* * *
Ларш не особенно любил семейные обеды и старался по мере возможности от них отвертеться. Но не сегодня! Разве он упустил бы возможность удивить тетушку и с ясным взглядом позлить дядю?
Все сложилось просто восхитительно - начиная от входных дверей, где новый раб-привратник, не знавший в лицо хозяйского племянника, облаял нахального "краба" и посоветовал валить к черному ходу и спросить управляющего.
Ларш хотел и в самом деле пойти черным ходом - он там ни разу не был, интересно же! Но сообразил, что из-за его фокусов привратника могут наказать, с сожалением повертел перед носом у слуги нефритовую фигурку спрута на серебряной цепочке и осведомился, дома ли дядюшка. Членораздельного ответа не дождался, разрешил привратнику встать с колен и по лестнице проследовал в трапезную.
И какими ж круглыми стали глаза у тети Аштвинны, когда она увидела племянника с черно-синей перевязью на груди! А дядюшка не сказал ни слова, но аппетит у него заметно испортился, чему Ларш тихо порадовался. Он хорошо относился к дяде, но хотелось все-таки проучить его за вчерашнее самодурство.
Ульфанш холодно молчал, играя ложкой в тушеных грибах, так что разговор поддерживала в основном тетушка.
Кругленькая, веснушчатая, уютного вида женщина была не из тех особ, которые закатывают по любому поводу истерики. Она и сегодня не повысила голос на мужа. Мирно, добродушно она расспрашивала племянника: придется ли ему теперь участвовать в налетах на эти ужасные портовые притоны? А воров арестовывать - придется, да? А интересно (этот вопрос уже был адресован мужу), если она, Аштвинна, чем-нибудь прогневает супруга, не отправит ли ее Ульфанш… ну, скажем, в прачки?
Спрут, бросив ложку, глядел мимо жены. Лицо его было каменным и непреклонным. Лишь когда Аштвинна тем же ровным голосом поинтересовалась: что сказал бы о нынешнем ремесле сына покойный брат Ульфанша, - не выдержал. Встал, отодвинул кресло так резко, что шарахнулся в сторону слуга с кувшином вина. Взлетела к лицу рука с массивным перстнем - знаком власти Хранителя. Казалось, что Спрут получил пощечину.
С Ларша как волной смыло злорадство. Ох, как стыдно ему стало! Захотелось попросить прощения… но миг был упущен. Хранитель молча вышел из трапезной.
Ларш растерянно встал, не зная, как быть.
- Сядь, - хладнокровно сказала Аштвинна. - Сядь и ешь. Ему полезно немножко позлиться. А то воротит что хочет, никто ему не указ. Король далеко, а остальные…
- Тетя, я…
- Ты просто глупый мальчишка. И вы оба - ужасные упрямцы. Долго еще собираешься играть в "краба"?
- Поиграю еще… - отозвался глупый мальчишка и ужасный упрямец.
- Этого я и боялась. Ладно, поговорим о другом. Слышал, что учудила рыжая кукла?
- А что учудила? - заинтересовался Ларш, постаравшись забыть неприятное царапанье в душе.
Он не спросил, о какой рыжей кукле шла речь. Разумеется, супруга владельца верфи опять звенит кошельком своего мужа.
Жены аршмирских богачей щеголяли друг перед другом нарядами и драгоценностями. Аштвинна ("домашняя курица", как называли ее за глаза), в этих состязаниях не участвовала: не хотела выглядеть нелепо. У нее была своя соперница: рыжая карлица Арритиса Сапфировая Тропа из Клана Альбатроса.
Высокородная Арритиса тоже не увлекалась тряпками и побрякушками, она тратила деньги более изобретательно и утонченно. Ей нравилось, когда город говорил о ее щедрости и изысканности. Арритиса не опускалась до дешевой благотворительности вроде пожертвований на бесплатную больницу или помощи мелким, никому не интересным людишкам. Это же скучно, кто об этом будет говорить? И она разбрасывала золото мужа так, что звон его, словно эхом, отдавался разговорами в лучших домах Аршмира. Муж не спорил, потому что тщеславная карлица принесла ему когда-то роскошное приданое.
Как ни странно, спокойная и неглупая Аштвинна воспринимала дорогостоящие выходки "рыжей куклы" как выпады в свой адрес. Тем более что вокруг сквозняком крутились шепотки: мол, Арритиса - настоящая хозяйка города, ибо щедрее и великодушнее супруги Хранителя. Аштвинна переживала из-за этих разговоров (которые пересказывали ей доброжелательные приятельницы) куда тяжелее, чем из-за частых измен мужа, и время от времени наносила сопернице ответные удары…
- Рыжая кукла узнала, - рассказывала тетушка, кроша в пальцах печенье, - что в Аршмире на один день задержится в пути Саринава Желтая Ива из Рода Вейвеш… ты представляешь, что это значит для каждого образованного жителя нашего города?
- Представляю. А кто она такая?
- Не вздумай задать этот вопрос кому-нибудь, кроме твоей старой тетки! Стыдно, Ларш! Саринава - самая знаменитая поэтесса нашего времени. Недавно вышла за властителя Замка Красных Утесов и оставила столицу, чтобы жить с любимым в глуши… Рыжая кукла не растерялась и устроила в честь Саринавы прием на борту корабля. Пригласила всю городскую знать. Только представь себе: корабль медленно плывет вдоль побережья, мы любуемся природой, а Саринава читает отрывки из новой поэмы… Как жаль, что тебя не было с нами!
Ларша скрутило от отвращения. Привычный страх перед морем на несколько секунд выдавил из груди дыхание. Да, на том приеме молодому Спруту было бы не до стихов!
Ничего не заметившая тетушка продолжала:
- Я не люблю рыжую воображалу, но надо признать: прием она устроила достойный. И сама затея, и стихи, и угощение… ну, не к чему придраться!
- Тетя, не стоит огорчаться. Будет еще случай поставить нахалку на место. Только не надо устраивать прием в честь какой-нибудь знаменитости. Скажут, что супруга Хранителя подражает Арритисе.
- Это так, - огорченно вздохнула тетушка. - Да и знаменитости приезжие… когда они нужны, так их и взять негде!
- Нужно что-то долговечное, - рассудил Ларш. - Прием на корабле прошел и забылся. А нам нужно нечто такое, на что люди долго будут смотреть и думать: это купила Аштвинна Зимняя Сказка!
Он глянул на свет сквозь бокал с вином, отпил глоток и решительно сказал:
- Занавес. Новый занавес для театра. Красивый. С золотыми кистями. Вот уж это долго будет на глазах у аршмирцев.
- Занавес… - Аштвинна попробовала это слово на вкус, как ее племянник - вино. - С золотыми кистями.
Глаза ее заблестели, на круглых щеках пробился румянец.
- И Ульфанш не станет возражать против этой траты. - Женщина все больше увлекалась идеей. - Его последняя пассия была из театра.
Про пассию сказано было вскользь, небрежно. На уме у Аштвинны было посрамление "рыжей куклы".
Ларш усмехнулся про себя: знала бы милая тетушка, что ей предстоит выложить кучу денег, чтобы помочь уличному воришке зажить честной жизнью!
* * *
То, что сразу троих актеров сняли с главных ролей перед самой премьерой, для театра было новостью куда более значительной, чем, например, смена короля на престоле. Раушарни строго-настрого приказал не трепаться насчет трех кувшинов, но с таким же успехом он мог бы ладонями останавливать лаву, ползущую по склону вулкана. Старый актер и сам знал, что театр вскипит от сплетен.
Мирвик уж точно молчать не стал. Да и как отмалчиваться, если в тебя вцепились три актрисы? Ну, не актрисы - так, актрисульки на половинном жалованье… но как блестят у них глаза, как горит на щеках румянец, как жадно приоткрываются хорошенькие ротики, словно норовят ухватить зубками любое слово, которое срывается с губ Мирвика. Затащили парня в таверну, заказали обед на четверых, насели со всех сторон, затормошили, защебетали - и вытянули все секреты. Впрочем, Мирвик не особо и сопротивлялся.
Сытый и довольный, вернулся он в театр и был изловлен театральным ламповщиком. Вдвоем они спустили на веревках большую, похожую на мельничное колесо люстру, что освещала вечерами зрительный зал, и залили масло в лампы.
Когда люстра была поднята и веревки закреплены, Мирвика окликнул Бики:
- Эй, поэт! Поди сюда, работа есть!
Вдвоем они вошли в каморку, где стояли метлы. Бики отворил дверцу высокого шкафа и снял с полок, набитых всякой всячиной, рулон цветастой материи, длинную рейку, молоток и коробку с гвоздями.
- Вот, возьми три гвоздя. Видел лестницу, что возле гримерки Раушарни? Которая наверх ведет?
- Видел, но еще не ходил туда.
- Над сценой такая комната, там барабан с веревками и люк в полу. Если надо изобразить полет…
- Знаю. Например, в "Дарах из-за моря" орел уносит… - начал было заядлый театрал Мирвик. Но бутафор его перебил:
- Вот именно. Ступай наверх. Раушарни позволил этим девчонкам там жить. Я дал им два соломенных матраса, полы они сами подметут, а ты им приколотишь занавеску на рейке, чтоб угол отгородить.
- Девчонкам? Каким девчонкам?
- А, ты не знаешь? Заявились сюда одна за другой две девицы - никто про них не слышал. Где раньше играли - Многоликая знает… Раушарни обеих взял в труппу, да не на половинное, а на полное жалованье.
- Погоди, но он еще утром сказал, что новых актрис нанимать не станет, денег нет…
- Он это каждый день говорит. А этих мало того что взял, так еще дал им главные роли в "Двух наследниках". Никто ничего не понимает, а Барилла с Джаленой помирились и рыдают друг у дружки в объятиях… Ладно, бери занавеску, молоток - и наверх! Да скажи девицам, чтоб люк обходили, не топтались на крышке!
Озадаченный Мирвик поспешил наверх, на ходу гадая: что же заставило прижимистого Раушарни вдруг раскошелиться? Правда, для раздумий была обстановка неподходящая: лестница оказалась очень крутой, с низким потолком и такая узкая, что хоть боком по ней иди! Не лестница, а кротовый лаз со ступеньками!
Впрочем, оказавшись в небольшом, с низким потолком помещении, часть которого занимал массивный барабан, парень подумал: может, загадка разрешается просто? Уж больно хороши были обе девушки, которые, засучив рукава, дружно и весело прибирали свое новое жилье.
Казалось бы, этот низкий тяжелый потолок, эти голые каменные стены, эти убогие матрасы, брошенные прямо на пол, эти пробитые в стенах не окна даже, а просто две дырки для притока свежего воздуха, - всё должно было наводить на тоскливые мысли. Но девушки чуть ли не плясали с метлами и тряпками. И Мирвик, вполне понимавший их радость, прикидывал: не выпросить ли и ему у Раушарни какой-нибудь уголок под жилье?
Обе актрисы приветливо встретили парня, тут же принялись решать, где лучше приколотить рейку для занавески, а по ходу дела Мирвик с обеими познакомился.
Девушки были ровесницами - на глаз этак лет по двадцать - и Дочерьми Семейств. Обе красивы, хоть и разной красотой.
Милеста Нежная Лилия была пышноволосой блондинкой с темными, почти черными глазами, глубину которых подчеркивали длинные ресницы. Взгляд ребенка и формы зрелой женщины - сочетание, перед которым не устоял бы и более суровый мужчина, чем Раушарни. Впрочем, девушка не кичилась красотой, держалась мило и скромно.
Эртала Двойная Береза была характером потверже и слегка командовала соседкой (чему Милеста подчинялась легко и без обиды). Эртале не надо было завидовать новой подруге - ей и самой было чем покрасоваться. Русые, с легкой рыжинкой волосы хоть и не были длинными, всего лишь по плечи, но выглядели такими мягкими, что хотелось их погладить. Правильные, тонкие черты лица, глаза такие же темные, как у Милесты, легкий румянец на высоких скулах и что-то неуловимо величественное в осанке. Да-да, в холщовом переднике, с тряпкой в руках, с мазком грязи на щеке - а все равно чем-то напоминает королеву. Мирвик уже знал, что именно королеву ей завтра предстоит играть.
Конечно, все трое постарались с шуточками расспросить друг друга, как именно судьба привела их к дверям театра. Но тут у них ничего не вышло. Эртала с интонациями опытной сказительницы поведала, что ее в раннем детстве похитил дракон и растил у себя в пещере, а недавно пожалел и отпустил к людям. Милеста, не желая отстать, сделала загадочное лицо и сообщила, что она - принцесса некоего королевства за Гранью, бежавшая из дворца, чтобы стать актрисой. Мирвик, не будь дурак, не стал рассказывать про свою жизнь воришки, а срочно измыслил для себя должность верховного смотрителя всех грайанских театров, и по секрету проболтался, что прибыл в Аршмир из Тайверана, чтобы проверить: не зазнаются ли чересчур актрисы, не задирают ли слишком высоко свои хорошенькие носики?..
Когда занавеска отгородила угол с матрасами от двери, люка и барабана, девушки хором заявили, что здесь чудо как уютно и славно.
- Теперь бы завтра не осрамиться, - озабоченно сказала Эртала. - Утром репетиция, а мы еще роли не видели…
- Роль! - хлопнула себя по лбу Милеста. - Я растяпа! Я же ее в узел с одеждой сунула!
Девушка скрылась за занавеской и сейчас же вернулась, неся несколько листков дешевой бумаги, небрежно сшитых суровой ниткой.
- Вот! Мне это в коридоре дала странная женщина… у нее такой чудной грим, пятнами… Она сказала, чтоб я учила роль. А потом пожелала мне сдохнуть дурной смертью, повернулась и ушла. - Девушка обиженно поджала губки. - Ну, шуточки у здешних, театральных…
Мирвик восхищенно взглянул на хорошенькую блондиночку. Ее обидели ни за что, а она отвлеклась на новые затеи, развеселилась и забыла чужую грубость. До чего же славный, легкий характер!
- Эту женщину зовут Джалена, - объяснил он. - На лице у нее совсем не грим…
И Мирвик принялся изображать в лицах драму, что неожиданно для всех разыгралась сегодня на сцене театра. Конечно, он не скрывал своей роли в том, как была разгадана загадка трех кувшинов.
Как же его слушали! У Милесты округлились глаза, Эртала потрясенно поднесла к губам изящную ручку. Мирвик купался в восхищенном внимании красавиц. Ну и работа ему досталась - одно удовольствие!
Когда он закончил и девушки прекратили восторженно ахать, Милеста спросила:
- Неужели нам надо остерегаться Бариллы и Джалены?
- Не только их, - кивнула Эртала. - Еще служанок и рабынь… ну, тех актрис на мелких ролях, которые надеялись сыграть вот это…
Она взяла листок с ролью, пробежала взглядом, по строчкам.
- Я все-таки надеюсь, что Джалена это сгоряча… - тихонько вздохнула Милеста. - Не думаю, что она и впрямь желает мне зла.
Эртала не ответила на эти наивные речи. Она перевернула лист, довольно усмехнулась и выразительно продекламировала:
…Ужели за спиной моей, как стража,
Не встали тени благородных предков?..
Мирвик вконец растаял. А Эртала перебросила листы Милесте:
- На, почитай. Нам сегодня эту сцену выучить.
Милеста смутилась, даже испугалась:
- Ой… я не умею читать! Что же теперь… как же я…
- Не умеешь читать? - сморщила носик Эртала. Но тут же великодушно предложила: - Нам все равно вместе играть, вот и будем вместе зубрить.
- Правда? Какая ты добрая! - захлопала в ладоши Милеста.
- Лучше уж нам быть друг к другу добрыми, - вздохнула Эртала. - От других-то в труппе мы мало добра увидим. Вон в какой котел со змеями угодили!
- Ну уж и со змеями… - неубедительно возразила Милеста.
Эртала задумчиво уставилась на деревянный люк, который им велено было обходить стороной.
- Не провалиться бы… - Она вскинула глаза, перехватила взгляд Мирвика и уточнила: - Завтра на спектакле не провалиться бы. - Актриса открыла последний лист роли и прочла вслух заключительную фразу: - "Плещет ей в лицо колдовское зелье…" В кого я ее превращать-то буду? Мне не сказали.
- Мне сказали, - огорченно отозвалась "соперница". - В черепаху. Там для меня доделывают панцирь из корыта, я должна буду уползать со сцены…
- И ты согласилась? - вознегодовала Эртала. - Зрители будут смеяться!
- Ну, не над тобой же… - попробовала утешить ее Милеста.
- И надо мной! Это наша общая сцена! Трагическая! Мрачная! И вдруг ты поползешь под корытом… Надо бежать к Раушарни! Вдруг он уже что-то придумал?
- Пойдемте! - с готовностью подхватил Мирвик.
На миг укололо сомнение: а он-то что не в свое дело лезет, театральный метельщик и общий слуга? Ну да, интересно ему… мало ли кому что интересно!
Но тут же парень расправил плечи: он ведь еще и поэт! А вдруг понадобится срочно переделать конец сцены?
- Ну, пойдемте… - неуверенно сказала Милеста. Она явно боялась всесильного Раушарни, но и мысль о том, чтобы через всю сцену ползти под корытом, ее не радовала.
- Если бутафор попытается всучить тебе крылья и превратить в белую птицу - не соглашайся, - предупредил девушку Мирвик, великий знаток закулисной жизни. - Весь театр уже знает, что эта птица - курица!
* * *
- Но, господин, мои люди не виноваты…
- Мои уши закрыты для твоих причитаний. Нерадивый слуга всегда найдет отговорку!
Таким хмурым и злым Верши-дэра ни разу не видели его веселые молодые друзья. И сейчас они его таким не видели, потому что слушали в одном из соседних залов изощренные рулады привезенной из-за моря девицы.
Сам хозяин отговорился тем, что ему пора наносить на больную ногу лечебную мазь. И теперь устраивал разнос нерасторопному грайанцу Батувису.
- Пусть господин не гневается… - сказал Батувис. - Все уже готово, и этой же ночью… вот только…
- Что - "только"? - Голос Верши-дэра был тих и страшен.
- Мои люди боятся. Они говорят: магия - это опасно…
- О сын козла и гиены! - В негромком голосе вельможи резко проявился наррабанский акцент. - Твои люди должны бояться не колдовства, а тебя. А ты должен бояться только меня.
- Но талисман…
- Умолкни, трус! Да будет тебе известно: эта вещь не создает магию, она ее разрушает. И я не хочу слушать жалкое тявканье. Пошел вон!
Батувис поспешно удалился. Наррабанец глядел ему вслед тяжелым взглядом - и не заметил, как у раскрытого окна шевельнулась тяжелая длинная штора. Шевельнулась, хотя день был безветренным и по комнате не гулял сквозняк…