Морган призвал Дар, чтобы глянуть, что творится вокруг; с момента, как Марго произнесла слово "технология", он весь был сосредоточен на ней одной. Рыбаки за столиком у противоположной стены безобидны, а вот стайка мужчин во дворе явно дожидается его: в воздухе витает знакомый, жгучий как перец запах потасовки. Проворонил момент, когда они пришли. Непростительное упущение. Оборванец, немилостиво избавленный от общества Марго, нажаловался дружкам. Что ж, у него было достаточно времени пройтись по деревне и собрать всех, кто в состоянии держаться на ногах. Не слишком-то приятно драться на полный желудок. Морган размял под столом кисти. Если действовать грамотно, обойдется без поножовщины.
Перед глазами маячил скоморох с огнеметом. Пальнуть разок в воздух, и эти дурни намочат штаны и всю оставшуюся жизнь будут обходить Суров за милю. Спину снова обдало ледяным ознобом.
"Только идиот не прибрал бы к рукам эту игрушку. О Боги, чем же там убивают, если скоморохи у них стреляют огнем…"
– Вот и сейчас у тебя взгляд как у него. – Голос Марго заставил его вынырнуть из омута мрачных мыслей.
– Ты наблюдательна, – похвалил он девушку. – И насчет рыбы верно подметила: я уже два года не плаваю. С тех пор как акула оттяпала мне пальцы, я сдаю свое судно в аренду и занимаюсь торговлей. – Эта сказка немногим оригинальнее рыбачьей, но ее девчонка проглотила – по крайней мере, недоверия к своим словам Морган не ощутил. Он поднялся и кивнул ей: – Нам пора.
Глава 8
Марго вылезла из-за стола, стряхнула с подола хлебные крошки. Из противоположного угла на нее пялились двое мужчин – молодой и постарше, оба чернявые и бородатые, с солидными порциями пива в руках. Не придумав ничего умнее, чем показать им язык, она потрусила за Морганом. По пути Морган прихватил швабру, оставленную хозяйским мальчонкой; наступив на нее, выдернул древко. Марго вопросительно вскинула брови, но промолчала. Морган вышел из таверны, опираясь на палку, как на трость.
"А это что за придурки?"
Марго замедлила шаг. Путь к лошади преградили шестеро парней. На всех без исключения физиономиях виднелись следы недавнего общения с зеленым змием, а одну, до омерзения знакомую, украшали следы Моргановых кулаков. Вперед, поигрывая мускулами, выдвинулся потный полуголый, напоминающий молодого бычка детина, перепоясанный утыканным ржавыми гвоздями ремнем. Вслед за ним дернулся крепыш со светлыми всколоченными волосами в замызганной зеленой майке; в продолговатом темном пятне на животе легко угадывалась засохшая блевотина. Полуголый выпятил грудь и выдвинул нижнюю челюсть.
– Эй, выродок! Тебе что, своих баб мало? – Голос у парня, несмотря на мужественную внешность, оказался визгливым.
За спиной одного из парней, белобрысого и безобразно прыщавого, что-то блеснуло.
– У него нож! – ахнула Марго и вцепилась Моргану в рукав.
Сильная рука стиснула ее плечо.
– Я вижу, не дергайся. – В его голосе не слышалось ни нотки паники. – Иди правее, назад и наискосок. Там между хозяйственными постройками проход. Через него выберешься в поле. Двигайся спокойно, не останавливайся, не оглядывайся. Я тебя догоню. – Морган сунул ей в руки седельную сумку и развернул вправо. Тычок в спину заставил Марго сделать несколько непроизвольных шажков.
– Как тебе наше пиво, выродок? – услышала она за спиной. – Надеюсь, ты за него заплатил?
Глухой звук удара о землю. Шелест рассекаемого воздуха. Сдавленный вопль.
– Пиво? – равнодушно переспросил голос Моргана. – Такое впечатление, что в него нассал какой-то деревенский жлоб. Наверное, ты. – Последние слова приглушили возня и топот.
У Марго подкосились ноги. Один против шестерых! И еще пререкается с ними! У Моргана тоже нож и мускулы, но не переоценил ли он свои возможности? Единственный, на чью помощь можно рассчитывать, – это священник. И батюшка Адриан, и отец Райан, и Пауль всегда спешат на подмогу в подобных случаях. У батюшки Адриана незаурядный талант примирять противников – несколькими словами и не повышая голоса; стоит ему появиться, атмосфера мгновенно разряжается.
"Где искать священника здесь? Пока я добегу до храма…"
Вот он, проход. Марго заглянула в узкое пространство. С той стороны – заросли полыни. За ними – покосившийся заборчик из оструганных колышков, а дальше – бобовое поле. Ни один из тех парней не протиснется, да и она – только бочком. Это вселило смелость, и Марго обернулась. Прыщавый как раз вытягивал из-за спины нож. За время, пока она шла, Морган и парни поменялись местами; теперь он стоял в нескольких шагах от лошади, лицом к таверне. Полуголый задира катался по земле, обхватив обеими руками колено, и поскуливал, как побитый пес. В воздухе что-то промелькнуло, и резвый коротышка в широких серых штанах до колен упал как подкошенный. Марго застыла, прижав сумку к груди. Следом за приятелем скорчился, вскрикнув, обладатель ножа; нож отлетел в сторону.
"Господи… – Марго ошалело заморгала, не веря глазам. – Он дерется палкой от швабры! Еще в таверне знал, что во дворе его поджидают. Откуда?"
Ее заколотило, но не от страха или холода. Это было другое чувство – возбуждающее, волнующее, будоражащее кровь; Марго уже испытывала его однажды – когда весенней ночью перелезала через монастырскую ограду и бежала к реке, где ее ждал Иштван с ворохом несбывшихся надежд.
К лежащему на земле ножу бросился крепыш в заблеванной майке, за что получил концом палки в висок. Это успокоило его окончательно: крутанувшись на месте, он тяжело рухнул на землю. Палка двигалась в руках Моргана словно живая, а его здоровенный нож по-прежнему болтался на поясе. Ни суеты, ни паники, ни одного лишнего движения, будто каждый следующий момент схватки известен Моргану наперед – всякий раз он на полхода опережал своих противников. Среди этих парней он выглядел как гусь, забравшийся в курятник.
Невесть откуда выскочил, высоко подбрасывая зад в темных штанишках, козел. Обскакал галопом вокруг дерущихся, а потом вдруг ломанулся в самую гущу и с разбегу врезал под зад только-только принявшему вертикальное положение коротышке. Прыщавый попытался схватить животное за рога, но козел ловко извернулся и поддал ему копытами – что самое удивительное, обоими попал. Изрыгая ругань, парень приземлился – на свою беду, под ноги Моргану, который, не глядя, пнул его ботинком в лицо. Потом еще и еще раз, пока тот не затих. Изо рта парня побежала алая струйка. Марго прижала ко рту кулак, до боли закусив костяшки пальцев.
"А вот это уже лишнее".
Один из уцелевших, самый щуплый, юркнул в таверну; он вообще не участвовал в драке, а только пританцовывал на безопасном расстоянии и, не стесняясь в выражениях, вдохновлял дружков.
"Сейчас притащит тех чернявых и хозяина! – Марго вжалась спиной в нагретую утренним солнцем бревенчатую стену хлева. – Морган, беги!"
Коротышка рванулся за приятелем, таща за собой намертво вцепившегося в штанину козла, которого со всей дури валтузил кулаком по морде. Козел спас его от палки – она просвистела у коротышки над головой, а на обратном пути встретилась с челюстью несостоявшегося ухажера Марго. Звук был настолько выразительным, что у Марго свело зубы.
– Удачного дня, – бесстрастно бросил Морган. Не спеша запрыгнул в седло и на ходу швырнул палку назад. Описав дугу над двориком, палка ударилась о землю и отскочила к двери, которая в тот самый момент открылась, выпустив наружу оголенного до пояса рыхлого чернявого бородача – конец палки пришелся точно ему в пах. Бородач сложился пополам – от боли. А Марго от хохота.
Оборванец с пострадавшей челюстью, подвывая, плевался кровью и тыкал пальцем в ее сторону. Пора уносить ноги! Марго с трудом разогнулась и подобрала юбки. Вынырнув из прохода, она налетела на хозяйского отпрыска, тащившего помои; ноги машинально перескочили через катящееся ведро. Ветхий заборчик не выдержал столкновения с массивным ботинком и повалился, Марго чудом не зацепилась за колышки подолом. Морган подхватил ее, хохочущую, на скаку, вместе с сумкой.
– Я велел тебе уходить в поле! – рявкнул он ей в ухо. Он даже не запыхался. Ничто в нем не выдавало, что он минуту назад участвовал в схватке.
Девушка никак не могла остановиться. Она хохотала и хохотала, обнажив маленькие белые зубки; прикрывала рот ладошкой, утыкалась то в свой рукав, то в его плечо. Морган купался в искрящихся брызгах ее смеха. Он не помнил, когда смеялся в последний раз; не помнил, чтобы кто-нибудь рядом с ним так искренне и заразительно хохотал. Марго словно застала его врасплох в горном озерце. Они стояли нагие по пояс в воде, Марго брызгала его, а он отворачивался, пытался защититься ладонями от брызг, которые шлепали по лбу, щекам, плечам и груди, залепляли глаза, заскакивали в рот. Морган поразительно ясно увидел в голове эту картину, будто они действительно когда-то купались вдвоем в горах; он мог поклясться, что знает ту расщелину, где из камней выкуривается голубым дымком ключ и холодная как лед вода, змейкой пробираясь в тени склизких ото мха булыжников, стекает в небольшую глубокую каменную чашу. Девушка пыталась что-то выдавить сквозь смех, Морган различил всего два слова – "ткнулся" и "конец". Уж не слышится ли ему? Брызги-смешинки облепили его всего, он захлебывался.
– Угомонись! – Морган легонько ткнул ее локтем. Смех моментально стих. Марго опустила голову, ее личико сделалось печальным-печальным. Ну вот, обидел. "За то, что она мне никогда не достанется?" Он попытался загладить свою грубость: – Я просто не понял, что тебя так развеселило.
– Бородач, которому твоя палка угодила в одно интересное местечко, когда ты бросил ее с лошади, – виновато отозвалась Марго. – И козел. И твое мнение о пиве: оно у них и вправду разбавленное.
Козел – чистое везение. Он оказался поблизости и не был привязан. Морган приманил его Даром в надежде избежать крови. Если бы пришлось обнажить клинок – все шло к тому, усталость ощутимо давала о себе знать, а похмельное стадо свиней разозлило не на шутку, – Морган применил бы его по прямому назначению. Резня – неподходящее зрелище для незабудковых глаз.
Да, наверное, со стороны потасовка выглядела потешно. Но Морган не смог выдавить из себя даже улыбки – потому что убил радость в девушке. Такие грустные глазки, несмотря на юный возраст, а он влил в них дополнительную порцию горечи. Может, отдохнуть, а потом податься в другую таверну? Если бы он не боялся разоблачения, то устроил бы второй бесплатный спектакль. Для этого достаточно зайти в обеденную залу и сесть за стол: дикари слетятся как мухи на дерьмо.
Все началось в трактире "Медвежий ручей", на северо-западе, в Каурии. Моргану было шестнадцать, и это был его второй рейд. Парень из их отряда вышел ночью по нужде и не вернулся. Командир доверял хозяевам трактира – отряды останавливались у них не первый год: пожалев измотанных воинов, он не выставил дозорных. Поэтому, когда юношу нашли – на заднем дворе, в луже крови, смешанной с грязью, – огонек его жизни уже угас. Живот был превращен в кровавое месиво, земля вокруг ног раскидана – умирал парень долго. Морган помнил, как выдрал из стены здоровенную доску, а потом – в кратких промежутках между кровавыми всполохами в мозгу – черные квадраты окон, оскалившиеся разбитыми стеклами, груду переломанной мебели и разбитой посуды. Очнулся он в своей комнате, в слезах и без доски; двое товарищей держали его, а целительница промывала глубокие красные борозды на руках и извлекала из них стекла. Потом пришел Влад, тогдашний его командир, сел напротив и тихо, беззлобно произнес: "Так нельзя. Хозяева не виноваты". С того случая Морган заводился от малейшей грубости в адрес Суров и редко покидал харчевню, не подравшись, хотя не был любителем алкогольных приключений. За поножовщину можно угодить в лапы гвардейцев. Гвардейцы бьют больно и беспощадно. И Морган научился видеть оружие во всем: в швабре, тряпке, куриных костях… Годы сожгли ненависть, ее место заняла тупая боль, и теперь он бил дикарей просто по привычке.
Миновав четыре хутора и примыкающую к ним полосу полей, Морган пустил коня шагом. Исчезновение баламутов из зоны его восприятия говорило о том, что от таверны их отделяет больше мили. Погони нет. Он и не сомневался, что им дадут спокойно уйти. Слишком уж дикари медлительны. Хорошо, если эти олухи к полудню сообразят набрать команду помногочисленнее да потрезвее и обшарить окрестности. Морган жадно проводил взглядом низину, откуда доносилось звонкое журчание разбухшего от дождей ручья. Нет, не стоит испытывать судьбу, когда в твоих руках чужая жизнь; выпадет еще случай помыться.
Они свернули с дороги на едва заметную тропку, уходящую в лес. Их окружал лучезарный покой осеннего утра. Тишину нарушали только глухие удары копыт и шуршание палых листьев. У Моргана стало легче на душе. Пробивающиеся сквозь ветви лучи солнца, нежно припекающие спину, безлюдье, прильнувшая к нему Марго – все это позволяло окунуться в настоящее, которое ничего не требовало. Впервые за много лет Морган чувствовал себя свободным от кандалов долга, тянущих его в будущее, не обещающее ничего, кроме саднящей пустоты в груди, одиночества и трупов. Если бы не этот гаденыш-невидимка… Морган никогда не отлынивал от своих обязанностей, но как же хотелось сбросить с себя надоевшую тяжесть! Верно Тайнер говорит: "Полукровок надо уничтожать в утробе. Дар в сочетании с дикарскими мозгами порождает чудовищ".
Прошло несколько минут, прежде чем его мысли обратились – не слишком охотно – к конечной цели путешествия, и он побеспокоил девушку, чтобы достать карту. С вратами не прогадал, почти в яблочко. Если бы он выбрал врата южнее, их отделяло бы от Ланца полтора дня пути. Отсюда они потратят три. Это если поторопиться. С синяком на скуле Марго выглядит как жертва пьяной драки, нельзя возвращать ее в монастырь в таком виде. Безусловно, веский довод в пользу того, чтобы двигаться помедленнее.
Ланц располагался на юго-западе, в междуречье Ланца и Найма, на окраине области, которую дикари называют каким-то длинным непроизносимым словом, а Суры – Долинами. Опоясывающая деревню одноименная река делала ее полуостровом. Последний отряд обозначен у Первых Юго-Западных врат, в двухстах пятидесяти милях от Ланца; дальше обширный незакрашенный участок – условно безопасная, неохраняемая территория. Морган стал припоминать: в Долинах нечисть вывели четыре столетия назад, и так качественно, что чисто до сих пор. По крайней мере, вестей о серьезных инцидентах до его ушей не долетало. Долины окутаны молчанием.
Марго осторожно потянула за краешек карты:
– Можно посмотреть?
Морган развернулся так, чтобы ей тоже было видно, и Марго с любопытством уткнулась в карту. Она никогда раньше не видела карт местности. Карта была раскрашена цветными карандашами по непонятному принципу. Желтый цвет преобладал. Тут и там встречались звездочки, крестики и восклицательные знаки в кружочках, спиральки и сдвоенные арочки – похожим значком в Погибшем мире обозначены места, где можно съесть продолговатую, разрезанную надвое булочку с листом салата и сдобренной томатной пастой большой котлетой внутри. Марго попросила Моргана показать, где они находятся и где Ланц. Он ткнул пальцем. Идан она нашла сама. На вопрос о значении цветов и символов Морган бормотнул что-то про рельеф; его тон отбил у Марго желание переспрашивать – он явно уверен, что в состязании с этой разрисованной бумажкой ее мозги проигрывают. А разрисована она была на совесть. На обратной стороне обнаружились многочисленные портреты, выполненные тонким черным карандашом, рукой одного художника. Лица, лица, лица… Серьезные и улыбающиеся, мужские и женские, молодые и постарше. Ни детей, ни стариков, никаких подписей. Некоторые лица похожи – их обладатели явно состоят друг с другом в родстве. Марго без труда узнала мрачную физиономию Моргана – она не слишком отличалась от оригинала. Попадались и фигуры – женские. Среди них Марго не нашла ни одной одетой, а позы некоторых заставили ее покраснеть до кончиков ушей. Улыбающаяся во весь рот девица с короткими кудрявыми волосами, расчесанными на прямой пробор, демонстрировала неприличный жест. Два соседних рисунка изображали ее же – возлежащей на боку, с развернутым к зрителю голым задом, и фривольно развалившейся на спине.
"Жена? Любовница?"
Марго задумалась, стал бы мужчина рисовать голой свою возлюбленную, чтобы потом кто попало любовался ее прелестями, и так и не пришла ни к какому выводу. Может, он коллекционирует на бумаге покоренных им девушек? Так или иначе, художник знал в женщинах толк – безобразно расплывшихся телес не было ни у одной. Марго тряхнула волосами, прикрывая пылающие щеки.
– Талантливо. Это ты рисовал?
– Приятель, – с неохотой буркнул Морган.
– Это твои… друзья?
– Да. – Чтобы избежать дальнейших расспросов, Морган забрал у девушки карту. В глаза бросились свежие плоды деятельности Бо. Мгновение полюбовавшись ими, Морган вздохнул. Засранка. Он засунул карту во внутренний карман рубашки, подальше от любопытных глаз, с сожалением ее проводивших, и сообщил: – До Ланца четыре дня.
Езда с Марго оказалась сущим наказанием. Аромат ее кудрей, влажный жар созревшего женского тела, колыхающиеся в такт шагу лошади груди заставляли голову кружиться, а чресла болезненно пульсировать. В какой-то момент Морган поймал себя на том, что смотрит не вперед, а вниз, на ложбинку между ее грудей. Эх, раздобыть бы где-нибудь одежду и переодеть девчонку во что-нибудь поскромнее. Наряд Марго сводил с ума. Лучше бы она была голой, чем сверкала этим вырезом, наполовину обнажающим груди – небольшие, но полные и круглые, они как раз бы уместились в ладонях. Нежная оборочка по краю ворота, завязанный бантиком шнурочек спереди, стягивающие лиф крючочки и высокая талия – такие платья должны быть запрещены законом.
Чтобы отвлечься от позывов тела, Морган принялся расспрашивать девушку о жизни в Иштвановых чертогах – мягко, ненавязчиво, изображая обычную путевую болтовню. Ее рассказ разочаровал его. То, что Марго от волнения вывалила в таверне, оказалось самым ценным. Все ее дни на Ледяшке походили один на другой. Делала упражнения, которые, по словам Иштвана, развивают Дар. На самом деле ничего они не развивают, а просто укрепляют легкие и органы брюшной полости. Готовила снадобья. Иштван уверял, что лекарства. Отравивший девушку яд, вероятно, был приготовлен ее же руками. Сырье неизвестно откуда приносил, а готовые смеси неизвестно куда уносил. Грузил ее всякой чепухой, выдавая за магию. В Ревущей Комнате не была: Иштван держал ее на замке, а ключ, очевидно, носил с собой – снедаемая любопытством, девчонка обшарила в поисках весь дом. Относился хорошо – не обижал, не бил, не хамил. Попытка убийства была страшным потрясением, но Марго видит в ней скорее предательство любимого, чем преступление. Все. Комната под названием Иштван осталась глухо запертой. Если бы Морган не был уверен в искренности девушки и не держал в руках ожерелья, он бы счел этого парня-призрака плодом воображения.
На вопросы Марго отвечала с готовностью, как хорошо выученный урок, в ее Манне ни разу не промелькнули темные змейки лжи, но причиной тому было вовсе не доверие. За доброжелательностью и спокойствием Морган ощущал настороженное напряжение. Оно проявлялось даже внешне: грудь девушки вздымалась слишком часто, она кусала и облизывала губы, вытирала мокрые ладони о подол, делая вид, что поправляет платье. Она не просто робела, она его боялась и с радостью дала бы деру, представься ей такая возможность. Мысль приколдовать ее вызвала у Моргана чувство вины. Она так уязвима и беззащитна… Нужно найти более честный способ завоевать ее доверие.