- Почему забрали золото? - подняла на неё смурной взгляд Кара, - Почему на берегу остались поломанные корзины и груды камней, с которыми те ныряли под воду, а следов пиршества по случаю такой добычи, как обычно, они не устроили. Почему распяли, а не съели? Странно это, - вдруг задумчиво проговорила Кара. - Очень странно. Они же их даже есть не стали, словно побрезговали. Почему? Ведь время у них было. Возможности были. На их территориях племён, как недавно узнали от пленных, введено жёсткое нормирование питания. Из-за вашего рейда по их землям, между прочим, и из-за сожженных хлебных запасов.
А тут, бросить столько мяса? Очень странно, - ещё более нахмурилась Кара, явно не понимая столь необычного и непонятного поведения ящеров. - Раньше за подгорными людоедами подобного не водилось, - медленно и задумчиво проговорила она. - И ещё. Откуда такая странная тяга к золоту?
Зачем ящерам золото? Раньше оно им было не нужно.
- Что ты хочешь этим сказать? - вдруг насторожилась Илона.
- Только то, что нашим соседям людоедам неожиданно потребовалось золото. Много золота. Чего раньше никогда не было. А зачем? - чуть наклонив голову к правому плечу, Кара внимательно смотрела на подругу.
Кроме как использовать украденное у нас золото на покупку оружия, ничего в голову не приходит, - вдруг неожиданно чётким, ясным голосом проговорила Илона, глядя прямо в пылающие яростью глаза Кары.
- У нас проблемы, подруга, серьёзные проблемы.
- Что ты имеешь в виду? - тихо проговорила Кара, в упор, глядя на неё. - Вижу, что не про золото.
- Да! - резко, с едва слышимой ноткой раздражения бросила Илона. - Я не про золото. Я про то, чем нас встретило Сатино при штурме ледяных валов городка.
Я про пулемёты, - вдруг совсем тихо проговорила она. - Я про крепостные крупнокалиберные пулемёты, которыми в пять минут была расстреляна вся третья сотня.
- И что? - непонимающе глянула на неё Кара.
- Золото - пулемёты. Пулемёты - золото. Не видишь связи? - совсем тихо проговорила Илона. - А теперь - думай, Кара, думай.
Молодых сопляков рыцарей вдруг ни с того, ни с сего натравливают на штурм Сатино-Татарского - крупнейший и мощнейший оборонительный центр верховий Чернореченского оборонительного региона. Сопляков, за которых, тем не менее, несёт ответственность наша поречная ведьма, наша баронесса Изабелла де Вехтор. И она, понимая, что этих сопляков посылают на убой, вынуждает своего мужа ввязаться в их спасение.
Как их можно было спасти? Одним только способом. Самим взять штурмом Сатино-Татарское. Иначе никак.
То, что сами эти сопляки и не собирались штурмовать ту крепость - дело десятое. И в данном случае ничего для нас не значит.
А значит то, что просчитывалось влёт. Барон, в угоду любимой жене снимает с озёр три тысячи своих и так не многочисленных бойцов, и отправляется сам спасать этих молодых дураков. И тем подставляет и нас, и собственные транспортные маршруты по доставке руды и угля на свои заводы, и сами рудники и заводы под удар
И в ослабленное место тут же наносится жестокий удар подгорных. Нас отбрасывает практически к самим горам. Мы теряем половину озёр. И людоеды получают практически прямой доступ к золотому руднику.
Они знали. Они знали, что у нас там есть золотой рудник. Знали куда и зачем бить и заранее готовились.
- Значит - вся история со штурмом Сатино имела целью одно - максимально ослабить поречную ведьму. Вывести с озёр максимально возможное войско, подставить его под удар и постараться уничтожить. В данном случае - силами ящеров.
- Не зря, ой, не зря ящеры за нами так упорно там гонялись.
- Смотри что получается. Нас ждали возле Сатино. В крепости сидело в засаде три тысячи ящеров. Они явно ждали нас. И то, что мы подойдём с другой стороны, с востока - было для них полнейшей неожиданностью.
Что вокруг происходит, - схватилась Кара за голову. - Великие Тайны Герцогского Двора.
Надо сказать баронессе, - вдруг подняла она на Илону горящие лихорадочным блеском глаза. - Про наличие у нас золотого рудника, похоже, известно уже не только нам, но и нашим врагам. Надо что-то срочно делать.
- Надо, - согласно кивнула головой Илона. - Но перед тем ещё более надо тщательно восстановить всю картину произошедшего. Я пока что видела один лишь наш золотой рудник. А что с другими? Что с угольной шахтой? Что с медным и железным рудниками? Разберёмся - будем докладывать, - подняла она смурной взгляд на подругу.
Молчишь, - тихо проговорила она. - Тогда всё понятно. Золото тебе глаза застило. И потеряв его, ты забыла про остальные свои обязанности.
Кара, - медленно покачала она головой, - на одном золоте свет клином не сошёлся.
Вот теперь многое становится на свои места, - едва слышно пробормотала она. - Всё, давай ложиться спать. Завтра с утра поедем на место. Сама своими глазами посмотришь, чтоб было что сказать баронессе. А то спросит, тебе и сказать нечего. Нехорошо будет.
Пожарище.
Густой рассветный туман, для этого времени года очень необычной оттепели скрадывал все звуки. И о том, что кто-то здесь что-то происходит, можно было догадаться лишь по необычному, странно равномерному сотрясению почвы.
Седловина пологого чёрного склона голого безлесного холма, покато спускающегося к реке, вдруг словно ожила, и из густого тумана в предрассветных сумерках выступила голова бегущей равномерной экономичной трусцой длинной колонны.
Плотные ровные ряды высоких, закованных в толстую чёрную кожу подгорных ящеров, очень характерной внешности, неторопливым равномерным бегом двигались по седловине, скрытые с обеих сторон высокими откосами холмов.
Такой экономной, равномерной трусцой тренированному бойцу можно было пробежать более сотни вёрст и в конце вступить в бой.
Головная колонна Чёрного легиона выступила из тумана.
- Опоздали, - глухо проворчал Гур дуа де Сан, командир волчьей бригады особого Чёрного легиона пограничной стражи подгорных людоедов. - Опоздали, - тихо проговорил он.
Серая кожа его носа, крупного с широко вывороченными наружу большими ноздрями нервно дёрнулась, словно принюхиваясь к разлитым в округе тошнотворным запахам горелого мяса, и лицо тысячника перекосила злая гримаса.
- Пахнет горелой ящеровой шкурой, - глухо повторил он.
- Похоже, - откликнулся из-за спины Тур дуа де Соха его ординарец.
Племянник его сестры, недавно приближенный им к себе для решения кое-каких семейных проблем.
- Точно, - лицо Тур дуа де Саха нервно дёрнулось, ловя широкими, вывернутыми наружу ноздрями хорошо знакомый запах. - Нанюхались за прошедшие недели, - зло проворчал он. - Знакомо, - едва слышно повторил он.
- Отряд, стой, - скомандовал Гур, не повышая голоса. И длинная, равномерно двигающаяся за его спиной колонна ящеров вмиг застыла монолитным камнем и тут же напряглась, готовая вновь взорваться неостановимым слитным движением.
- Тур, - повернул командир голову к сотнику. - Мы - здесь, ты - туда. Проверить что и как. Почему пахнет. Доклад через час.
- Всем отдыхать, - не глядя, бросил он за спину. - Время - один час.
Менее чем через час перед командиром волчьей бригады стоял тот же сотник и докладывал. Утренний туман ещё не рассеялся, и в тяжёлой предрассветной сырости слова разведчика звучали глухо и довольно невнятно. Что, тем не менее, не меняло их страшной сути.
- Опоздали. Опять опоздали. Крепости больше нет. И всё, как мы и думали. Они взяли крепость и сожгли весь гарнизон. Живьём. Мы опять опоздали.
- Кто? - тихо рыкнул командир.
- Или рыцари, или наши беглецы. Сразу не разберёшь. Ушли прошлым вечером, а в лагере, за имитацией земляного вала остался небольшой заслон, непонятно что тут делающий и чем занятый. Голов с полторы сотни. Можно брать голыми руками прям сейчас. Даже часовых не выставили, идиоты, словно они тут на отдыхе, а не на войне.
Надо брать, - с нажимом повторил сотник. - Сейчас, пока не проснулись.
- Когда-нибудь твои советы выйдут тебе боком, - неприятно улыбнулся ящер, оскалив крупные желтоватые зубы. - Ты стал забываться, сотник.
- Это значит, что мне давно пора дать свою сотню, а не держать при себе, как любимую игрушку, - не менее злобно оскалился в ответ сотник. - Я - боевой офицер, а ты меня держишь на подхвате, словно я ни на что стоящее не годный старик.
- Я обещал твоей матери, что ты останешься жив.
- Это не значит, что я должен быть всё время при тебе на подхвате и прятаться за твою спину, - зашипел разъярённой ящерицей в ответ сотник.
- Ладно, - отступил командир волчьей бригады. - Согласен. Ты можешь много большее, чем просто быть на подхвате. Поэтому, бери мою отдельную сотню и принеси мне головы оставшихся в лагере рыцарей. Посмотрим, чему тебя учили и что у тебя получится. И чтоб ни один не ушёл.
- Я тебя буду ждать, - со смешком кинул он обещание в спину заспешившего в туман сотника. - Племянничек, - едва слышно, с внезапно прорезавшейся ненавистью прошипел он вслед.
Мерзкий ублюдок, прижитый его сестрой от какого-то коренного имперца в рамках имперской программы генетических коррекций, был его старой и давней занозой. От которой он никак не мог избавиться.
Сколько ни пытался избыть его, тот оказался на удивление крепок и живуч. Другой бы на его месте давно уж сдох бы, этот же не только умудрился выжить, но и сумел серьёзно подняться в воинском звании.
Пришлось перехватывать вожжи и приблизить слишком удачливого племянника к себе, чтоб не позволить тому и дальше подниматься. Новые роды подгорных ему бы такого не простили. Укоренившиеся в Империи первые поколения изменённых новую помесь мягко говоря не любили, всячески препятствую и так уже практически свёрнутым работам по генетике.
И если с другими такими же хвосты уже подчистили, то с этим сотником никак не получалось. Никак не удавалось избавиться от него старыми, испытанными способами. И каждый день тот своим видом напоминал ему о позоре его сестры, по своей воле связавшейся с презренным старым имперцем.
Даже сама крепкая стать его, рослая и гибкая, предмет воздыханий многих красоток из племени, не вызывала в Гур дуа де Сане ничего кроме ненависти. Ненависти к удачливости, уму и телесной силе племянника, даже на фоне остальных выделяющихся недюжинной силой ублюдков.
Плотный сырой туман скрыл все звуки, и до спешащего сотника не донеслось ничего. Впрочем, тому и не надо было что-либо слышать. О том, как "любит" его родной дядюшка, тот наверняка был прекрасно осведомлён, чай не слепой. И иллюзий на счёт себя и своего будущего не питал совершенно. Своей сотни ему ещё долго было не видать.
По крайней мере, до тех пор, пока эта старая подлая ящерица дядюшка будет жив.
- "Пока", - пугливой ящерицей пронеслась в голове у сотника быстрая мысль, и тут же сгинула, испуганная открывшейся перспективой. Но где-то на краю сознания след всё же остался. Сотник не собирался долго бегать у родного дяди на подхвате. И если ему не давали случая развернуться, то можно было такой случай и самому организовать.
И компания тех землян, за которыми столь безуспешно последний месяц гонялся по полям и лесам его родной дядя, на сей счёт подходила идеально. Тем более что и выходы на неё кое-какие имелись. Тайные. О которых будущей их жертве знать совсем не обязательно было.
Ободрённый подобными соображениями, молодой сотник резво затрусил по поручению своего командира. Задерживаться не стоило. А то все великие планы так навеки могли и остаться… планами.
Кое-что о пользе дальних секретов.
Отправку себя, любимого в дальний секрет, сотник рыцарского войска мелкопоместный шляхтич Ртища Смирнов с самого начала воспринял правильно. Как знак от его нового командира барона Гонзаго де Труа, что возиться с ним и терпеть его, надоевшие всем выходки, никто больше не будет. И что для начала его просто убрали с глаз долой, а вот когда он вернётся, с ним разговор уже будет особый, другой.
Это настолько ясно читалось в глазах барона, что Ртища с командиром даже спорить не стал, поняв что это бесполезно. Он понимал, что всех в лагере он откровенно достал своим нытьём. Только вот сам Ртища никак не мог того понять, почему его искреннее возмущение царящими в лагере нравами и порядками, откровенным разгильдяйством, все принимают за нытьё.
Как же он себя ругал все последние недели, что вступил в отряд этого барона и принёс ему присягу. Теперь он не мог уйти сразу, как только разобрался, под чьё руководство попал. Потому что, как всякий порядочный человек, взявший деньги, должен был их в первую очередь вернуть, и лишь потом он мог бы быть свободен. А пока что, раз ты нанялся, то будь любезен исполнять то, что тебе велит командир. Воинский отряд тем и отличается от любой банды, что здесь все подчиняются одному военачальнику, а не делают, всяк, что хочет. И существует такое понятие как воинская дисциплина.
Только вот понятие воинской дисциплины не распространялось на язык. И Ртища, возмущённый царящими в отряде порядками, сдерживать его не собирался. Да и кто бы ему запретил. Он, Ртища Дмитриевич Смирнов, младший сын самого Старосты всего Глушанского застянка Дмитрия Семёновича Смирнова, - природный поречный шляхтич из древнего уважаемого рода. А что род его поиздержался за прошедшее время и один из его представителей вынужден наниматься к другому, не менее знатному дворянину, так это ещё не значит, что можно так нагло затыкать ему рот или, что он ничего не понимает в высоком воинском искусстве.
- Поболе иных прочих, - едва слышно раздражённо проворчал он.
- Что? - донеслось с правой стороны.
- Ничего, - сердито покосился Ртища в ту сторону. - Цыц! - едва слышно цыкнул он на разговорившегося что-то пацана. - Приказа открывать рот не было.
- "Вот ещё навязалось убоище мне на шею, - недовольно подумал он, глядя на смущённо втянувшего голову в плечи худенького паренька рядом с собой. - Сунули ему под начало тройку сопляков, таких же, как вот этот, обозвали кнехтами, и отправили вместе с ним в дальний секрет".
Впрочем, Ртища ясно понимал, что был откровенно не прав. Трое приданных под его начало мальчишек, это можно было рассматривать как знак уважения к его профессионализму, чтобы он там себе не говорил. А то, что парней назвали кнехтами, а не новиками, так и что. Род барона Гонзаго был из иностранцев. Хоть и богатых, но иностранцев. То ли испанцев, то ли вообще англов. То ли ещё из кого. Да и о том, как кого называть, Ртища не задумывался. Не его это были люди, так что задумываться о том, как и почему называют людей чуждым именем, ему было всё равно.
Сердце вдруг заныло непонятно с чего, видать от жалости к самому себе и к своей несчастной судьбе, развернувшейся к нему таким задом, и Ртища погрузился в приятные воспоминания.
Плотный сырой туман, в двух шагах, где не было видно ничего, мягко лёг ему на плечи, скрывая все звуки. Заметить что-либо в нём было совершенно невозможно, поэтому можно было пару минут и помечтать, тем не менее, краем уха вслушиваясь в глухие звуки предрассветного тумана.
- "Марфа", - вернулся он мыслями к прошедшим дням в городе.
Худенькая стройная фигурка ничем вроде не примечательной девчонки с окраины человеческого мира, дочка одного из местных богатеев, занимала последние дни все его мысли. Оттого он, наверное, и стал последнее время таким рассеянным, что заработал уже несколько нелицеприятных замечаний от своего нового командира.
- "Нет, зря он дал возможность этому напыщенному индюку барону Гонзаго подловить его на мелочах. Ведь знал же, что будет придираться, знал, но забыл основное правило солдата: "Не перечь командиру, особенно если тот глупый, напыщенный идиот".
Вспоминать о том, что отец всегда ему повторял обязательное продолжение этой мудрости, не хотелось. Тот всегда говорил в таких случаях: "Никогда, никогда не служи под началом дурака. И сам погибнет, и тебя с собой утащит. Дурак на войне - опаснее врага. Дурак начальник - твой враг. А раз выпала такая кручина служить под началом дурака - всеми силами старайся быстрее избавиться от него. Любыми путями! Любыми, вплоть до физического устранения. Помни это сын. Ты у меня хоть и младший, и кроме сабли я не могу тебе ничего дать, но вот эту мудрость я в тебя вколочу, если понадобится, палками. Глядишь, тогда и жив останешься".
Жаль, что он не вспомнил о тех словах отца, когда пришёл наниматься в отряд к барону. Но у него выхода тогда не было, поиздержался в дороге и, особенно на подарки своей девчонке. Но кто ж знал, что, барон окажется такой козёл. Что из всего воинского умения и духа у того за плечами лишь отцовское золото и чрезмерно завышенное самомнение. И о всей воинской науке он знает лишь одно, выражающееся в нескольких словах: "Я начальник - ты дурак. Ты начальник - я дурак". И свято придерживался данного принципа, глядя в рот своим командирам. По отношению, к которым у самого Ртищи давно уже сложилось крайне негативное мнение.
Впрочем, своё собственное мнение он мог засунуть куда угодно. Он был - никто, и звали его - никак. И пока он полностью не вернёт полученный от барона полугодовой аванс жалованья, шесть золотых, безумную по всем раскладам сумму, или не отработает ее, он будет делать то, что ему прикажут.
Мысли, вильнув, снова вернулись к странному беспокоящему его чувству. Что происходит, откуда у него вдруг в груди возникло это странное сосущее чувство беспокойства, он никак не мог понять. Раз появившись, огонёк беспокойства всё больше и больше разгорался и Ртища уже не лежал спокойно, придаваясь своим мыслям, а, подняв над лёжкой голову, тревожно вслушивался в предутреннюю тишину.
- Что? Что, командир? - донёсся справа тихий шёпот кнехта.
- Тс-с-с, - медленно поднял Ртища палец, вслушиваясь в туман.
Что-то там происходило, только вот что - неясно.
- "Какое-то движение, едва заметно сотрясающее почву под ним", - пришло вдруг ясное понимание.
Положив руку на землю, Юрка замер, вслушиваясь в свои чувства.
- Ждать здесь, не двигаться, - едва слышно, вдруг отдал он приказ. - Я быстро. Проверю что и как.
Не двигаться, - ещё более построжев, приказал он замершему в испуге салаге, глядящему на него широко раскрытыми от страха глазами.
"Вот же Бог послал помощничков, - раздражённо подумал он, беззвучно скользнув в туман. - Придётся теперь не только думать о том, как справиться со своей задачей, так ещё и присматривать за сопляками.
И кто таких необученных на войну берёт. Мало того что не знают каким местом хвататься за саблю, так ещё и каждого шороха боятся.
Одно хорошо, - вдруг усмехнулся он. - Двигаются по лесу бесшумно, всё-таки дети лесовиков, а не пахотная шантрапа из деревни. Хоть в этом-то барон Гонзаго оказался не таким дураком, как казался".
Рыцарь замер, настороженно вслушиваясь в туман. Где-то здесь должен был быть выставленный им в сторону ещё один дополнительный секрет. Странно. Не чувствовалось никакого движения. А это для непривычных к неподвижности засад приданных ему пареньков было более чем странно.
Бесплотной тенью, двинувшись вновь, рыцарь замер.
- "Вот, старый выворотень, под которым был секрет. Где парни?"