В древние времена, в одной стране объявился человек. Этот человек считал себя пророком и учителем истины. Он ходил по городам и проповедовал свои идеи. Он был уродлив, он имел разные ноги, он был непропорционален, он был малорослым, он был слаб, речь его была шепелявой, у него случались приступы ярости и меланхолии – тогда, когда с ним не случались приступы эпилепсии. Он с остервенением, ломая щетки, чистил зубы, но изо рта у него все равно воняло, поскольку все нутро его было гнилым.
И что он проповедовал? Он проповедовал, что этот мир безобразен, что этот мир создан для издевательств над людьми, что материальная сторона этой вселенной захватила человеческие души и издевается над ними.
Он говорил, что уродливое по сути прекрасно, потому что отражает внутреннюю сущность, а прекрасное по сути уродливо, потому как этой внутренней сущности не отражает.
Он учил, что за любой красотой скрывается уродство, и только поклоняясь истинному уродству – о себе он определенно не забывал - можно приблизиться к реальности, тем самым высвободив человеческие души.
Он говорил, что суть жизни есть страдание. И причинение страданий помогает понять суть страданий, что нужно для избавления от них.
Он учил, что нужно убивать в себе желания, что в этом мире страдания, кроме страдания, получить ничего нельзя, что нужно думать не об этом мире, а о лучших мирах, в которых обитают освобожденные души.
Он учил, что телесная оболочка есть зло, но самоубийство – не выход, потому что физическая оболочка тела должна быть уничтожена постепенно и сознательно, чтобы избежать нового перерождения в подобной оболочке.
Он учил, что этот мир – зловещая иллюзия, и только другие миры истинны и показывают душу человека в истинной красоте.
Он проповедовал, что только пустота есть содержание этого мира, что неделание есть путь, что страдание есть средство освобождения.
По сути, он клеветал на божественное мироустройство, или, проще, на наш прекрасный мир.
Его проповеди даже имели определенный успех. Толпы никчемных, бездарных, некрасивых людей следовали за ним и прославляли его. Да, иногда в него кидали камнями – но это было редко. Основной массе людей было все равно, что он говорит.
Боги отнеслись к этому явлению спокойно – они‑то знали, что этот мир настолько прекрасен, что его нельзя оклеветать.
Однажды, когда он традиционно проповедовал на базарной площади около храма, к храму подошла Прекрасная Принцесса – она училась у одного из жрецов. Она действительно была прекрасна – ее род был молодой и еще не выродился на династических браках.
Принцесса была… Э–э-э… – Келли посмотрела по сторонам, и взгляд ее остановился на Красной Беретке, - высокой зеленоглазой блондинкой с длинными распущенными волосами. Она была одета в белое с серебряной вышивкой платье–тунику из прозрачной газовой ткани, сложенной в несколько раз там, где не нужно было показывать лишнего. По длине платье было чуть ниже попы, чуть подлиннее, насколько это было возможно. Платье было перепоясано белым кожаным ремешком с серебряными вставками, и на этом ремешке в прозрачном чехольчике серебряного плетения висел розовый телефончик–раскладушка. На голове Прекрасной Принцессы был кусок прозрачной ткани под цвет платья–туники, поверх которого была корона, выполненная в виде серебряной кобры, обвивавшей голову два раза и впереди поднимающейся в устрашающей позе. А на ногах у нее были высокие открытые сандалии, тоже белые с серебряными застежками.
Она послушала проповедника и сказала жрецу:
Я понимаю, что боги давно отвернулись от этого человекоподобного убожества и им все равно. Я знаю, что людям тоже все равно, они понимают, что красоту мира нельзя оклеветать, и потому смотрят на него сквозь пальцы. Я знаю, что он не нарушает законов, так как не называет имен и не входит на запретные для него территории.
Мне самой глубоко все равно, что он клевещет на красоту – хотя я прекрасна, и это есть истина. Я больше чем верю, я это знаю, и никакие слова не смогут поколебать моей уверенности и никакие слова не смогут оскорбить моей красоты. Все проще. Есть еще одно "но". Этот материальный мир иногда нужно приводить в порядок. Мы, правители и жрецы, должны поддерживать доверенный нам богами мир в чистоте и гармонии, мы должны следовать путем просветления. Мы должны творчески относиться к процессу. И потому я хочу посмотреть на вашу способность выявлять истинные сущности… На этом конкретном примере. Вы учите меня раскрытию истинной сущности человеческих и божественных миров. И мне, и вам известна сущность этого. Но сегодня мне было бы приятно увидеть истинную сущность именно этого человека.
Проповедника поймали, содрали с него кожу, кожу набили соломой, заштопали грубыми нитками и вывесили это на базарной площади, где он только что проповедовал.
Прекрасная Принцесса подошла посмотреть. А народ все шел и шел.
- Я попробую догадаться, - сказала Прекрасная Принцесса и задумалась, - да, точно, он изображает модель его собственного мира.
- Мы старались. – сказал жрец.
- Я знаю, что это значит, - сказала принцесса, - это выражение его сущности: уродливое снаружи и пустое внутри. Солома как символ пустоты. Он висит на базарной площади, потому что это именно его место, и лучшего у него не было и не могло быть. И действительно… какое совершенство формы при полной пустоте содержания.
- Да, такого успеха у него еще не было. Столько народа он еще не собирал, - тихо сказала Принцесса, - вот что значит открыть свою истинную сущность. И вся истинная сущность – пустота в уродливой кожаной оболочке. И никаких страданий. И никакого "мира, созданного для страданий".
---
Возникла пауза. Преподобный задумался, и его взгляд стал каким‑то отстраненным. Беретка вздохнула и начала.
- Смотрите. Я – прекрасна. Я красива и я совершенна. Вот Келли. Она красива, она совершенна и достойна божественного поклонения. Теперь обратите ваш взгляд на себя. Вы определенно некрасивы. Вы не то что далеки от совершенства… в вас нет ничего, что можно было бы назвать элементом совершенства. Мы с Келли божественны – но в вас нет ничего божественного.
Чтобы получился такой экземпляр как вы – да, нужно много поколений невежества, много поколений сознательного нарушения божественных законов, чтобы получить настолько уродливый экземпляр.
Мы, как сущности божественные, не видим в вас ничего божественного. И что вы спрашиваете? Вы всегда знали свою внутреннюю сущность. Вы проповедуете какие‑то истины. Хотя вы прекрасно знаете, что истина – это истина красоты, истина совершенства, истина здоровья. Истина – это то, чего нет у вас.
Вы могли бы стать монахом и биться лбом об пол, или бить бубном о свой деформированный череп. Но нет – вы собрали толпу столь же несчастных калек, как вы сами, и стали самоутверждаться и самокомпенсироваться за их счет. Сейчас я скажу, почему вашему самоутверждению приходит конец. А заодно и вашей компенсации, и, по сути, тому, что можно назвать вашей жизнью.
Беретка сняла беретку и начала, не прекращая говорить, рассматривать брошку.
- Вглядитесь в себя. Смотрите внутрь. Ваша внешняя оболочка соответствует вашему внутреннему содержимому. Вы уродливы внешне и вы уродливы внутри. Вы знаете, что когда вы говорите ваши проповеди, вы получаете некоторое чувство компенсации. Но вы не получаете полной компенсации и вы не получите ее никогда. Вы выложили все свои идеи привлечения ваших поклонников. Если бы у вас были еще идеи – вы бы не стали обращаться к нам. Значит, у вас больше нет идей. Значит, вы находитесь на вершине своей славы. Значит, подниматься вам больше некуда. Значит – только вниз. Чувство компенсации будет слабеть. Вы не будете больше здоровым даже в той минимальной степени, в которой были раньше. Истинная сущность будет напоминать о себе все сильнее. Это истина, и…
Келли видела, что все произошло в ничтожную долю секунды. Это было мгновенье, ускоренное и замедленное одновременно. Проповедник вытащил браунинг правой рукой. Келли рванулась вперед. Она могла перехватить его руку почти в любой траектории. Почти в любой, но на эту она не рассчитывала. Проповедник быстро вставил пистолет себе в рот и выстрелил. Мозги брызнули фонтаном из левой части его черепа, именно туда, где стояла Беретка. Келли мгновенно расслабилась в полете и рухнула на четвереньки.
Никто не мог пошевелиться. Из кафе выбежал человек, вероятно, его хозяин, и встал, тоже открыв рот. Через бульвар бежал полицейский, на ходу доставая пистолет из кобуры. Келли медленно встала. Беретка не шевелилась и даже не закрыла рта. Проповедник так и остался сидеть в кресле с растерянно–удивленным выражением лица.
---
- Что это? – воскликнул полицейский.
- Это преподобный проповедник, - ошарашенно сказал владелец кафе, - в моем кафе!
Полицейский двинулся к трупу, вокруг которого медленно натекала лужа крови.
- Не поскользнитесь на этом… преподобном, - сказала Келли, перебегая взглядом то на кровь, то на полицейского, то на труп, то на стоящую в оцепенении Беретку, то на свои порванные на коленях чулки.
- Преподобные мозги! Он вынес себе мозги, - удивленно протянул полицейский, инстинктивно пытаясь засунуть пистолет в кобуру и промахиваясь.
- Да, этот преподобный идиот вышиб их себе в моем кафе…
- Я вся в этом преподобном дерьме! - очнувшись, закричала Красная Беретка
- Нам нужна помощь! – закричала Келли прямо в лицо полицейскому, и, схватив Беретку, потащила ее в кафе, - где вода!
---
- Я не то что напугалась… Это было скорее неожиданно. – Беретка пару раз двинула всем телом, с ногами устраиваясь на подушках в углу дивана. – И закричала я больше от удивления. А ведь мы же знали, что такое может произойти. Психотерапевт рассказывал. Но мы увлеклись…
- Не–е, - Келли протянула и сделала паузу, - не, такого не предусмотришь. Тем более что мы не психотерапевты по спасению человечества. В том числе его отдельных далеко не лучших представителей.
- Ага. А если после каждого трупа мы будем пить, мы сопьемся. – Беретка приняла поданную ей серебряную рюмку с коньяком.
- Мы божественны, так что не сопьемся.
- А откуда ты взяла эту сказку?
- Не помню, наверно, давно очень читала, что даже забыла, откуда. Сейчас не вспомню – я чувствую такую ложную память, что я эту сказку всегда знала… Вплоть до того, что я это видела.
- Да, ты рассказывала так, будто видела сама.
- Вот так. – Келли опрокинула в себя рюмку.
- Это была не сказка! – Беретка встрепенулась, и ее глаза раскрылись на полную.
- Не сказка… Ну… Я допускаю, что это могло быть и в реальности…
- Это была не сказка, и не совсем реальность, это был миф.
- Миф? А в чем разница?
- Миф повторяется. Миф содержит смысл. И очень важную информацию про материальный мир. И все, что заложено в мифе, можно реализовать.
- Реализовать? Разыграть, в смысле?
- Прилетят драконы и сожрут аистов… – Беретка выпила и поставила рюмку на столик.
- Ты о чем? Какие драконы, какие аисты?
- Мифы начинают сбываться… Если их разыгрывать через мистерии. А в мистериях может участвовать сколько угодно народа. Мистерия – это просто представление, в котором разыгрывается сюжет мифа. Вот почему они всегда разыгрывались по очень жестким сценариям, вот почему в сценариях было запрещено что‑то менять.
- Мы разыграли мистерию, потому оно так и сработало. Ты это хочешь сказать?
- Да. Мы извлекли из памяти, или из подсознания миф – заметь, мы вместе его извлекли, и вместе его разыграли.
- Мифы возвращаются. – Келли снова наполняла рюмки.
- Миф – это сценарий. Мистерия – это сценарий, как запустить сценарий мифа. Мы его запускаем, и… и не зная окончания…
- В конце получаем "Бум!" - Келли сделала губки бантиком.
- В мифологизации мира нет ничего хитрого. Мифологизация – это просто реализация старых, постоянно повторяющихся сценариев. Люди по сути одинаковы, так что и сценарии реализуются у них одни и те же.
- Но как мы могли вместе его разыграть? Мы же не знали, ты то уж точно, как разыгрывать мистерии?
- А они, похоже, в нас как‑то прописались. Мы – божественны. Мифы – божественные тексты. Или божественные программы. Вплоть до того, что эти программы в нас были записаны изначально. А теперь мы их получили в чистом виде. Мифы не то что возвращаются, поскольку они никуда не уходили, они просто начинают реализоваться.
- Подожди, ты куда‑то не туда клонишь, - Келли шутя нахмурила брови, - если мы запускаем в себе программы, то мы что, компьютеры?
- Компьютеры… машины… божественные… и то частично. Да, как далеко можно зайти на столь ровном месте.
- Люди – это компьютеры. Мифы – это программы. Мистерии – это вспомогательные пусковые программы. Да ладно, не совсем так. Мы можем анализировать свои программы, так что мы не компьютеры.
- Но ведь большинство людей не могут анализировать свои программы…
- Э–э-э… а тут я не знаю что сказать… – Беретка наклонила голову, замигала и заговорила писклявым машинным голосом, - система перезагрузится через 15 секунд… би… би… би…
- У вас еще есть время вынести себе мозги! – тем же голосом прервала Келли.
- Не–е-е–т! Только не мозги!
- Писатель
Беретка гуляла по городу. Дождь чуть–чуть моросил. Келли вызвали в ее главный офис, возможно, надолго, и потому Беретка пошла одна.
На этот раз Беретка надела коричневые жакет и юбку с белой рубашкой, а на шею она повязала красный галстук–бант. Она долго думала, стоит ли надевать бант. Она, конечно, понимала, что бант совершенно лишний. Она знала, что галстука из двух красных веревочек вполне бы хватило. Но она хотела бант. А то, что он был лишний, ее почему‑то тоже нравилось. Она хотела, чтобы было именно так. "Не надеть бант, - сформулировала она, - это себя не… самообожать". Поверх был накинут красный легкий плащ, который она почти никогда не застегивала.
Она шла по улице. Встречные люди иногда улыбались ей, а она иногда останавливалась и тоже улыбалась своему отражению в витринах.
Она шла по городу и развлекалась тем, что вставала в каком‑нибудь месте и ждала, пока цвет усилится. Так она раскрасила уже пару самых интересных зданий и деревья на бульваре.
Ей показалось, что дождь усилился. И она увидела книжный магазин. "А почему нет?" Она вошла. Пара продавщиц болтали за прилавком. О своем, о женском. Людей не было, и это было не удивительно, кто же ходит в книжные магазины в дождь.
Первым делом Беретка сняла плащ, перекинула его через руку, и поправила беретку.
И она увидела Писателя. Он был далеко не молод, он сидел за столиком в центре зала и продавал свои книги. Продавал никому, потому что никого не было. Выглядел он устало. Возможно, он просто спал с открытыми глазами. Беретка перекинула косу вперед и прямо направилась выражать свою потребность в болтовне.
- Вы писатель. Да?
- Да, я писатель, - писатель как‑то встрепенулся.
- Если вы писатель, значит, вы пишете книги. Правильно? – Беретка улыбнулась и хлопнула глазами.
- Правильно, - писатель проснулся окончательно.
- А о чем вы пишете?
- Я пишу про простых людей, про их жизнь, про их чувства. Про их проблемы, про отношения, про то, как они эти проблемы решают.
- А моя подруга говорит, что в книгах надо писать только про богов и героев. Потому что в жизни простых людей нет ничего интересного. И я с ней согласна.
Писатель просто не нашел, что ответить, и неожиданно для себя спросил:
- А что делаете вы?
- Я занимаюсь электростанциями, дамбами, генераторами. Я их чиню и иногда строю. Но строю я их настолько хорошо, что чинить их почти не приходится. Вот я и болтаюсь по городу, отвлекаю людей, и желаю, чтобы мною восхищались. А еще я очень любопытна.
Писатель потряс головой, будто пытаясь развеять наваждение. Но наваждение сидело на месте, моргая зелеными глазами.
- Вы меня совсем не отвлекаете. Видите, никого нет. От чего же вы можете меня отвлечь? Вы прекрасны, и я не жалею, что просидел в этом магазине целый день. Теперь уже не напрасно.
- А зачем вы сидите в этом магазине? Я понимаю, вы продаете книги, но ведь идет дождь, а в дождь в книжный магазин вряд ли кто придет. Вы же сами сказали, что никого нет.
- Такая договоренность с издателями… такая договоренность с магазином. Они дают рекламу. Ведь нельзя же обговаривать каждый дождь.
- А если бы вы не сидели здесь?
- Тогда бы книги точно никто не купил. Покупают, потому что с автографом.
- А их покупают?
- Нет, не покупают.
- Мне Скелет рассказывал… ой, так мы зовем одного нашего знакомого, да, рассказывал, что отношение к книгам отражает дух времени. В какие‑то времена их читают, потом наступают времена, когда книги сжигают, иногда вместе с авторами, а кончается все тем, что книги перестают читать. Так меняются люди.
- Даже не знаю в таком контексте, повезло мне со временем или нет…
- А со временем никогда не везет. "О времена, о нравы". Это было сказано о довольно живых временах. А наше время – застывшее. На самом деле, чтобы везло со временем, нужно понимать дух своего времени. Правда, просто?
- Понимаете, у нас есть стереотипы. У меня тоже. Такие девушки как вы, обычно не покупают книги. Но вы знаете про "времена"… Я даже… несколько теряюсь, когда говорю с вами.
- Я покупаю. Правда, я читаю про принцесс и про принцев. И еще про разных зверей. Да, а в последнее время я стала читать всякие умные книги. Но читаю их только с подругой, так веселее. А чтобы не теряться, вы не думайте, когда говорите.
- Не думать, когда говорить… интересная идея…
- Попробуйте. Да, а почему вы пишете именно то, что вы пишете. Они же все равно не покупают?
- Я пишу то, что люди хотят прочитать. На самом деле сначала они хотят что‑то прочитать, а потом я для них это пишу. В результате я – просто зеркало, просто отражение. Да, я пытаюсь рассказать что‑то свое, но на это я могу потратить только пару–тройку страниц из книги.
- А вы можете показать мне эти пару страниц? Я ведь блондинка с ярко–зелеными глазами и я прекрасна.
Писатель улыбнулся и горько усмехнулся.
- К сожалению, нет. В этой книге нет таких страниц.
- А тогда почему, зачем вы ее написали?
- Вы знаете, у нас все в Полисе что‑то делают. А зачем делают – они сами не знают. Какая‑то глобальная утрата смыслов.
- Закат Европы, - сказала Беретка
Писатель просто посмотрел удивленно. Если бы он уже не сидел, он бы точно сел.
- Да, "Закат Европы"… конечно, я разобралась еще не со всеми аспектами…
- Вы знаете про Закат Европы? – Писатель даже несколько воспрянул.
- Да, и еще про сумерки богов, мне скел… один знакомый рассказывал.
- И что вы про это знаете?