- Потому что один человек узнал про эту затею и попытался тебя спасти, только шума поднимать не хотел… - Мирвик обернулся к бутафору. - Так, Бики? Откуда ты узнал, что Раушарни хотят опоить какой-то дрянью?
Маленький человечек выглядел таким испуганным и несчастным, словно это его обличили как преступника и выставили на всеобщее обозрение.
- Разговор один услышал… - прошептал он и затих.
Убедившись, что от него толку не добьешься, Раушарни потребовал объяснения у Мирвика: что же там вышло с этими распроклятыми тремя кувшинами?
- Я так думаю, - ответил Мирвик, - Лейфати решил угостить тебя отравой. Почему - вот этого не знаю…
- Тут как раз все ясно, - перебила его Уршита. - Раушарни скуп да строг. Если с ним что случится, господин Хранитель Аршмира поручит раздавать роли и деньги кому-нибудь другому, не такому скупердяю.
- Опять-таки лучшие роли Раушарни себе загребает, - добавил Афтан.
- И грубит… - всхлипнула Джалена.
- Поговорите у меня! - цыкнул на свою команду Раушарни. - Рассказывай дальше, парень.
- Я так понимаю, - приосанился в лучах внимания Мирвик, - отраву Лейфати подсыпал в вино. Решил подменить кувшины. Тот, что без отравы, на сцене спрятать некуда, так он его хотел дать Барилле вместо воды. Ну, облила бы она Джалену вином - что страшного? Всегда можно оправдаться ошибкой… ну, пусть даже глупой шуткой - от этого завтра премьера не сорвется…
- Ну да, с Джаленой что угодно делать можно… - заныла чумазая актриса. На нее дружно зашипели: мол, не перебивай!
- Но Бики подслушал его беседу с кем-то… с кем, Бики?
Маленький бутафор побледнел, отступил на шаг и замотал головой: мол, откусит себе язык, но не ответит.
- Ладно, не так это важно… Бики решил помешать злому делу. Прихватил в коридоре кувшин с водой, сунул в… ну, вот в это. - Мирвик кивнул на злополучный "убор королевы". - Когда Лейфати примерял цепь, он поставил на пол свою ношу, а Бики пристроил рядом свою. Пока Лейфати читал строки из роли, все смотрели на него…
- А Бики переставил уродский колпак с одного кувшина на другой? - догадался Раушарни.
- Это не уродский колпак! - прорезался голос у Бики. Никто ему не ответил.
- Потом, когда Лейфати сидел на столе, он оставил там отравленное вино и взял чернила, - все увереннее продолжал Мирвик.
- А ты не подумал, что Лейфати мог просто перепутать кувшины? - спросил Афтан. - Ненароком…
- Нет. Случайно - не мог. Я чернила нарочно поставил подальше, у своего локтя. Чтоб никто не отпил глоточек…
- У локтя? И Лейфати его подменил? На глазах у всех? - усомнился Пузо. - Даже ты не заметил, хотя рядом сидел?
- Я смотрел на актрис… - чуть смутился Мирвик. - Но Джалена говорила, что до театра Лейфати был фокусником. Чтоб фокуснику - да такую простую вещь не проделать…
- Верно, мы в одном балагане выступали, - подтвердил Афтан. Он повернулся к съежившемуся Лейфати и сгреб его за грудки. - А теперь, зараза, говорить будешь ты!
Ему даже не пришлось бить перетрусившего красавчика: Лейфати принялся сыпать словами, горячо и беспорядочно, перебивая самого себя. Причем винил во всем Бариллу, которая, мол, толкнула его на черное дело. И даже зелье где-то раздобыла. Причем такое, что не в первые же дни действует. Ей, мол, торговец в этом поклялся… Премьеру завтра Раушарни бы отыграл…
Барилла защищалась с жаром и яростью - и убедила бы зрителей, если бы они тут были. Но Раушарни только хмыкнул:
- Не первый год тебя знаю. Уж как-нибудь разберу, когда врешь, когда нет… Ладно, слушайте, что я решил. Лейфати я снимаю с роли. Будет играть гонца с письмом от короля.
- Что-о?! - взвыл Лейфати, разом забыв свой позор и страх.
- Вместо него играет Заренги. Справишься?
- Еще как! - пришел в восторг молодой актер.
- Барилла будет играть прислужницу королевы… Демон тебя забери, Лейфати, сразу двух лучших актрис из спектакля вывел…
- Почему двух? - гневно спросила Джалена.
- Посмотри на себя в зеркало.
- Я отмоюсь… я грим наложу…
- Не в пятнах дело. Я эти чернила знаю, они едкие. У тебя уже к вечеру лицо так разнесет, что никакая пудра не поможет.
С придушенным писком Джалена осела на руки вовремя подхватившего ее комика. Остальные кинулись приводить девушку в чувство, успокаивать и утешать.
- Я ею займусь, - негромко сказала "злодейка". - Я хорошие травяные мази умею делать.
- Но к премьере она еще не будет в порядке? - безнадежно спросил Раушарни.
- Нет, конечно… Ты дал бы хоть Барилле завтра сыграть, а? Все-таки Хранитель с супругой будут… праздник у госпожи… спектакль нарочно заказали…
- Кого тут травить собирались, меня или собачонку соседскую? - жестко отрезал Раушарни. - Не будет эта стерва играть!
(Мирвик покрутил головой: поди пойми этих актеров!)
- А что будешь делать? - обеспокоенно продолжала Уршита. - Ну, допустим, Заренги сыграет… может, даже лучше, чем Лейфати… но с бабами-то как?
- Придется запрячь кого-нибудь из этих дурочек, что на мелких ролях. Не нанимать же новых актрис!
- А не мешало бы нанять… Скупердяй ты, Раушарни!
- Деньги не град, с неба не падают! - отрезал старый актер и обернулся к Мирвику: - А ты, парень, хорошо соображаешь!
- А то! Сообразишь тут, если тебе начинают дело вязать! - огрызнулся Мирвик. - Раз перед судьей довелось стоять, так валяйте, пишите на меня все злодеяния, какие в городе творятся!
- Да ладно, не сердись…
Примирительные нотки в голосе Раушарни придали парню смелости. Он спросил:
- А Лейфати и Барилла… им так все с рук и сойдет? Они же замышляли тебя убить?
- Ну, не убили же! Неужели я потащу наших актеров к стражникам? Это театр, мы тут без судей разберемся. Ну да, грозна закона тяжкая десница, отправились бы эти придурки в рудник… но сейчас, думаешь, им легче пришлось? Да Барилла с ума сойдет, стоя за троном королевы и подавая ей веер! Как пресмыкаться на презренной тверди тому, кто знал полет в небесной выси?
"Успокоился, - хмыкнул про себя Мирвик, - опять старые роли на кусочки рвет…"
- А Лейфати, убивец этот недотепистый… - продолжал Раушарни. - Он же понимает: если Заренги справится с ролью, он ее себе и заберет. Конечно, Лейфати недолго будет играть гонца, но на вторых ролях застрянет всерьез. Уж поверь, это ему похуже рудника!
"Сумасшедшие! - подумал Мирвик, холодея от восторга. - Маленькое царство сумасшедших со своими законами и порядками… О Безликие, какое счастье, что меня отсюда не вышвырнули!"
* * *
Когда два Сына Клана плечом к плечу удалялись от Дома Стражи, оба были уверены, что Поединок Чести неизбежен.
Представившись друг другу, они понемногу начали утрачивать воинственный пыл. Потому что оба друг о друге уже слышали.
Вепрь сухо назвался: "Гурби Озерное Жало" - и Ларш изумленно распахнул глаза. Ему рассказывали о маге, который служит при Хранителе Аршмира. А если юноша кому-то и завидовал в жизни, то тем, кому посчастливилось унаследовать Дар. У чародея Гурби Дар был очень полезный: Вепрь умел обезвреживать яды.
А Гурби, услышав имя своего странного собеседника, тоже унял жажду мести: ни к чему ему были неприятности из-за племянника Ульфанша. Вепрь дорожил своим непыльным и хорошо оплачиваемым местом при Хранителе.
К тому же Гурби не был заправским воякой, хотя и обучался в свое время благородному искусству карраджу - "смертоносное железо". А Ульфанш как-то с гордостью упомянул о том, что его племянник, несмотря на юные годы, имеет на счету два Поединка Чести - и хоть не убил противников, но потрепал изрядно.
Поэтому разговор, начавшийся на повышенных тонах, понемногу становился все более мирным. Недавние враги, не сговариваясь, вели дело к тому, чтобы разгрести неприятную историю без кровопролития.
Наконец Вепрь предложил напрямик:
- Конечно, ты меня ударил, но ведь ты не знал, что я - Сын Клана, так что это просто ошибка. Я на тебя зла не держу. Может, лязгнем мечами?
- Конечно, это ошибка, причем моя, - признал Ларш. - И можно бы, конечно, лязгнуть мечами… но есть одно обстоятельство. Девушка. Приличная девушка, Дочь Рода, чье достоинство унижено. С этим как быть?
- Дочь Рода, вот как? - недовольно протянул Гурби. - Эк я промахнулся… а ведь был уверен, что она та самая и есть, которой мой кошелек приглянулся. Досадно, досадно… а только что теперь делать? Не извиняться же мне перед ней!
Ларш в такой ситуации извинился бы. Но он знал, что многие Дети Клана думают так же, как Гурби.
- Извиняться не обязательно, - ответил он. - А сделать для нее что-нибудь нужно.
- Деньги?
- Нет, денег не возьмет. Ей можно помочь иначе. Она художница, рисует портреты. Занятная наррабанская техника, название мне не выговорить.
- Заказы ей устроить, да? - повеселел Вепрь. - Это легко! Я знаю многих, кто интересуется живописью.
- Ну и договорились! - улыбнулся Ларш…
В Огненные Времена двое высокородных господ, между которыми произошла серьезная ссора, обязаны были сойтись в беспощадном Поединке Чести. Но за последние век-другой Дети Клана придумали разные способы увильнуть от никому не нужного убийства. К одному из этих способов Ларш и Гурби собирались сейчас прибегнуть.
Как раз неподалеку, на Просоленной улице, располагался небольшой зал карраджу. Скучающий служитель, конечно, не признал в двух посетителях, желающих слегка размяться, высокородных господ: ни у одного из них не было на одежде знаков Клана. Он недоуменно скользнул взглядом по черно-синей перевязи "краба", но воздержался от замечаний, принял плату за пользование залом и предложил Гурби выбрать меч из десяти, стоявших на стойке (у Ларша меч был с собой).
Когда Спрут и Вепрь вошли в зал (пустующий - очень удачно!), Ларш хохотнул:
- Видел, как служитель на меня глянул? Мол, "краб" на службе не намахался мечом!
- А что тебя занесло-то в "крабы"?
(Видимо, из-за желания помириться молодые люди взяли небрежный приятельский тон без учтивостей вроде "не угодно ли моему господину сказать?..")
Ларш ожидал этого вопроса, поэтому просиял в ответ счастливой улыбкой мальчишки-подростка:
- Но это же так забавно! Особенно если не говорить никому, что ты Спрут.
Гурби явно не видел в этом ничего забавного, но возражать не стал, чтобы не нарушить едва установившийся мир.
- Приступим!
Оба церемонно и осторожно ударили несколько раз клинком о клинок. Теперь они могли с чистым сердцем поклясться кому угодно, что скрестили мечи… а что остались живы, так на то милость Безымянных.
Молодые люди испытали облегчение, но постарались это скрыть.
- Раз дело сделано, - предложил Ларш, - может, позабавимся? Деньги-то заплачены!
Вепрь согласился - и клинки заплясали азартно, весело.
Молодые люди некоторое время гоняли друг друга по залу. Спрут с удовольствием заметил, что, хотя Гурби и знает карраджу, но с ним, Ларшем, ему все-таки не тягаться.
Когда забава надоела и пропал задор, оба плюхнулись на стоящую у стены скамью. Вепрь сказал:
- А я уже придумал кое-что для твоей художницы. Ее надо отвести к Верши-дэру. Там бывает цвет городской знати, девчонка найдет заказчиков. Особенно если сам Верши-дэр за нее замолвит слово. Говоришь, техника наррабанская?
- Да. Очень быстрый рисунок. Несколько линий - и человек на портрете как живой.
- Должно всем понравиться… Кстати, я тебя у Верши-дэра ни разу не видел.
- Меня там и не было. Я не так давно в Аршмире. И кручусь больше возле театра.
- А театр сам крутится вокруг Верши-дэра! Почти весь… Пойдем туда прямо сейчас! - загорелся Гурби.
- Не выйдет, - с сожалением откликнулся Спрут. - Меня сегодня тетушка ждет к обеду. Мне не терпится показаться ей в этой перевязи.
Глава 5
Маленькая, щуплая старушонка с растрепанными седыми патлами стояла у окна с распахнутыми ставнями, глядела на груды бревен и штабели досок и мысленно приказывала себе не оборачиваться.
Вьямра Юркая Кошка была осмотрительна и осторожна. Не труслива, нет! Трусость помешала бы ей стать королевой скупщиков краденого, одной из самых опасных фигур в здешнем преступном мире. Осторожность - другое дело.
Вьямра не жила долго на одном месте: несколько дней, не больше. Сейчас пристанищем была сторожка на складе лесоторговца, завтра женщина переберется в дом портного, который занимается перешиванием краденых вещей, чтобы хозяева не признали. Так и странствует: из-под одной крыши - под другую. Чтобы стража не нашла.
Но вот опасность каким-то образом отыскала Вьямру и стоит сейчас за спиной. Серьезная опасность. Возможность угодить под власть другого человека, стать рабыней, исполнительницей чужой воли.
Главное - не оборачиваться. Глядеть на сосновые бревна. Хватит с Вьямры и голоса, что звучит за спиной. Ласкового такого, льстивого:
- Бабушка! Ну, ба-абушка! Разве я о многом прошу?
- Любой в городе скажет тебе, - сухо отозвалась старуха, - что бесполезно меня вообще о чем-то просить.
- Ой, бабушка, да разве я "любой"? Или ты совсем забыла родную внучку?
Было время, когда просительные нотки в этом голосе сводили Вьямру с ума. И хотелось весь город наизнанку вывернуть, лишь бы довольна была ее внученька, ее радость, ее кровиночка…
- Когда твоя мать вышла замуж, - холодно сказала старуха, - я не спорила. Да, она очень удачно нашла себе мужа. Моя дочь и мечтать не могла о таком супружестве. И я признала, что в мужнином доме ей ни к чему дочурка, прижитая невесть от кого. Я забрала тебя. Скажи, я плохо о тебе заботилась?
- Да что ты?! Ты была лучшей бабушкой на свете…
Старуха, не сводя глаз с дерущихся на бревне воробьев, продолжала, словно и не слышала ничего:
- Я не просто наряжала тебя как куклу - я думала о твоем будущем. И не в шлюхи тебя прочила, нет! Я шлюшек сроду не уважала, даже тех, кому повезло по молодости дураков ощипывать. Постареет такая краля - и кому будет нужна? Нет, я хотела сделать из тебя воровку - да такую, чтоб весь Аршмир завидовал твоему мастерству!
- Бабушка, да я все помню… чудесное было время…
Старуха и эти слова пропустила мимо ушей.
- Когда твоя мать умолила мужа, чтоб он тебя удочерил, я согласилась: да, это удача для тебя. Отдала тебя без спора, хоть и нелегко было. Ты ушла рядом с матерью - красивая такая, в серебристом платье, как маленькая принцесса. А мне не то чтоб рукой махнуть - не оглянулась даже…
Горло перехватило. Вьямра замолчала.
Жизнь била женщину с детства и до старости, поневоле привыкнешь… Но почему-то горше всего запомнилась эта старая обида, смешная по сравнению с другими бедами.
- Бабушка, но я же была глупой девчонкой…
- А как осиротела, так поумнела? Не поладила с отцовской родней, так про бабку вспомнила?
- Но я же тебе говорю: с этими людьми в одном доме жить нельзя…
- Ладно. Ты решила приехать в Аршмир. Почему именно сюда? У тебя здесь кто-то есть, чтобы о тебе позаботиться?
Короткое молчание.
- Я… я думала, что есть. Но все получилось не так…
- Понятно. А ремесло, которому я тебя обучала? В городе этим многие живут.
- Ремесло? Бабушка, да я уже все позабыла! Вот попробовала только что у одного растяпы кошелек тяпнуть…
Старуха поморщилась. Внучка действительно все забыла, даже воровскую речь. "Кошелек тяпнуть…"
- Соты, - холодно поправила она девушку.
- Что?.. Ах да, да, соты с медом снять… а этот гад за мной вдогонку! Выкрутилась, но чудом… Без плаща осталась - красивый такой, красный… Бабушка, ты же не хочешь, чтобы твою единственную внучку перед судьей поставили и дело вязать начали?
- А лучше, если единственная внучка мне на шею сядет?
- Бабушка, да я и в мыслях такого не держала! Ты мне сначала немножко помоги, а там уж я сама себя прокормлю. Я сумею, я тебе рассказывала…
Вьямра не выдержала. Отчетливо понимая, что совершает ошибку, она медленно обернулась и встретилась с внучкой глазами.
С хрустом сломалась решимость старухи оставаться одинокой и не привязываться ни к кому. В болотную трясину ухнули старые обиды.
Но Вьямра была травленой хищницей, она привыкла скрывать свои мысли и чувства.
- Прокормишь себя, да? - ворчливо переспросила она. - Неплохо бы, потому что я тебя кормить не намерена. Сейчас напишу письмо, ступай с ним в театр. Тебе дадут работу, а дальше будет видно.
Старуха уселась за колченогий стол, на котором уже лежал лист бумаги и стояла чернильница с торчащим из нее гусиным пером: королева скупщиков краденого собиралась подсчитать свои доходы и расходы.
Внучка, повеселев, склонилась над плечом Вьямры, следя глазами за пером, которое, спотыкаясь, брело по бумаге.
- Бабушка, надо писать "ходатайствую", а не "хадатайствую"…
Если бы кто другой сунулся глядеть через плечо, что пишет Вьямра, старуха ткнула бы его пером в глаз, чтоб навсегда излечить от любопытства. Но сейчас она лишь сказала:
- А ты бы не хвасталась, что читать-писать умеешь. К неграмотному у людей больше доверия…
* * *
- Эта бесцеремонная болезнь понукает мною так, словно я - ее невольник! - зло скривил губы Верши-дэр. - Завтра в театре премьера, а меня там не будет! Я вынужден торчать дома, лелеять больную ногу… но большего подагра от меня не добьется! Я не могу пойти в театр - значит, театр придет ко мне!
- Вижу, чернокожий Шерх действительно великий искусник в составлении болеутоляющих мазей! - сухо отозвался лекарь Ульден. - Если бы мой господин действительно знал, какую муку причиняет подагра…
- Я знаю, - посерьезнел наррабанец. - Но сейчас боль почти утихла…
- И мой господин торопится разбудить едва-едва уснувшего хищника?.. Эх, до чего несовершенны своды законов! Если человек причиняет ущерб чужому здоровью, его наказывают. А если своему…
- Какое счастье, друг мой Ульден, что ты лекарь, а не законовед! Иначе такие нерадивые пациенты, как я, отправлялись бы в рудник, верно?
- Эх! - махнул рукой Ульден. - Скорее бы мне удалось создать Панацею Всеисцеляющую! Тогда бы самый легкомысленный человек не смог губить себя…
- Ты создашь ее! - сочувственно откликнулся Верши-дэр, который знал о мечте молодого лекаря. - Обязательно создашь! А за меня не переживай. Мне действительно гораздо лучше. Скоро я продолжу путь в Тайверан. Но прежде чем покинуть этот гостеприимный город, хочу завершить одно небольшое, но весьма приятное дельце.
- Касающееся хорошенькой простолюдинки? - рассмеялся Ульден, вспомнив недавний разговор.
Верши-дэр вальяжно развалился на ложе. Холеная рука играла с бахромой подушки.
- О да, - промурлыкал он довольно. - Касающееся весьма хорошенькой простолюдинки!