Но ведь он же Ниалл Девяти Заложников. Страх и раскаяние не для него. Начался отлив. Сирена замолчала и скрылась из вида. Ниалл вернулся в лагерь, лег и провалился в сон без сновидений.
Утром выстроил перед собой солдат. Обратив внимание на непреклонное выражение его лица, они замерли в почтительном ожидании.
- Выслушайте меня, дорогие мои, - начал он. - Сегодня ночью было мне видение, и я принял решение. Вряд ли оно вам понравится, но то воля богов. Ис, погубивший наших людей, должен не просто умереть. Королевство это, даже разрушенное, может взять верх над нами - ибо народ вернется в эти места и начнет жизнь заново. Если они увидят то, что видим мы, и будут рассказывать то, что слышали мы, и сочинят легенды и баллады с воспоминаниями о былом величии, то в истории мы останемся убийцами. Они еще, чего доброго, построят новый город и назовут его Ис! Неужели мы позволим им восхвалять старый Ис до скончания века? Или этот предательский город погибнет навсегда? - Повторяю: забудьте об Исе и тем более не связывайте с ним мое имя. - Времени у нас остается мало. Всего сразу сделать не успеем. Дома в долине трогать не надо. Это за нас очень скоро сделают другие. А сейчас снесем вон тот маяк. Он указывал морякам путь в Ис.
Внушительный на вид маяк построен был без раствора, поэтому поддался сильным мужчинам легче, чем предполагали. Они столкнули блоки со скалы в море. Пустившись в плавание, увидели, что половина камней ушла на дно. Ниалл задумал на лето еще один поход. Тогда он все и завершит. Солдаты, конечно, потребуют вознаграждения. Ну ничего, там еще останется, чем поживиться.
Ниалл улыбнулся. Если они к тому же и галлов с добычей повстречают, ограбят обязательно. Ведь в песне сирены звучала не только угроза, но и обещание.
Потом он посерьезнел, и мужчины, заметившие перемену в его настроении, отошли подальше. Она взяла с него слово. Теперь он должен ей подчиняться, из года в год. На мысе Рах находится некрополь. Он сравняет его с землей. А начнет с могилы Бреннилис.
Глава вторая
I
Солнце еще не село, но за окном потемнело, и в комнату, куда Апулей привел гостей, вползали сумерки. Помещение это было небольшое и для приватной беседы подходило как нельзя лучше. На стенах - панели со сценами из истории Рима. Сейчас они были слабо различимы. Последние лучи солнца все еще освещали стол из полированного ореха. На нем лежали писчие материалы, книги и стояло скромное угощение. Кроме стола, в комнате были только табуреты. На них и уселись трое мужчин.
Рассказ о случившемся вызвал потрясение. Апулей сделал неуклюжую попытку утешить пострадавших. Сразу же заговорили о том, что надо сделать в первую очередь.
Апулей подался вперед. Красивое лицо выражало неподдельную озабоченность.
- Сколько людей выжило? - тихо спросил он.
Грациллоний сидел, сгорбившись, разглядывая сцепленные на коленях руки.
- Я насчитал около пятидесяти, - монотонно произнес он.
У трибуна Аквилона вырвалось непроизвольное восклицание:
- Полсотни из всего города, и… те, кто, как вы говорите, нашли у вас приют? Иисус Христос, не оставь нас своею милостью!
- Кроме них, возможно, остались в живых человек двести-триста, включая детей, из сельской местности. Мы попытались вступить с ними в контакт.
Корентин стукнул кулаком по колену. Под кустистыми бровями сверкнули глаза, полные слез.
- Дети, - прорыдал он, - невинные души!
- Если им не помочь, большая часть их умрет от голода, - сказал Грациллоний. - Туда наверняка наведаются грабители.
Апулей принял деловой тон.
- Насколько я понял, там в ваше отсутствие остались люди, способные позаботиться о населении. Где вы успели побывать?
- Пока только в Аудиарне. То, как нас там приняли, побудило меня отправиться прямо к вам.
- Что они вам сказали?
Грациллоний лишь пожал плечами. Корентин грубовато объяснил:
- Трибун с архиереем в одни голос сказали, что у них нет для нас ни места, ни еды. Когда я нажал на них, они сознались, что не могут, не осмеливаются принять к себе толпу язычников, бежавших от гнева Бога. Тут я понял, что спорить бессмысленно. К тому же они, без сомнения, правы, утверждая, что наши люди не будут чувствовать себя у них в безопасности. Ис ведь находится… находился возле Аудиарны. Их народ в ужасе от того, что случилось, поэтому они не хотят иметь с нами ничего общего.
Апулей взглянул на Грациллония и сочувственно покачал головой.
- Мы сразу же примем пятьдесят ваших жителей, - сказал Апулей. - Сейчас, пока в торговле мертвый сезон, в нашем городе пустуют дома. Хотя город и не богат, мы предоставим вам скромную провизию, одежду и тому подобное, но только временно. Остальным придется остаться там, где они сейчас, дожидаясь, пока мы договоримся с римской администрацией. Утром я направлю им письма.
- Да благословит вас Господь! - воскликнул Корентин.
Грациллоний вышел из оцепенения и поднял глаза.
- Я знал, старый друг, что мы можем на вас рассчитывать, - сказал он, и в голосе его впервые послышались живые нотки. - Но что касается трибунов и даже губернатора… Я о них тоже думал, как вы понимаете. Они никогда не любили Ис. Они лишь терпели наше королевство. Некоторые из них просто ненавидят меня. С какой стати они станут беспокоиться о кучке чужих беженцев?
- Христос наказывал помогать бедным, - заметил Апулей.
- Прошу прощения, но мне как-то не приходилось видеть, чтобы этой заповеди следовали. Правда, епископ Мартин наверняка сделает все, что в его силах, а может, и еще несколько человек помогут, но… Я напомню им, что люди, попавшие в отчаянное положение, становятся опасны. Да не печальтесь вы так. - И сочувственно продолжил: - Все это, конечно, займет время. Да и о ветеранах Максима надо подумать. Арморика нуждается в людях. Ей не хватает рабочих рук, армия недоукомплектована. Ваших людей мы расселим по домам.
- Вы собираетесь поселить их среди чужих? После того, как они потеряли то немногое, что у них было? Мне кажется, лучше смерть.
- Не говори так, - упрекнул его Корентин. - Господь предоставил им возможность избавиться от демонов, которым они поклонялись.
Грациллоний напрягся. Поймав взгляд Апулея, заговорил, глядя ему в глаза. Голос его был усталым, но твердым.
- Они должны быть вместе. Иначе умрет их дух, а вместе с ним и тело. Вы были в Исе. Видели, на что они способны. Вспомните, какую пользу принесли вам ветераны, пусть и бывшие правонарушители, поселившиеся в наших краях. Вы всегда говорили, что вам нужны рабочие руки, а сейчас тем более, когда Иса больше нет. Наше королевство всегда было щитом Арморики. Сколько людей насчитывает Рим на всем нашем полуострове - две тысячи? А флот даже не стоит и упоминать. Основную часть его составлял флот Иса. Если сюда вернутся варвары, не будет никакой торговли. Я предлагаю вам отличных солдат и еще тех, кого можно обучить, а также замечательных ремесленников, моряков, переписчиков… Как можно бросаться такими людьми?
Он замолчал. В комнате сгустились сумерки. Апулей, наконец, нарушил молчание:
- Вы предлагаете переселить жителей бывшего королевства, ваших подданных, - как горожан, так и землепашцев, - на эту территорию?
Грациллоний чуть слышно отозвался:
- Я не знаю лучшего места. А вы?
В разговор вмешался Корентин:
- Мы с Грациллонием обсуждали эту тему, а потом и я долго об этом думал. Вы, наверное, помните, что я жил здесь по соседству, хотя это было и давно. Здесь полно невозделанной земли, богатые залежи железной руды, огромные лесные пространства. Территорию эту удобно оборонять, поэтому сюда охотно будут приезжать торговцы, да и рыбакам здесь раздолье.
Апулей открыл было рот, но Корентин жестом остановил его.
- Знаю, о чем вы хотите спросить: сколько людей надо будет кормить в течение года, а то и более, прежде чем они здесь устроятся. Частично мы привлечем имперские ресурсы. Уверен, что епископ Мартин сможет помочь нам, употребив свое влияние. А он пользуется немалым авторитетом. К тому же людям не так уж много и потребуется. Крестьяне Иса растят овец, гусей, коров и свиней. Они пригонят их сюда. Уж лучше сами их съедят, чем отдадут варварам. Кроме того, народ Иса - морская нация. Многие опять возьмутся за рыбацкий промысел, пусть даже в самодельной лодке, или найдут себе работу в доке, а то и прибрежную торговлю начнут.
Он помолчал.
- И бывшие багауды, обязанные Грациллонию за приют, только рады будут помочь.
Апулей потер подбородок и, устремив взор в пространство, погрузился в раздумье. За окном затихал городской шум.
Наконец трибун сказал, слегка улыбнувшись:
- Замечу, что и я имею некоторое влияние. Так что можно будет добиться вышестоящего разрешения, ну, вы понимаете. И ситуация не такая уж беспрецедентная. В свое время императоры позволили варварам поселиться на римской территории, и королевство Иса являлось, по сути, федерацией. Переговоры о придании вам временного статуса могут затянуться, так как дело будет рассматриваться на самом высоком уровне. И, тем не менее, отсрочка только на пользу, потому что позволит вам освоиться на новом месте. А в таком случае государство не будет заинтересовано изгонять вас.
Прежде всего, разумеется, вам нужна крыша над головой. То, что земля не обрабатывается, совсем не означает, что на нее никто не претендует. Рим не позволяет чужакам селиться там, где они того пожелают… "Если только они не имеют превосходства в численности и оружии", - подумал он про себя.
- Как тогда быть? - насторожился Корентин.
- У меня есть собственность. Точнее сказать, собственность моей семьи, но так как Господь призвал к себе большую часть Апулеев, решение за мной.
Корентин взволнованно вздохнул.
Апулей кивнул, как бы соглашаясь с самим собой, и методично продолжил:
- Помните, мой друг, те земли, что лежат между Одитой и Стегиром, там, где эти реки сливаются друг с другом. Это недалеко отсюда. С севера и востока их окаймляет лес. Последнее время там не было должной культивации. Три семьи обрабатывали их для нас, причем одна семья присматривала за поместьем. Но семейная пара эта уже состарилась и работать больше не может. Пусть теперь отдохнут. Что касается остальных… один человек недавно умер, не оставив наследника. Я стараюсь делать, что в моих силах, для его вдовы и дочерей. Второй мужчина здоров, но, как я подозреваю, пригодился бы лучше для другой работы. Он чересчур подвижен, и это мешает ему надлежащим образом исполнять нынешние обязанности. Видимо, Господь заранее подготовил нас к тому, чтобы мы по-настоящему занялись этой землей.
- Геркулес! - выдохнул Грациллоний. Поняв всю неуместность своего восклицания, шумно проглотил слюну и замолчал.
- Погодите, - осадил его Апулей. - Все не так просто. Закон не разрешает мне раздавать поместья словно мелкие монеты. Все это надо как-то умно обставить. Необходима политическая поддержка и определенные обязательства перед некоторыми людьми. Я, однако, не боюсь начать переговоры.
- Я знал, что смогу на вас положиться, - Грациллоний вдруг заплакал, но не мучительными мужскими слезами, а тихими, почти женскими, должно быть, оттого, что силы его были на исходе.
Апулей поднял палец.
- Это будет нелегко, - предупредил он, - к тому же необходимо выполнить определенные условия. Во-первых, в Одиарне рассуждали правильно. Мы не можем принять к себе такое количество язычников. Вы, Грациллоний, должны отречься от своих богов.
Британец сморгнул слезы и, ощущая на языке их соленый вкус, сказал:
- Богов этих я не признавал никогда.
Корентин, словно командир, рассуждающий о враге, поверженном ценой больших потерь, проговорил:
- Думаю, сэр, с этим у нас не будет затруднений. Сколько людей после того, что случилось, захотят придерживаться старых обрядов? Единицы, поэтому их можно даже не брать в расчет. Надо, чтобы как можно больше людей прислушались к Слову. Тогда они сами придут к Христу.
- Я буду молить об этом Бога, - торжественно сказал Апулей. - И Господь, возможно, простит мне за это один-два греха.
- Ваше милосердие наверняка зачтется.
- А моей семье? - шепотом спросил Апулей.
- За них тоже будут многие молиться.
Взгляды обоих мужчин обратились на Грациллония. Он отвел глаза. Все молчали.
- Принуждать было бы неразумно, - нарушил молчание Корентин.
Открылась дверь, стало светло.
- Прошу прощения, папа, - сказала девушка. - Стало совсем темно, и я решила, что вам понадобится лампа.
- Спасибо, милая, - сказал Апулей дочери.
Верания несмело вошла в комнату. Видимо, девушка взяла инициативу на себя, прежде чем ее матери пришло в голову послать служанку. Она встретилась взглядом с Грациллонием. Лампа задрожала в руке. Грациллония она видела мельком, потому что женщин и юного Саломона тут же выслали из атрия. "Сколько ей сейчас лет, - подумал он рассеянно, - четырнадцать, пятнадцать?" С тех пор, как он видел ее последний раз, она повзрослела, правда, была еще тоненькой, с маленькой грудью. Наверное, она и до плеча ему не достанет. Высокая прическа из светло-каштановых волос, большие карие глаза, а лицом - тут его сердце невольно сжалось - она очень напомнила ему Уну, его дочь от Бодилис. Она переоделась: простое галльское платье сменила на наряд в римском стиле из шафранового шелка.
Подойдя близко и ставя на стол лампу, тихо заметила:
- Вы чем-то опечалены, дядя Гай.
Как, неужто с детских лет не забыла его прозвище? Позднее Апулей заставил ее и ее брата обращаться к знатному гостю официально.
- Я принес плохое известие, - сказал он, проглотив комок в горле. - Позднее ты узнаешь об этом.
- Все должны узнать, - заявил Апулей. - Сначала все мы должны собраться для молитвы.
- Прошу меня простить, - Грациллоний поднялся из-за стола. - Мне надо пройтись по воздуху.
Апулей собрался было что-то сказать. Корентин сделал ему предупреждающий знак.
* * *
На опустевших улицах за городской стеной стояли сумерки. Грациллоний, не отвечая на приветствия, прошел к восточным воротам. Ворота были не заперты, охраны не было. С тех пор, как Ис взял на себя защиту Арморики, на полуострове царил мир. В долине сторожевых постов было достаточно. Как долго продлится такое положение?
Грациллоний, выйдя из ворот, пошел по улицам, не заботясь о том, что у него нет при себе оружия. Ноги быстро несли его вперед, хотя он и не спешил. На подсознательном уровне он удивлялся тому, что вообще способен передвигаться, к тому же еще и ночью, один.
Солнце спустилось к горизонту. На западе оно освещало луга и верхушки деревьев. Вода в реках напоминала расплавленное золото. Грачи возвращались домой, испуская изредка пронзительные крики. На востоке сгущалась прохладная синева, появилась первая дрожащая звезда. Впереди возвышались длинные отроги Монс Ферруция, вершины все еще горели огнем, внизу в розоватых морщинах собирались тени.
Необходимо прочитать вечернюю молитву. После трагической ночи возможности помолиться у него не было.
Не останавливаясь, пошел наверх. Изрезанная колеями дорога сменилась серпантином, заглушавшим шаги. Вместе с тропой круто взбирались вверх кусты и деревья, изредка встречались маленькие фруктовые сады, полуразвалившиеся хижины. Кусты над головой казались вырезанными из черной материи. Впереди их заглатывала ночь.
Забравшись довольно высоко, остановился. Он готов был все так же отупело идти вперед и, может быть, вовсе не останавливаться, но сил на это не осталось. К тому же запросто можно сломать шею, спускаясь ночью с такой крутизны. Придется немного отдохнуть. И прочитать молитву.
Отсюда хорошо был виден запад. Красная полоска над горизонтом быстро исчезала.
- Митра, бог заката…
Нет, с молитвой у него явно не заладилось. "Митра, где же ты был, когда океан уволок на дно Ис и всех королев вместе с ней, где был ты, когда Дахут выскользнула из моих рук?"
Он знал, что ответа не будет. Бог, настоящий Бог, был где-то в другом месте. А существует ли он вообще, или, кроме пустоты, и нет ничего? С другой стороны, признание этого означало бы потерю всего, что связывает его с миром, со всем тем, что он когда-то любил. Но если человек для Бога слишком ничтожен и слушать его много чести, то какая разница, есть Бог или нет? Хороший офицер должен слушать своих подчиненных. Почему же ты, Митра, бросил меня?
Небо потемнело, и на этом темном фоне вдруг возникла комета. И растаяла, как призрак, словно не бывало. Что это - предзнаменование? А может, проклятье? Кто послал ее? Кто вернул назад?
Последние силы оставили Грациллония. Опустившись на землю, он согнул колени и оперся о них подбородком. На небе вспыхивали новые звезды, а он сидел, обхватив себя руками, и дрожал.