* * *
- Шестеро? - Контрабандисту Ирслату изменило хладнокровие. - Шестеро "крабов"?!
Загорелые крепкие руки сжимались в кулаки и вновь разжимались. Ирслат переживал острое унижение: он представлял себе, как весь Аршмир треплет по кабакам его имя с шуточками и насмешками. Шесть стражников - даже не береговая охрана, обычные "крабы"! - перехватили груз у пятнадцати городских контрабандистов, а потом обратили в бегство моряков из экипажа "Вредины"…
Но даже в ярости Ирслат не стал срывать норов на команде. Парни поступили правильно. Окажись сам Ирслат на том проклятом берегу, он не приказал бы своим людям штурмовать откосы ущелья, где в кустах, за валунами и в пещере засело невесть сколько врагов.
Но и спускать обиду капитан не собирался.
Ирслат закусил кончик длинного уса и зло задумался.
Спасшийся из переделки контрабандист сообщил ему имя мерзавца, который командовал "крабьей" шайкой.
Аштвер. Десятник Аштвер.
- Эй, Фарипара ко мне! - сказал Ирслат негромко.
Ему и не надо было орать. Капитанское слово на борту "Вредины" всегда звучало грознее грома - и исполнялось молниеносно. Фарипар Зеленый Овраг, загорелый матрос с плутовскими карими глазами, тут же встал перед Ирслатом, почтительно склонив голову.
- Ты говорил, Фарипар, что родом из Аршмира?
- Так, капитан. Здешний я.
- Мы не меньше двух ночей проторчим в Лисьей бухте. А ты отправляйся на лодке с почтенным Лабраном. Погуляешь сутки в родном городе. Заодно для меня дельце обстряпаешь.
- Только прикажи, капитан.
- Разыщешь десятника "крабов" по имени Аштвер Зимнее Оружие.
- Аштвер? Он уже десятник?
- Что, знаешь его?
- Было дело, морду мне чистил.
- Вот как? Я дам тебе случай с ним сквитаться. Держи кошелек. Набери в порту стаю местной рвани, напои как следует, разозли разговорами… Словом, делай что хочешь, но чтоб не позже завтрашнего дня этому Аштверу все кости переломали, на всю жизнь его калекой сделали. А если расстараются и до смерти Аштвера употчуют - доплати парням за усердие.
* * *
- Заходи, только громко не топай. Госпожа не молоденькая, чтоб всякий шум терпеть. И оботри сапожищи о тряпку, не в казарме!
Круглолицая, востроглазая служанка явно не собиралась церемониться с "крабом", явившимся в дом ее хозяйки.
Посмеиваясь про себя, Ларш проследовал за "командиршей" через темный коридор в комнату.
С первого взгляда показалось, что горничная привела его к себе. Не могла высокородная дама проживать в такой бедности. Чистенькой, даже нарядной, совсем не стесняющейся себя бедности.
На стене висел тканый коврик в веселеньких тонах, на деревянной полочке - глиняный кувшинчик с пучком бурых осенних листьев. Стол покрыт выглаженной дешевой скатертью с розочками по углам. На столе - блюдо с яблоками. Все выглядит очень аккуратным и уютным.
- Ну, что пялишься? - негромко сказала горничная. - Имей в виду: если госпоже Кримерре угодно будет называть вон тот ковер старинным гобеленом, а свои украшения алмазами да жемчугами - не вздумай скалить зубы. Попробуй только хихикни - я твоему начальству пожалуюсь, что ты перед высокородной госпожой нахальничаешь! И не сумасшедшая она вовсе, это соседки-дуры врут! Просто она все называет так, как ей угодно. И кто ей запретит, Лебеди-то?!
Ларш хотел было сказать, что и не собирался скалиться, - но тут дверь отворилась…
Парень ожидал увидеть грузную, тяжело опирающуюся на палку старуху, сварливую, с неприятным громким голосом. А к нему порхнула через порог женщина без возраста.
Маленькая, худенькая, с легкими седыми волосами, с мягкой улыбкой на красиво очерченных сухих губах… Но прежде всего привлекал внимание взгляд светлых больших глаз. Веселый, дружеский, чуточку лукавый - словно девочка обрадовалась мальчику, который пришел к ней поиграть.
Кримерра встала перед стражником с черно-синей перевязью на груди и сказала приветливо:
- Здравствуй, сынок. Из какого ты Клана?
Ни тени сомнения в голосе. Радостная и спокойная уверенность в том, что незнакомый гость вот именно из Клана.
И Ларш, подхваченный этой доброй улыбкой, ответил не раздумывая:
- Здравствуй, ясная госпожа. Я Ларш Ночная Волна из Клана Спрута, Ветвь Щупальца.
Рядом ойкнула служанка, и Ларш выпустил на свободу довольную ухмылку. Он вдруг почувствовал себя своим в этой чистенькой бедной комнатке.
Кримерра повела рукой, приглашая гостя за стол:
- Прошу… Явирита, принеси гостю вина… Ветвь Щупальца? Родственник Хранителя?
- Племянник.
Служанка бегом принесла кувшин с вином и два серебряных кубка. Повинуясь гостеприимному жесту тонкой белой ручки, Ларш глотнул вина и захрустел яблочком.
- Какие чудесные кубки, - сказал юноша отчасти искренне, отчасти желая доставить Лебеди удовольствие. - Старинные, сразу видно. Наследство?
- Да, подарок на свадьбу моей прабабушки, - кивнула женщина. И тут же гордо вскинула голову: - Но если мой господин думает, что я богата лишь наследством, он ошибается. Мой Клан щедр ко мне. Я живу среди уюта и роскоши, - Кримерра жестом обвела скромное убранство комнаты, - и мне вполне по кошельку дорогие безделушки. Вот этот пояс из уртхавенского янтаря я подарила себе в первые дни весны…
Ларш бросил взгляд на пояс из небольших яшмовых бляшек.
- А вот этими украшениями из сапфиров - браслетом и заколкой - я порадовала себя вчера. Не дешевые вещи, конечно, но женщине просто необходимо время от времени позволять себе что-то бесполезное и дорогое! - И она с гордостью указала на простенькие бисерные побрякушки.
В глазах Лебеди не было безумия. Она улыбалась задорно и лукаво, словно предлагала ему сыграть в забавную игру. И Ларш поймал себя на том, что ему хочется поцеловать руку этой неунывающей старой женщине.
- Я не обделена ни деньгами, ни душевным теплом, - продолжала Кримерра сердечно. - Меня часто навещают родственники. Взгляни: этот букет из листьев принес в последний свой приход самый дорогой для меня человек - Шерки, мой правнук. Какой же это замечательный ребенок! Пять лет - а умнее многих взрослых! Я запоминаю и повторяю про себя каждое сказанное им словечко - а уже ради этого стоит жить!
Ларш молча уставился на пыльный бурый комок, бережно хранимый любящей женщиной. Осенние листья, вот как? Значит, последний раз замечательного правнука приводили к прабабушке осенью? Чуть ли не год назад?
Сдержавшись, чтобы не высказать все, что он думает о чуткой и заботливой родне госпожи, Ларш перевел разговор на другое:
- Командир городской стражи, почтеннейший Джанхашар, прислал меня, чтобы разобраться насчет пропавшей собачки…
Кримерра вскинула руки к щекам:
- Да! Я ходила к командиру стражи! Он пропал, мой Мотылек, радость моя! Найди его, сынок… беленький, лохматенький, с черным пятнышком на лбу… Еще утром он был здесь. Он спит в корзине возле моей кровати. Я просыпаюсь утром, спускаю с кровати руку, Мотылек ее лижет. И сегодня лизнул. Он делает это каждое утро с тех самых пор, как мы взяли его в дом. Тогда был дождь, и Мотылек спрятался у нас на крыльце под навесом - помнишь, Явирита?
Служанка взволнованно закивала.
- Так, - попытался Ларш вернуть разговор в прежнее русло, - утром песик был на месте, а потом?
- Потом он позавтракал молочком и лепешкой и побежал гулять во дворик. И его украли!
- Почему обязательно украли? Может, просто убежал за приключениями.
- Что ты, сынок! Наш Мотылек боялся потеряться, боялся бродячей жизни. Он никуда не уходил со двора. Если я шла за покупками по лавкам - а это бывает редко! - он увязывался за мной, но все время поскуливал и звал меня обратно. Он был домашним песиком, он был счастлив только дома… А уж как он охранял свое жилище! Мы с Явиритой очень крепко спим, так он на любой шорох вскидывался так звонко и громко, что мы обе просыпались… Явирита, помнишь тот случай, когда в дом залез чужой кот?
Явирита поняла вопрос хозяйки как разрешение встрять в господский разговор - и на Ларша с двух сторон хлынули рассказы о несравненном, горячо любимом Мотыльке. О том, как он изгнал с кухни чужого кота. О том, как чудесно он танцевал на задних лапках. О том, как он скатывал в трубку вон тот половик, что лежит у двери. О том, как он скромен, аккуратен, приветлив, как он каждое утро лизал хозяйке руку, а потом отправлялся проведать Явириту - все ли у нее в порядке?
Две женщины говорили наперебой, горячо и взволнованно, а Ларш глядел в глаза Лебеди. В глаза, из которых исчезло лукавое веселье. В глаза, наливающиеся слезами.
И рухнула стена, которой старая женщина отгородилась от неласкового мира. Кримерра закрыла лицо руками и горько разрыдалась.
Ларш вместе со служанкой утешал Кримерру, поил вином, уговаривал лечь. Сердце его заходилось от жалости - словно его бабушку кто-то обидел.
Где же найти этого окаянного Мотылька, от которого столько радости двум одиноким женщинам? Ларш готов был ходить от двора к двору, заглядывать в каждую калитку и спрашивать: "Не забегал ли к вам беленький песик?" Но, конечно, толку от такого блуждания не было бы совсем.
И единственным разумным соображением, пришедшим в голову огорченному юноше, было: "Надо поговорить с Мирвиком! Если Мотылек и впрямь украден - может, Мирвику известно, кто этим промышляет?"
Глава 9
В театре нарастало смятение. Актеры, ничего не соображая, безнадежно бубнили свои роли. Бики и Мирвик закрепляли щиты декораций, которые на репетиции выглядели неплохо, а сейчас, перед самым спектаклем, вдруг оказались расшатанными и готовыми вот-вот рухнуть. Эртала едва не подралась с Бариллой, которая принялась показывать новой актрисе, как должна держаться на сцене королева. Ну, показала бы - и ладно. Так ведь попутно принялась называть девушку деревенской коровой, неуклюжей колодой, бочкой для дождевой воды… Последнее сравнение привело Эрталу в ярость… ну, ничего, ничего, красавиц вовремя успели растащить, их лица не пострадали. "Злодейка" Уршита увела Эрталу гримироваться.
Раушарни был в ярости: все эти неурядицы, грозившие срывом спектакля, проходили сквозь его душу. А тут еще притащилась Джалена с опухшим лицом и молила выпустить ее на сцену - хоть простолюдинкой из мятежного города!
Раушарни терпел и молчал (в конце концов, бедняжка не сама себе плеснула в лицо чернилами), но ему становилось все труднее удерживать свои руки от убийства, в язык - от бешеного монолога.
Тут подлетел Заренги, новый герой-любовник, и в ужасе сообщил, что двое "придворных" решили выпить для храбрости - и перестарались. Их уже и в бочку с водой мордами макали, и жженые перья им под нос тыкали - лежат вроде бревен, только один пытается песню петь…
- Сколько осталось придворных в свите королевы? - рявкнул Раушарни на ни в чем не повинного Заренги.
- Один… - несчастным голосом отозвался тот.
- Так возьмите из бунтующих горожан. Первый раз, что ли? Учить вас еще…
- Вот этот один и есть - из бунтующих. У остальных такие хари… Да и здоровяки они, придворный костюм на них не налезет. Помельче бы кого…
Следовавший за Раушарни по пятам Лейчар Веселый Зверь из Клана Волка (застенчивый до немоты юноша, бравший у Раушарни "уроки дикции") потрясенно поднял руку ко рту. Он вполне понимал смятение актеров. Неважно, сколько служанок и придворных сопровождают настоящих королев. У сцены свои законы. И они требуют, чтобы при первом появлении на сцене - "большом выходе" - в свите королевы было двое придворных, у супруги Хранителя города - один, а прочие знатные дамы могут появляться в сопровождении одних лишь прислужниц. Так требуют вековые каноны театра, и не аршмирской труппе позориться, нарушая эти каноны!
Высокородный юноша так переживал за премьеру, готовую сорваться, что едва не решился на немыслимый поступок: предложить себя для этой роли без слов! Если хорошенько набелить лицо, никто не догадается, что за королевой-актрисой вышагивает Сын Клана…
Но героический порыв Лейчара остался никому не известен, потому что Раушарни, оглядевшись, увидел Мирвика, придерживающего щит, над которым трудился Бики.
- Эй, ты, поэт!.. Тебя зову, тебя, много тут поэтов, что ли?.. Как закончишь с декорациями - бегом переодеваться. Пойдешь в свите королевы. Там всего-то и надо, что не сутулиться, не чесаться на ходу и высоко держать голову. Все понял?
Мирвик все понял - и засиял, как театральная люстра.
А Лейчар вздохнул от разочарования. Только что накатили небывалые, золотые мгновения, когда он мог заговорить, не боясь сошедшихся на нем взглядов. Мог предложить нечто отчаянное, немыслимое - то, что всех спасло бы, всех выручило. И жизнь пошла бы иначе, и сам он стал бы иным…
Но яркие мгновения отваги исчезли, ничего не изменив. Лейчару оставалось привычно топтаться за чужими спинами, избегать взглядов и молчать, молчать, молчать…
* * *
Неподалеку от театра Ларш встретил Гурби. Двое Сыновей Кланов, недавно "позвеневших мечами", поздоровались подчеркнуто приветливо и радушно.
- Ты еще в этой перевязи? - удивился Гурби. - Брось, люди же смотрят! И не надоело тебе?
- Не надоело! - гордо сообщил Ларш. - Сегодня брал шайку контрабандистов!
(Про собачку, разумеется, он рассказывать не собирался).
Контрабандистами Гурби не заинтересовался. Тут же спросил:
- Слушай, где найти твою художницу? Я замолвил за нее словечко Верши-дэру. Он завтра посмотрит ее рисунки и купит то, что понравится. И пригласит ее на вечерний пир - гостей рисовать.
- Найти ее можно в театре. Когда мы расставались, она говорила, что собирается там искать работу.
- Только собиралась? Может, не нашла?
- Когда расставались - только собиралась. Но говорила этак твердо, уверенно: мол, дадут работу, никуда не денутся.
- Хорошо бы она оказалась в театре, чтоб не бегать мне по всему городу, - рассудил Гурби. - Я тогда успею на премьеру "Двух наследников".
- А разве премьера не вечером?
- Сегодня начнут раньше. Так удобнее Хранителю и его супруге, у них вечером еще торжественный ужин в честь дня рождения госпожи Аштвинны.
* * *
Но первым Авиту нашел все-таки Ларш.
Ему сказали, что Мирвик пошел переодеваться: будет играть придворного. Ларш покрутил головой, удивляясь взлету своего недавнего знакомца. Пошел его разыскивать, в полутемном коридоре свернул не туда, поднялся по лесенке - и вышел на балкончик, откуда еще недавно скликали зрителей на представление. Сейчас на балкончике сидела Авита и шила что-то пестрое, яркое.
- У Лейфати оторвался рукав камзола, - пояснила она, приветливо улыбнувшись вошедшему. - Но как же я рада снова видеть моего господина!
- И я рад. Тем более что я с доброй вестью.
И Ларш коротко пересказал свой разговор с Гурби.
- Но как же мой господин… вы же ударили Сына Клана? - изумилась Авита. - Как же так получилось, что вы с ним беседовали, и он… он не… - Девушка не сразу смогла найти подходящие слова. - Как вышло, что ваша беседа была такой мирной?
- И на Вепря можно найти управу, - небрежно сказал Ларш. - Если уметь. Сын Клана раскаялся и в качестве извинений собирается ввести мою госпожу в Наррабанские Хоромы. Там легко найти заказчиков.
Авита просияла. Ее явно не пугало то, что завтра предстоит показать свои способности перед иноземным вельможей и его знатными гостями.
- Я понимаю, кому на самом деле я должна быть за это благодарна. Мой господин сначала вытащил меня из неприятной истории, потом замолвил за меня слово перед этим… - Авита запнулась и продолжила ровно: - Перед Вепрем.
- Да пустяки. Раз у ясной госпожи выдался такой тяжелый день, должен же кто-то помочь!
- День и впрямь выдался тяжелый, - посерьезнела девушка. - А уж смерть тетушки… Ехала к родственнице - приехала к покойнице.
- Как прошли похороны?
- Все было как полагается, домовладелица расстаралась… Но меня не отпускают странные мысли. Может быть, мой господин посмеется над глупой девчонкой, но мне кажется, что со смертью тетушки не так просто.
- Не посмеюсь. Меня тоже мучает мысль: зачем она полезла доставать что-то с полки? Да еще в темноте, не зажигая свечей.
- Никуда она не полезла, - решилась наконец Авита. - И с сундука не падала. Ее ударили по голове. Ее убили.
Лицо Ларша стало непроницаемым. Он вспомнил все странности, связанные с кончиной безобидной небогатой старухи.
- Стакан молока, - сказал он наконец. - Тот, что госпожа Афнара забыла выпить вечером.
- А Прешрина выпила - и сразу уснула, - подхватила Авита, обрадованная тем, что ее поняли.
- Получается, если бы госпожа Афнара выпила молоко, она бы проспала всю ночь и осталась жива. А так…
- Ну да, тетя услышала шум, встала с постели. Может быть, позвала служанку. Но в темноте не заметила, что кто-то очутился у нее за спиной…
- Воры? Но разве у госпожи было что-то ценное? Я понимаю - случайный воришка влез в окно… Но молоко с сонным зельем - это уже подготовка к ограблению! Значит, точно знали, что собираются взять!
- Не было у Афнары ничего ценного! - твердо сказала Авита. - Мои дядя и тетя, у которых я жила в поместье… ну, они большие любители считать деньги в чужом кошельке. Когда речь заходила о тетушке Афнаре, тетя Гримнава начинала перечислять, какие красивые платья та увезла в Аршмир - а перед кем там старухе красоваться? И про коричневую с серебром шаль говорила, и про серебряное колечко с агатом… Это колечко я видела у Афнары на мизинце, когда бедняжка лежала на погребальном костре. И коричневая с серебром шаль была на ней. Я еще подумала: хозяйка дома - честная женщина. Уложила покойницу на последний костер в лучшей одежде, даже на колечко не позарилась… Нет, господин мой, будь у Афнары хоть брошка, хоть сережки, тетушка Гримнава об этом не молчала бы!
- Может, у старой госпожи было что-то ценное, о чем не только родственники - даже сама она не знала? - неуверенно, сам удивляясь сказанному, промолвил Ларш.
Накатило неясное чувство: словно он упустил что-то важное… какую-то услышанную фразу… вот вспомнить ее, поймать - и загадка окажется разгаданной…
Тем временем Авита размышляла вслух:
- Гортензия. Служанка. Все сходится на ней. Она поставила у постели госпожи стакан молока. Она знала хозяйкины вещи не хуже самой хозяйки. Она спала в соседней комнате…
Ларш отогнал нелепые мысли и возразил:
- Прешрина, хозяйка дома, говорила, что Гортензия пришла домой рано утром.
- А во сколько она ушла? - резонно возразила Авита. - Может, как раз похищенное и уносила. Но даже если она и не убийца - может быть сообщницей.
- Калитка еще, - припомнил Ларш.
- Что - калитка?
- Я не смог отворить калитку. А Прешрина сказала: "Если секрета не знать - ни за что не откроешь". Значит, ночью в доме если и был чужой человек, то… не чужой!
- Ну, там забор несерьезный. Женщине, может, и не перелезть, а мужчина запросто переберется.
- Пожалуй, - кивнул Ларш.