- Благодарю вас, государь, но - нет.
На улице шел мелкий снег. Несколько минут Шани постоял на ступенях дворца, а затем поправил шляпу и неспешно побрел по главной улице вдоль замерзшего канала. Праздничным утром улицы были полупусты: народ только просыпался, женщины растапливали печи и готовили праздничный завтрак: запеченного гуся и пышный мясной пирог. По льду канала вовсю катались дети на самодельных коньках; их веселый смех и крики разлетались далеко по городу. Дикие утки, прикормившиеся в городе, топали по снегу и вопросительно поглядывали на Шани, рассчитывая на подаяние.
Все это время - серое, заснеженное, тоскливое - он будто бы бежал куда-то, и сейчас, застыв на мосту темным изваянием, Шани вдруг понял, что его бег в никуда от самого себя прекращен, и пустота, от которой он пытался спастись в отчаянном загуле, наконец-то догнала его и заполнила.
Шани опустил руку в карман плаща и извлек передатчик. Маленький, тонкий, он был совершенно чужим в этом мире; Шани на миг задумался о том, не снится ли ему этот предмет - с трудом верилось, что где-то есть Земля, город Ленинград и единственный родной человек, когда-то давно отвернувшийся от него. Шани посмотрел по сторонам - владелец небольшого, но вполне приличного кафе "Двойная корона" уже открывал ставни своего заведения. А "Двойная корона" славилась еще и тем, что в ней, помимо общего зала, были еще и отдельные кабинеты для гостей - именно поэтому Шани подошел к заведению и для затравки протянул владельцу серебряную монету с гордым государевым профилем:
- Бокал бодрящего, - приказал Шани. - И не соваться ко мне.
- Разумеется, господин Торн, - хозяин с достоинством кивнул и проводил Шани внутрь.
Потом, устроившись за столом в небольшом, но уютном кабинете и попивая горькую марву, которая обжигала рот, но проясняла разум, Шани внимательно рассматривал передатчик и думал о том, что прежде недостижимая Земля лежит сейчас прямо перед ним, на деревянном столе, а потом резко выдохнул и активировал передатчик, осторожно надавив мизинцем на единственную овальную кнопку.
Некоторое время ничего не происходило, и Шани успел было подумать, что хрупкая техника давным-давно успела сломаться. Но передатчик мигнул зеленым огоньком, и в кабинете прозвучал мужской голос, говоривший по-русски:
- Говорит Земля, Гармония. Прием.
Шани закрыл глаза. Пусть и через двадцать лет, но отцовский голос он узнал прекрасно - точно такой же, как тот, что звучал в глубинах его памяти: хорошо поставленный, ровный и жестокий.
- Говорит Дея, Аальхарн, - хрипло ответил Шани. - Слушаю вас.
- Кто вы? - требовательно произнес Максим Торнвальд и приказал: - Немедленно назовитесь!
Шани молчал. Ему очень хотелось протянуть руку и отключить передатчик, но он продолжал сидеть неподвижно, и зеленый огонек горел по-прежнему спокойно и ровно.
- Назовитесь, - повторил Максим Торнвальд.
Шани чувствовал, как боль, которая копилась в нем все эти годы, пульсирует в груди, прорываясь наружу. И когда он сказал:
- Меня зовут Александр Максимович Торнвальд, - то на мгновение у него потемнело в глазах. Тихий зеленый огонек - маячок реальности - вытянул его из полуобморочного состояния; Шани тряхнул головой и добавил: - Сослан на Аальхарн за тройное убийство. Назовитесь.
- Саша? - донеслось из передатчика. Странно звучал здесь этот голос - через сотни световых лет и через годы отчаяния; Шани закрыл глаза. - Саша, это ты?
- Да, это я, - произнес Шани. - Кто вы?
- Максим Торнвальд, - сбивчиво произнес голос.
- Привет, отец, - сказал Шани. - Что нового на Земле?
- Сашка…, - промолвил Максим испуганно и как-то растерянно, словно не ожидал когда-нибудь услышать этот голос. - Да все у нас хорошо. Ты-то как?
- Жив, - коротко произнес Шани. Он совершенно не знал, о чем можно говорить с этим далеким и, по большому счету, посторонним человеком и важно ли для него вообще все то, что Шани может сейчас сказать. - Недавно чуть не умер от болезни Траубера. Не женат. Без детей.
- Постой-постой, подожди, - перебил его Максим. - Ты сказал - болезнь Траубера? Это же смертельно…
- Смертельно. Но Кольцов сумел создать биоблокаду.
- Кольцов… - повторил Максим и вдруг резко, словно боялся, что его перебьют, выпалил: - Сашка, прости меня.
Шани подумал, что всю свою жизнь прожил в ожидании этих слов, прекрасно понимая, что они никогда не будут сказаны. И вот теперь надо же, услышал… Дожил, дождался. И абсолютно ничего не изменилось, и мир не рухнул - за мутным стеклом маленького окошка все тот же праздничный город и по-прежнему кружится легкий снег. Он устало потер виски и произнес:
- Отец, ты опоздал на двадцать лет. Сейчас это уже не имеет значения.
- Не имеет, - эхом откликнулся Максим, но тотчас же произнес: - Для тебя, возможно, нет. Но для меня важно знать, что ты больше не ненавидишь меня. У нас ведь нет никого ближе друг друга.
Он был прав, однако его правота теперь странным образом не имела значения. Шани вдруг обнаружил, что не испытывает никаких чувств по отношению к этому человеку. Обида, горечь, растерянность - все это осталось далеко-далеко в прошлом и утратило всяческий смысл для него нынешнего. Пустота, заполнившая Шани, была глухой и темной. Все кругом казалось ему беспросветным - казалось, будто кто-то протянул руку и выключил всю радость в мире. Свет погас, и стало совсем темно: не осталось даже памяти о зеленой листве лесов, о весенних разливах рек, о любви и дружбе… Не осталось ничего, кроме зимы, и трудно было поверить, что в мире случается что-то, кроме нее.
- Я тебя вытащу оттуда, - твердо заявил Максим, не оставляя возможности для возражений. - Разверну на орбите станцию и открою микро-Туннель - возьмет только тебя.
- Так сейчас делают? - спросил Шани, просто для того, чтобы показать реакцию на сказанное. Заберет, не заберет - какое это имеет значение…
- Так уже давно делают, - сказал Максим. - Через неделю все будет готово, ты просто включишь передатчик и подашь сигнал. Чем ты занимался… занимаешься на Дее?
- Работал в инквизиции, - вздохнул Шани. - Сейчас пью. Послушай, Максим, недели мне мало. Нужно закончить тут кое-какие дела… в общем, дай мне десять дней.
- Ладно, - согласился Максим, едва слышно вздохнув. Чего он ожидал, интересно, что Шани будет называть его папой? Ну-ну. - Пока подготовлю тебе документы.
- Хорошо, - сказал Шани и, протянув руку, выключил передатчик - прощаться он не счел нужным.
Потом он вышел из кабинета и попросил у хозяина завтрак посытнее, а также чернильницу и лист бумаги.
Посыльный, который вскоре побежал с этим листом во дворец - "Государю, лично, как можно скорее" - прочел в нем только одно слово: "Да".
- Сучка, - сказал Крунч Вальчик, шеф-инквизитор, страх и гроза еретиков и колдунов по всему Аальхарну, и ударил в висок молодую ведьму. Хорошо ударил, крепко, хотя и не до смерти: та сразу же обмякла и повисла на державших ее веревках. Забава только начиналась. - Дрянь.
Дряни по метрике уже исполнилось четырнадцать, но выглядела она совсем еще ребенком: черты лица пока сохраняли детскую припухлость, а волосы были мягкими и белыми, не успели потемнеть и загрубеть. Девчонку приволокли из предместья по какому-то пустячному обвинению, и шеф-инквизитор незамедлительно взял ее в оборот - ему нравились именно такие, юные, свежие и напуганные до смерти, и он упивался их ужасом до головокружения, высасывая его до дна, словно драгоценное вино… Вальчик сунулся было в заветный ящичек с инструментами, чтобы продолжить работу с ведьмой, но в этот момент дверь открылась, и в допросную вошла целая процессия. Особенно Вальчику не понравилось то, что были в ней государь Луш собственной персоной и разжалованный из инквизиции еретик Шани Торн. Ох, как Вальчик его ненавидел! Растянул бы собственноручно на дыбе да показал бы, что почем на белом свете… Впрочем, сейчас Торн выглядел так, словно это он тут будет растягивать да показывать - очень уж нехорошее у него было лицо. Государь с охранцами прошел к дыбе и похлопал девчонку по щекам, приводя в сознание. Та застонала, по ее лицу потекли слезы.
- Не надо, - прошептала она. - Пожалуйста, не надо…
- Господин Торн, - произнес государь, и в его голосе прозвучало неподдельное сочувствие, - опознайте потерпевшую.
Шани подошел к дыбе и внимательно всмотрелся в лицо юной ведьмы. Вальчик почувствовал, что по его позвоночнику прокатилась капля пота. Тем временем Шани взял со столика с использованными инструментами окровавленную "розу" (вставить в нужное отверстие, раскрутить и инструмент раскроется, увеличиваясь в размере раза в три), взвесил ее на ладони, а потом внезапно так засадил Вальчику кулаком в нос, что отдалось по всей допросной.
- Ах ты ублюдок! - взревел Торн некормленым медоедом. - Убью, тварь!
Шеф-инквизитор рухнул на пол, а охранцы кинулись оттаскивать Шани, который, вошедши в раж, добивал Вальчика ногами.
- Паскуда! Сукин сын! Пустите, убью!
С превеликим трудом Торна оттащили, и он кинулся снимать девчонку с дыбы. Та бормотала что-то неразборчивое - видимо, умоляла больше ее не мучить. Государь скинул плащ и набросил на ведьму; зажимая разбитый нос, Вальчик понял, что пропал. Тем временем Шани подхватил девчонку на руки и промолвил:
- Таша, милая… Таша, это я, Шани. Ты меня узнаешь?
Прильнув к груди Шани, ведьма пролепетала что-то жалобное и умолкла, вероятно потеряв сознание. Да кто же она, терялся в догадках Вальчик. Родня Торну? Во-первых, откуда у него родня, у байстрюка, а во-вторых, да хоть бы и так - какая разница? Ведьмачье семя, раздавить и выбросить обоих. Или Торн снова в фаворе у государя - тот даже плаща со своего плеча под еретичку не пожалел.
- Таша, девочка…, - приговаривал Шани, гладя девчонку по волосам. - Государь, это моя племянница Таша Балай. Осиротела в прошлом году…
- Что? - воскликнул Вальчик, понимая, что давно пора брать дело в свои руки, чтобы не оказаться там, откуда только что сняли ведьму. - Откуда у тебя племянницы, байстрюк? Или кого попользовал, та и племянница? Государь, не слушайте его!
Луш внимательно посмотрел сперва на Шани, потом на Вальчика, и его взгляд не сулил ничего хорошего. Подбодренный этим взглядом Торн сурово произнес:
- Что касается моей родословной, то семейство Торнов известно в Аальхарне еще со времен Первого Государя. Таша - дочь моей единственной сестры Ирри Торн, в замужестве Балай. А ты - упырь и грязный извращенец, и ответишь за то, что ее покалечил. Государь, я все сказал.
- Идите, господин Торн, - произнес государь, и Шани вместе с девчонкой и двумя охранцами вышел из допросной, задрав нос с видом оскорбленной добродетели. Вальчик запрокинул голову, чтобы остановилась кровь и гнусаво произнес:
- Сир, неужели вы верите во все эти еретические измышления? - разбери Гремучая Бездна этого Торна, похоже, нос придется серьезно лечить. - Девку доставили по обвинению в насылании вредоносной порчи на благородных граждан поселка При. И уж простите меня, но все эти разговоры про родственников Торна - вранье и трижды вранье.
- И об этом поговорим, - заверил его государь. - Но в основном о том, что ты подверг не предусмотренным Положением о наказаниях пыткам благородную гражданку Аальхарна, будучи осведомленным о ее невиновности.
И Вальчик понял, что лично для него все кончено.
Через сутки Крунч Вальчик был освобожден от занимаемой должности и заключен в тюрьму. До открытого суда он не дожил - постарался, кстати, Таракан, вовремя переметнувшийся на сторону победителей в игре против своего хозяина.
Шани Торн вернулся на прежнее место службы в прежнем чине. Столица вздохнула с облегчением.
А Таша Балай осталась вполне довольна вознаграждением, полученным от новоявленного дядюшки. В делах подобного рода Шани никогда не экономил на мелочах.
Глава 15. Костер
- Вставай!
Удар в область печени вырвал Андрея из недолгого сна. Он открыл глаза - над ним обнаружился охранец инквизиционной тюрьмы. После дерзкого и успешного побега Шани (из этой же, кстати, камеры) тюремный караул был изрядно усилен: еще двое мордоворотов стояли за решеткой, небрежно поигрывая дубинками и ожидая сопротивления, которого, впрочем, Андрей не собирался оказывать - после пыток и голода он был слишком слаб.
- Вставай, еретик! Ишь, развалился.
Андрей со вздохом поднялся с лежака, ежась от холода. Если не костер, то пневмония, подумалось ему, но от пневмонии хотя бы есть средства… Из соседней камеры уже выводили Нессу, кутавшуюся в рваный платок.
- Давай-давай, падаль, двигай ногами. Его бдительность ждать не будет.
Поднимаясь вслед за охранцами по волглой лестнице, Андрей думал о том, что какие бы повороты ни проходила его судьба, итог все равно был один - зал суда и приговор. И вся жизнь по большому счету помещается в дорогу от тюремной камеры до места казни. Конечно, это все банальная философия, но когда еще ей предаваться? Лучше времени и места, чем дорога в зал пыток, не придумаешь…
Конечно, поначалу Андрей не верил. Обвинения в ереси, в злостном колдовстве, насылании мора на страну - все это выглядело бредом и попросту не могло иметь отношения к реальности. Это было сном. В конце концов, он же лечил всех этих людей, он попросту схватил столицу за шкирку и выволок из отверстой могилы. Но потом его приволокли в допросную и растянули на дыбе, Андрей увидел избитую здоровенными охранцами Нессу, подвешенную к крюкам за большие пальцы рук, а затем в допросную вошел Шани: не земляк, которого Андрей спас от смерти в заснеженном поле и вытаскивал из глубин отчаяния потом, нет - местный шеф-инквизитор, непробиваемо спокойный, циничный и не верящий ни единому слову.
- Я буду задавать тебе вопросы, еретик, - с усталым равнодушием произнес шеф-инквизитор, - и жду самых подробных ответов на них. Твою душу очень трудно спасти, но я постараюсь.
И Андрей понял, что это не сон.
- Гремучая Бездна, Коваш! Да не крутите вы так!
Андрею казалось, что он сходит с ума от боли. Зрение застилало красным, и помещение допросной расплывалось и дробилось на части - Андрей орал во все горло от боли и готов был немедленно сознаться абсолютно во всем - в продаже души Змеедушцу, в ереси, шпионаже в пользу Амье и заморских сулифатов - да хоть в чем, лишь бы боль прекратилась.
- Слабый еретик нынче пошел, - посетовал откуда-то издали Коваш. - Я и болтов завернуть не успел, а он уже скуксился…
- Знаю я, как ты закручиваешь, - из пелены боли выплыла рука с инквизиторским перстнем, державшая флакон нюхательной соли; резкая вонь, прояснила сознание, но боль только усилилась. - Он нужен живым, понимаешь?
- Еще бы не понимать, ваша бдительность, - угрюмо прогудел Коваш. - Я уж стараюсь.
- Старайся, - холодно промолвил Шани и обратился уже к Андрею: - Что, еретик, готов?
- Не надо… - прошептал Андрей. Разбитые губы едва слушались. - Я все скажу…
Но Шани сделал вид, что не услышал, и, повинуясь небрежному жесту его руки, пыточные механизмы снова пришли в движение.
Когда еще размышлять о превратностях судьбы, кроме как по пути на очередной допрос… Несса брела рядом, едва переставляя ноги; по возрасту к ней нельзя применять пытки, но обвинение в наведении мора было достаточно серьезным - и теперь Несса отлично знает, что такое дыба. Андрею стало стыдно и горько.
- Шагай давай, - очередной пинок втолкнул Андрея в допросную. Несса зацепилась за порог и растянулась на полу; Андрей нагнулся было поднять ее, но получил очередной удар. Видно, охранцам просто доставляло удовольствие раздавать на орехи бывшему спасителю.
Вопреки его опасениям, Коваша в допросной не оказалось, и орудия пыток были зачехлены. Шани сидел за столом с довольно угрюмым видом и быстро что-то писал на листе бумаги. Бросив на вошедших взгляд исподлобья, он кивнул в сторону лавки и продолжал писать. Андрей осторожно усадил Нессу на лавку и опустился рядом.
- Завтра начнется открытый процесс, - сообщил Шани, не поднимая головы от своих бумаг. - Он будет проходить в течение трех дней, за это время судьи заслушают показания свидетелей, ознакомятся с протоколами допросов и вынесут приговор вам обоим. Вы оба проявили завидное упорство и не дали признательных показаний во время расследования: на процессе это будет свидетельствовать о вашей невиновности.
"Вот почему он притворялся, что не слышит меня…", - подумал Андрей. Несса всхлипнула - от суда она не ожидала ничего хорошего.
- У вас есть ко мне вопросы? - спросил Шани. Перо в его руке скрипело, покрывая бумагу строчками.
- Да, - ответил Андрей по-русски и осекся: банальное "Как ты мог!" сейчас не имело никакого значения; Андрей помолчал и поправился: - Нет. Вопросов к вашей бдительности не имею.
Несса отрицательно помотала головой. Андрей с горечью посмотрел на нее - пока она с невероятной стойкостью держала себя в руках, но было ясно, что надолго ее не хватит: тогда начнутся истерики и те самые признательные показания, которые упомянул Шани. Господи, устало подумал Андрей, хоть бы выстоять.
Ему было тоскливо и стыдно. Невероятно тоскливо и невероятно стыдно.
- Хорошо, - Шани наконец отложил свое перо и откинулся на спинку стула. - Государственный защитник вам не положен. Можете ли вы перечислить поименно тех, кто может свидетельствовать вашу невиновность либо является вашим смертным врагом и способен оклеветать?
Несса открыла было рот, но Андрей ее перебил:
- Да, могу. Нашу невиновность может засвидетельствовать шеф-инквизитор Шани Торн и государь Луш.
Шани посмотрел на него как на скорбного разумом. Усмехнулся. Андрей подумал, что совсем недавно этот незнакомый человек за столом когда-то был его другом.
- Хорошо, - кивнул Шани и что-то записал на отдельном листке. - Я не могу вам гарантировать защиту со стороны государя, но сам дам наиболее полные свидетельские показания на процессе. Пожелания, жалобы на дурное обращение есть?
- Сами-то как думаете, ваша бдительность? - с максимально доступной язвительностью произнес Андрей и потыкал пальцем в левую скулу, которая вместе со всей щекой составляла сплошной кровоподтек. Шани пожал плечами и черкнул еще несколько слов на листке.
- Значит, жалоб нет… - промолвил он. Гобелен за его спиной, изображавший Страсти Заступниковы, дрогнул, словно кто-то за ним скрывался; Шани покосился в сторону, некоторое время помолчал, а затем торопливо произнес по-русски:
- Андрей Петрович, сейчас я вам ничем не могу помочь. Ваша казнь нужна лично Лушу; если бы процесс вел Вальчик, то вы с Нессой были бы уже мертвы.
- То есть, пытая и допрашивая нас, вы в какой-то мере спасали нам жизнь? - усмехнулся Андрей. Сейчас он уже не верил ничему и пытался просто реагировать на события, не видя в них какой-то подоплеки.
- В какой-то мере да, - кивнул Шани. - Повторюсь, сейчас я ничем не могу помочь вам. Процесс займет три дня, и вы будете признаны виновными по всем предъявленным обвинениям. Однако в ночь перед казнью вам устроят побег из тюрьмы… насколько мне известно, потом вас и Нессу переправят на юг.
Андрей вздрогнул и пристально взглянул в лицо шеф-инквизитора. Побег казался ему чем-то совершенно невероятным, очередной изощренной ловушкой. Однако, Шани выглядел абсолютно искренним.
- Побег? - переспросил Андрей. - Кто же тут настолько смел… или глуп?
Шани улыбнулся.