* * *
- Екатерина Дображанская? - открывшая дверь рыжеволосая художница застыла на месте и так тщательно прописала взглядом Катерину и Мира Красавицкого, будто решила написать в воздухе их портрет. - Простите, - извинилась за заминку она. - Просто я еще никогда не видала такой красивой пары.
- Мы не пара, - равнодушно прояснила ситуацию Катя. - Вы позволите войти?
- Прошу вас… Не пара? - Взгляд человека мира Виктории Сюрской немедленно вцепился в Красавицкого, как спущенный с поводка питбультерьер. - Вы позволите мне нарисовать ваш портрет? - спросила она Мира, едва они прошли внутрь.
Несмотря на то, что, по утверждению Вадима Вадимовича, известная художница редко бывала в Киеве, она оказалась обладательницей обширной мастерской, переделанной из чердака в старом киевском доме со стеклянной крышей. Других источников света в помещении не было. Да и на квадратных стеклах громадного окна в небо уже улегся непроглядный туман.
- Простите, но нет, - отказался от предложения Мир.
Виктория оправдала свое имя - она и не подумала отступать:
- Не сочтите за дерзость, но я могла б оплатить ваш труд натурщика. Очень щедро. Вы - превосходная модель. У вас невероятные брови. И глаза… и линия рта. А подбородок…
- Простите, я могла бы пока взглянуть на картину? - напомнила о себе Катерина. - Очень хотелось бы…
Она лгала: с того мига, как Катя перешагнула порог мастерской, она не могла думать ни о каком Котарбинском - ее сердце колотилось, дыхание участилось, кожу объял сухой жар, будто она была девчонкой, пришедшей на самое первое в жизни свидание с… алмазными серьгами огненноволосой художницы, встреченными ею на аукционе.
Сейчас уши Виктории были лишены украшений. Сияние исходило от руки и груди, на которой покоился красный бриллиант, относительно небольшой в сравнении с уже знакомым Катерине перстнем с алмазом цвета зари.
- Прошу вас, - художница рассеянно взмахнула рукой куда-то вправо. Викторию Сюрскую Котарбинский интересовал столь же мало - она смотрела только на Мира.
Подавив в себе жгучее желание немедля заговорить о серьгах, Дображанская подошла к небольшому сепиону "Тайна".
"Магическая, ирреальная вещь", - описал третью картину Вадим Вадимович. В ней поистине было нечто притягательное или, скорее, затягивающее, заставляющее пристально всматриваться в полотно, вдумываться в каждую мелочь. Ночь. Озеро или река. В воде на высоких сваях стояла небольшая избушка-часовенка с крестом на крыше и деревянной лестницей, уходящей прямо в воду. Из часовни лился умиротворяющий тихий свет. А из вечерней воды выступало почти неразличимое в темной ряби чистое и прекрасное лицо утопленницы… Лицо Ирины Ипатиной.
- Мир, - позвала Катерина, - пожалуйста, распакуй мою картину.
Мирослав быстро и ловко снял с оплаченной и прихваченной Катей из Аукционного Дома работы бумагу и бечевку и поставил "В тихую ночь" рядом с "Тайной".
И только теперь Катерина заметила, что в "Тихой ночи" на дальнем плане горит огонек. Огонь той самой часовенки!
"Это действительно комикс! Девушка тонет, затем ее тело всплывает, затем душа улетает вместе с туманом… Но где же в этой истории место Ангелу Бездны? И где она утонула? Много ли в Киеве часовен в воде?.. Много ли Виктория попросит за серьги? Я готова отдать за них… все. Все, что угодно!" - осознание настолько потрясло Катерину, что она замерла.
- Они прекрасно смотрятся вместе, - отметила Сюрская, разглядывая обе работы. - Хотите, я уступлю вам "Тайну"?
- Вы же только купили ее, - удивилась Дображанская.
- Такой уж я человек, - пожала плечами художница. - Не выношу, когда кого-то или что-то уводят у меня из-под носа, - показала она на отвоеванную Катей на аукционе "Тихую ночь". - А стоит получить - сразу остываю. И в личной жизни все так же. - Она снова прилипла взглядом к Миру. - Наверное, у меня только одна настоящая страсть…
- А почему вы не купили "Духа Бездны"?
- Не знаю, как вам объяснить, - сказала Виктория. - В нем есть что-то плохое… Какое-то обнаженное зло. Неподдельное. Я тоже художник, я знаю, о чем говорю. Дух Бездны - не аллегория, тот, кто писал его, видел то, что он пишет.
- А чем вам тогда не угодила она? - Катя показала на "Тайну". - На вид она сущий ангел.
Художница посмотрела на картину:
- В этом ангеле тоже есть нечто такое… Я предпочла бы избавиться от нее.
И Катя подумала, что "человек мира" правá - сейчас, когда она глядела не на открытки, а на оригиналы работ, лежащая в воде и воспарившая над ней дева смотрелась иначе. Из-под белизны ее кожи словно проступала какая-то тьма.
И сразу вспомнился Гоголь, игры утопленниц и та из них, что оказалась злой ведьмой: "…тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное".
- Я подумаю над вашим предложением. А пока вы разрешите мне сфотографировать "Тайну"? - Катя достала из сумки мобильный телефон.
- Только если вы поможете мне уговорить этого красавца… Ну, дайте мне сделать хотя бы эскиз, - с шутливой мольбой обратилась художница к Миру. - Хотите, я встану пред вами на колени?
- Тогда окажите и мне услугу, - в нормальном состоянии Катя ни за что бы не сказала это столь прямо, так бездарно и в лоб. За всю свою жизнь она пост упала так глупо всего раз, когда в 12 лет сама призналась в любви однокласснику. - Продайте мне ваши серьги. Те, что были на вас на аукционе.
С полминуты Виктория молча изучала Дображанскую.
- Знакомо ли вам выражение "золотая лихорадка"?
- Конечно.
- Есть и бриллиантовая, - удостоверила Сюрская. - И я поздравляю вас, вы ее подцепили. Что вы готовы дать мне за них? - на миг в ее глазах мелькнуло презрение. И знание. - Я угадаю: все, что угодно! Настоящие камни всегда действуют так. Они овладевают человеком. За это я и люблю их… Они и есть моя настоящая страсть. И вы должны понимать меня как никто. Давайте проверим. Я не готова продать вам серьги, но могу поменять их на брошь или одно из колец, в которых вы были на аукционе!
Катерина рефлекторно прикрыла рукой лацкан пиджака, где еще недавно висела модерновая брошка.
- Я уже подарила брошь…
- А кольца? Вы молчите?.. Вот видите! - Виктория засмеялась. - Я слышала про вас и про вашу коллекцию. Ваша бабочка - прекрасная вещь. Но все же не такая прекрасная, как мои серьги. Простите, но я обманула вас. Я не отдам их никому, ни за что, - выговорила она по слогам.
- Но ведь в них есть дефект, - сказала Катя. - Одна из них меньше другой.
- Я знаю об этом. И заметьте, не вынуждаю вас их покупать. С дефектом или без, это самые прекрасные камни на свете. Мне надоедают люди, города, страны, дома, вещи… Но еще ни один из камней мне не удалось разлюбить. Их нельзя разлюбить. Невозможно. Полюбуйтесь, и вы убедитесь в том сами…
Художница подошла к стоящему на комоде большому бывалому дорожному кейсу для драгоценностей, открыла крышку, выдвинула ящик и с видимым удовольствием достала оттуда бархатный мешочек, а из него одну из сережек. В жесте, которым она обнажила ее, было нечто вызывающее и одновременно бесстыдное - эротическое, будто сверкающий камень был тайным и сокровенным человеческим естеством.
- Взгляните на эту чистоту, игру света…
Катерина уставилась на бриллиантовую серьгу так, будто это был глаз самого Бога. А может, так и было? Не дьявола - Бога! Иначе как объяснить, что весь смысл Катиной жизни вдруг уместился в сверкающий прозрачный шарик, лежащий на ладони художницы.
Нежданно Виктория сжала кулак - Катя вздрогнула, ощутив боль от исчезновения камня, совершенно реальную, физическую.
- Да, - убежденно резюмировала рыжая дама. - Вы больны, как и я.
А Катя и впрямь ощутила себя совершенно больной, усталой и выхолощенной. Она поняла: существует лишь два способа забрать у Виктории вожделенные камни - убить ее или приказать ей отдать их силой кольца Киевицы. Варианта просто забыть о серьгах больше не существовало. От принципов не осталось следа. Вот только кольцо с одолень-травой осталось в Башне…
- Пожалуй, я снова вас обманула. - Виктория показала на свою грудь, где висел красный бриллиант. - С одним камнем у меня любовь не сложилась. С красными бриллиантами вечно что-то не так. В них нет той чистоты, которую я ценю превыше всего. Я так долго желала его… Но оказалось: он слишком мутный, слишком кровавый. Не мой цвет. Хотите, я продам вам его? В нем есть своя прелесть… Но то ли дело вот этот! - приподняла она палец с алмазом цвета зари. - Чистейший, прекрасный… Розовые бриллианты очень редки. Но ни один из них не сравнится по чистоте цвета с моим, - художница жарко поцеловала массивное кольцо.
И внезапно показалась Катерине невыносимо противной - она ощутила неконтролируемое желание ударить ее. Или попросту снять очки и…
Проверить на ней свою силу! Катя почти увидела, как белые стены мастерской становятся красными от человеческой крови. Кровь ударила в голову. Алая злость ослепила глаза.
Невероятным усилием воли Дображанская взяла себя в руки.
- Мирослав, мы уходим, - сухо сказала она. - Так я могу сфотографировать картину?
- Я сказала условие. Фото в обмен на набросок. - Теперь художница поцеловала взглядом Мира. Она явно любила лишь очень красивые вещи.
- Он согласен, - решила за него Катерина. - Через час я вернусь за ним и принесу пару любопытных вещиц на обмен. У меня тоже есть одно колечко… Уверена, оно вас переубедит.
* * *
- Так нельзя! Куда ты опять убегаешь? - взорвалась возмущением Даша. - Где Маша? Где Мир? Присядь на минуту…
Туман окончательно съел Город. Башню Киевиц накрыло шерстяным колпаком. Окна стали совершенно белы. А круглые щеки Даши, напротив, - вмиг сделались красными от возмущения.
- Не могу. Я спешу, - отрезала Катя. - Я должна успеть вернуться к Дедáм. Сегодня ко мне пришла мама. Приходила… Или до сих пор здесь, я не знаю. Я не могу пропустить вторую встречу. Боюсь не успеть…
- Но бриллианты важней, - зафиналила Чуб. - Да сядь ты! Сегодня наша девочка пыталась напасть на своего жениха. Точней, ее дух, потому что она умерла.
- Но это не значит, что она перестала убивать, - сказала Акнир. - Мертвый некромант намного хуже живого…
- И все-таки странно, - Катя не села, но остановилась, прислонилась к стене, - если она так плоха, почему Котарбинский рисовал ее суть такой ангельской? Что он желал этим сказать? Он видел мою маму, он верно видит сущность людей. У мамы были крылья… бабочки, - Катерина подошла, взяла со стола уже отданную Маше бабочку-брошь, закусила губу. - И почему Ирина - утопленница, если она не утопла? Вы говорите, что Водяница не знает ее. Выходит, она не утонула?
- Выходит, что нет, - неохотно признала Акнир.
- Но что тогда значит церковь над темной водой? - спросила Даша.
- Не знаю. - Ведьма смотрела на экран ноутбука, уже демонстрировавший сделанный Катей снимок. - В Киеве нет такой церкви. Похоже на полный тупик.
- Но мы видели сами: Ирина обернулась туманом, - сказала Даша. - Что, если она все же утонула? У этой церкви, - ткнула пальцем в картинку она. - Просто эта церковь не в Киеве. И, отлетев накануне Дедóв, ее душа сразу стала туманом… И еще не прошла круговорот и не стала водой. Не успела вернуться в царство воды? Ты, вообще, в курсе, - вопросила она Катю, - что вода - переход в мир мертвых?
- Так же, как зеркало, - добавила Акнир. - Как любая отражающая поверхность.
- Как зеркало? - Катя подошла к зеркалу в полный рост, приколола брошку на грудь, проверяя свою засомневавшуюся память.
Теперь не было никаких сомнений: в течение дня осколок бриллианта в брошке увеличился втрое. Но озвучить эту несомненную новость Катерина не успела.
- Я поняла! - громко взвизгнула Чуб. - Вода - мир мертвых! Ирина плавает не в воде, а в мире мертвых. Вот что нарисовал Котарбинский… Она мертва.
- Великая новость… - поджала губы Катя, обидевшись за не прозвучавшую новость свою.
- А в ее загробном мире стоит церковь… Значит, ее душа чиста. Потому из туманного озера ее и забирает на небо ангел!
- Душа некроманта-убийцы - чиста? - напомнила несоответствие Катя. - А как же "Дух Бездны"?
Чуб приняла любимую позу - руки в бока:
- А если она - вообще не убийца? Не некромант! А "Дух Бездны"…
* * *
- … "Дух Бездны" - не ее портрет, - сказал Вильгельм Котарбинский.
- А чей? - опешила Маша.
- Мужчины, который приходил вслед за ней. Я сразу увидел: его душа летит в бездну… Его тащит дева с лицом Горгоны. Она - его ад. Его страх. Его боль. Но это его боль. Его чувства… Это он видит ее так.
- Он считал свою дочь неким исчадием ада? А она не была такой? Она - не убивала его?
- Это он - убийца своей дочери. Ее губитель…
- Отец Ирины убил свою дочь? - не смогла уразуметь Ковалева. - А кто же тогда убил его? Ее жених? Он защищал свою невесту?.. Погодите, но слуги видели, как Ирина, живая, выбежала из дома уже после смерти отца!
- Не знаю, - сказал художник, - я лишь рисую то, что вижу. Ее душа пришла ко мне чистой. Но теперь ей не найти покоя. Она попала в беду.
- Попала… - повторила Маша за ним. - Или попалась?
* * *
- И кто же тогда некромант? Где он? - задала вопрос Катерина.
- Па… - громко выкрикнул слог детский голос.
Катя, Даша и Акнир повернули головы и одновременно бросились к коляске. Мальчик сидел, глядя на них круглыми глазами.
- Что ты сказал? - с сомненьем склонилась к нему Катерина, не слишком веря, что ребенок понимает ее.
- Па… - повторил он пружинисто. - Па…
- Па-па? - перевела Акнир.
- Па…па!.. - голос мальчика сорвался на крик.
- Он переживает за папу? Но кого он имеет в виду? - спросила Катя.
- Уж точно не Врубеля, - фыркнула Чуб. - Где вообще сейчас Мир? Да успокойся же, масик…
В ответ мальчик только заплакал еще отчаянней:
- Па-а-а-а-а-а-а-а-а…
- Он у художницы. Она рисует его портрет, - сказала Катя.
- Портрет? - схватилась за щеки Акнир. - Портрет - то же зеркало. Отражение. Если портрет хорош, проведя ритуал, ведьма может украсть с его помощью душу.
- Па-а-а-а-а-а-а… - заревел мальчик.
- На метлы! - завопили одновременно Чуб и Акнир.
* * *
Непроглядный туман скрыл от них Город и скрыл их от Города - никто не мог увидеть трех ведьм, летящих сквозь белую мглу. Мгла не была безмолвной; она шептала, туман хватал их за плечи влажными рыхлыми ладонями, чьи-то души желали удержать их, пытались что-то сказать, усыпая полет над Киевом обрывками фраз:
- Мое почтение…
- Дайте… прошу…
- Нет… не могу забыть…
- Я умоляю…
Лишь ведьмацкие метлы знали, куда они летели. Дашина верная подруга с двумя седлами на древке взяла в попутчицы Катю, уже секунду спустя потерявшую в небе над градом темные очки и свою левую туфлю. Акнир летела впереди.
- Стекло! - внезапно заорала дочь Киевицы.
Дображанская успела посмотреть вниз, увидеть стремительно проступающую из тумана стеклянную крышу над чердаком-мастерской Виктории Сюрской; стоило Катиному взгляду прикоснуться к ней - крыша со звоном рухнула вниз. Троица приземлилась на ощерившийся осколками пол.
- Чего она развалилась? - не въехала Чуб. И тут же забыла свой вопрос: - Мать моя женщина!.. Вот он! - Землепотрясная бросилась к стоящему на мольберте портрету Мирослава. - А здорово она его…
Набросок и в самом деле был необычайно хорош - вся сущность Мира: и глубина его глаз, и горделивая линия носа, и неумолимость рта, и лежащая на самом дне естества, вернувшая его из небытия огромность любви, сотворившая его, победившая саму смерть, - отразилась в этой работе… Отразилась!
"Портрет - то же зеркало. Если портрет хорош…"
Катя поняла, почему Вадим Вадимович назвал Викторию гением. И еще поняла…
- Поздно, - сказала Акнир. - Его больше нет, - ведьма указала на пристроившийся на белой стене плоский телевизор. Он был включен. - Она ждала нас… - Акнир взяла пульт, усилила звук.
На экране рядом с телеведущей сидела Виктория Сюрская.
- Черный бриллиант… - говорила художница, показывая висевший у нее на груди ирреальный камень. - Мое последнее приобретение…
- Такой огромный? - искренне поразилась ведущая.
- Ему нет цены! "Орлов", "Алмаз Шейха", "Тиффани" - меркнут в сравнении с ним. Когда я увидела его, поняла сразу, что это - моя любовь… Моя настоящая любовь. Я искала его всю свою жизнь… Как же долго я тебя искала, любимый! Мой самый, самый, самый красивый…
- Это Мир? - похолодела Катерина.
- Этот бриллиант - душа Мира? - ойкнула Чуб. - Мир у нее на шее?
- Вы верите, что камни имеют душу? - Взгляд Виктории был влажным и жарким от неподдельной страсти. Она смотрела с экрана прямо на них - она словно видела их.
- Возможно, - сказала ведущая.
- И я уверяю вас: нет на свете души прекрасней, чем та, что заключена в этот камень! Черные бриллианты почти никогда не бывают прозрачны, не бывают чисты. Но этот…
- Вот о чьей гибели предупреждал нас красный пар, - сказала Акнир.
- Значит, Маша все же думала прежде всего о Мире, - отметила Чуб.
- Но почему о нем не подумали мы?! - взвилась ведьма. - Ведь Мир - и есть душа. Возможно, единственная в мире душа, победившая смерть силой любви… Победившая тьму своей собственной души…
- Ой, как Машка разозлится… - протянула Землепотрясная.
- Машка? - свирепо сказала Катя. - Как разозлилась я!!! Виктория не поняла, с кем связалась.
От неожиданности Чуб закричала - массивный угловой диван рухнул на пол, перерезанный пополам Катиным взглядом. Зеленая драпировка слетела со стены, обращаясь на лету в лоскуты. На полках и антресолях одна за другой лопнули баночки с краской. Катя испытала немыслимое облегчение от того, что может наконец выпустить силу - выпустить в свет свой секрет. И дать силу гневу…
Она не почувствовала миг, когда гнев стал сильнее ее, - просто схватила метлу, закричав:
- Она в прямом эфире! Я знаю, где телеканал… Я разрежу ее на сотню кусков!..
Телевизор взорвался, не выдержав пристальности Катиного взгляда, разлетелся осколками. Катя рванула вверх.
- Нет!!! - подпрыгнув, Акнир закрыла Кате сзади глаза и, заорав от боли, отдернула руки. Ее ладони были в рваных порезах.
- Зачем ты?.. - отшатнувшись от нее, прошипела Дображанская.
Но безбрежный, свободный и неуправляемый гнев исчез - присмирел, потесненный чувством вины. Схватив кусок драпировки, Катя принялась бинтовать изуродованные руки ведьмы:
- Ты могла совсем остаться без рук!
- Вы не понимаете… Пока Мир у нее на шее, вы не можете ничего сделать с ней, - сказала Акнир. - Его жизнь связана с жизнью Виктории.
- Простите… может, мне кто вообще объяснит… что у Кати с глазами? - поинтересовалась Чуб, отступая на шаг от старшей из Киевиц.
- Ты что, знаешь Викторию? - потребовала ответа Дображанская.