Гады догадались, и добрая треть мушкетерской роты в считаные минуты превратилась в груды истекающего кровью мяса. "Ох, знал бы, перетопил бы к змею весь арсенал! - прошипел тогда бывший Проэмперадор и гаркнул: - Пехота! За деревья! Живо!" Уцелевшие шарахнулись за вековые каштаны, а Робер бросил имевшуюся в его распоряжении конницу на батарею. И сам бросился. Они доскакали прежде, чем артиллеристы успели перезарядить орудия. Дальше была рубка и неистовая, исступленная радость от того, что эти больше ничего не натворят. Затем пришел черед "тех", которых было много больше. Командующий ополчением метался от отряда к отряду, подгонял, осаживал, вел в бой, выводил из боя, успокаивал необстрелянных, гнал в опасные места прошедших Олларию и Барсину ветеранов. Те сражались отменно, но их здесь была едва ли треть, а данарии, по своему обыкновению, перли вперед, наплевав на встречный огонь, лишь бы дорваться до рукопашной.
- Теперь я понял, - после первых боев с чувством признался Гаржиак, - а ведь не верилось… Ну нельзя же так себя не жалеть!
- Можно, как видите, - утешил соратника вконец измотанный Робер. Гаржиак помянул Леворукого и поплелся к своим. На следующий день южанам снова пришлось пятиться, уж больно упорно погнал вперед собранных в кулак сумасшедших все еще безликий и безымянный мерзавец. Выстоять под таким напором было можно, лишь положив уйму своих, - Иноходца подобный размен не устраивал. Приходилось отступать и стрелять, пропускать и стрелять в спину, скрываться в садах и рощах и стрелять во фланг. Схватки медленно, но неуклонно смещались в глубь провинции, и все же ополченцы не побежали, а к ночи стали подтягиваться кэналлийцы с дальних застав. Эчеверрия справедливо счел, что пехота не может летать с тракта на тракт, а преимущество в кавалерии - это и преимущество в маневренности.
На рассвете Робер и рэй Сета ударили сообща, и малость подрастерявшие прыть бесноватые откатились назад, в пределы Кольца. Их вожак тут же принялся искать свободный путь, но обогнать конницу ему ни разу не удалось, а потом зарядили дожди, и все как-то стихло. Эпинэ пожал руку выручившему его рэю и вернулся в приспособленный под ставку трактирчик, где сочинил и тут же отправил злополучный доклад. Дювье приволок ужин, Робер заставил себя ковырнуться в рагу, но стоило бесценному сержанту убраться, рухнул на застеленную желтой периной кровать. Он проспал больше суток, и спал бы дальше, не прискачи гонец от Валмона. Проэмперадор Юга желал видеть командующего ополчением Внутренней Эпинэ в замке Лэ "так быстро, как это позволяет состояние дел на Кольце". Дела позволяли, и Робер выехал сразу.
2
Ариго витал в свадебно-розовых облаках, а Эмиль банально не желал думать, но отпускать счастливого мужа и гулящего жениха Савиньяк не собирался. Высшие офицеры Западной армии и союзнического бергерского корпуса должны совещаться с Проэмперадором, иначе на военных станут смотреть как на приложение к властям. Лионеля это по ряду причин не устраивало, а братца с Жермоном не устраивало копание в "потусторонней мути".
- Пожалуй, - задумчиво произнес Ли, - я произведу в генералы Придда. Он, по крайней мере, готов думать не только о дамах и дриксах.
- Герман еще всегда готов думать об обеде, - подхватил шутку Райнштайнер, - но очевидное непонимание важности того, что мы обсуждаем, удручает.
- Удручают ваши попытки остановить дождь, - отмахнулся Эмиль. - Можете дуть, хоть лопнуть, тучи не разогнать. Остается сидеть под крышей, пока само не кончится, но на деле все не так уж и скверно. "Гусям" и "павлинам" сейчас хуже, чем нам, а свернуть шею дуксии можно за пару месяцев. Жермон, ведь так?
- Конечно, - блаженно улыбнулся тот и внезапно переменился в лице. - Но штурмовать Олларию я не хочу.
- До штурма нам далеко, - успокоил молодожена Проэмперадор. - Без надежного тыла я Кольцо не перейду.
- И это правильно во всех отношениях, - поддержал бергер. - Лионель, я давно хочу узнать, почему вы придаете такое значение намерению Вальдеса отправиться после войны в морскую экспедицию. Вы полагаете, что он может обнаружить что-то важное? В таком случае стоит ли ждать? Наше господство на море неоспоримо, Талиг в состоянии отпустить несколько кораблей и одного адмирала прямо сейчас.
- Несомненно. - Почему бы и не объяснить? Райнштайнер или поймет и согласится, или укажет на ошибку, что не менее ценно. - Не представляю, что найдет Вальдес - возможно, ничего, а возможно, страну, где пчелы, и те будут из золота… Вы, Ойген, слишком буквально толкуете мои вопросы. Меня занимает не замысел Вальдеса, а то, почему этого не сделали прежде. Почему никто до сих пор не обогнул Бирюзовые земли? Почему никто не попытался по ним прогуляться? Почему до Франциска Вараста пустовала, а до прихода Алвы бакраны сидели в своих горах?
- Про Варасту унары и те знают, - зевнул Эмиль. - Церковный запрет.
- Церковь, любезный братец, еще и разврат запрещает, толку-то… Кстати, о церкви. Почему абвениаты пальцем не шевельнули, когда начали крушить их храмы?
- Леворукий их знает… - Господину командующему все явственней хотелось на волю. - Лень было.
- Не сказал бы, что ваши шутки уместны, - попытался воззвать Райнштайнер. Ничуть не пристыженный братец возвел глаза к потолку, и тут на пороге возник адъютант.
- Монсеньор, - странным голосом доложил он, - "фульгаты" задержали девицу в маске. Она намеревалась влезть в кухонное окно. Поняв, что ее заметили, незнакомка сперва пыталась скрыться, потом угрожала кинжалом, а теперь под угрозой самоубийства настаивает на немедленной аудиенции.
- Вы уверены, что это девица, а не корнет Понси?
- Монсеньор…
- Ну, мог же он переодеться? Хорошо, давайте ее сюда, и желательно без кинжала и яда. - А ведь тут прозвучало что-то любопытное. Или не прозвучало, а мелькнуло в голове?
- Ли, ты начинаешь опережать Алву. - Оживившийся Эмиль принялся сворачивать карты, для него совещание уже закончилось. - Рокэ частенько забирается к женщинам в окна, но к тебе они лезут сами.
- Небесспорный вывод. - А вот Райнштайнер явно намерен выпроводить девицу и продолжить разговор. - Герцог Алва, насколько известно, посещает дам, которых сам выбирает, и тогда, когда полагает возможным и нужным.
- Существенное отличие, - согласился Лионель. Что же и кто сказал? А ведь сказал! - В любом случае, сейчас я к личной жизни не расположен.
- Монсеньор, к вам дама. Она желает сохранить инкогнито.
Назвать это дамой можно было лишь с натяжкой. Незнакомка в мантилье и черной шелковой маске была не крупней гоганни. За исключением красноречиво распиравшей платьице груди - впрочем, женщины давно научились что-то подкладывать, что-то утягивать.
- Граф Савиньяк? - требовательно пискнула маска. - Мне нужен разговор наедине!
- Нет. - Теребит оборку. Браслета не видно, но ручки молодые, изящные. Дворянские ручки, хоть и без колец. И голосок господский, просить не приучена, вот топать ножкой - запросто. Ножка, кстати, должна быть маленькой…
- Но я не могу… - запротестовала незнакомка. - Это очень… очень… приватно!
- Эти господа не имеют обыкновения выдавать чужие тайны. - Лезть в окно в юбках с оборками… Селина надела бы мужское платье, но у Селины умная мать. - Сударыня, либо вы будете говорить при них, либо вас проводят туда, куда вы пожелаете.
- Мне надо в тюрьму! - Глаза блестят даже сквозь маску. Любовь, надо думать, и сейчас станет ясно, к кому. Молчать, так молчать, чтобы первыми заговорили мужчины, она вряд ли умеет, разве что Эмиль встрянет. Ариго слишком стеснителен и к тому же по самую шляпу влюблен, а Райнштайнер блюдет субординацию и хочет говорить о Вальдесе.
Девушка замерла. Наверняка она сейчас кусала губы - не будь маски, это могло бы растрогать.
- Вы… Он… Андрэ… Капитан Фантэн… Он дрался на Мельниковом лугу! Его нельзя…
Дальше были слезы. Подлинные. Лицо скрывал черный шелк, но враз ставший насморочным голос сомнений не оставлял. Она рыдала и все равно что-то пыталась объяснять, глотая слова и шмыгая носом. Стоя среди сидящих мужчин. Ариго, впрочем, уже собрался вскочить, Эмиль пока терпел - его предпоследняя довоенная пассия была живым фонтаном.
- Спокойно, - внезапно велел Райнштайнер. Не девице, генералу. - Спокойно, Герман. Дело капитана Фантэна мне известно.
- Выйдите, сударыня. Когда успокоитесь, можете вернуться.
- Дет! - Она таки топнула ногой. - Я должда остаться.
- Сударыня, - Савиньяк поймал и удержал чужой жаркий взгляд, - вы вернетесь, когда успокоитесь и сможете внятно изъясняться. Если вам не догадаются дать воды, я сменю адъютанта.
Вышла, можно сказать, выскочила. Любопытно, чья она дочь?
- Любовь, особенно чужая, не повод увиливать и отлынивать. - Лионель взял свернутую братцем карту и с удовольствием развернул. Лет двадцать назад он бы показал язык, он бы его и сейчас показал, но Райнштайнер бы расстроился. Огорчать бергеров Савиньяк не любил, к тому же с бароном почти назрел брудершафт. - Ойген, что вам известно об этом капитане?
- Всё. Капитан Фантэн, вне всякого сомнения, преступник, и его военные заслуги этого обстоятельства не отменяют. - Райнштайнер обернулся к Ариго. - Ты слишком несдержан для нынешнего года. Насколько подробно мне обрисовать обстоятельства?
- Количество подробностей, - Проэмперадор торжественно разгладил норовящий загнуться лист, - зависит от числа сомнений. Таковые имеются?
3
Льнущий к лесу овраг и осень напоминали о мятеже, монументальный спутник - о том, что прошлогодняя мечта о поводьях сбылась. Ты больше ничего не решаешь, значит, можешь не сомневаться, не врать, не брать на душу грехи. Вот чего ты не можешь, так это сбросить всадника и умчаться в поля. То есть на поиски Марианны. Вернее, можешь, и тебя даже поймут, но бесноватые по доброй воле не уймутся, а в Эпинэ деревушки и городки на каждом шагу. Те же Уточки, в которых барон прячет настоящую семью… Что же им, подниматься и уходить непонятно куда?
Робер пошарил взглядом по рыжим кустам и узнал бревна, больше не притворявшиеся пушками. Дальше, за ложной батареей, прятался пострадавший от адъютантского пари муравейник, а по веткам прыгали сороки, которых не сумел перестрелять погибший ни за что дуралей…
- Виконт Валме, выявив у вас задатки рака печального образа, проявил фамильную наблюдательность, - с умеренной гордостью сообщил Проэмперадор. - Вы пятитесь в прошлое, норовя при этом страдать, однако времени на страдания у нас нет. Вы ничего не упустили?
- Существенного - вроде бы нет… В своем рапорте я еще перечисляю отличившихся и прошу офицерский патент для сержанта Дювье. Он заменил сразу двух капитанов, кроме того, Дювье зарекомендовал себя… вы не представляете, сколько он делал в Олларии!
- Я, - недовольно выпятил губу Валмон, - не представляю, в отличие от вас. Почему этот парень до сих пор ходит в сержантах, и с какой стати с ним должен возиться я, когда Проэмперадор Олларии - вы?
- Как-то в голову не пришло! После смерти сестры в столице никого не осталось… То есть не оставалось от Талига, его высокопреосвященство не мог, а я - бывший мятежник.
Граф Бертрам величественно поморщился.
- Ваше бестолковое бескорыстие было бы чудовищным, не уравновешивай оно корыстную глупость немалого стада. Если предсмертную волю Катарины еще можно ставить под сомнение, то выбор Алвы обжалованию не подлежит. Как и ваши решения.
А ведь точно! Приказ Проэмперадора вправе отменить только регент, но Ворон против производства Дювье возражать не станет.
- Благодарю за совет, я так и сделаю.
- Не забудьте указать надлежащие дату и место. Оллария. Число любое между смертью ее величества и бунтом. Что вы знаете об овцах?
- О ком? - Эпинэ показалось, что он ослышался.
- Об овцах. - Внушительный перст указал на примыкающие к лесу постройки, прошлой осенью их не было. - Исключительно полезные животные. Впрочем, лучше убедиться лично, это нас не слишком задержит.
- Я в вашем распоряжении.
- Вы трогательны. - Валмон шевельнул поводьями, и рыцарский мерин послушно зашагал к деревянным воротцам, он чудесно обходился без войн и прочих турниров. Любопытно, где таких еще разводят? Копыта - с тарелку…
Ленивое любопытство зевнуло и уронило морду на лапы. Две сросшиеся осени, убоявшись Проэмперадора с его советами, убрались в овраг еще раньше, оставив Иноходцу запах йербы и легкое сожаление о краткости передышки. Завтра все завертится снова, а сейчас пусть будут овцы и тишина.
Лица коснулась паутинка, солнце очередной раз высунулось из туч, будто Клемент из хлебницы. Кажется, с крысами дневное светило еще никто не сравнивал. Можно стать первым, только нет у герцога Эпинэ такого желания! Ему и нужно-то всего Марианна, замок на Грозовом холме и Октавий. Катари не желала для сына ни судьбы короля, ни судьбы Ворона, для сестры счастьем была мирная жизнь в родном Гайярэ, потому она и поняла…
- Эпинэ, - заметил Проэмперадор, когда из совсем уже близких ворот выскочило пятеро, - я назначил вам вполне приличного управляющего, но понимать, что и почему он делает или же не делает, вы должны. Тот же Пуэн осознает, что холмы Лэ созданы для овец, а не для Колиньяров.
- Сударь, - граф на что-то намекает, но понять его впору разве что наследнику, - так вы меня вызвали, чтобы я разобрался в делах… в управлении своими землями?
- Я преследую несколько целей, и намерен начать с наименее значимой. Управляющего Пуэна и его помощников вы помните?
- Не уверен. Солдат я запоминаю лучше, и потом…
- Вам было не до того, - согласился Валмон, слегка шевельнув рукой. - Чудовищная победа, мерзкие союзники, инцидент с гоганами… Тем не менее, не справляйся управляющий со своими обязанностями, вы бы его запомнили хотя бы потому, что вам пришлось бы самолично добывать лекарей, простыни и фураж. Когда нужное находится сразу, не задумываются, каких усилий это кому-то стоит. Лучшие слуги и лучшие губернаторы незаметны. Посторонитесь.
- Простите. - Иноходец вынудил полумориска отшагнуть, давая дорогу паре здоровяков с чем-то вроде малярной лестницы красного дерева, еще один молодчик в черном и зеленом взял под уздцы и не думавшего гарцевать мерина. Созерцать спуск почти божества на землю Робер не стал - вспомнил, что граф не терпит, когда за ним подглядывают. Тоже спешившись и предупредив подскочившего парня, что фамильярностей Дракко не потерпит, Эпинэ двинулся вдоль изгороди, за которой толкались и блеяли остриженные овцы, серые с черными мордами и ногами. Загон упирался в сараи, у которых волей-неволей пришлось обернуться, чтобы узреть нечто вроде малого королевского выхода.
Проэмперадор, опираясь на трость, шествовал тем же путем, что и Робер, следом ползла разномастная свита. В Старой Эпинэ граф передвигался с бо́льшим трудом, и, пожалуй, с тех пор он несколько похудел. Дед, годами предрекавший "проклятому Бертраму" смерть от собственного жира, пришел бы в неистовство.
Стоять пнем, когда в твою сторону направляется столь значительная особа, неправильно, и Робер, обойдя процессию по дуге, присоединился к черно-зеленому капитану.
- Эпинэ, - немедленно раздалось спереди, - прошу вас подойти и послушать этого господина.
Имени Валмон не назвал, но рассуждающий о мясе, шерсти и кожах крепко сбитый моложавый живчик мог быть лишь управляющим Лэ. Чувствуя на себе цепкий взгляд Проэмперадора, Робер честно сосредоточился на овечьей премудрости. Год назад он бы половины не понял, а половину пропустил мимо ушей, но необходимость кормить и содержать хоть в каком-то порядке город и гарнизон любого сделает немного интендантом. Дед думал о свободной Эпинэ, но не о том, как она станет сводить концы с концами, до внука дошло, что заговорами и грозными словесами сыт не будешь. То ли дело - овцы! В графстве осело до тысячи беженцев, наверняка найдутся и скорняки, и коптильщики…
- Я вам очень обязан, - поблагодарил умолкшего овечьего жреца Робер, - теперь я хотя бы представляю, с чего начинать.
- Вам потребуются знающие люди, - оживился рассказчик. - Особенно если вы решитесь на агарийские породы.
- Каждый должен заниматься своим делом, - пророкотал Валмон, обводя взглядом помощников управляющего. - Вот этот, несмотря на крайнюю юность, выглядит толковым. Пусть осмотрит пустующие угодья и доложит.
- То, что я слышал о владениях Повелителей Молний, вселяет большую надежду, - немедленно объявил в самом деле совсем молоденький избранник. - Я с великой радостью сяду на коня и объеду ждущие своего часа земли. Смушковые породы…
Вторая порция овечьей науки оказалась лишь немногим короче первой, но заметно проще. "Толковый" брался прикинуть, сколько голов сможет безболезненно кормиться в Старой Эпинэ, после чего предстояло выбрать подходящую породу. Парень горой стоял за агарийских смушковых, хоть и признавал, что они прихотливей черных алатских и прожорливей серых местных.
- Герцог подумает, - пресек доступные лишь избранным тонкости Валмон и махнул рукой, подзывая носителей лестницы. Визит был окончен, но Робер счел правильным поблагодарить управляющего за прошлогоднее гостеприимство.
- Счастлив быть полезным монсеньору и его людям, - поклонился тот. - Правду сказать, тогда мы пережили очень… неприятные дни. Родные - моя супруга из Валмона - уговаривали меня оставить место и перебраться в благополучную провинцию. Я почти решился.
- Что же вас удержало?
- Сам не знаю… Господин граф не вдавался в хозяйственные дела, уходить, не оставив замены, было бы дурно, а зимой… неприятности должны были на некоторое время стихнуть. Я решил задержаться, чтобы найти преемника, и тут все наладилось.
- Здесь, - уточнил Эпинэ.
- К весенней стрижке мятежников в Олларии не будет, - заверил адепт Великой Овцы. - Ваш конь, монсеньор.
- Благодарю. - А ведь это счастье - без посторонней помощи вскочить в седло! Лошади вообще счастье, которое не всегда замечаешь, но всегда чувствуешь. Робер с трудом удержался от того, чтоб у всех на глазах обнять полумориска, хорошо хоть в карманах отыскался кусок сахара. Дракко взял подношение и мотнул гривой, явно предлагая пробежаться.
- Вечером, - шепнул любимцу герцог, - обязательно…
Валмон уже взгромоздился на своего великана. Читать по лицам Иноходец никогда не умел, но, кажется, Проэмперадор был доволен. Жаль, у большинства памятников физиономии если не злобные, то надутые. Довольный собой, своей жизнью и своим царствованием король на ухоженной площади вселяет надежду.
- Итак? - вопросил граф, не подозревая о пробужденных его видом умствованиях. - Что скажете?
- Нужно попробовать. Мое место с ополченцами, но я здесь и не нужен. Управляющего прислали вы, если этот парень убедит его и Аннибала… Карваля, пусть начинают.
- Отлично, - колыхнул всеми подбородками Валмон. - Не терплю долгов, а вам я задолжал ноги. В ответ вы получаете спокойный сон.
- Простите, не понимаю.