- Я здесь не дома, - голос шелестел, словно опавшие листья на ветру. - Если после убийства Ниалла я опять стану бесприютным странником или даже умру, судьбу эту приму с радостью, - он вздрогнул. - Однако надежда эта так несбыточна. Мы с тобой погибнем ни за что.
Руфиний достал подсумок.
- Сегодня за ужином обменяемся подарками, достойными друг друга, - сказал он. - Сейчас же я подарю тебе самую дорогую вещь, которую ты не должен никому показывать.
Он развернул обертку и вытянул ладонь. Эохайд взял в руки предмет и поднес к глазам. Это был череп сокола с выгравированной на лбу стрелой.
- Этой зимой я навестил колдунью. Она живет в лесу, - сказал Руфиний. - Я попросил ее помочь мне. Она произнесла заклинания и сделала вот это, хотя у нее действует только одна рука. Она сказала, что этот амулет принесет тебе удачу.
Эохайд недоверчиво повертел амулет.
- Что ты ей за это дал?
- Ничего, - ответил Руфиний. - Она поблагодарила меня. Она тоже хочет отомстить за Ис и… за Граллона, которого любит.
III
Праздник Белтейна отметили в том году с размахом, какого не могли припомнить и старожилы Миды. К Тамиру стекались толпы людей, изъявивших желание пойти с Ниаллом в поход на юг сразу после праздника. Торжества продолжались три дня. Повсюду стояли палатки, развевались яркие знамена, сверкало оружие. На священной горе собрались короли и их жены.
Толпы любопытных хотели увидеть кроме Ниалла и других королей. В пиршестве принимал участие и Конуалл Коркк из Муму. Воины, сопровождавшие его, были прекрасны и вместе с тем ужасны. Гремели колесницы, скакали всадники, лошади вставали на дыбы, колыхались пики, словно зрелые колосья на ветру. Блестели щиты, ревели горны.
Королю Конуаллу вовсе не хотелось сражаться против римлян. Он и приехал сюда, надеясь остановить задуманное Ниаллом предприятие.
В этом он, однако, не преуспел.
- Я боялся, что слова мои его не разубедят, - признался он потом. - Но во имя дружбы должен был сказать их.
- Благодарю тебя за заботу, - сказал Ниалл, - но лучше будет, если ты прибавишь свою силу к моей.
Накануне похода они сидели друг подле друга за пиршественным столом. Мясо съели, тарелки убрали. Слуги подливали вино. К дыму очага и копоти ламп примешивался запах пищи. Отблески огня играли на щитах, золоте, серебре и бронзе, янтаре и драгоценных камнях. Люди сидели на длинных скамьях, слышались разговоры и смех, однако во всем этом чувствовалась какая-то натужность, словно каждый изо всех сил старался казаться веселым.
- Я прежде всего думаю о своей стране, - сказал Конуалл. - Ведь торговля с римлянами нам выгодна.
- Да ведь ты и с Исом раньше торговал, - остановил его Ниалл. - Никогда бы, милый мой, не подумал, что ты боишься.
Конуалл поднял голову. Волосы его с годами не утратили огненного цвета.
- Я просто пытаюсь быть благоразумным, - сказал он. - Зачем обижать римлян и их Бога? В Муму тоже много христиан.
- И поэтому хочешь остаться дома? - Насмешка Ниалла была бессмысленна, да он и сам это сознавал. Они уже не раз обсуждали причины, по которым Конуалл считал экспедицию ненужной: добыча, по его мнению, не стоила такого риска. Ниалл же рвался вперед - к славе, богатству. Объявив во всеуслышание о своих намерениях, на попятный пойти уже не мог.
- Вовсе не поэтому, - спокойно ответил Конуалл, - и ты прекрасно это знаешь. Думаю все же, что будущее за Ним. Я, разумеется, отправлюсь к богам своих отцов, но очень может быть, что после меня Кэшел понесет на себе Его крест.
Ниалл покосился на друидессу Этайн, единственную женщину среди присутствующих. Лицо ее было непроницаемо. С тех пор как Этайн вырезала на четырех тисовых прутьях знаки огама, она, не сказав ничего о результатах гадания, замкнулась, и по лицу ее ничего нельзя было прочесть.
Внезапно взъярившись, Ниалл воскликнул:
- В Миде это у Него не пройдет! - И повернулся к Литеру, младшему своему сыну, наследнику королевства. (Танист Нат Ай поклялся, что в положенное время передаст ему трон.) Шестилетнему мальчику разрешалось сидеть за столом рядом с мужчинами. Вел он себя спокойно: такой уж был у него характер, однако в спорте и единоборстве проявлял азарт и сноровку, радующие отца.
- Поди сюда, сын, - позвал Ниалл.
Лигер повиновался. Вытянувшись, встал перед отцом; волосы ярко блестели. Ниалл наклонился и положил ему на плечи руки.
- Завтра от тебя уеду, - сказал Ниалл. Кругом все постепенно стихло. Так от брошенного камня расходятся на воде круги.
- Возьми меня с собой! - воскликнул Лигер.
Ниалл улыбнулся:
- Ты еще слишком молод, мой милый, - а потом, внезапно помрачнев, сказал: - Но ты должен сейчас передо мной поклясться.
Голос Лигера дрогнул:
- Готов поклясться, отец, что бы это ни было.
- Поклянись, что никогда не присягнешь римским богам.
- Это слишком тяжелый обет для короля, - сказал обеспокоенный Конуалл. - Кто знает, что будет с ним и с его народом?
- По крайней мере, он не уронит достоинство старой Эриу, - заявил Ниалл. - Выполнишь ли ты мой наказ, сынок?
- Да, - прозвенел на всю комнату детский голос.
IV
На подъезде к морю дорогу Ниаллу перебежал заяц, спасавшийся от лисы. Король подозвал к себе людей, оказавшихся свидетелями этого происшествия, и приказал никому об этом не рассказывать.
- Незачем пугать людей перед сражением. - Он поднял лицо к небу. - Я пойду туда, где ждет меня Морригу.
Старый его оруженосец Вайл Мак-Карбри не сказал ничего, однако худое лицо его омрачилось.
Прошло лет тридцать с тех пор, как в устье Боанда собиралась такая большая флотилия. Шлюпок, стоявших на берегу и покачивавшихся на волнах, было не пересчитать, так же как и воинов, сновавших вокруг. Более дюжины галер саксонской работы стояли на якоре у побережья. Ниалл прибил к форштевню своего корабля череп римлянина. В этот раз корпус корабля был выкрашен в красный цвет, цвет крови и огня.
День был безоблачный. Воины дружным криком приветствовали своего короля. Поднятое кверху оружие сверкало под солнцем. Рубашки и килты, плащи и щиты создавали многоцветную радугу. Сотни чаек носились над головой. Казалось, с неба летят снежные вихри. Ниалл спрыгнул с колесницы и быстро зашагал к кораблю.
Вайл, прищурившись, поднял голову и тихо сказал Катуэлу, королевскому вознице:
- Последний раз, помнишь, огромный ворон уселся на его щит. Что-то будет сегодня?
- Боюсь, больше мне его не возить, - сказал Катуэл. И поспешно добавил: - Я ведь уже не прежний легконогий юноша. Однако горжусь тем, что именно мне он доверил держать вожжи перед его последним походом, - поморщился. Опять он сказал что-то не то.
В своих предчувствиях он был не одинок. Последние месяцы то и дело случались события, предвещавшие беду. Это были не только мелочи, например, кукушка, прокуковавшая слева, но и приметы посерьезнее: в канун праздника Белтейна из могил доносились ужасные стоны. Старые женщины вязали амулеты для сыновей. Жрицы гадали и качали головой.
Это не было предчувствием тотальной катастрофы, такой, например, что случилась в Исе. Просто людям казалось, что их подстерегает большое горе, хотя никто не мог бы сказать, какое именно. Похоже, Ниалл, покоритель Севера, не разделял их настроения. Воины старались заглушить сомнения и с радостными криками следовали за своим повелителем. В откровенные разговоры с друзьями они не пускались, поэтому никто не знал, насколько глубоко и широко разлился этот холодный поток. Шум за спиной напоминал Ниаллу объединенный хор волков и диких котов.
Он пошел вброд к своему кораблю, схватился за перила и в один прыжок оказался на палубе. Высокий и красивый встал на носу корабля. Солнце осветило ему голову, и волосы зазолотились, как в юности. Взял в руки красного петуха и принес его в жертву Мананану, сыну Лера. Мечом отрезал ему голову и обмазал кровью птицы череп римлянина.
- Когда я с победой вернусь домой, принесу тебе в жертву белого быка, - закричал он.
Воины пошли к кораблям. Загремели весла, и флотилия двинулась в море.
Ниалл ни разу не оглянулся на свою землю.
Прошел первый день пути. Они разбили лагерь к югу от реки Руиртех в Койкет Лагини. Их никто не побеспокоил. Скота они, правда, тоже не обнаружили, даже отар не было. Перед ними раскинулось безлюдное побережье. Люди так и не оправились от горя, которое принесла им сатира Лэйдхенна. "Когда же они придут в себя, - думал Ниалл, - наверняка отомстят". Да ладно, он за себя постоит, но на этом дело не кончится: после него придется разбираться Нату Ай, а за ним - настанет день - и Лигеру. Такова уж участь короля.
С рассветом продолжили путь. Во все время путешествия погода стояла прекрасная. В последний вечер Ниалл позвал к своему костру вождей туатов. Их было много, и они не были похожи друг на друга: некоторые светлые, как и он, были и брюнеты, и рыжеволосые, встречались и седые. Одежда тоже была разная: кто в полотняной, кто в шерстяной, кто в кожаной. У некоторых вождей волосы были собраны в хвосты: такие прически были у галлов, тела крусини украшала татуировка. Здесь была представлена вся Эриу: от западных скал Кондахта до восточной колонии с побережья Далриады.
- Вы видите, что боги с нами, - начал он, - но они хотят, чтобы мы отчаянно сражались в бою. Прежде всего, нам нужно туда проникнуть, а для этого требуются хитрость и терпение. - О его намерениях они более-менее знали, а теперь он сообщил им подробности и терпеливо ответил на вопросы.
На юго-западное побережье Британии они высаживаться не будут. Римляне наверняка пронюхали о его затее и будут поджидать их. Пусть войска их сейчас и ослаблены, все же с помощью диких горцев, что живут к северу от реки Сабрины, они могут устроить им засаду.
- Мы, разумеется, одержали бы победу и продолжили путь, однако не обошлось бы без потерь, да к тому же у них нечем поживиться, - сказал Ниалл. - Не следует их недооценивать. - Он вспомнил сражение возле Дэвы три года назад и центуриона, произведшего на него впечатление. - Рим - старый зверь, но клыки у него сохранились. Лучше сразу идти к Лигеру.
Теперь они пойдут без остановок. Путь предстоит большой, к тому же им придется сделать большой крюк: надо будет обойти опасное место, там где раньше был Ис. Необходимо держаться вместе. Если разразится шторм или опустится туман, и они отстанут друг от друга, для них все будет кончено.
- Нам нужно все преодолеть, - закончил свою речь Ниалл, - и слава о нас не померкнет.
Он ждал возражений, но их было немного. Все знали, что жизни их в его, и только в его, руках. Казалось, он не только одержит победу в войне, но совладает и с ветром, и с морем. Во всяком случае, они должны в это верить.
Настал рассвет, и они продолжили путь на юг. И снова выдался отличный денек. Ветер дул в паруса, за бортом бежали белые барашки, паруса, словно цветы, распустились над морем. За кормой осталась невероятно зеленая Эриу. Смотреть, как она исчезает из виду, было так же непереносимо, как пробудиться от сна, в котором видел любимого человека.
Ниалл не смотрел. Глаза его были устремлены только вперед.
Закат позолотил бесконечно одинокую линию горизонта и скрылся. Ночь была безлунной. Все шло по его плану. Римляне наверняка подумают, что он переждет на берегу, пока не рассветет. Он делал все, для того чтобы застать врага врасплох. Галеры шли на большом расстоянии одна от другой. На перилах установили зажженные фонари. Шлюпки ориентировались на эти маяки.
Ветер по-прежнему им благоприятствовал. Он и паруса раздувал и в то же время не холодил тело. Он словно убаюкивал моряков, ласково журчало море, тихонько поскрипывал такелаж. Небо усеяли бесчисленные звезды. Вон там Небесная Река, а вон Колесница Луга, Лосось, Серп, а вот и Пламя Свечи. По этой звезде моряки узнают, где находится север. Она подскажет ему, когда свернуть на восток. Желтые вереницы огней протянулись в океане: это фонари горели на галерах.
Ниалл стоял на носу. Кроме него, да рулевого, да двоих вахтенных, все на корабле спали. Море таинственно мерцало. Серый череп кивал кому-то.
"Я иду к тем, кто много лет назад ограбил меня", - думал он.
Мысль эта была спокойной. Он не чувствовал ни надежды, ни гнева. Мысль его, как ветер, неуклонно летела на юг. "Наконец-то я иду к своей удаче".
В воде что-то мелькнуло. Из большой волны вынырнуло стройное округлое белое тело. Тело это плыло рядом с кораблем, а, может, летело - легко и свободно, как ветер. Струились длинные тяжелые волосы. Она повернулась к нему и подняла правую руку - то ли поприветствовать, то ли поманить. Звезды освещали мокрую обнаженную грудь. Лицо, бледное, словно снег, глаза - две ночи с крошечной звездой в каждом глазу.
- Клянусь Манананом! - вырвалось у него. Вахтенные матросы его не услышали. От нее ли повеяло холодом, или его охватил озноб?
Она улыбнулась. Сверкнули белоснежные зубы. Сам не зная как, он услышал обращенную к нему речь:
- Я ведь говорила, что никогда не разлюблю тебя, Ниалл, мой Ниалл.
- Дахут! Но ведь мы так далеко от Иса, от места, где ты умерла.
- Я услышу твое имя с другого конца света, Ниалл, любимый. Его принес ко мне ветер, оно прилетело на крыльях чаек. Я узнала о тебе от океанского прилива и никому не известных рек, услышала шепот мертвецов, что лежат на морском дне. И боги сообщили мне о тебе, через меня они мстят людям. Имя твое - словно песня. Я шла вслед за ним и теперь наконец-то я вижу тебя.
В нем поднялось желание, которое его ужаснуло.
- Отчего ты никак не успокоишься?
- То, что мы сделали в Исе, месть богов, связывает нас с тобой, и так будет всегда. Мне судьбой назначено любить тебя.
- Мне тоже.
- Не бойся. Пока ты в море, я буду для тебя благословением. Я посылаю ветер в твои паруса, дарю тебе чистое небо, свет звезд и солнечные дни. Веду тебя мимо опасных скал и мелей. Отвожу от тебя бури. Я приведу тебя в безопасную гавань. Я топлю корабли твоих врагов, тащу их на дно и бросаю вдовам на берег то, что от их мужей оставят морские угри. Я, твоя Дахут.
- Но ты не можешь избавить меня ни от страха перед тобой, ни от горя, что я всему виной.
- Да, ты предал меня тогда и оставил одну. И ты снова предашь меня и бросишь.
- Но я не сделал это намеренно.
- Да. Но ведь ты умрешь, как и все. Если только это случится на море…
Ниалл вздрогнул.
Она придвинулась к нему. Пальцы скользнули по его руке, сжимавшей перила. Холод пронзил насквозь. Опустившись в море, грустно сказала:
- Не в моих силах выбрать, где тебе умереть. Я лишь хочу, чтобы ты прожил на земле еще долгие годы и чтобы смерть твоя была спокойной, среди любящих тебя родных. Ведь я люблю тебя. Позволь мне плыть рядом с тобой, Ниалл. Твои люди не узнают. Они просто удивляются тому, как легко складывается их путешествие. Днем я смотрю на тебя из-под пены, а ночью - прошу тебя - постой вот так, как сейчас, прежде чем лечь спать. Мне хочется, чтобы ты смотрел на меня, а я бы тебе улыбалась. Во сне ты услышишь мои песни.
Он уже не чувствовал страха. Наоборот, в нем поднимались нежность и ощущение собственной силы и тайное желание, чтобы король Граллон узнал обо всем.
- Хорошо, Дахут, - согласился он.
V
Могучий Лигер величественно нес к морю свои воды. В устье расстояние между болотистыми берегами составляло более лиги. Осенью в устье появлялись отмели, весной река разливалась, отчего навигация представляла значительные трудности. Каждый сезон жители прибрежного района вынуждены были строиться заново.
Несколько кораблей, патрулировавших этот район, заметили флотилию и на полной скорости помчались назад. Все устремились в Корвилон. Город окружали крепостные стены, неумело и наскоро построенные, однако он стоял на пути флотилии, и, для того чтобы двигаться дальше, надо было взять его, а это означало жаркую схватку.
Охраняли Корвилон галльские резервисты и значительно ослабленные гарнизоны легионеров. За городом открывалась долина, свободная для разграбления.
Замечательно ловкий и храбрый воин, Ниалл к тому же был и превосходным стратегом. Информацию о противнике он собирал заранее, а затем составлял подробный план будущей операции. Вот и сейчас он приказал галерам и шлюпкам пристать к северу от устья в безопасной бухте. Об этой бухте разведчики сообщили ему еще год назад. Там войска его будут неприступны для противника. Отдохнув немного, он вместе с основными силами отправится на штурм города.
К городу вела римская дорога. За последние два столетия она поросла лесом. Две-три рыбачьи деревушки и ферма были безлюдны: хозяева их бежали. Кроме нескольких голов скота, поживиться здесь было нечем, и вскоре дома запылали. Дым застелил солнце, переместившееся на запад.
Лодки вытащили на берег. В море на всякий случай дежурило несколько судов, готовые в случае опасности принять людей на борт. Маленькая галера Эохайда держалась в хвосте флотилии на протяжении всего пути. Он вытащил ее на берег вместе с сопровождавшими ее шлюпками подальше от всех.
- Будь наготове, - приказал он Субну. - Мы с Руфинием пойдем на разведку.
Вассал посмотрел на обезображенное лицо. Эохайд осунулся, губы нервно дергались. - Ты все эти дни странно себя вел, дорогой мой, - сказал Субн, - а самое странное, что ты вообще пошел в этот поход. Разумно ли то, что ты задумал?
- Долгие годы я только об этом и думал, - ответил Эохайд.
Субн вздохнул:
- Ладно. Что будет, то будет. Я тебя не предам.
Он оглянулся вокруг. Команда суетилась, разгружала лодки, занималась поиском хвороста, переговаривалась с другими экипажами.
- За других людей я не отвечаю. Некоторые из них слишком хорошо помнят, что у них остались дома жены и дети.
- Напрасно ты беспокоишься, дружок, - утешил его Руфиний. - Вечер такой хороший. Мы просто пройдемся.
Пошли они, само собой, вооруженные. У Руфиния был нож и короткий меч, за пояс заткнут камень для пращи, в руке - копье. В подсумке у него были и монеты. На тонкой фигуре Эохайда был темно-зеленый килт, в ножнах - кинжал, на спине - длинный меч и колчан. Лук он нес в руке.
Они оставили суетящихся людей и скрылись за деревьями.
- Мы ведь с тобой на разведку, - предупредил Руфиний. - Не поступай опрометчиво, дорогой.
- Ни к чему колебаться и попросту тратить время, - проворчал Эохайд. - Сейчас, пока такая суматоха… - он сжал челюсти.
Кусты цеплялись за ноги, под сапогами шуршали прошлогодние листья. Здешний лес не были ни высоким, ни густым. Между стволами виднелся спокойный, позолоченный солнцем океан. Чуть слышно шумели волны, пахло солью и теплыми испарениями земли. Солнечные лучи, проникая между деревьями, создавали причудливые тени.
Пройдя в глубь леса, приятели повернули в южном направлении. Вскоре Руфиний сделал жест рукой и повернул направо. Ориентиры - бук и заросли кизила - он приметил еще с моря. Когда он подошел к прибрежной полосе, шум усилился. Остановился, прижал палец к губам, прищурился на солнце и потащил Эохайда к зарослям кизила.