От услышанного волосы у меня на голове встали дыбом так, что приподняли папаху. Наши донские казаки могут превратиться в молдавских чумчар! Да есть ли на свете что хуже?! А представить выражение лица моего дяди, когда я вернусь с докладом, - вообще страх божий и казни египетские…
- Что ж делать-то? Как лечить?
- Нэ знаю, э… Я тебе нэ доктор. Ты за лэчением к мяснику иди. Павлушечка, он хоть и атеист нэверующий, но дело своё мала-мала знает, - задумчиво поскрёбывая подбородок грязными когтями, признал отец Григорий. - Если какие праблэмы с кожей, к нему иди! Он мясо чумчар тоже на развэс продаёт, пагавари с ним, я тебе пистолэт дам или бальшой кинжал, да…
Свой резон в этом, пожалуй, был. Мясник-патологоанатом действительно мог да и был обязан по роду своей профессии разбираться в дефектах мяса и знать различные способы избавления своего продукта от пятен, запахов и прочих признаков нетоварного вида. Хотя, как по мне, так они тут в основном "нетоварный вид" и жрут. Трупоеды сплошь, вон моих упырей, Моню и Шлёму, проще три раза расстрелять, чем один раз умыться заставить. А в остальном милейшие ребятки, как помните…
- Сам-то Павлушечка сейчас в городе?
- Нэ знаю, - раздражённо фыркнул отец Григорий. - Разве я сторож брату маему? Да и какой он мине брат, падлец он, таких рэзать надо…
- Не могу не согласиться. - Я взялся за ручку двери и сдвинул засов. - Пойду склоню этого гиппопотамуса к сотрудничеству.
- Кинжал вазьми, да!
- Лучше шашку кавказскую, - после секундного размышления попросил я.
- Будет тебе шашка. - Грузинский батюшка сбегал за алтарь (у него там военный склад) и торжественно вручил мне боевой клинок, утопленный в ножнах.
Я вытаращил глаза. Чёрные ножны, покрытые кожей козла, с обычным железным прибором, удивительно лёгкая шашка, уходящая по рукоять, так что наружу торчала лишь головка из коричневого буйволиного рога. Я вытянул клинок - идеальный отвес, два дола, никаких украшений, гнётся, как лоза, и весом меньше сапога! Отродясь не предполагал, что оружие может быть таким лёгким, острым и певучим. Я взмахнул разок-другой и вдруг понял, что этой шашки отцу Григорию уже не видать как своих ушей! Даже более того, уши он ещё может отрезать и рассмотреть, а такое чудо я ему нипочём назад не верну.
- Черкесская, из дамасской стали, а ковалась у нас, в дагестанских горах, - подталкивая меня в спину, пояснял грузинский батюшка. - Лучшее оружие абрека! В темноте словно кривая палка, да… А как рубит, как рубит! Три галавы подряд снэсёт и не заметит! А ещё ей бритца можно, по дэреву вырезать, капусту рубить и вабще на кухне многое-разное. Но ты иди давай, с Павлушечкой пагавари, всё реши, а потом я тебя сам найду. Ты мне долг чести вэрнёшь, украдёшь девицу Ефросинью, да?!
- Ну, насчёт девицы я бы не загадывал. Судя по возрасту, она уже раз пять как честная вдова и…
- Слушай, по мелочам нэ надо цеплятца, э?!
- Ладно, понял, не буду, сваливаю…
- И нэ вздумай там памереть, пока мне невесту нэ украл. Абижусь! - неслось мне вслед, когда я широким шагом уходил от нечистого храма.
- И в мыслях не было, отец Григорий!
Хотя, конечно, для упёртого самоубийцы Оборотный город - замечательнейшее место, всесторонне отвечающее любым чаяньям расставания с этим бренным миром. Тут же каждый встречный-поперечный так и норовит запустить вам клыки в горло, шило в бок или парализующее заклинание в спину. Мигу не пройдёт - съедят с потрохами и добавки попросят. Вот как сейчас…
Мне не дали спокойно прогуляться и пяти минут, как вслед увязались три быкообразных сельских людоеда с могучими ручищами по локоть в крови и нагловато-бесцеремонными небритыми мордами. Ну, это если смотреть волшебным зрением, а при обычном человеческом взгляде - так просто три ухоженных дородных рыбопромышленника в опрятной одёжке, идущие до дому с Нижегородской ярмарки. Такие бросаются кучей, ломают шею на раз и жрут на том же месте, где словили. Поэтому лучше начать первым.
- А что, братцы, мазохисты есть? - резко оборачиваясь, на всякий случай уточнил я.
- Ну, допустим, - осторожно переглянулись двое из трёх. - Только тебе зачем?
- К Павлушечке в мясную лавку спешу. Тот, кто меня туда на своём горбу быстрее всех дотащит, получит сапогом по ушам, кулаком в лоб и коленом в печень!
- И только-то…
- Могу ещё шашкой плашмя отшлёпать, - весомо добавил я.
- А в чём засада? - подозрительно переглянулись они.
- Ещё не придумал, - пришлось сознаться мне.
Купцы ещё с полминутки посовещались, кося в мою сторону недобрыми взглядами.
- Ты его знаешь?
- Нет.
- Я знаю, Иловайский энто.
- Чё, сам?
- Нет, блин, ксерокопия!
- Тады хреново…
- А то…
- И чё, может, сами тут его и того?
- Чего того?! Да он самой Хозяйки полюбовник!
- Да ну?!
- Вот те и ну…
- Тады я ещё жить хочу…
- Стопорись, братва, решаем, кто сёдня мазохистит. Может, хоть остальных не тронет?
- Определились уже? А то у меня время. - Я выразительно похлопал по рукояти шашки отца Григория.
Троица мигом выдвинула вперёд самого здорового. Похоже, несмотря на внешнюю уверенность и понт, парни на самом деле не очень-то представляли себе, что такое "мазохизм". А я знал, мне Катенька рассказывала…
- Так нам, стало быть, меж собой подраться?
- Не обязательно.
- Дык традиция же? Говорят, от дурного сглазу помогает.
- Ну, если только сами настаиваете, - великодушно разрешил я, влезая на плечи рослого людоеда. Вот вроде и не радость на вонючей да немытой шее ездить, а всё-таки быстрее и безопасней. С последним, впрочем, всё оказалось не так просто. Ибо нет мерила хмелю человеческому, а уж нечеловеческому…
Ей-богу, я и проехать-то успел не больше квартала, как из-за угла высыпала тёплая компания пьяных студентов. И не какая-нибудь вшивая интеллигенция в очочках с гуманитарного факультету, дудки мне! Улицу перекрыли примерно двадцать бесов военного училища! Будущие охранники арок, с молоком педагогов и наставников впитавшие незабвенный девиз "гаси Иловайского!". Мало того что это у них практически утренняя молитва, так они до кучи были ещё и нетрезвые…
- Гля, унтера, это что за гангрена в лампасах по нашей улице на честном купечестве разъезжает?
Вопрос был настолько риторический, что с правильным ответом не ошибся никто:
- Иловай-ски-ий!!!
Если бы здесь водились голуби, то они бы вспорхнули с крыш. А так только черепица кое-где посыпалась от дружного вопля души. Я, не раздумывая, дал шпоры вурдалаку под бока. Здоровяк аж всхлипнул от наслаждения и грудью рванул вперёд. Похоже, этот всё-таки знает, что такое мазохизм…
- Уря-а-а! - Разношёрстная волна ярких морских, пехотных, кавалерийских и артиллерийских мундирчиков кинулась на нас в единодушном порыве.
Рубить я никого не хотел, они ж безоружные, да и дурные, жалко… Так, дал на скаку по мордам двум-трём самым активным, а потом они завалили моего потного "скакуна". Мелкие, шустрые, храбрые до дури - чего им терять, верно? Я-то ещё вовремя спрыгнул с шеи рыбопромышленника и под шумок двинул себе за угол, пока выпускники строевых училищ старательно выбивали пыль из вурдалака. Причём он тоже спуску не давал, а от боли так просто млел. Короче, наслаждались все, я, как понимаете, был просто лишним. Поэтому до мясной лавки главного людоеда-патологоанатома добрался размеренным шагом, не срываясь на бег, а так, с расстановочкой, чтоб никого не провоцировать на погоню.
- Павлушечка? - Я осторожно толкнул дверь мясной лавки и прижал её ближайшим булыжником - иначе там, внутри, не продохнуть.
- Чего надо, человече? - Над прилавком нависла потная туша лысого, голого интеллигента весом в пятнадцать пудов. Маленькие глазки цепко ощупали мою новую шашку. Значит, сразу не бросится, забоится…
- Дело есть, - без обиняков начал я. - Хочу знать, как у живых людей жёлтые пятна на руках появляются.
- Мементо мори, - буркнул он, повернувшись ко мне спиной.
- Это понятно. Казак и без того никогда о смерти не забывает, она у нас с рождения за плечами стоит. А всё-таки пятна-то отчего?
- Такие? - Вместо ответа он кинул через прилавок отрубленную кисть человеческой руки.
- Нет, - мужественно преодолев тошноту, пригляделся я. - У этой пятна какие-то зеленоватые, а мне насчёт жёлтых консультация нужна…
- Консультация, говоришь? Сиречь по-простому в совете да поучении нуждаешься. А чем платить будешь, казаче?
- Не получу ответа - зарублю!
- Иловайский, - укоризненно погрозил мне сосискообразным пальцем голый мясник, - таковой противозаконный поступок более приличествовал бы вашему дяде, Василь Дмитревич крут на расправу и дважды вопросов не задаёт, но вы, молодой человек, дитя иной эпохи и иных формаций! Вам сие должно быть стыдно…
- Ах так… - Я в один миг выхватил взвизгнувший клинок, приложив острие шашки к средней из трёх жировых складок его горла.
Павлушечка даже не моргнул, лишь по-детски удивлённо вскинул белёсые брови.
- И что же дальше, казаче? Убьёшь меня и уйдёшь, не получив ответа?
- Жить захочешь - ответишь!
- O tempora! O mores! - печально вздохнул людоед и, уставившись на меня, просто стал ждать. Да-да, ничего не делая, даже не потянувшись к торчащему за поясом мясницкому ножу или лежащему на плахе топору. Он чуть прикрыл глаза, сложил грязные руки на груди и лишь, может, самую чуточку отодвинул кадык от моей шашки. Не более.
- Ёшкин дрын тебе в материнскую плату! - с чувством выругался я, бросая клинок обратно в ножны. - Ладно, твоя взяла. Чего хочешь?
- Любви, сочувствия, понимания…
- Что?!! - Я вновь схватился за рукоять, и на этот раз у Павлушечки сдали нервы.
- Да на! Бей! Убивай, руби, режь меня, аки Навуходоносор детей фараоновых! А только сердцу не прикажешь…
- Какому сердцу? Окстись, дядя!
- Моему сердцу! Или ты, казаче, думаешь, раз я мясом людским промышляю, так у меня и сердца нет?! - продолжал орать этот голый боров, пытаясь перелезть через прилавок.
О, лучше б он его просто обошёл, потому как замызганный кожаный передник от поднятия могучего бедра бесстыже задрался, демонстрируя…
- Ты куда уставился, Иловайский?
- Забыл, как это называется по-латыни, а без латыни пальцем тыкать неудобно, - отступая, признал я, и Павлушечка покраснел так густо, что это было видно даже сквозь толстый слой грязи и жира на его, с позволения сказать, лице.
Он натужно убрал ногу, смущённо оправил передник и, откашлявшись в кулак, поманил меня пальцем. Я осторожно подошёл.
- Дверь прикрой.
- Ни за что.
- Разговор есть, прикрой, человече.
В голосе мясника-патологоанатома засквозили неведомые доселе просительные нотки. Отказать в повторной просьбе я уже не смог.
- Садись. - Он кивком головы указал мне на плаху.
- Стоя информация лучше усваивается, - твёрдо отказался я. - Поэтому и приказы зачитываются перед строем, а не перед казаками на завалинках…
- Логика имеет место быть, - грызя ноготь на мизинце, согласился мой собеседник. - Однако же у меня на миг создалось стойкое впечатление, что мы не поняли друг друга.
- Возможно.
- Тебе тоже показалось, что наш диалог лишён изящной конструктивности с лёгким налётом декаданса, присущего высокообразованным людям?
- В определённой мере.
Павлушечка смахнул слезу умиления. Во всём Оборотном городе он не находил никого для поддержания скромной интеллектуальной беседы в английском стиле. Не хватало разве что цейлонского чая в тонких чашечках, свежих сливок, крекеров и тостов с огурцом. По крайней мере, этим кормили в Лондоне нашего атамана Платова, и он завещал, чтобы впредь донцы подобную хрень в рот не брали…
- Тогда позволю себе вернуться к сути. У меня действительно имеет место быть некое любовное томление, но…
- Полагаю, не ко мне? - уже разок обжегшись на молоке, уточнил я.
- Нет, казаче, - потупил взор слонообразный работник ножа и топора. - Сердце моё бьётся в ритме латинской страсти лишь при виде одной знаменательной особы…
- Катеньки?!
- Оставь уже в покое свою ненаглядную чародейницу Медею, - впервые раздражённо поморщился мясник. - Вот уж воистину свет клином не сошёлся на восхваляемой тобой Немезиде! Это тебе данная Минерва благоволит, а меня пару раз так огнём облагодетельствовала, что едва яичницу не поджарила! А народец у нас сам знаешь какой… Им, пиплосам доверчивым, только дай жареное мясо почуять, вмиг сбегутся на запашок! Да и, по совести, какая им разница, кого жрать - товар из мясной лавки или самого продавца, ежели он самой Хозяйкою вкусно приготовлен…
- Тогда кто же та неприступная барышня, нанёсшая вам столь глубокую душевную рану?
- Кто же, как не красавица и шалунья Ефросинья-а-а…
- Кто?!! - обомлел я, поочерёдно прочищая указательным пальцем оба уха. - Это которая бабка Фрося, что ли?
- Кому бабка, а кому и… потенциальная невеста, соучредитель будущего семейного бизнеса, - обиженно надул пухлые губки голый людоед.
Я почувствовал, что теряю нить разговора в связи с его полной бесперспективностью. Чего с меня попросят за совет относительно жёлтых пятен, было уже понятно без разжёвывания. Но как я ему помогу, если уже обещался украсть вышеозначенную горбатую кровососку для пылкого грузина отца Григория? Он же мне нипочём не простит, если я сторону Павлушечки приму, да и слово казачье дадено. Может, его перед нечистью беззаконной держать и не столь обязательно, однако перед совестью своей же как оправдаешься?
Мне пришлось серьёзно помотать головой, вытрясая из неё все глупые мысли, вспоминая, зачем я здесь вообще и ради чего меня наш полковой лекарь отправил в Оборотный город. Здоровье наших казаков - первее всего! Поэтому… можно ведь и не врать, можно просто недоговаривать и не лезть со своей правдой-маткой куда не просят.
- Так что вы от меня хотите?
- Соучастия.
- Конкретнее, - осторожно уточнил я, не желая вовсе быть связанным и вторым словом.
- Казаче, - серьёзно повёл речь мясник-патологоанатом, - тебе нужен совет, а мне устройство личной жизни. Я ведь от тебя не ногу твою в сапоге на бульонный набор требую, согласись?
- Ещё конкретнее.
- Поговори с ней обо мне, уточни с присущей тебе деликатностью - как я ей? Не противен ли? Нравлюсь ли хоть на йоту? Готова ли связать со мной жизнь, делить взлёты и поражения, постель и стол, работу и удовольствия?
- Да, у вашей братии постель и стол вполне совместимы, - морща лоб, задумался я. - А не схарчите друг друга?
- Обижаешь, человече… Ну даже если схарчим, так полюбовно же!
И ведь с этим тоже не поспоришь. Вопроса выбора передо мной уже не стояло: преодолев естественную брезгливость, я пожал его протянутую ладонь. Руку потом пришлось оттирать о шаровары, а их сегодня же вечером в стирку!
Удовлетворённый людоед мигом панибратски наклонился ко мне и быстро зашептал:
- Пятна жёлтые, кои трое суток не болят и не чешутся, возникают на коже человеческой, ежели оную чумчара лизнул! Нежно и с расстановкою…
Я хмуро кивнул: пока всё совпадало со словами того же отца Григория. Им же никому с первого раза верить нельзя, всегда перепроверяй, иначе долго не проживёшь.
- Как излечить?
- Как обычно, берёшь руку или ногу, рубишь порционно, а потом в марганцево-калиевом растворе день подержи, да ещё ночь в отваре коры дубовой. Наутро торгуй смело, никто ничего не почует…
- Ах ты, морда вредительская, - вспыхнул я, хватая его за ухо.
- Общество охраны прав потребителей? Прости, человече, не знал, больше не буду-у…
- Какие потребители?! Ты чего мне тут заливаешь о том, как с мяса пятна убрать, мне живых хлопцев от этой заразы избавить надо!
- Живых? - не поверил он. - А про живых я и не в курсе, соответствующего образования не имею. Да и aquila non captat muscas. Всё равно они через три дня в чумчар перекинутся…
- Убью.
- За что?
- Просто так. Хоть нервы успокою.
Павлушечка умный, он отвечать не стал. Послушно склонил голову на прилавок и зажмурился в ожидании неминуемой смерти. Естественно, после этого убить его я уже не мог…
- Чёрт с тобой, живи. Что делать посоветуешь, к кому обратиться?
- Ты бы, казаче, к Вдовцу заглянуть попробовал. Всё ж таки он у нас по ядам главный специалист, а чумчарская слюна яд и есть.
- Разумный вариант, - вынужденно признал я.
Вынужденно, это потому что общая концепция правильная: кто, кроме профессионального отравителя, так хорошо разбирается во всех видах отравляющих веществ? А уж кабатчик Вдовец на этом деле собаку съел! И не одну… Напрягало другое. Тот немаловажный факт, что от мясной лавки до кабака путь неблизкий, а желающие нетерпеливо толкутся за дверями, прекрасно понимая, что рано или поздно, а вылезти мне придётся.
- Запасной выход есть?
- Только через коптильню.
- Это как?
Павлушечка кивком предложил мне пройти за прилавок, в смежную комнату. Коптильня представляла собой небольшое кирпичное помещение с тремя рядами металлических цепей, на которых связками готовился "товар". Благо на данный момент она пустовала, но въевшийся в стены запах горелых опилок и бьющая в нос горечь человеческой плоти сводили с ума. Пристрелить бы гада, да ведь другой гад ту же лавочку откроет - зло на Руси одним махом не искореняется. Хотя если по чуть-чуть и начать прямо сегодня…
- Казаче, путь наверх через трубу, - моментально понял мои мысли Павлушечка и, захлопнув железную дверь с той стороны, прижал её всей тушей. Тоже жить хочет…
Я постарался дышать через раз, чтобы не хлопнуться в обморок от запахов, и, разглядев в углу небольшую ржавую лестницу, быстро полез наверх. Через минуту уже был на чердаке, а оттуда легко выбрался на крышу. Карабкался осторожно: во-первых, черепица худо держится, во-вторых, внизу меня действительно ждали. Традиционную драку народ провёл со всяческим старанием, грех жаловаться, но все, кто ещё мог худо-бедно-кособоко стоять на ногах, мстительно ждали явления моей светлости. Ну их, перетопчутся, мы в обход, крышами пойдём…
- Надо бы с самого начала Катеньке весточку дать, - бормотал я, осторожно прыгая с одного карниза на другой. - Без Хозяйкиного разрешения кто тут на меня зубом цыкнуть посмеет? А уж разлюбезная моя ласточка в обиду не даст, она бы одним тоном приказным того же отца Григория, да Павлушечку, да Вдовца перед воротами поставила и ответа потребовала. Но мы же казаки, мы лёгких путей не ищем, нам бы хоть и голову свернуть, зато сами! Без спросу! Мы ж страсть какие самостоятельные! Вот я, например…
Чего там "например", мне в порыве самобичевания додумать не удалось. Элегантно, как лесной олень, перепрыгнув пятую или шестую крышу, я вдруг неожиданно понял, что кушать надо меньше, потому что тяжёлый… и, проломив кровлю, рухнул вниз всем весом, падая во что-то белое, пенное, с кучей брызг и мата. Но что страшнее всего, так это…
- Иловайский? - вытаращилась на меня обиженная красотка с круглыми глазами, сидящая в противоположном конце ванны…
- Да, - не стал отнекиваться я, старательно отводя взгляд от её блестящих прелестей. - Простите, что вот так, запросто, без приглашения. А с кем имею честь?