Она стояла в зале… или это был громадный кабинет. Он имел форму пирамиды, и рассеянный свет… нет, он шел не через окна, он проходил сквозь все стены. И она видела себя… нет, скорее чувствовала себя. Она не была Береткой – беретки не было. На ней было странное белое короткое платье без спины; похоже, оно состояло из одного хитрого куска ткани, который лямкой захватывал шею, перекрещивался на груди, двумя полосами закрывая грудь, и оставляя открытым живот, а ниже превращался в подобие короткой юбки. Она видела белые сандалии, а на голове – на голове была серебряная диадема, украшенная изумрудом величиной с кулак. "Наверно, она очень тяжелая". Но тяжести не чувствовалось.
- Привет, сестра! – она была здесь не одна
На первый взгляд это был молодой человек – ей показалось, очень красивый, даже неправдоподобно. Он был стройный, с фигурой, в которой чувствовались сила и динамика, с идеальными чертами загорелого лица, и был одет в подобие костюма римского легионера, в черную кожу с серебряными пластинами. И волосы его были серебряного цвета. И не то что серебряного цвета – они были натурально серебряными. Он улыбнулся, слегка кивнув головой:
- Бог Варуна приветствует богиню.
"Мне определенно нравится этот мир" - подумала… даже непонятно кто – "но вряд ли бог может ошибаться, называя меня богиней"
- Может показаться, какая неожиданная встреча, - сказала богиня – просто, чтобы ответить.
- Может показаться, но встречи богов не бывают неожиданными.
- Ты прекрасен, - богиня сама не поняла, как она это сказала. Это не она, это сказалось.
- Я знаю. Ты тоже ничего.
Богиня, осознавая свою божественность, немного удивилась от такого, но промолчала.
---
- Ты хотела понять, почему люди думают о нас столь неверно. Почему они приписывают нам то, что мы не делали и почему неверно истолковывают наши правила.
- Да, как искажается божественное знание, - ответила богиня в такт и подумала: "Разве я это хотела спросить? Я хотела спросить про любовь и про секс".
- Люди часто придумывают про богов разные глупости. То у них боги режут друг друга, то они порождают друг друга в обычных и извращенных формах, то дают людям какие‑то невнятные советы. Помнишь, как они ставили везде фаллические столбы? помнишь, мы летели над Землей, а они были направлены вверх, как тысячи зениток? И это были мелочи… А страдающие боги, а всесильные боги, а злые боги, добрые боги… Как думают люди? Они думают – у нашего вождя 100 баранов. Значит, у бога 100000 баранов. Они думают – у нашего вождя 10 жен. Значит, у бога 100 жен.
- Они иногда думают, что они нас выдумали.
- Мы тоже думаем, что мы их выдумали. Мало ли кто что думает. Это ничего не меняет, во всяком случае, в миропорядке. Кошки тоже думают, что хозяева существуют для их обслуживания.
- Самое смешное, что они думают, что они нас выдумали по своему образу и подобию. Я про страдающих богов. Про добрых, про злых.
- Они их действительно выдумали. Когда их цивилизации закатываются, они придумывают, что якобы "говорил Заратустра". И придумывают не в первый раз, а начиная с древних греков. Они так же точно и предсказуемо выдумывают сначала сумерки богов, потом смерть богов. Но искажая в собственном сознании божественный мир, законы божественного мира, они искажают свою жизнь. Они искажают ее в каждом аспекте, до тех пор, пока не разрушают фундаментальные основы собственного существования, добираясь до любви и до секса.
Да, люди видят божественный мир и частично понимают его. Они бывают наблюдательными – иногда. Но когда они придумывают общие для всех правила – все их знание рушится. Нет общих правил для божественных человеческих созданий и невежественных. Они это провозглашали, но очень быстро приходили в ужас от этой божественной правды. И снова шло все для всех – без различия.
Сначала люди благословляли инцестные браки… Потом запрещали инцестные браки… То люди объявляли сам брак священным. То объявляли его пережитком. То люди благословляли нравственность. То они возводили в норму разврат. При этом все это может быть как божественным, так и невежественным.
- Невежество плюс благие пожелания.
- Единственное пожелание богов – чтобы дети были здоровыми, умными и красивыми. Богам нужны хорошие солдаты… война с хаосом, все‑таки… А для этого люди должны быть свободны в выборе – с кем этих детей заводить. Люди должны быть свободны для любви. А чтобы свобода в выборе была, чтобы любви ничего не мешало – о детях должны заботиться не только родители, а максимально большое число людей, желательно – весь народ. Народы – солдаты богов, дети – солдаты народов. Это кажется естественным, но люди все равно в массе не понимают.
- Невежество хочет как лучше.
---
- Лучше… Кому лучше? Именно к вопросу "кому?" сводится вопрос добра и зла… Тех самых добра и зла, которых нет. Даже у богов все относительно: что для богов добро, то для демонов зло. И наоборот. А у людей все это оказывается сложнее на несколько порядков.
- Люди знают, что все относительно, но не умеют применять теорию относительности.
- И нескоро научатся. Поэтому добро и зло было во многих религиях запрещено.
- Как это? Религии как раз и говорят, что добро, а что зло.
- В начале у некоторых написано, что познание добра и зла нежелательно, или что добра и зла нет. И написано это именно потому, что люди не могут рассмотреть всех причинно–следственных связей своих действий. Есть божественные законы, но они не являются добром или злом, они просто божественные законы.
- Не добро и зло, а божественное и демоническое.
- Да, можно выбрать условный набор правил для зла. Например, можно сказать, что причинение живым существам лишних страданий есть зло. Можно придумать еще несколько подобных правил, и объединить это в понятие зло. Но это понятие очень быстро исказится. А искажения живут тысячелетиями, причиняя те же лишние страдания.
Иногда они приближались к истине, что зло есть лишнее страдание, но тогда если страдание… а у кого‑то лишнее страдание есть зло, в слове зло не оставалось смысла, оставалось только слово "страдание". Получалось, что страдание – зло. Но ведь не каждое страдание есть зло. А на утверждении "страдание есть зло" построили несколько религий. Или еще. Мы только что говорили о браках. В большинстве религий они считаются добром. Но боги никогда и ничего не говорили о браках. Брак – чисто человеческая выдумка, от которой люди сами же и страдают. Сейчас люди считают брак чем‑то естественным, как тысячелетия назад считали естественным храмовые оргии. И общие правила для всех. Это из тысячелетия в тысячелетие. Секс богов имеет мало общего с человеческим. А секс божественных человеческих личностей имеет столь же мало общего с сексом невежественных человеческих личностей.
- Но ведь может быть секс брата и сестры?
- Конечно. Если брат и сестра совершенны. Ограничения, которые придумывают люди, имеют причиной их несовершенство. Люди придают сексу очень большое значение – и это понятно, потому что у людей очень ограниченное количество удовольствий. А у богов их множество, так что секс и стоит чуть ли не на последнем месте, и не является постоянной потребностью.
- Что главное в любви и сексе?
- Главное – это свобода.
- Значит, любовь, секс и свобода?
- Свобода есть свобода выбора, и это фундаментальная свобода для развития жизни. Боги выбирают божественных людей. Чем больше свобод у всех, тем больше окажется возможностей для людей божественных. Будучи свободными, женщины становятся избирательными. Будучи свободными, мужчины раскрывают свои таланты, чем открывают для женщин свободу быть избирательными. Да, система была придумана и работала задолго до людей.
---
Богиня уже рассмотрела помещение, куда попала. Помещение было просторным, вещей было мало, все было просто и понятно. Но одну вещь она не поняла, и подошла поближе. Это был громадный разукрашенный в разные цвета шар, стоящий на стержневой подставке.
- Что это? – спросила Богиня.
- Это глобус. Самая правильная карта мира. Крутани его.
Богиня осторожно коснулась глобуса, и тот закрутился. Богиня смотрела с восторгом.
- Тебе он нравится? Вижу, нравится. Забирай его. Я себе еще нарисую.
- Он прекрасен. Так просто… – богиня посмотрела с восхищением.
- А зачем что‑то усложнять, если это действительно просто.
- Ты говорил о божественных развлечениях.
---
- Пойдем полетаем – сказал Варуна.
Богиня немного удивилась, но не подала виду и пошла следом на ним. Они шли сквозь зал, прошли сквозь огромный проем, и вышли на площадку. Легкая дымка облаков скрывала землю – и эта дымка была внизу, и на земле было видно почти все, почти каждая деталь.
- Идем, - Варуна шел к краю.
- Но у меня нет крыльев.
- Зачем крылья, когда не летаешь? Крылья нужны только в полете.
И он сделал шаг в пространство. Она быстро вдохнула, разбежалась и прыгнула. Глаза закрылись.
- Зачем ты машешь руками? – спросил Варуна.
Она висела в воздухе около пирамидального сооружения. Она огляделась. Два огромных белых птичьих крыла двигались над ней. Она остановила руки. Крылья Варуны были другими – более длинными и тонкими, черными с серебряной полосой. Богине показалось, что в его крыльях присутствует что‑то хищное. Ей стало смешно. Она попыталась напряжением отлететь от пирамиды.
- Не думай. Просто смотри туда, где ты хочешь быть. Ты же не думаешь о движениях ног, когда куда‑то идешь.
- Хочу лететь стремительно туда, - и она начала пикировать вниз. Она заметила, что пирамида не стоит на земле, а тоже парит в воздухе.
- А теперь – вверх, - и она взмывала вверх, выше пирамиды, выше. Она летала. И она почувствовала, что может летать. И Варуна летел рядом.
Они летели. Ветер звенел. Земля расстилалась. Она видела все. Она увидела свой дом. Она летела вдоль дороги, по которой обычно ездила. Она увидела Городок. Она увидела ярмарку. Она сбавила темп.
- Монахи, - сказала она, все разноцветные, черные, оранжевые, серые, в колпаках и халатах, в чалмах и галстуках… у них столько разных цветов, - а какие из них мои? Я ведь богиня.
- У тебя нет монахов, - сказал Варуна, - у тебя есть жрецы, поклонники, верующие… а монахов у тебя нет.
- А храмы?
- Разумеется, храмы, как же без них, есть атрибуты, оружие, одежда, животные.
- Интересно… А они нас видят?
- Для этого нужна очень высокая степень просветления. Так что вряд ли.
Но богиня что‑то чувствовала. Она чувствовала, что один из черных монахов видит ее. Она видела его хорошо, но он вряд ли обладал таким божественным зрением.
- Один меня видит.
- Да? Тебя или меня? Давай разлетимся, куда он будет смотреть?
Они медленно пошли на низком полете вокруг ярмарки, с двух сторон. Монах определенно видел богиню. Он повернулся за полетом, он начал что‑то кричать, он начал показывать рукой. Другие монахи поворачивали головы, но столь же быстро отворачивались. Над другой стороной ярмарки Варуна и богиня встретились и застыли в воздухе.
- Он идет в нашу сторону, - сказала богиня.
- Давай сядем на крыше храма, и посмотрим.
Они находились как раз над карнизом, по краям которого сидели две крылатые человеческие фигуры. Варуна встал на карниз, а потом сел подобно фигурам, свесив вниз ноги. Богиня застыла в воздухе рядом.
- Он подошел ближе и смотрит. Но ему плохо видно. Наверно, он хочет восхититься моей красотой. Или что‑то спросить про богов. Я слечу вниз.
- Я бы не рекомендовал.
- Почему?
- Если ты расскажешь сотне человек, что ты богиня, из них 99 свихнется, а последний перескажет это так, что все и сам перепутает, и запутает других. Дело в том, что очень трудно рассказать человеку правду, не открыв ему его внутреннюю сущность. А на такое откровение люди не рассчитаны. Но и до внутренней сущности еще нужно добраться… обычно они разбегаются раньше.
- Все‑таки я полечу. Я люблю, когда мной восхищаются, - и она спрыгнула.
---
Богиня мягко спустилась на землю перед монахом, легко взмахивая крыльями, со звонким, тихим, чарующим свистом. Ее руки были опущены и расслаблены. Она улыбалась – улыбалась чуть–чуть, кончиками губ. Она была восхищена собой, она светилась, она чувствовала, что светилась, но не в переносном смысле, а в самом прямом – тончайшее свечение окружало ее, и это свечение двигалось и волновалось с каждым взмахом крыльев. И само пространство, восхищенное ее божественной красотой, втягивалось в нее и искажалось, уходя в нее преломляющими свет волнами - так великолепие поглощало мир. Опущенные руки она развернула ладонями вперед – знак, говорящий о ее миролюбивых намерениях. Монах попятился, упал сначала на колени, а потом еще и наклонился лицом почти в самую землю.
- Не бойся, встань – попросила богиня и улыбнулась.
И тут она заметила, что смотрит сверху вниз. Она не встала на землю, а висела в нескольких сантиметрах над ней. И мало сказать – сверху вниз. Ей показалось, что по размеру она гораздо больше монаха. А монаха просто трясло. Он сжался, что‑то пробормотал и посмотрел на богиню краем глаза.
- Я ведь прекрасна, правда? Отвечай мне.
- Но ведь ты ангел? – монах еле выдавил из себя эти слова.
- Нет, я не ангел. Я богиня.
Монаха передернуло и затрясло как в лихорадке. Он попытался открыть рот, похоже, пытаясь закричать, но кричать он не мог. Он быстро, резко повернулся и побежал. Богиня мгновенно взлетела в воздух и перегородила ему путь.
- Куда же ты? Чего ты испугался?
Монах снова повернулся, и спотыкаясь, касаясь руками земли, подвывая на чередовании высоких и низких частот, побежал в направлении к храму. Богиня с удивлением посмотрела ему вслед, вспорхнула к Варуне и села рядом.
- У них свои представления о божественном. И эти представления очень ограничены, сказал Варуна.
- Какое‑то однобокое у них просветление…
- Человек ограничен. И, как это ни удивительно, традиционно старается ограничить себя далее.
- Ограниченность порождает ограниченность. Я правильно поняла?
- Да. Как невежество порождает невежество. Можно назвать это системами с положительной обратной связью. Чем больше есть – тем больше будет. И так до катастрофы.
- Но в рамках системы выхода нет, так?
- Да, в рамках системы – нет. Чтобы раскрыть путь к божественному в людях, нужно ответить на вопрос: "Почему смотрят, но не видят? Почему слушают, но не слышат?" Иначе говоря, почему не воспринимают важные вещи – действительно важные. Более того, это самый главный ключ к материальному миру.
- Дай мне его.
- И глобус, и монахов, и ключ? - Варуна улыбнулся, - этим ключом может воспользоваться исключительно тот, кто его найдет. Его нельзя просто подарить. В общем, подарить можно, но ключ не имеет смысла без двери. Подаренный, он не будет ключом.
- А дверь, это?..
- Дверь – это истинная сущность материального мира. К ней нужно сначала подойти – но далеко не каждый человек может к ней подойти. Когда ты подойдешь к ней – тебе не будет нужно давать ключ. Он будет у тебя. Как крылья.
- Вернемся тогда к переходам между мирами. Чтобы пройти в мир божественного, нужно раскрыть сущность материального мира? Так?
- Нет. Чтобы понять мир божественного, нужно раскрыть сущность материального мира. Пройти, пролезть, подглядеть – много кто может. Монах этот тоже прошел, пару шагов он в божественном мире сделал. Именно понять.
- Но ведь не нужно понимать все детали этого мира, чтобы понять следующий?
- Нужно только понимать, как он работает. Детали не нужны.
- Но понять, как он работает – это воспринять его в целостности. Но на примере монаха мы видим, как люди, стремящиеся к пониманию, к целостности, наоборот, оказываются ограниченными.
- К этому предполагает изначальная ограниченность. Встроенная в человека. Не просто в человека, а большинство людей – просто человека не существует. У них мало ресурсов – и для восприятия тоже. И тогда для прорыва они еще и концентрируют свои ресурсы на чем‑то одном. Этот монах случайно настроился на твою волну; но для этого ему пришлось ограничить свою сущность, и, следственно, свое восприятие. Он услышал то, что не ожидал услышать. Многие монахи вообще в богинь не верят. Психический шок. Когнитивный диссонанс по–современному.
Практики, которые практикуют монахи, и просто интересующиеся эзотерикой, могут приводить к просвещенным состояниям. Но они не добавляют целостности восприятия. В результате люди видят далеко не то, что ожидают увидеть. Они видят одну из сторон явления вместо целостного явления.
- Они слишком несовершенны, чтобы воспринять всю целостность божественного.
- Да, это то, о чем мы и начали говорить. Каждый человек воспринимает часть божественного – в силу ограничений. Боги так и открывали истину – по частям. Потом люди пытаются собрать все это вместе. И если бы не ограниченность читающего, они бы все давно собрали. Все детали у них есть.
- А читающий – это тот самый испуганный монах…
- Совершенно верно. И если написать книгу истины, от нее будут шарахаться точно так же, как этот монах от тебя.
Этот человек увидел совершенную светлую богиню и, наверно, свихнулся бы от ужаса, если уже не был свихнутым. Представь, что бывает, когда они видят кое–кого из наших темных перепончатокрылых…
- А чем отличаются темные от светлых?
- Да ничем. Хотя если подумать, то отличаются… Цветом крыльев.
Любовь и сны
- Богиня Келли
Келли сидела на троне в красном пеньюаре. Рядом с троном стоял скелет – в наброшенной на голову скатерти и с косой.
- Я богиня Келли!
- Если ты богиня, то где в твоей руке отрубленная голова? – спросила Беретка.
- Да вот она, - Келли извлекла откуда‑то голову.
Красная Беретка с удивлением увидела, что это ее голова.
- Но это моя голова, - Беретка непроизвольно дотронулась до своей головы.
- Ну и что? Я богиня.
- Если моя голова у тебя в руке, то почему моя голова у меня на месте?
- Да тебе сколько не руби – все новые вырастают.
Голова в руке Келли подмигнула Беретке и сказала:
- Привет, Беретка. Кто бы мог подумать, что ты так далеко зайдешь в процессах обретения своей сущности и гармонизации своей целостности…
Келли исказила губы, как от кислятины, и легким движением выкинула голову себе за спину.
- Нужно позвонить в управление! - закричал Полицейский. Он был в рясе черного монаха и при этом в фуражке с шашечками.
- Нашу "Сказку о красной шапочке" пора переименовывать в "Сказку о спящей принцессе!" - Келли открывала дверь машины и садилась за руль. – она уже и в машине дрыхнет.
- Я что‑то сегодня не выспалась… – сказала Беретка, - и вообще девушки должны спать много. Потому что девушки. И еще я видела во сне тебя.
- Да? Как это было? – Келли даже обернулась и рука ее замерла на ключе зажигания.
- Дурной сон, совершенно дурной. Ладно. – Беретка рассказала, что видела, и добавила, - приснится же такое… сны надо смотреть в постели.
Келли не смеялась. Келли была серьезна и задумчива. Это очень серьезно, - сказала она, - мы должны поменять маршрут и заехать в центр Полиса.