Они нашли лестницу и поднялись на несколько этажей. Через разбитые окна город уже был хорошо виден.
- Давай посмотрим, что тут есть, - предложила Беретка.
- Половим духов?
- Духа времени… идем сюда, например.
Они вошли в пустой дверной проем, вошли в большой офис. Пластик и гипсовые пластины валялись на полу – скорее, это упал подвесной потолок. Была даже мебель – тоже пластиковая, деформированная, потрескавшаяся. Беретка встала лицом к окну.
- Ну как, ловится?
- Подожди, не отвлекай.
- Тогда я наверх. Будь внимательна, - сказала Келли и вышла.
Беретка осмотрелась. Все кругом было серым. Беретка попыталась сконцентрироваться. Но серый цвет не исчез. Беретка постаралась перестать думать. В голову ничего не приходило. Она снова посмотрела в окно на город. В некоторых местах цвет был, но в основном все было бесцветным. Снова пошел снег, и даль исчезла. Беретка повернулась и пошла к выходу, осмотрела лестницу и пошла наверх.
- Ты где? – крикнула она в пустоту, и ее голос отлетел от стен дребезжащим эхом.
- Я тут, - крикнула Келли, - я тебя слышу. Иди вверх!
Беретка пошла на голос и вышла на крышу. Келли стояла посередине и смотрела в ее сторону.
- Как, почувствовала?
- Я что‑то почувствовала… но что это было, я не очень поняла.
- И все‑таки, что?
- Я пыталась почувствовать твой Полис… ты знаешь, здесь ощущения те же самые. Хотя этот город брошен, а в том есть жизнь. Все как‑то одинаково.
Келли вопросительно посмотрела. Беретка продолжила:
- Я не почувствовала никаких стремлений. Люди со стремлениями обустраивают жизнь как‑то иначе.
- А все‑таки, что ты… выяснила? Может, мысли какие появились?
- Я почувствовала. Ничего. Не то что я ничего не почувствовала, а именно чувство пустоты. Шум…Только шум… Бессмысленный шум… Смыслов нет… Пустота. Пустота стала сутью города до того, как он был брошен. Жизнь ушла отсюда раньше, чем он был брошен. Жизнь уходила отсюда постепенно. Они ничего не хотели. Они никуда и ни к чему не стремились.
- Может, какая‑нибудь религия пустоты?
- Скорее, пустота без религии. Я не чувствую чего‑то такого, особенного. Я вижу пустоту. Я чувствую пустоту. И если говорить о духе времени – я не чувствую ничего, кроме пустоты.
- Конечно, может быть, что ты что‑то не можешь уловить. Но я тоже ничего не чувствую. Да, пустота есть. Но больше ничего нет. Ты же любишь фантазировать… Ты могла просто придумать свои чувства.
- Нет, даже логически… что могло быть столь интересного в этом офисе, где я была? Какие интересные дела там творились? Да ничего там не могло быть интересного. Унылые пластиковые дела… Я поняла. Это не просто брошенный город. Это твой Полис.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Эти два города не отличаются по духу. Что такого ценного можно хранить в пластиковых папках?
Они поднялись на крышу.
- Смотри, храм! – сказала Беретка, - наверно, там центр.
- Этот храм называется собором. Да, идем туда.
Они спустились и пошли в том направлении, где находился невидимый снизу собор. Они снова шли молча, по разным сторонам улицы, внимательно осматривая пустые окна. Вдруг Келли встала и жестом подозвала Беретку.
- Там был человек. Я точно видела человека, - Келли показала рукой вдаль.
Беретка присмотрелась. Человек стоял далеко, но смотрел в их направлении. Потом он повернулся и пошел прочь.
- Давай не будет ускорять движение. – сказала Беретка, - Мне жутко интересно, что он делает в этом городе на таком холоде. Сохраняй темп, не ускоряйся.
- Ты боишься его напугать?
- Да. А если он нас куда‑то хочет привести, то он будет показываться.
Человек то показывался, то исчезал. Собор фрагментарно то показывался, то исчезал между домами.
- Похоже, он ведет нас к собору.
- А мы к нему и собирались пройти.
Человек исчез. Они шли в том направлении, где он исчез. Они вышли на площадь, на которой возвышался собор. Беретке показалось, что собор не просто возвышался на площади, ей показалось, что он возвышался над площадью. В отличие от домов вокруг, в соборе даже оставалось несколько целых стекол. Человек мелькнул в дверях собора и исчез. Беретка и Келли медленно пошли в его направлении. Они разошлись подальше и приближались к воротам таким развернутым порядком. До ворот оставалась два десятка шагов, когда человек выскочил из ворот и встал, пристально глядя на них.
---
Человек был весь замотан в какие‑то тряпки, перепачканные грязью и углем, и оттого даже изначальный цвет того, что когда‑то было одеждой, было не узнать. Волосы его были всклочены и свалялись, так же, как и борода. А взгляд был совершенно диким, что вместе с выпученными глазами создавало крайне отталкивающее впечатление.
- Кто вы? Люди? Демоны? Боги?
Беретка и Келли промолчали.
- А… Все равно я вас не боюсь! Вы уже убили меня. Мне нечего бояться, кем бы вы ни были.
- Мы богини, - выдавила улыбку Келли и, поморщившись от запаха, закрыв нос перчаткой, добавила, - добрые.
- Ха, - ответил человек, - вы врете. Добрых богинь не бывает, и вы это знаете.
- Кто вы и что здесь делаете? – спросила Беретка.
- Я – дух этого города! Я мертвый и бездуховный! Но зато я знаю все! Душа города родилась, выстроила себе зримое тело – город, и отлетела в иные миры. Я вместо нее!
- Что вы знаете?
- Пойдемте, я покажу вам все! – человек встал, увлекая их в сторону дверей собора.
- Я пойду, ты спрячься и смотри, - сказала Беретка.
- Это ненормальный! А у любопытства должны быть пределы! – прошипела Келли.
- Мы тоже ненормальные. Я буду осторожна.
- Если что – стреляй не думая.
- Конечно, - уверенно сказала Беретка.
- Чего вы ждете? – спросил человек, - идемте! И мне можно верить. Я – последний человек города, а как гласит текст, последний не хочет больше жить. Верьте!
- Келли, дай мне беретту… в помещении она будет поудобней.
Девушки обменялись оружием, Беретка медленно, очень медленно пошла к воротам собора, а Келли стала столь же медленно от ворот отдаляться, постоянно оглядываясь.
- Год за годом я настраивал свой мозг – и я разрушил свой мозг. Мой мозг давно разрушен, я – просто приемник, я принимаю передачи, и я рассказываю! Боль осознания ужаса космоса терзает мой мозг – год за годом…
Беретка вошла вовнутрь, сохраняя дистанцию. Размах пространства заставил ее глаза расшириться. Стены не чувствовались, чувствовалась высота. И держалась эта высота на колоннах. Все пространство, все колонны были расчерчены знаками, пентаграммами, множественными окружностями… Все это было нарисовано углем. Некоторые знаки были перечеркнуты жирными крестами, некоторые даже чуть ли не заштрихованы таким образом.
- После того, как вы впускаете внешний космос в свой мозг, ваша голова начинает болеть… Очень болеть. Потому что такой большой космос слишком велик для такой маленькой человеческой мозговой коробки… Он просто больше. Он распирает ее изнутри, и это боль.
На полу собора была выстроена непонятная конструкция из трех кругов кирпичей – с воротами и башенками. В центре кирпичи стояли вертикально. Во втором ряду они стояли горизонтально. В третьем они лежали, так что каждый центральный круг был выше внешнего. Между центральным и вторым от центра рядами сидели четыре куклы. Человек побежал вперед, вглубь, и встал за этим сооружением. На лице его снова была улыбка:
- Четыре куколки катались на колесе самсары… – лицо его мгновенно изменилось на отчаяние, - да вот кого‑то раздавили ненарочно!
Человек огляделся, посмотрел вверх и заговорил торжественно:
- Это – главный храм! Потому что только он полный – только он охватывает все! – сказал человек торжественно, как мог. - Этот собор есть окаменевшая математика. Вы чувствуете числа? Их силу?
- Мне кажется… Собор является… музыкой, - сказал Беретка, не спуская глаз с человека, но боковым зрением пытаясь посмотреть вокруг.
- Кто говорит за вас? Это не вы говорите… – он засмеялся. От состояния истеричного страха к состоянию презрительного смеха он переходил мгновенно.
Беретка сосредоточилась и промолчала. А человек продолжил:
- Вы пришли за душой города. Я не помню, чтобы это город был не мертв, даже пока он был жив. Когда они выселяли город, я остался тут. Зачем мертвому человеку переезжать из города в город? Это абсурд! А люди говорили – нет, мы живые… Как мертвые могут переехать в живой город? Я остался тут, потому что хотел проникнуться знанием и прийти к людям. Вы можете смеяться – прийти к людям. Вот оно, - он обвел рукой исписанные стены, - это знание, мне нечего сказать людям, мне незачем идти к мертвым. Меня два раза ловили, а я возвращался сюда. Они все равно не слышат ничего из того, что я им говорю… но они не просто не слышат! Им незачем это слышать.
Человек закинул голову и посмотрел вверх. Тишина продолжалась минуту.
- Не–е-ет! Сумерки богов! Боги не умирают… Умирают люди, умирают города, умирают народы и континенты… И тогда, умирая, люди думают, что умирают боги! А в это время боги пьют сому в воздушных замках и не думают о людях… они не думают об обреченных. О тех, кого они обрекли сами.
У древних орков были заградотряды. Чтобы солдаты шли в наступления, за их спиной ставили пулемет, и тех, кто отступал, расстреливали. Боги – это тот же заградотряд. Они гонят человечество в атаку на хаос, а тех, кто не наступает, уничтожают. Потом они перестраивают оставшихся, и снова гонят в атаку. А куда бежать? Кроме богов, людей и хаоса ничего нет!
- Но это и есть процесс торжества жизни. Зачем бежать, когда нужно наступать? – тихо сказала Беретка.
- У богов есть отвращение лица и протягивание руки. Кто‑нибудь видел, чтобы боги протягивали руку? Вот он, город отвращенного лица! А где город протянутой руки?
Четыре слова были написаны на каждой из четырех стен.
- Смотрите – Абсолют, напротив – хаос, по сторонам – боги и демоны.
Человек быстро отскочил в сторону, указывая на небольшую открытую дверь, за которой виднелась лестница.
- Идемте, дальше и выше здесь! Боги умерли, ха! Да боги сколько угодно могут умирать и воскресать. Боги смеются? Боги не смеются. Нет, это я смеюсь. Нет, я чувствую, им не смешно. Им все равно.
Человек взбежал по винтовой лестнице. Беретка медленно следовала за ним. На небольшой площадке были снова написаны четыре слова, точно так, как внизу – на противоположных стенах.
- Смотрите – боги, напротив – демоны, по сторонам – просветление и невежество.
Человек двинулся выше.
- В детстве мне говорили, что я – бог. Мне лгали. Богочеловек! Богочеловечество! Ложь. Бог любит вас! Ха! Любит ли фермер своих овец? Да, он о них заботится. Но он же их и режет. Если фермер не будет резать овец, в овцах не будет смысла, и их вид вообще исчезнет. Я читал умные книги… Животные для человека – это инструмент. Люди для богов – это тоже инструмент. Добрый фермер не допускает лишних страданий своих овец. Боги тоже не допускают лишних страданий. Фермер добрый, пастырь добрый… расскажите о нем паршивой овце!
Они поднялись на последнюю площадку, откуда пути наверх уже не было. И снова четыре слова были написаны в той же манере.
- Смотрите – просветление, напротив – невежество, по сторонам – страдание и иллюзии. Три больше одного! Мир не сходится!
- Страдание может быть любовью, а иллюзии могут быть прекрасными, – сказала сконцентрированная на его движениях, и потому несколько растерянная Беретка, - Все может иметь божественную природу. Сходится.
- Сходится… да… Я сказал правду! Я свободен! Боги освободили меня!
Бешеная улыбка исказила его лицо. Человек вскочил на подоконник, сделал громыхающий шаг на жестяной козырек и с воплем бросился вниз. Беретка открыла рот, и чисто инстинктивно побежала вниз по гудящей под ногами лестнице. Она вылетела из ворот и проскользила по снегу. Келли в той же манере скользила навстречу – с автоматом наперевес.
Человек лежал на спине и еще дергался. Во рту булькала кровь.
- Ему осталось минут десять, - сказала Келли, - перелом основания черепа.
- Не люблю лишних страданий, - Беретка сняла с плеча беретту.
- Не надо, - Келли вытянула руку, отстраняя Беретку, - он не страдает, он без сознания. Тем более выстрел услышит Полицейский, а он и так на грани нервного срыва. Нам ведь не нужны лишние страдания?
- Он не просто неверно истолковал… нарисовал абсолют внизу… Нарисовал бы сверху – вышел бы из дверей, - пробормотала Беретка.
- Ты что‑то сказала, - спросила Келли.
- Да нет, уже ничего.
Они прошли квартал, не оборачиваясь. И Келли спросила:
- А что произошло?
- Он просто выпрыгнул в окно, - ровно сказала Беретка.
- Что ты ему такого сказала?
- Что и страдания, и иллюзии могут иметь божественную природу.
- И он после этого прыгнул?
- Да, прыгнул.
- Понятно…
Преподобный. Февраль
По улицам полиса текли первые ручьи. На Беретке была зеленая кожаная куртка, средней длины, приталенная, с таким же зеленым пояском. Когда Беретка покупала эту куртку, она долго думала, почему кожа зеленая. Но понимая, что кожаные куртки обычно черные, она решила, что зеленая сделана как раз для нее. Эту куртку она одевала на выезды по работе, и относилась к ней как к вещи чисто практической. Естественно, куртка была вполне выходной. Обычно Беретка предпочитала что‑нибудь из ткани. Но на этот раз она долго думала, и надела куртку. Келли надела теплое фиолетовое платье и черный плащ со своими черными сапогами на шнуровке. Они шли по бульвару и, постоянно останавливаясь, непрерывно болтали.
На этот раз они остановились рядом со столиками кафе, размещенными прямо на улице за низким декоративным заборчиком. Машина остановилась в двадцати шагах. Из нее очень быстро появился человек и пошел прямо к ним. Это был аккуратно, даже прилизанно одетый не то что старичок… хотя старичком его можно было назвать, возраст его был скорее неопределенным.
И Келли, и Беретка почувствовали движение, одновременно повернулись и сразу узнали этого человека – это был тот самый Преподобный из телевизора.
Человек и тогда не понравился ни Беретке, ни Келли. И сейчас он не нравился им определенно.
- Вы извините, я только хочу немного поговорить с вами, - сказал он
- У меня предчувствие, что этот разговор плохо кончится, - сказала Келли. Не кому‑то, а просто и тихо.
- Как он может плохо кончиться, - сказал Проповедник, - я займу совсем немного вашего времени.
- Что же с вами делать… Мы бы не хотели… – сказала Беретка.
- Я вам писал, я очень давно хотел встретиться и поговорить. Поймите, для меня это очень важно… Давайте присядем, - сказал Преподобный.
Проповедник сел в пластиковое кресло. Келли встала впереди него, около столика, а Беретка, подсознательно не желая смотреть на него, встала слева от кресла.
- Я хочу, чтобы вы раскрыли мне мою внутреннюю сущность.
Беретка и Келли промолчали.
- Зачем? Мои дела пойдут успешнее, если я буду ее знать. Можно назвать это ритуалом… Вы очень красивы и обладаете сакральными возможностями. Вы можете провести ритуал выявления сущности.
- Никогда не слышала о таком ритуале, - сказала Келли.
- И что за сакральные возможности? Я ничего не знаю, - в тон сказала Беретка.
- Его смысл состоит в том, чтобы открыть истинную сущность человека… Правду о человеке.
- На самом деле… может, вас интересует, почему красивые люди не присоединяются к вашей группе… к вашей религии, - сказала Келли.
- Мы – прекрасны, мы – правильны, мы – совершенны. И мы не собираемся и не собирались присоединяться к вашей группе. Почему? Именно в силу нашей сущности. Мы – противоположны. – сказала Беретка.
- Вы знаете… и это тоже. Да, да, да, это именно близко. В силу вашей сущности…
- Но мы не знаем ничего про этот ритуал, - сказала Беретка.
- А вы просто говорите… Говорите, не задумываясь, - сказал Преподобный.
- И что говорить? Я не знаю.
- Говорите правду, - сказал Преподобный.
- Мы не хотим вас как‑то оскорбить. Оскорбления увеличивают число страданий в этом мире. Но вы ведь хотите правды? По–моему, она вам противопоказана. Весь этот мир построен на лжи, и он пока еще существует. Стоит ли что‑то менять? Надо ли ремонтировать то, что не сломалось? – сказала Келли.
- Вы замечательно говорите, - сказал Преподобный, - продолжайте.
- Мы получали ваши приглашения… Но что мы могли ответить – сказала Келли, - сущности людей различны. Кто‑то создан для того, чтобы ему поклонялись, кто‑то создан, чтобы кому‑то поклоняться. – заговорила Келли, - Я иногда, совершенно случайно, слышала ваши выступления по телевизору. Я не понимала, о чем вы вообще говорили. Я не понимала даже смысла слов, которые вы говорили.
---
- Бог… – сказал Проповедник
- Боги… – сказала Беретка
- Давайте лучше божественное начало? – сказала Келли
- Давайте. – согласился Проповедник.
- С другой стороны, Абсолют можно просто называть богом… – вставила Беретка.
- Так мы совсем запутаемся, - сказала Келли.
- В уродливом нет божественного начала, - начала Беретка, - Две руки, две ноги – это не божественность. Божественное начало не создает уродства. Да, некоторые создания могут показаться уродливыми… Но если к ним приглядеться, то они исправно выполняют свои функции, и их видимое уродство функционально. Они уродливы – но только относительно людей. А это не считается.
- Почему не считается?
- Потому что мир не антропоцентричен. Он богоцентричен.
- Планета создана богом из хаоса. – медленно продолжила Беретка, - планета прекрасна. Бог не создает уродливых созданий, бог не создает калек. Потому что ему это просто не нужно. Такой ошибочный вывод возникает, когда все сущее отождествляется с богом. На самом деле божественное пробивается через хаос, и потому иногда уродливые создания рождаются. Этим созданиям просто не хватает божественного. Как некоторым растениям не хватает солнечного света.
- Жесткой системы нет. – продолжила Келли, - Но система все‑таки есть. Уродства возникают за преступления перед божественной природой, причем совершать их нужно в течение многих поколений. Нужны поколения на пути просветления, чтобы создать прекрасный человеческий экземпляр. Меня, например. И нужны поколения в невежестве, чтобы создать уродливое существо. Путь просветления требует тысяч поколений. В невежестве достаточно единиц.
- Я не знаю, что говорить, - сказала Келли, - давайте я просто расскажу вам сказку. Я думаю, она имеет некоторое отношение к вашим вопросам.
- Сказка о пророке
И Келли начала: