Юный хан с наставником настолько были увлечены разговором, что и не заметили, как на утоптанную лошадьми плешь, вышел давешний неказистый мужичонка, назвавшийся бесом и так уверенно пообещавший Салах-Гирею свою помощь. Здешние травы, хоть и не такие высокие, как на побережье, все еще поднимались выше пояса, и невысокого Панька, сутулившегося под грузом старого седла, до последнего момента укрывали с головой.
Салах-Гирей, как увидел его, даже вздрогнул от прилива ярости.
- Ишак паршивый! Падаль, негодная даже для червяков! - рыкнул едва сдерживаясь. - Ты! Ты… смеешь показываться мне на глаза?! Эй! Кто там! Возьмите его! Жечь огнем! Драть на ремни! Конями разорвать!
Хан порывисто обнажил лезвие ятагана и, совершенно позабыв о прежнем неудачном опыте общения со злым духом, казалось, готов был собственноручно срубить взлохмаченную голову Рудого Панька. Но тот раболепно поклонился и уважительно промолвил, неестественно и страшно выворачивая голову:
- Твое право карать и миловать, сын Повелителя Степи. Но, прошу тебя: умерь свой праведный гнев и выслушай меня сначала… В том, что произошло на переправе, моя вина ничтожно мала. Не провинность даже, а так - глупая легкомысленность. Я не могу утверждать наверняка, но все указывает на то, что у одного из запорожцев, совершенно неожиданно для меня, оказался слишком сильный ангел-хранитель. Очевидно, он и разбудил уже усыпленных казаков. А я, будучи уверен, что все сделано, не проследил до конца. Именно в этом моя вина, и больше ни в чем. Но, уверяю тебя, молодой хан, если доверишься мне еще раз - то не пожалеешь…
- Что?! - затопал ногами юноша. - После того, как запорожцы зажгли сигнальный огонь и переполошили всех на сто верст вокруг, я должен опять доверять тебе? Чтобы мой отряд нашел окончательную погибель в землях неверных? Никогда этому не бывать! Безумец, ты заслуживаешь самое тяжкое наказание и можешь быть уверен: оно упадет на твою голову! Будь ты хоть трижды… шайтан!.. - правда, последние слова Салах-Гирей произнес уже не столь уверенно, наконец-то вспомнив, с кем разговаривает.
- Позволь напомнить тебе кое-что, свирепый и справедливый… - спокойно ответил Рудый Панько, даже не пытаясь освободиться из рук воинов, которые, хоть и с опасением, но повинуясь ханскому приказу, крепко взяли его за локти. - Ведь ты отправился в поход за добычей?.. Так в чем же дело? Возьми ее! Я предлагаю тебе богатое село, которым ты овладеешь без малейшего сопротивления, как самой покорной наложницей. И если захваченные пленники, скот и прочее добро, не удовлетворят тебя - о, надежда рода Гиреев, вот тогда секи мою голову. Ну, что - по рукам? Поклянусь, чем захочешь, - бес призадумался на мгновение и очень серьезно прибавил. - А чтоб мне до скончания веков только по земле ходить и в человеческом облике томиться, если брешу хоть словом…
У всякого ордынца теплеет на сердце, когда он слышит о богатой добыче. Кроме того, юный хан еще не успел позабыть о чародейском могуществе Панька, поэтому он без особого сопротивления позволил бесу уговорить себя.
- Хорошо, Панько-ага, я попытаюсь еще раз поверить тебе, но - клянусь Аллахом, это в последний раз. И если ты обманешь мое доверие…
- Можешь не продолжать, наимудрейший сын своего великого отца, - с едва прикрытой насмешкой прервал Салах-Гирея бес. - Этого не случится. В аду индульгенций нет. И рушить клятву не принято.
- Ты сказал, шайтан… - поднял указующий перст аталык, как бы ставя точку в разговоре. - Мы тебя услышали.
- Да, - кивнул хан. - И где же это село? Как далеко отсюда?
- Всего лишь в каких-то пяти днях пути.
- Пять переходов? - переспросил Салах-Гирей и призадумался. Так далеко забираться в земли неверных он не хотел. В ожидании большого похода слишком мало воинов доверил своему сыну Джанибек-Гирей. - Далековато… Ты уверен, что…
- Вот и хорошо! - довольно воскликнул Панько, распрямляясь совершенно непринужденно и без каких либо усилий, словно и не удерживали его за руки мускулистые нукеры, телохранители хана. - Так далеко от порубежья вас никто не ждет. К тому же, дальше на север начинаются такие пущи, где отряду в пару сотен сабель, затеряться проще простого. Даже если все что ни на есть казаки, ляхи и русичи кинутся вас искать и ловить.
- Что ж, - после достаточно долгих размышлений не слишком уверенно согласился Салах-Гирей. - Попытаю счастья. Но помни: если попытаешься обмануть, я придумаю для тебя такую адскую казнь, что ты себе и вообразить не сможешь.
Во второй раз выслушав столь наивную угрозу, Пасечник Панько криво улыбнулся, но благоразумно смолчал. Он, конечно же, мог заставить этого сосунка повиноваться себе и другим способом, но зачем использовать Силу там, где вполне достаточно обычной хитрости и лести.
- Я велю подать тебе коня… Но, при одном условии, урус-шайтан: ты сейчас же объяснишь мне свой интерес в этом деле… - вмешался в разговор аталык. - Настоящую причину, по которой берешься нам помогать. И постарайся, чтобы я тебе поверил с первого раза. Иначе - клянусь, приложу все усилия, чтоб отговорить хана от сделки пока не поздно! А то и вовсе посоветую: завернуть коней обратно!.. И о своей лютой ненависти к вере христовой лучше не начинай…
- Благодарю за заботу, воин, это лишнее. Я о лошади… Мне на своих двоих, куда ловчее будет, - уважительно, но не подобострастно поклонился Кучаму Панько. - И, если тебе так угодно, объяснюсь. Но, думаю, ты не будешь возражать, что засиживаться здесь - не самое мудрое решение?.. Я ощущаю неподалеку присутствие довольно сильного чародея. Послушайся доброго и дармового совета. Когда ваши кони восстановят дыхание, двигайтесь прямо на север, никуда не сворачивая. Я буду ждать вас в том месте, где ваш хан захочет остановиться на дневку. Вот там и поговорим обо всем более подробно. А для твоего спокойствия сейчас скажу только одно: если все задуманное мною удастся, то юный Салах-Гирей станет живой легендой в исламском мире! И названным братом Солнцеликого султана.
Хан недоверчиво вскинул брови, бросил быстрый взгляд на Кучама, а потом махнул рукой: мол, делай, как знаешь!.. С этими шайтанами только хлопоты одни. Все не как у людей…
А убеленный жизненным опытом аталык, проводив задумчивым взглядом небольшой вихрь, уносящийся прочь, приминая на пути сухую траву и вздымая пыль, негромко произнес:
- Интересно, что же ты, мангус, в этом седле прячешь?
- С чего ты решил, что у него там вообще что-то есть? - удивился Салах-Гирей, с трудом разобрав слова наставника.
- Конь ему без надобности, а со старым, негодным седлом шайтан носится, как пастух с зимним жеребенком. Нет, повелитель, неспроста это. Уж поверь моему чутью. Надо будет обязательно разузнать!.. Помнишь персидскую сказку о джине, заточенном в лампу? Может, и наш шайтан покорится тому, кто сможет его оседлать?.. Не такая уж и глупая мысль, как может показаться сразу. Не такая…
* * *
Разбросанные ордынцами головешки фигуры дотлевали в траве, вздымая вокруг кургана легкую дымку и горькую вонь пожарища. Смола и деготь горят долго, и потушить их не так-то просто. Басурманам надо было заарканить треногу, свалить ее и затащить в реку, а не пытаться затоптать ногами. Тогда она, если б и не перестала сразу дымить, так уплыла б вниз по течению, унося с собой и сигнал тревоги. Все ж в предрассветной мгле дым видно не так далеко, как днем, могли следующие дозорные и проворонить сигнальный огонь, вспыхнувший у Тивильжанского брода. Но бывалые воины тем и отличаются от недавних табунщиков, что сами знают: что и как надлежит делать, а не ждут, пока им прикажут. Задержавшись возле хана, аталык Кучам не успел вовремя перебраться на эту сторону реки, а собирать разметанные вокруг кургана тлеющие остатки фигуры было хлопотно и долго.
Срывая зло, басурмане также разбросали и любовно возведенный казаками шалаш. А, заодно прихватили оставленные в спешке казанок и мешок с припасами. Из всего казацкого имущества на земле, возле кострища, валялся только изгвазданный в грязи и золе кисет, не замеченный или не интересный татарам. В отличие от оседлых турок, кочевые татары не больно привечали зелье, о котором не упоминается в Коране. По причине отсутствия табака во времена пророка Магомета.
Теперь рядом с кисетом, с самым безразличным видом чинно возлежал гепард Пайда.
- Гляньте! - воскликнул Остап. - Это ж, кажись, тот самый кисет, из которого Панько, чтоб его подняло да гепнуло, нас табаком угощал!
Тарас шагнул ближе, но гепард недовольно зарычал.
- Белены объелся, что ли? - возмутился Остап. - Пайда, что за фокусы?! Прекрати немедленно! Что ты, как маленький? Перед людьми меня позоришь. Даже неудобно…
Гепард положил голову на передние лапы и демонстративно отвернул морду, будто враз потерял к кисету всякий интерес, а потом и вовсе отошел в сторону.
- Точно, тот самый, - заверил всех Байбуз, поднимая с земли кисет. - Только затоптан сильно. Видимо, после того, как Панько его выбросил, он не только под сапогами побывал, но и под копытами.
- Покажи! - скорее потребовал, чем попросил Тарас.
- Держи, - удивился такой порывистости нового знакомца Байбуз, но вида не показал. Мало ли какая причина у человека может быть.
Тарас принял от запорожца кисет и бережно вытер с него налипшую грязь.
- Он самый, отцовский… - прошептал негромко.
- Узнаешь вещицу, что ли? - Лис тоже спешился и подошел ближе.
- Моего отца кисет, - подтвердил Тарас. - Вот тут, в углу, видите? Буква 'К' улеглась спиной на перекладину 'Т'. Отец подшучивал еще: мол, лучший герб для дозорного даже придумать трудно. Вся сущность сторожевой службы, как на ладони - взгромоздиться повыше, да ноги задрать.
- И опять таки, у меня не выходит из головы тот нательный крестик… Наверняка не пасечников был… - задумчиво поскреб грудь Остап.
- Тот, что в кисете хранился? - уточнил Тарас.
- Ну, да. Я же рассказывал уже… Когда мы спросили Панька - православный ли он, - так этот сучий сын, крестик из кисета достал. Мне тогда это всего лишь странным показалось, а теперь, думаю, что и крестик у Рудого тоже чужой. Свой, уж точно, в табаке хранить не стал бы, верно?
- Если свой вообще имелся когда-либо… - прибавил хмуро Лис. - Эх, и как мы так опростоволосились…
- Верно, - не менее сумрачно согласился Остап. - И как мы сразу не сообразили? Не зря говорят: если Господь хочет наказать человека, то отбирает у него разум.
- Ну, судя по тому, что вы все остались живы и даже целы - Всевышний вас только пожурил немного, вразумил, так сказать… - шутейно произнес Куница-Павыч, а сам тем временем распустил шнурок и сунул руку в кисет.
- Есть! - воскликнул в тот же миг радостно и вытащил наружу нательный крестик. - Братцы, гляньте! Клянусь всеми апостолами, это моего отца! Значит, жив отец, жив!
'Так вот что спину Призраку жгло! - сообразил Василий. - Ох, и многогрешен был разбойничий атаман, если даже такую малую святость хребтом чувствовал. Прости и помилуй его душу, Господи'.
- Не спеши радоваться, парень, - осадил Тараса Лис. - Я не хочу сказать ничего дурного, но с чего ты взял, будто батька твой жив? Крестик-то с живого казака вряд ли бы кто снять сумел…
- Вот именно, - не совсем внятно подтвердил Куница-Павыч. - Отец тоже так думал, когда хотел мне знак подать. Потому что никому, кроме него самого, не пришло бы в голову спрятать крестик в кисет, зашить в седло и - передать вместе с остальными вещами домой.
- Не понятно говоришь… - помотал головой Семен.
- Да, ну как же… - торопливо заговорил Тарас, с той же поспешностью желая убедить и самого себя. - Если казак погибнет, и есть время на погребение, то товарищи похоронят его вместе с нательным крестиком, верно? Верно. Ни одному христианину даже в голову не придет такое богохульство - снять с покойника крестик. Хоть бы тот был из чистого золота и весил изрядно. А если казак завещал реликвию сыну передать, то в кисет, чтоб не потерять, могут и спрятать, да и то - сильно сомневаюсь. Но уж, как не крути, а в кульбаку зашивать все это точно не станут.
- А если похоронить не смогли? Некому было, - и тело нашли басурмане или харцызы? - задумался Остап.
- Глупость говоришь, - отмахнулся от товарища Лис, отвечая вместо Куницы-Павыча. - Эти, конечно, могли б засунуть крестик куда угодно, но уж точно не передали б добро сыну ограбленного ими мертвеца! Я, Тарас, вот чего в толк не возьму. По всему выходит, что Панько Пасечник шел к тебе?
- А что? - удивленно вскинулся Байбуз. - Очень даже… Седло ведь у него и в самом деле с собой было. Только, откуда ты об этом прознал, если вы с ним еще не встречались? Странно, однако?
- Не так все, - отмахнулся Тарас. - Седло отцовское мне товарищ его, казак Иван Непийвода передал. Уже два года как… Только я заглянуть под подкладку не догадался. Вернее, догадался, но только позавчера… А Босоркун его у меня из рук выхватил, и был таков. Кстати, вот вам и ответ: кто на самом деле Панько Рудый. Раз все мое имущество у него оказалось…
- Неужели сам черт?! - всплеснул руками Остап.
- По всему выходит, что так… Либо кто-то очень ему близкий. Родня, так сказать… по бабушке.
- Странная история… - хмыкнул Байбуз. - Но, зачем твоему отцу все эти прятки затевать понадобилось? Неужто нельзя было как-то по-другому весточку домой передать? Менее запутанно?
- Значит, была у него такая надобность, - отозвался, задумчиво супя брови, Лис. - Я не очень хорошо знал Тимофея Куницу, но столь глупо шутить ни один казак бы не стал… А если не шутил, значит, хотел, чтоб весь мир, кроме родного сына, считал его погибшим.
- Это ж каких могущественных врагов надо себе нажить, чтоб самолично - собственную кончину организовывать? - удивленно покрутил головой Байбуз. - Может, за ним тоже черти гнались? Если до сих пор успокоиться не могут? Вот только, чем запорожец сатане так насолить сумел? Интересно…
- Эка невидаль, - не согласился с парнем Семен. - Черти, не черти, а грехи перед панским законом почитай за каждым запорожским товарищем водятся. И никому, кроме кошевого исповедника, о том не ведомо. А иначе, зачем бы на Низовье, всем прибывшим, новое прозвище давали?
- Чтоб равными промежду собой казаки стали, хоть шляхтич, а хоть панский холоп.
- И чтоб ни одна ищейка не смогла разузнать: кем человек в прежней жизни был, - уточнил Лис. - Каждый, принятый в Кош, новую жизнь начинает, и только его товарищам по куреню решать - достойный он человек, или ничтожество. Имеет право ряст топтать, или лучше самим утопить его, как слепого кутенка, - от греха подальше и для успокоения совести. Вот и выходит: раз затаился казак, значит, веские причины на то имел. А сыну дал о себе знать, потому как ниоткуда больше помощи не ждет. И только на него одного всю надежду возлагает.
- Вот здорово!.. - восхитился Остап. - Точь-в-точь, как в излюбленной байке деда Карпа!.. - и глядя на недоумевающее лицо товарища, продолжил. - Ну, помнишь, в которой говорится, как казак Иней спускался в ад, чтоб освободить от вечных мук душу своего отца.
- А-а-а… - протянул Лис. - Понял. Только он Инеем уже после возвращения стал. Потому что поседел весь за одну ночь, проведенную в аду. Похоже, - поскреб бритый затылок Семен. - Ты как, парень, в подземное царство заглянуть не собираешься? Компании не ищешь? А то мы радо пристанем, верно, Остап?
- Благодарствую, - поклонился казаку с усмешкой Тарас, у которого при мысли, что отец жив, сразу потеплело на душе и чуточку отлегло от сердца. - Я в ад не тороплюсь. Но, если придется, будьте уверены - казацкой чести не посрамлю. А если и вы мне подмогнете чуток в этом деле, то мы такого жару рогатым зададим, что им от серы тошно станет. Ха-ха-ха…
Вслед за Куницей-Павычем рассмеялись и запорожцы. Только Пайда, на всякий случай, отошел чуть в сторону от молодого ведуна. Зверь хоть и не понимал значение слова 'ад', но чувствовал, что место это наверняка, такое же вонючее, как давешний обманщик гость, и не хотел попасть туда даже случайно.