* * *
Бранби, стоя у окна, провожал взглядом девушку и ее молчаливого спутника.
- Зря мы отпустили ее, отец. Конечно, этот лысый - дядя не из мелких, но и мы с тобой не кильки дохлые. Надо было рубить оба полена. Где мы с тобой такие деньги до завтра отыщем?
- Если уж дрова рубить, - резонно возразил меняла Лабран, - то надо после этого и отчаливать.
- Ну да, на борту "Вредины". Ирслату заплатить - возьмет. А с этой штукой в руках… отец, как только помрет любой из семи правителей - ты же в два счета на его месте окажешься, и плевать, какой это будет остров!
- Соображаешь, сынок! А только и Вьямра не дура. Такие кражи не делаются по случаю - увидел и сцапал. Такие кражи подготавливаются заранее, продумываются до мелочей. Вот к нам пришли девица и громила… кстати, готов спорить на кувшин астахарского, что этот лысый - отличный боец, один из лучших людей Вьямры. На такое дело не шлют первого, кто подвернется под руку. И откуда ты знаешь, что старая ведьма не нашпиговала заранее наш переулок своими людьми, как курицу - орехами? Может, на соседской крыше арбалетчики сидят? Может, нам не то что до гавани - до Сельдяной площади дойти не дадут?
Бранби озадаченно притих.
- Попрошу денег у Ирслата, - продолжал размышлять вслух его отец. - Не даст - обману девку, когда придет за расчетом. Не дастся в обман - вот тогда, сынок, остается срубить обоих и удрать.
- А что до завтра-то изменится, отец?
- Кое-что изменится… - Глаза старого бернидийца лукаво блеснули. - Обещано мне, сынок, что завтра в моих руках будет и второй талисман. Оба талисмана мы с тобою раздобудем, понимаешь? И тогда сами будем решать: принять нам награду и благодарность Круга Семи Островов - или что-то посерьезнее с Круга потребовать!
* * *
- Но это невозможно! - Смотритель винного погреба вскинул ладони к побледневшим пухлым щекам. - Вскрыть печати на кувшине с "расплавленным золотом"? Да это же… это кощунство!
- Не слишком ли громкие слова, почтенный Вагнат? - снисходительно, сверху вниз бросил Гурби толстяку-смотрителю. - Хранитель хочет избавиться от малейшей тревоги за подарок, который сегодня вечером будет преподнесен Верши-дэру.
- Да какая же может быть тревога? - вскинул белесые бровки Вагнат Закатный Корень. - Другой вопрос, что это излишне щедрый подарок. Вино с астахарских виноградников! Урожай года Белого Быка! Да в Грайане всего три кувшина этого дивного напитка! Один - в Тайверане, и король бережет кувшин для свадьбы наследника. Второй - в Замке Трех Оврагов, и как вино туда попало - это увлекательнейшая история…
- Почтенный, - со скучающим видом перебил Вепрь смотрителя, - мне сейчас не до увлекательных историй. Хранитель города четко высказал свою волю: на вино в кувшине должны быть наложены чары, лишающие силы любой яд.
- Да откуда там яд?!
- Об этом ты, почтенный, Хранителя спрашивай.
- А нельзя ли навести чары, не вскрывая кувшин?
- Ты еще предложи мне творить магию прямо сквозь своды подвала! Вот тебе приказ. Здесь сказано, что ты должен исполнить все, что я тебе велю.
И Вепрь протянул толстяку бумагу, на которой вечером, после беседы с Ульденом, Хранитель начертал несколько слов.
- Но тут же ничего не сказано про "расплавленное золото"…
Сыну Клана надоели препирательства.
- Еще хоть слово, почтенный, и я ухожу. А высокородному Ульфаншу передам, что ты отказался исполнить его повеление.
Вагнат был сломлен.
- Сейчас, я… сейчас… - Он вскинул ладони к вискам, словно его мучила головная боль. - Надо позвать слугу с факелом… и взять палочку цветного воска… и печать, да, печать! А этот господин будет нас сопровождать? - Смотритель кивнул в сторону незнакомого мужчины, скромно стоящего у двери.
Вепрь оглянулся на своего спутника.
- Это почтенный Ульден Серебряный Ясень, городской лекарь. Именно он навел Хранителя на мысль о возможном отравлении Верши-дэра. И я настаиваю, чтобы он был свидетелем того, как я устраню опасность.
Смотритель устремил на Ульдена взор, полный такого укора и гнева, словно лекарь был пойман на убийстве.
* * *
Слуга, державший факел, старался скрыть волнение, но его выдавало бледное лицо и подрагивающая рука: пламя время от времени начинало метаться, и тени, словно безумные демоны, плясали по стенам плавно ведущего вниз коридора, по невысоким ступеням лестницы, по дощатому настилу рядом с лестницей - чтобы выкатывать бочки.
- Я слышал краем уха, - неуверенно произнес лекарь Ульден, - что про винные погреба Хранителя ходят недобрые слухи.
Смотритель отвел взгляд, скрывая раздражение, и решил про себя, что негодяя, доставившего ему ненужные хлопоты, не мешает припугнуть.
- Эти погреба, - сказал он значительно, - хорошее место для вина, но плохое - для людей. Прежде чем перейти в собственность высокородного Ульджара, отца нынешнего Хранителя, они принадлежали наррабанскому виноторговцу Ирруху. Погреба разделены каменной стеной на две части. В одной, что побольше, хранятся бочки и кувшины с вином, которое ежедневно идет к столу Хранителя, и с тем, что выдается прислуге. В тот подвал вход с другой стороны, ключи от него есть у моих помощников, там ежедневно бывают слуги. А в малый подвал никто не посмеет войти без меня. Здесь хранятся особые вина для особых случаев.
Лестница уткнулась в массивную дверь с навесным замком. Вагнат отцепил от пояса связку ключей, начал неспешно выбирать нужный.
- Так я про виноторговца Ирруха… Он на старости лет продал свое аршмирское имущество и уехал на родину. Люди говорят, что была у торговца любовница, грайанка удивительной красоты. Старик в ней души не чаял, обещал взять с собой за море и жениться по наррабанским обычаям. А когда любовница родила ему дочь, Иррух и вовсе возгордился: ай да я! И немолод, а крепок! Отцом стал!
Вагнат нашел ключ и мягко повернул его в замке.
- А почти перед отъездом кто-то донес Ирруху, что любовница ему изменяла и что отец ребенка не он. В старике взыграла наррабанская кровь. Он кликнул двоих доверенных слуг, велел любовнице взять ребенка и следовать за ним в подвал…
Гурби и Ульден чувствовали себя весьма неуютно. Негромкий голос смотрителя стелился по полу, полз по ступеням лестницы, обволакивал гостей подземелья со всех сторон. Слуга, держащий факел, заметно оробел.
Дверь открылась с жутким скрипом - и каждый из гостей вздрогнул.
- В подвале Иррух вырвал младенца из рук матери, - закончил рассказ Вагнат, не переступая порога, - и приказал слугам замуровать дитя живьем в нише. Когда несчастная мать поняла, что вопли и мольбы не помешают злодейству свершиться, сердце ее разорвалось… С тех пор прошли долгие годы, но до сих пор в этом подвале иногда слышен плач мертвого ребенка.
- А не пробовали найти эту нишу, - спросил Гурби, стараясь, чтобы голос его не дрожал, - и предать косточки погребальному костру?
- Когда я вступил в должность смотрителя, я лично простучал молотком стены. Не из-за этой истории, а потому, что пустоты в каменных стенах мешают поддерживать в винном погребе ровную прохладу. Ниши я не нашел.
Тут заговорил молчавший до этого Ульден - голос ровный, напряженный, недоверчивый:
- А откуда стало известно об этом преступлении? Не сам же купец рассказал? И не покойница…
Смотритель перешагнул порог и через плечо небрежно пояснил;
- Один из слуг не уехал с господином. И по пьяни проболтался…
Подвал встретил пришельцев холодом, но воздух не был затхлым: вверху голубело оконце для свежего воздуха. Но падающего сверху жидкого света было недостаточно, чтобы вырвать из тьмы ряд лежащих на дубовых подставках бочек. Это делал факел - дрожащий, испуганный, то взметающий отсветы к потолку, то опрокидывающийся, словно слуга вот-вот выпустит его из рук.
- Аккуратнее свети! - прикрикнул на слугу Вагнат. - Вот, господа мои, кувшинов здесь всего три. Наш - вот этот… ах, зачем Хранитель решил отдать это сокровище!
Хозяйский оклик привел слугу в чувство, он тверже поднял факел над головой. Смотритель сломал печать и открыл крышку.
- Прошу высокородного господина, - с поклоном обернулся Вагнат к Вепрю.
Гурби кивнул и простер ладони над кувшином. Чародей был серьезен, собран и строг. Ничего потешного, "козлиного" не было сейчас в его внешности. Он выглядел могущественным и опасным.
Потрясенно глядели спутники Вепря, как от его ладоней скользнула белая пелена, обняла кувшин… и исчезла.
Гурби шагнул назад, пошатнулся, прислонился к огромной бочке.
Лекарь двинулся было к нему, но Вепрь жестом остановил Ульдена.
- Ничего… Сейчас само пройдет… на чары уходит много сил… Всё, кувшин можно опечатывать.
Смотритель засуетился, доставая из кошелька на поясе палочку воска.
И тут из темного угла послышался странный тихий звук - словно ребенок пытался закричать, но уже наплакался и потерял голос.
Этот жалобный, сиплый писк заставил всех вздрогнуть.
Слуга, выронив факел, растянулся на каменном полу и закрыл голову руками.
Гурби шарахнулся в щель между двумя кувшинами.
А толстячок смотритель повел себя отважно. Он подхватил не успевший угаснуть факел и ринулся в дальний угол. Покрутился там меж бочками - и вдруг расхохотался, наполнив подвал утробными раскатами, отраженными от стен.
- Эй, Щепка! - крикнул он слуге. - Вставай, не то велю выпороть! Иди сюда, возьми факел!
Вагнат передал факел опасливо подошедшему слуге, нырнул за бочки, тут же распрямился и вернулся к кувшину, крепко и бережно держа темный крупный ком.
- Киса, бедная! - почти пел он. - В окошко спрыгнула, да? И обратно не вылезти… Наплакалась, голос сорвала! И погибнуть могла бы, если бы не…
Тут он увидел открытый кувшин, вспомнил о важности своей миссии и страшно сконфузился.
Ульден выручил смотрителя:
- Позволь, господин мой, я подержу это злосчастное животное, пока ты будешь закрывать кувшин.
Любитель кошек с благодарностью передал Ульдену спасенную зверушку. Та вцепилась в руку лекаря, оцарапала его сквозь рукав. Но Ульден даже не прикрикнул на кошку. Он с огромным облегчением глядел, как смотритель запечатывает кувшин, а в голове его моталась по кругу единственная мысль: "И совсем не страшно, оказывается… И совсем не страшно…"
* * *
В театр медленно, как мореные мухи, сползались его верные служители. Их было мало, и вид у них был несчастный и заспанный. Вчера Хранитель задал истинный пир, а те из "людей театра", кто не был туда приглашен, устроили пирушку, не столь великолепную по части яств и напитков, но не менее долгую.
Раушарни заявился в числе первых, словно и не праздновал вчера. Обошел театр сверху донизу - и набросился на Мирвика, который попался ему на глаза:
- Не знаю и не желаю знать, где ты пропадал. Зато мне очень интересно, почему после вчерашнего спектакля сцена не выметена.
Мирвик растерялся. И впрямь, забыл он, что его дело - метла.
- Что бушуешь, Великий? - вознегодовал оказавшийся рядом бутафор. - Какой мусор на сцене? Я все вымел, вечером еще.
- Вымел? - гневно обернулся к нему Раушарни. - Да там - словно стадо прогнали, разве что коровьих лепешек не хватает! И труха, и побелка, и прочий сор, что сверху летит! И все это растоптано!
- И труха была, и побелка, - согласился Бики. - И натоптано - спектакль же! А только я этак чистенько подмел…
- Чистенько?! А ну, пошли, взглянем.
Мирвик поспешил за Раушарни и бутафором, попутно прихватив из чуланчика метлу.
Как выяснилось, сделал он это предусмотрительно. Чистенькой сцена вовсе не выглядела.
- Да что ж такое?! - огорчился Бики. - Я же вчера… или само с потолка нападало?
- И само растопталось? - хмыкнул Раушарни. - Все убрать!
И направился прочь, на ходу спросив:
- Что с декорациями?
Бики поспешил его догнать и принялся объяснять:
- Барышня Авита подновила наррабанскую пустыню, недурно так подновила, но я бы мог лучше… и бесплатно…
Мирвик уже не слушал их. Он усердно подметал пол и раздумывал:
"С чего бы Бики врать? Да и не врал он! Тут не вся труппа топталась, а один человек. И следы такие здоровенные… это кто же у нас такой большеногий?"
Наведя чистоту на сцене, он принялся прибирать зрительный зал. Чтобы скрасить скучную работу, парень принялся вспоминать, как выглядят ноги всех членов труппы - от великого Раушарни до последнего из "бунтовщиков" без единого слова в роли. А так как был Мирвик наблюдательным и памятливым, ему эта забава вполне удалась.
"Это что же получается? Такие большие ступни - только у комика Пузо? И совсем-совсем никто из труппы, кроме него, не мог такие следы оставить? Но что же он делал на сцене? Перед пустым залом показывал свой коронный номер с двумя бокалами и яблоком?"
Мирвик пожал плечами, поднялся на сцену и вышел через дверцу в коридор.
Едва закрыл за собой дверь, как остановился, пораженный странным ощущением: словно перед глазами мелькнуло что-то важное, а он не понял, упустил…
Ну, не мусор же на сцене?! Нет, что-то другое…
Тут его размышления прервал сиплый раздраженный голос: Афтан, вчерашний бесстрашный воин, усмиривший мятеж, маялся с похмелья жаждой - а кувшин в коридоре был безобразно пуст!
Мирвик виновато схватил кувшинчик и помчался к фонтану.
* * *
Еще на подходе к дому Кримерры Мотылек высунул из-под куртки Ларша острый носик, заволновался, забеспокоился. А когда служанка отворила дверь высокородному стражнику, всплеснула руками и вскрикнула, песик, не боясь переломать лапы, спрыгнул, ткнулся носом в башмак Явириты, наскоро обнюхал крыльцо - не случилось ли без него какой беды? - и с восторженным лаем рванул в дом.
- Господин мой, да какая же радость! - разрумянилась Явирита. - Изволь пройти, изволь! Госпожа давно проснулась.
Кримерра совсем не долго приводила себя в порядок. Гостю еще не надоело разглядывать затейливый узор на домотканом коврике, как сияющая от счастья Лебедь вошла в комнату. Возле ее подола вертелся Мотылек и от избытка чувств тявкал без передышки.
Кримерра порывисто протянула Ларшу обе руки:
- Сынок, я так тебе благодарна! Но как же тебе удалось его отыскать так быстро? Ты, конечно, позавтракаешь со мною… нет-нет, не отказывайся. Явирита, скорее собирай на стол!
Ларш спешил на дежурство, но разве тут уйдешь?
"Ничего, я ведь исполняю приказ, который мне дал начальник стражи…"
Завтрак был скромным: лепешки, сыр, яблоки. Лебедь держалась мило, с гостем беседовала приветливо и явно не смущалась тем, что ее стол уступает королевскому. Успевший поесть на кухне Мотылек по собственному почину показывал, как он умеет танцевать на задних лапках.
- Сокровище мое… - нежно пропела Лебедь и добавила с легким огорчением: - Жаль, что его не было дома ночью. К нам ведь, господин мой, залезли воры и похитили мои сапфиры. Мотылек поднял бы такой шум, что не то что мы с Явиритой - соседи бы проснулись.
Стражник бросил встревоженный взгляд на служанку, наливающую ему вино. Явирита ответила веселым взглядом, и Ларш успокоился.
Но, покидая гостеприимный домик, уже на крыльце, на всякий случай спросил Явириту:
- Что там такое с сапфирами?
- Пусть мой господин не волнуется, - улыбнулась служанка. - Госпожа куда-то изволила засунуть заколку и браслет - те, что на днях купила в лавке Урифера. Они вчера на ней были, если господин помнит… Мы их с утра искали, заколку нашли за цветочным горшком. Найдется и браслет.
Ларш вспомнил простенькую бисерную бабочку в седых волосах, вспомнил голубые змейки браслета - и сказал от души:
- Пусть пошлют Безымянные, чтоб все беды твоей госпожи были не страшнее этой беды!
* * *
Они ворвались в театр - собранные, мрачные, как волчья стая. Дворцовая стража, люди Хранителя. Перекрыли оба выхода из театра, поставили караул под окнами.
- Где девица Милеста Нежная Лилия? - негромко и страшно спросил десятник у Раушарни.
- Не видел ее со вчерашнего спектакля, - встревожился актер. - А что случилось?
Десятник ответил новым вопросом:
- Где ее найти?
Раушарни замялся.
Актеры, собравшиеся вокруг, молчали.
- Я спрашиваю: где проживает Милеста?
Актеры молчали - даже Джалена, роль которой перешла к Милесте. Молчал Мирвик, беспомощно сжимая метлу. Молчал бутафор Бики.
Между собою люди театра могли грызться как угодно. Но непонятную угрозу, пришедшую извне, они встретили сплоченно.
И тут раздался голос, подрагивающий от сладкого испуга и радостного возбуждения:
- А вот я слыхала…
Служанка госпожи Тагиды, портнихи, была послана хозяйкой в театр с утра пораньше отнюдь не ради развлечения: надо было получить деньги с трех должниц-актрис. И теперь, оказавшись в центре внимания, девица без смущения сообщила:
- А вот я слыхала, как две здешние барышни промеж себя болтали. Мол, уж какие Милеста и Эртала главные-преглавные актрисы, а живут в каморке над сценой…
- Где? - еще страшнее уронил одно-единственное слово десятник и схватил за локоть того, кто стоял ближе: бутафора Бики.
Насмерть перепуганный бутафор молча повел стражника к лестнице, что возле гримерки Раушарни.
Шагнув на первую ступеньку и глянув вверх, стражник присвистнул - такой крутой и узкой была лестница. Но, не задержавшись, ринулся вперед. За ним последовал Раушарни.
А уж зачем понесло наверх Мирвика - этого он и сам бы не смог объяснить. Его туда никто не приглашал, дело было совсем не его, а уж от стражников, даже дворцовых, бывшему вору лучше бы держаться подальше.
А вот полез, и все тут. И подоспел вовремя, чтобы увидеть, как десятник, встав на колени, трясет за плечи лежащую на тюфяке Эрталу. Раушарни стоял рядом, с потрясенным видом держа в руках занавеску - должно быть, ее сорвал стражник.
Милесты не было.
На Мирвика никто не обратил внимания, словно он стал невидимкой.
Эртала приходила в себя с трудом. Она приподнялась в руках десятника, явно не понимая, что происходит. Раушарни дал ей воды из стоящего в углу кувшина. Она пила жадно, проливая воду на грудь. Только после того, как Эртала напилась, речь девушки стала связной, а в глазах вместо бессмысленного выражения появился испуг.
Нет, она не знает, где Милеста. Она… спала, да, она спала… такой был тяжелый сон… Наверное, вчера понервничала на премьере… после спектакля выпила лишнего… по лестнице еле поднялась, даже не разделась… нет, ничего не слышала, не помнит…
Стража перерыла весь театр, заглянула даже под сцену. Не пропустили ни закутка, где мог бы скрываться человек.
- Я оставлю в театре стражника на случай, если эта девица заявится, - сурово сказал десятник. - И если кто-нибудь ее увидит в городе - немедленно сообщить!