Прибыв на аэропорт, оседлав "Илью", авиатрисса набрала высоту. Сделала небольшой задир - нос аппарата поднялся над горизонтом. "Муромец" устремился вертикально вверх, попытался лечь на спину, кувыркнулся на крыло… И стал падать.
Вначале, помня про колокол-парашют, Саня испугался не сильно. Возможно, это просто такой новый трюк?
А пять секунд спустя почувствовал, как его сердце рвануло из груди. С ужасающим грохотом "воздушная крепость" врезалась в землю. Саня вскочил с деревянного ящика, на котором сидел.
Служащие аэродрома бежали к поверженному титану.
- Телефонируйте… карету скорой помощи… срочно!!! - истерично крикнул кто-то.
Изиду вытащили из аэроплана, положили на снег. Она выла от боли. Помощники глупо топтались рядом, и окоченевший от неспособности поверить в случившееся, Саня понимал, чем объясняется их непредприимчивость.
Изида Киевская не могла упасть! Не могла разбиться! Недаром газетчики называли ее "Небесным Ахиллесом" и "Любовницей неба". И с гордостью приводили цифру: "Из трех тысяч вылетов неудачей не закончился ни один". У аппаратов Изиды не было даже поломок… Изида была неуязвимой!
Была…
Но тут случилось событие, поверить в которое было еще трудней.
- Все! - объявила летчица подозрительно бойко. Легко поднялась на ноги, отряхнула прилипший к спине рыхлый снег. - Проехали! Да цела я, цела… Уже не больно. Лучше посмотрите, что с машиной! - прикрикнула она на столпившихся рядом людей так недовольно, точно не понимала, чего они все тут собрались. И пошла по полю, злобно лягая снег вокруг себя, будто и не она секунду тому орала от боли.
* * *
То было позавчера. Последующий день авиатрисса не казала носу из дома. А сегодня к ней присоединился новый субъект.
Интересные субъекты в окруженье пилотессы водились в избытке. И этот был на вид не из самых приметных. Разве что отношенье Изиды к нему было очень особенное.
Прибыв на аэродром, Изида вдруг заорала:
- И-РРРР!!!!! И-РРРР!!!!!
И Саня приметил на противоположном конце поля еще один аэроплан "Илья Муромец", а рядом с ним маленькую человеческую фигурку.
"Летчик. Прилетел прямо с фронта, - сдедуктировал мальчик (за два месяца он наново перечел все романы про бесстрашного сыщика Ната Пинкертона и полностью вжился в роль). - Не иначе жених ее…"
Растопырив руки, Изида побежала через аэродром и с восторженным воем повисла на шее пилота.
А Саня задумался: кто ж у Изиды может ходить в женихах? Ну разве что "ас асов" Александр Козаков, на счету которого почти 30 сбитых аэропланов. Он и таран Петра Нестерова повторил, и жив остался. Его бы Изида могла полюбить. Или Евграф Крутень? Он, пожалуй, не хуже, а может и получше Козакова будет…
Тем временем Козаков или Крутень скрылся с невестой в ангаре. И тут Саня не выдержал, впервые за время слежки пошел на неоправданный риск, приблизился к помещению и навострил уши.
- Как ты могла, как могла! - взволнованно распекал пилотессу Козаков или Крутень, но судя по тону - точно жених. - Естественно я прилетел. Как только телеграмму твою получил. Если бы ты погибла…
Он, несомненно, говорил о недавней аварии.
- Да что со мной сделается? Так, ушиблась немного, - увернулась от упрека невеста.
Тут Саня мог уличить ее во вранье - ушиблась Изида порядочно, странно, что совсем не расшиблась.
- Я ж предостерегал тебя, не вздумай!..
"Ого, какой тон! Только б они не повздорили. Вот будет свадьба, - размечтался подслушивающий. - Изида и Козаков. Или Крутень… Или лучше Юрий Гильшер? Вот уж герой так герой! Ему полноги ампутировали, а он все равно стал летать. С протезом. Недавно в газетах писали…"
- Петю тоже все предостерегали: "не вздумай", - оборонительно громыхнула Изида. - Его "мертвую петлю" во-още официальным указом исполнять запретили. Все его сумасбродом считали, а где бы вы были, кабы не он. Он первым воздушную войну начал…
- Ну и где сейчас штабс-капитан Нестеров? - траурно сказал Гильшер или Крутень.
Пилотесса ненадолго притихла.
"Нет. Пусть лучше она за Константина Арцеулова выйдет, - пользуясь паузой, сосватал любимицу Саня. - Он храбрец ей под стать. Осенью сделал первый в мире "штопор". То бишь в том-то и дело, что не первый. Сколько пилотов погибло из-за того, что их аппарат начинало крутить в воздухе штопором. А он первым научился выходить из него и превратил неминучую смерть в пилотажную фигуру… Еще Георгий Сук мог бы ей подойти - виданное дело, заслужить за два месяца три Георгиевских креста!
Нет, Арцеулов все-таки лучше".
- Но ты же знаешь: у меня не было ни одного неудачного вылета! Ни одного до этой аварии! - напомнила Константину Арцеулову летчица. - Я хотела поставить рекорд. Сделать "мертвую петлю" на "Илье". А знаешь, - внезапно сменила она тембр на мажорный, - я даже рада, что грохнулась. Иначе бы ты ни за что не приехал. Все! Я тебя больше никуда не пущу. Нечего тебе там, в Виннице, делать.
- Я не могу бросить эскадру, - устало сказал покоритель "штопора". - Я не могу оставить Шидловского.
- Ты - не военный летчик, - отрезала авиатрисса.
А Саня аж вздрогнул от мучительности разочарования:
"Значит, не Арцеулов, не Гильшер, не Козаков, не Крутень, не Сук… Кто же тогда? Неужто, героиня пойдет под венец с кем попало!"
- А твой контракт с Руссо-Балтом оканчивается через месяц, - присовокупила невеста.
"Контракт с Руссо-Балтом?" - насторожился "Нат Пинкертон".
- Все. Решено! Ты остаешься в Киеве и занимаешься своим вертолетом. Сколько раз я тебе говорила, - воззвала она, - ну и что, если твой второй аппарат вместе с тобой не взлетел. Я согласна сколько угодно пытаться, и падать согласна. И денег на эксперименты дам сколько надо.
"На эксперименты?"
"Нат Пинкертон" задержал дыханье, не решаясь вдохнуть новое потрясающее предположение.
"А если это ОН… ОН сам?!"
- Ветер, - произнес (сам или не сам?!). И по тому, как ласково он это сказал, стало ясно: он говорит не о сквозняках в огромном ангаре. - Какой вертолет? Какие рекорды? Неужели ты не видишь? Рушится мир. Царь отрекся. Вчера у нас в Виннице устроили похороны "жертв царского режима" - австрийских шпионов, мародера и сволочи, изнасиловавшей семилетнюю девочку. Их погребли с воинскими почестями! Как героев… Среди низших чинов волнения. Они решили: раз царя больше нет, нет и начальников - война закончена. Но это не так. Идет война…
- А вот на войну иду я, - бодро объявила Изида. - Я же писала тебе! Для этого я пыталась поставить рекорд.
- Ветер, - спросил мужчина, выдержав паузу, - зачем на войне рекорды? "Мертвые петли"? Кому ты их намеревалась показывать? Немцам? Ты думаешь, чтоб поаплодировать твоим виражам, они бросят оружие? Я перестал понимать тебя, Ветер. Зачем тебе это?
- Лучше скажи, зачем я тебя тогда в Петербург отпустила?! - сварливо отозвалась Изида.
А "Нат Пинкертон" едва не выдал свое присутствие радостным возгласом:
Там, за дверьми, в каких-то десяти шагах от него, стоял Санин Главный Кумир!
Глава шестая,
в которой Даша взлетает очень высоко
- Лучше скажи, зачем я тебя тогда в Петербург отпустила?!
Даша Чуб посмотрела на своего главного детского Кумира…
Человека, получившего официальный диплом авиатора уже после того, как поставил с десяток воздушных рекордов. Получившего диплом инженера уже после того, как он стал всемирно известным конструктором, переломив пополам историю мировой авиации. Киевлянина, чьим именем в ее веке была названа целая сеть крупнейших авиастроительных заводов Америки…
И демонстративно сморщила нос.
Ответ на ее вопрос красовался сейчас перед ней - ради "Ильи"!
Еще в десять лет из зачитанной до дыр детской книжки с картинками Даша знала: самый первый в мире большой самолет - родоначальник всех монументальных самолетов ХХ века - Игорь Сикорский сконструирует в Санкт-Петербурге на Русско-Балтийском заводе.
Чуб и сама могла бы построить завод (стараниями предприимчивой Катерины Михайловны Трое начали жизнь в Прошлом отнюдь не с пустыми руками). И построила б, кабы знала, как скоро ее увлеченье полетами превратится в настоящую страсть.
А может, и убоялась бы…
Ради того, чтобы защитить честь "Ильи", от чьих богатырских услуг едва не отказались в начале войны, глава Руссо-Балта, помянутый Владимирович Шидловский, лично возглавил эскадру тяжелых машин, став первым русским генерал-майором авиации. Весь его огромный завод стал мастерской, обслуживающей боевые потребности "Муромцев"… Но предприниматель сознательно шел на убытки ради того, чтоб "Илюши" били врага!
Ощущая в горле не слишком приятный позыв к восхищению, Чуб коротко вздохнула - на середине вздоха расстраиваться она передумала:
- А помнишь, как я первый раз в ангар к вам пришла?
- Разве такое забудешь? - улыбнулся воспоминанью земляк. - Я аж молоток уронил…
В кажущемся нереально далеким 1912, когда страна только-только перестала считать самолеты цирковым балаганом, а 22-летний студент-недоучка, бросивший престижный Политехнический институт и уже поднявший в воздух второй в России отечественный аэроплан и самый первый в Империи аэроплан с пассажирами на борту, трудился в куреневском сарае во главе таких же влюбленных в мечту, как и он, присоединиться к ним был вправе любой. Ради счастья быть приближенными к небесным телам кораблей, многие были готовы выполнять даже самую черную работу. Но дам, включая и наипрогрессивнейших, в их мастерской еще не было, тем паче таких.
И когда зимой новорожденного года в дверях обрисовалась экстравагантнейшая блондинка в шальварах и с порога заявила:
- Привет. Я - Изида. Ты - Игорь Сикорский? Ну здравствуй, гений!
Впервые нареченный гением от неожиданности упустил из рук инструмент.
Представляться гостье было без надобности. В Киеве обитала всего одна дама, фланировавшая по Городу в мужских шароварах и произвевшая минувшим летом бо́льший фурор, чем последовавший за сим сентябрьский визит царя и премьер-министра Столыпина и октябрьская неделя авиации в Киеве.
Беловолосая причина фурора подошла к переоборудываемому аэроплану С-6 и с любопытством осмотрела открытую трехместную кабину с двумя пассажирскими сиденьями впереди и кресло пилота сзади, в то время как десять молодых людей, онемев, стояли и лицезрели ее саму.
- Вы Инфернальная Изида… та самая? - осторожно спросил нареченный гений.
- А-а, был в кабаре на моих выступлениях! - певица-танцовщица беспардонно подергала крепления между верхним и нижним крылом, видимо проверяя их на прочность. - Но все, я круто сменила имидж. Теперь я стихи пишу типа. А еще хочу с вами летать.
- А не боишься? - хмыкнул кто-то, взяв ее легкомысленный тон.
- Чего мне бояться? Я классно летаю.
- На чем?
- На метле…
Десятеро пионеров воздухоплавания закисли от смеха. Изида же, засучив рукава, деловито ощупала оживлявший аэроплан автомобильный мотор, прищурилась на радиатор из алюминиевых трубок, постучала по хлипкому фанерному фюзеляжу, отошла на пару шагов и тыкнула гению:
- Слушай, ты скоро это в цельный вид приведешь? А то у тебя все пока как-то отдельно друг от друга…
- Однако! - окриком оборвал всеобщее веселье гений. - Это ж отменная мысль. - с уважением посмотрел он на Изиду. - Если машина будет целостным созданием, чтобы каждая часть как бы вытекала одна из другой… И как вам в голову такое пришло? - удивленно выкнул он гостье.
- Да я просто картинку… То есть ты же это сам и сказал! - закивала она. - Когда читал доклад в Политехе о причинах катастроф и о том, что не каждый может летать.
- Я сказал такое? Не помню, - захлопал глазами студент.
- Но я-то помню, - решительно соврала Даша Чуб. - Я сама это слышала! - убедительно улыбнулась она. - Так вот, о том, что не каждый может летать. Ты говорил, для этого нужен птичий инстинкт. У меня есть. Спорим на пять тысяч рублей? Если я - не птицелетка, ты выиграл. Если нет, на эти деньги ты сделаешь мне самолет. Но не такой, а как на картинке. Идет?
- Я сооружу вам истинную картинку! - понял даму по-своему гений.
До сего дня непреодолимое стремление к небу всего раз обернулось для гения звонкой монетой, - минувшей осенью, когда на неделе авиации в Киеве он получил первый приз - 500 рублей. Да и в намерении знаменитой певицы-танцовщицы-поэтессы стать авиатриссой не было ничего необычного. Первыми на модный аэроспорт отреагировали первые модницы и дамы от искусства. Первой в мире женщиной, поднявшейся в воздух, стала французская актриса Элиза де Ларош, которая заняла в 1910 году четвертое место на воздушных соревнованиях в Санкт-Петербурге и удостоилась личной беседы с Николаем ІІ, восхищенным ее храбростью. А не далее чем в прошлом году "Вестник воздухоплавания" опубликовал изящную новость: "Любимица петербургской публики певица Молли Море сдала пилотский и окончательно бросает сцену, решив полностью посвятить себя авиации".
Но в тот нереально далекий зимний день Даша Чуб еще не помышляла о перемене участи. Отложив очередное интервью певички Море, лжепоэтесса лишь понимающе хмыкнула: "Ясное дело. Здесь эстрадные певцы не то, что у нас. Они - третьесортные звезды. Вот она в самолет и полезла". По той же причине бывшая в ХХІ веке талантливой певицей-неудачницей Чуб зарубила начатую в Прошлом удачную певческую карьеру и полезла в седло Пегаса.
О первых сестрах Икара, покорительницах пятого океана, корреспонденты писали с куда большим экстазом, чем об эстрадных певуньях. Их фото в лиловых бархатных брюках и экстравагантных шальварах публиковали на обложках журналов. Но оседлавшей крылатого коня Даше удалось воспарить выше летающей Молли - до олимпийских небес! Как только на ее первой (украденной у Ахматовой) книге просохла типографская краска, она стала властительницей дум и душ и забыла свои соловьиные мечты. И на Куреневский аэродром Дашу Чуб привела не столько детская мечта о полетах, сколько продиктованный породившим ее веком нервный закон шоу-бизнеса: "постоянно пиарить".
Первым делом, пользуясь пушистой зимой, лжепоэтесса заказала Сикорскому аэросани с винтом, изобретенные им в двадцать лет, и принялась разъезжать по Городу в самоходной коляске к радости ребятишек и репортеров, немедленно испестривших ее именем передовицы газет. Неменьший восторг вызвала у борзописцев дружба "нашей прелестной богини" с "нашим талантливым изобретателем первого оригинального русского аэроплана, не скопированного ни с чьей иностранной конструкции" и заявление Изиды: "Игорь собирает для меня новейший самолет. Скоро я буду летать…".
Затем Изида стала первою в Киеве женщиной, поднявшейся в воздух в качестве пассажира. Затем…
Но все это сталось весной. А до весны вроде бы неуместная в мужской мастерской самозваная ведьма стала неотъемлемой частью дружной компании. На удивление быстро разобравшись в недоступных дамскому уму технических тонкостях, она помогала им собирать аппарат С-6А. Она окрыляла их необъяснимо убедительной верой в будущее воздухоплавания. И, слушая фантастические прожекты их лидера о создании идеального воздушного корабля нового типа, приспособленного для длинных перелетов, способного поднять аж 61 пуд ("Причем пассажиры, - уверял их Сикорский, - смогут свободно перемещаться в гондоле, не изменяя этим равновесие аэроплана, и управлять им будут одновременно два пилота!"), Изида не давала соратникам вставить ни одного ироничного слова, возбужденно восклицая в ответ: "Так и будет! Всего лет через сто самолеты будут огромными и будут перевозить сотни людей. Но самый первый большой самолет придумаешь ты. Ты - стопроцентный гений!" - добавляла она так страстно… что ближе к весне прочие обитатели куреневского сарая уже не сомневались: у "стопроцентного гения" и страстной Изиды роман.
И были правы.
Они не стали любовниками. ("Мне 25 лет. Ты для меня еще маленький", - с ходу заявила Чуб 22-летнему недоучке-студенту). Но их накрыла любовь. Они говорили о лонжеронах, консолях, проволочных расчалках и профильных планках С-6А со страстью Ромео и Джульетты, расхваливающих тонкий стан и прелестные ланиты друг друга. Они спорили об увеличении удлинения верхнего крыла аппарата с энтузиазмом молодоженов в процессе обустройства своего первого семейного гнездышка, неутомимо передвигающих из угла в угол подаренный фикус. Они воспевали особенное место Города Киева и его несомненный вклад в развитие воздухоплавания с фанатизмом родителей, стоящих над колыбелью их первенца и сулящих ему вскорости пост премьер-министра, и прорицали великое будущее национальной авиации с восторгом влюбленных, провозглашающих, что их любовь бессмертна и не пройдет никогда!
Два месяца Изида Киевская, поэтическая слава которой уже прогремела на всю страну, и подающий надежды киевский авиаконструктор были не разлей вода. И когда в апреле их пути разошлись по разным руслам, разъединить их было уже невозможно.