рядом с этими сорванцами? Если ее и брали играть, то только на роль принцессы.
Это меня удивило.
Я не мог поверить, что Френки позволит кому-то еще нацепить корону.
Но слова баронессы сразу все прояснили.
– Сажали в кресло и говорили, что она – прекрасная королевна. Пока Грациэлла была маленькой, верила, будто сидит в белокаменном замке, а все остальные сражаются за нее. Но когда подросла, смекнула, что торчит в кресле, пока другие давным-давно уже сбежали из особняка, и весело играют в саду. Вы себе даже представить не можете, что вытворяла эта парочка!
Леди Артанис кивнула на Френки и Джоуи.
– Лязг мечей, стук барабанов, маски, – это какой-то ужас.
– И Грациэлла оставалась одна?
– Нет, у нее была подруга, Белинда. Бедная девочка! Жизнь так сурово с ней обошлась. Особыми талантами малышка не отличалась, и что примечательно… Я не хочу сказать о ней ничего плохого, но вот маленький штрих, и вы все поймете. Дети тоже не брали ее в свои игры, и можете мне поверить, совсем не потому, что она дочь служанки; ее мать была горничной у Миранды Септимиус.
Леди Артанис поджала губы, и покачала головой, произнося это имя.
– Не могу сказать, что ей там плохо жилось… А в играх Белинде всегда доставалась роль палача, и мне казалось, она как бы даже и наслаждается этим. Хотя на самом деле, в компанию ее тоже не брали.
Ей на голову надевали красный капюшон, давали в руки большой топор, – в этом отличалась моя милая Френки, – и ставили охранять ворота или дверь, наказав, что она должна махать топором вслед каждому, кто переступает порог. Вот так однажды порвала мои алансонские кружева. А в другой раз, – только не думайте никому передавать…
Тонкая улыбка пробежала по губам леди Артанис, Джоуи закатился смехом.
– Белинда размахнулась своей деревяшкой, и ударила прямо по филейной части лорда Николаса. Он очень рассердился, и запретил им играть в эти дурацкие игры.
Баронесса склонила голову.
– Не думаю, чтобы это было нарочно, но злые языки поговаривают, будто девочка сделала так специально, чтобы отомстить моей дорогой племяннице, которая…
Леди Артанис погрозила демонессе пальцем.
– Всегда подсмеивалась над ней, а порой и говорила гадости.
– Я говорила правду, – буркнула Френки. – Большей дуры в жизни не видела.
– Вы сказали, с Белиндой случилась какая-то беда? – спросил я.
На лицо баронессы набежало облачко.
– Да, это очень печальная история. Как вы знаете, полгода назад, Грациэлла уехала в университет, и практически в то же время пропала Белинда. Никто не знает, что произошло. Если бы ее мать и эта женщина…
Очевидно, баронесса имела в виду Миранду.
– … Сразу обо всем рассказали, и мы начали поиски по горячим следам… Но прошло больше четырех месяцев, прежде чем я узнала. Конечно, нас не удивило, что Белинда перестала приходить в наш дом. Ведь ее подруга уехала. Лорд Николас сразу же нанял сыщика, тот ведет поиски до сих пор, но так и не смог ничего выяснить.
– А она не хотела поступить в колледж?
– Ченселлор, – улыбнулась леди Артанис. – Грациэлла мечтала изучать музыку. Побеждать на сильфидских конкурсах. Стать великим композитором. А предел мечтаний Белинды – быть главной экономкой в доме Миранды, и получить связку ключей.
Баронесса поставила чашку на стол, и продолжала:
– Как вы знаете, мажордом и домоправительница – это почти равные должности в аристократическом доме. Оскар, по своему положению, должен был бы носить на поясе связку ключей, от всех комнат, но он отказался, и, честно говоря, мы с ним согласились. Ну представьте, он идет, весь такой лощеный, начищенный, а на каждом шагу эти ключи звенят, – да и тяжесть такая.
Глава 2. Обезглавленный храм
1
– Не убивайте меня, – взмолился Мастер Теней.
– С утра я был пацифистом, – кивнул я. – Но что-то настроение сбилось.
Шэдоу скорчился на полу.
Руки были прижаты к груди, как лапки у насекомого.
Едкий дым поднимался над телом, – там, где Мастера настигла его же магия.
– Назови хоть одну причину, – сказал Ледовик.
– Я помогу вам найти Книгу Отчаяния.
Тонкая, изъеденная чародейством рука шэдоу поднялась, указывая на дальнюю стену.
– Харблинг думал, что ослепил меня заклятием Красной Ветви. Но я все видел и запоминал. Здесь…
Восковой палец Мастера переворачивал грани реальности, словно страницы книги.
– Идите за мной, – прошелестел шэдоу. – Я отведу вас к Книге.
– Тебе нельзя доверять, – рыкнул Ледовой.
– Никому нельзя, – согласился Мастер Теней.
Палец его остановился, и одна из граней реальности отворилась.
Мы оказались в высоком мраморном мантапане, – круглой зале, с высокими сводами. Пол здесь состоял из тысячи мифриловых лепестков, сходившихся к центру.
Там, на алебастровом постаменте, озаренная алыми лучами гибнущих солнц, – лежала Книга Отчаяния.
– Хорошо, – кивнул Ледовой. – А теперь сбегай-ка за ней, шэдоу, и я посмотрю, на сколько кусков тебя разрубят охранные руны.
– Не спеши, дэв…
Мастер Теней поднял руку, и его бесплотная кисть взмыла вверх, обратившись в птицу.
У порождения сумерек были черные крылья ворона, острые орлиные когти и длинная, с загнутыми клыками голова крокодила.
Тварь взметнулась вверх, пролетела несколько ярдов, – и рассыпалась океаном крови и осколков костей.
Руническое заклятие пробудилось так быстро, что никто в мантапане не успел даже вздрогнуть; и только после того, как кровь Порождения оросила мифриловый пол, Ледовик негромко промолвил:
– Непросто будет добраться до этой книги.
– Я пришел сюда именно за ней, – сказал шэдоу. – И не уйду с пустыми руками.
Серый туман закружился над его рукой, создавая новую кисть.
Мы стояли на постаменте, у самого края мраморного мантапана, – и каждый понимал, что сойти отсюда означает верную смерть.
– Надо понять, как работает механизм, – пробормотал Ледовик.
– Это просто, – согласился Мастер Теней.
Рот его распахнулся, и тонкий язык вырвался из-за острых зубов. Словно штопор, словно рассерженная змея, он ввинтился в воздух, – и пространство на краю мантапана начало искривляться.
– Посмотрим, как умерли те, кто приходил до нас…
Около нас возникла фигура мага.
Сначала тонкая, призрачная, – она медленно обретала плоть, по мере того, как прошлое возвращалось из Незвозвратья.
Волшебник был совсем молод; ему исполнилось, самое большее, лет двести или четыреста, – и руна Юности все еще витала над ним.
Снять ее можно будет только после того, как аколит пройдет последнее испытание, – а тот, чья тень стояла сейчас рядом с нами, уже никогда не получит свой гримуар выпускника.
– Fortes fortuna adjuvat, – провозгласил он.
Я никогда не любил это заклинание; смелость – качество, которое эльф, скорее, будет считать пороком. А полагаться на судьбу может лишь тот, кому нравится отбивать бока.
Юный волшебник снял с плеча кожаную суму, и коснулся ремня, стягивавшего ее. Магическая печать распалась, и мы услышали крик грудного младенца.
– Не плачь, – говорил колдун, доставая его из торбы. – Ты послужишь великой цели; имя твое впишут на страницы Книги Отчаяния…
Быстрым, ловким движением маг отрубил голову ребенку.
Стало ясно, что он долго тренировался; здесь, в мантапане, у него была лишь одна попытка, – и сотни, может быть даже, тысячи детей отдали свои жизни ради того, чтобы отточить один-единственный верный удар ножом.
Что здесь скажешь?
Многие тратят свою судьбу ради целей, куда как менее важных.