Волосы у Меери перекинуты через плечи на грудь, и лорду Хару хорошо видно, что шея и спина его заливаются краской. Он, стараясь не поворачиваться к Хару лицом, неловко подбирает мечи, безрукавку, орад, пытается со всем этим скарбом в руках вписаться в низкую дверь башни, служащую входом в замок со стороны хозяйственного двора. Меери приходится сгибаться в три погибели, мечи торчат во все стороны, вдобавок ко всему он роняет кинжал и тот отлетает, звеня по камням, метра на три в сторону. Хару, усмехаясь, любуется ситуацией. Теперь гостю уж точно придется повернуться. Однако Меери, вполголоса поминая всех и всяческих демонов, все-таки протискивается в дверь. Слышно, как он сваливает мечи прямо в узком предбаннике у подножия винтовой лестницы и встряхивает кольчужную безрукавку.
- И этот человек водил нашу армию в поход на Кимназ, - приговаривает лорд Хару, подбирая широкий кинжал и по привычке взвешивая его на ладони. Дар-Кауда умеют делать оружие, Дар- Кауда умеют его выбирать. "Идеальный клинок, вот как я это называю", - бормочет лорд Хару, направляясь за угол, чтобы обогнуть замок и войти с центрального входа. Миссия его не удалась, и показываться на глаза жене он пока не собирается. А Меери может возиться под лестницей со своей амуницией, сколько желает.
И он возится. Возится, возится, пока десять раз уже не проверена перевязь и все, что на ней висит, отвороты сапог и то, что в тайных карманах и петлях за ними спрятано, десять раз защелкнуты и отщелкнуты застежки орада, волосы заплетены в такую тугую косу, что, кажется, голова сейчас треснет. Обязательно треснет - от мыслей таких. О комнате, из которой не надо улетать никуда по вечерам, комнате - в нескольких шагах, пусть даже в нескольких коридорах и этажах от Китти, собственной (почти) комнате в этом доме. "А я ведь, правда, долго не выдержу,
- думает он. - Хотя и ночую не в придорожном трактире, как полагает лорд Хару, а в небольшой пещерке в трех часах лета от стен Умбренской крепости. И колодец для меня - не освежиться после долгого полета, как они полагают, а жизненная необходимость: вымыться, чтобы не воняло. Китти такой чувствительный к запахам, особенно сейчас, во время альцедо". Вспомнив о Китти, Меери весь подбирается и решительно толкает дверь под лестницей, ведущую на кухню и в служебные помещения первого этажа. Если он не перехватит по дороге к малышу кусок хлеба, то брякнется в голодный обморок прямо у того в спальне.
До спальни, впрочем, Меери добраться не успевает. В кухне, где он уворовывает здоровенный кусок хлеба с мясом на глазах у бессловесных итано, возникает разъяренная женская фигура с темными глазами, мечущими еще не молнии, но кинжалы.
- Это мое мясо, лорд Меери, - ядовитым голосом сообщает она. - И моя булка. Не смей ее воровать.
- Койя, малышка, я хочу есть.
- Не смей называть меня "малышкой"! Что за армейские привычки!
- Твой отец - главнокомандующий нашей армией.
- Это тебя не оправдывает, деточка.
Койю очень трудно отвлечь от сути вопроса. И, когда разъяряется, она может быть очень, очень противной. Такой же, как жена его брата, Элла, когда расстраивается. Хорошо еще, что Элла расстраивается всегда, а Койя разъяряется достаточно редко. Но сегодня кто-то, видно, хорошо постарался.
- Сядь. А вы - брысь все отсюда, - Койя одинаковым жестом машет ему и итано. Очень лестно.
- Койюшка, ну что я сделал? Отчего ты такая грозная? - не переставая запихивать хлеб за щеку, Меери пробует иную тактику.
- Не подлизывайся.
Койя сердито прищуривается, мгновенно выхватывает откуда-то из юбочных складок кинжал - фьюить! И он вонзается в толстого паука, который решил высунуться из-за печки, чтобы проверить, отчего среди бела дня в кухне затих стук столовых ножей и топот ботинок прислуги- итано.
- Злая.
Меери едва успевает увернуться от следующего пущенного рукой Койи металлического предмета и, уже увернувшись, вдруг соображает, что это ключи - два тяжелых ключа, короткий и длинный, на медном колечке. Он тянется за ними, но не успевает: связка плюхается за деревянный жбан, накрытый крышкой, которая придавлена огромным булыжником.
- Ну знаешь, - возмущается Койя. - Теперь сам двигай. Это крайняя из гостевых комнат. В сторожевой. Китти запрещено туда заходить. Но. запирайся, пожалуйста, на ночь.
Меери первый раз в жизни хочется плакать, но он знает, что этого ему не простят. Поэтому просто коротко кивает и лезет за жбан, в какую-то сажу и паутину за ключами от своей комнаты.
02 мая 1503 мул се умл ^.ришесп&иА Ёуёуёён-
Кеол Ьл^-ЧмЗ*!*
- Элла, какие они хорошие!
Койя разглядывает племянников с восхищением. Младший еще еле ходит, но старший вполне сносно держится на ногах и даже упорно шевелит крылышками, пытаясь подняться в воздух. Мамины окрики "Некко, тебе еще рано!" его не смущают.
- А ты сама не собираешься завести что-то подобное?
Элла довольна, что связи Койи с лорд-канцлером пришел конец, как только Сола решила стать наконец приличной женой и матерью. Койя старается сестру не расстраивать, та и так любит поплакать, и не рассказывает что к чему. Элла вообще живет в блаженном неведении. Никакие уговоры Койи не смогли заставить лорда Рейвена хоть намекнуть жене, каким образом их дети будут устраивать себе личную жизнь. "И тебя я прошу, Койя, не надо ее об этом оповещать. Пусть думает, что они как все, ладно?"
Ладно. А Некко действительно прелесть. Койя, контрабандой протащив в детскую пару малышовых клинков, радужно улыбаясь, вручила их Некко при первом знакомстве. При сем присутствовали леди Элла, которая тут же жалобно заквохтала и попыталась оружие отобрать, и лорд Рейвен, моментально оценивший качество стали и приспособленность рукояток под детские пальчики.
- Отличный выбор! Некко, тетя Койя еще тебя не видела, но уже любит, - безапелляционно заявил он, отводя руку жены. Некко и сам не собирался кинжальчики отдавать, возмущенно пялился на мать исподлобья и сделал попытку спрятаться Койе под юбку, за что был награжден громовым смехом отца и несчастным выражением на лице матери.
Теперь Некко непрестанно крутился около Койи. Показав ему пару приемов, с помощью которых он приятно удивил на первой тренировке назначенного для его обучения троюродного дядю, тетушка окончательно превратилась в его кумира, и одного обещания взять мальчугана в Умбрен погостить на недельку-другую при условии хорошего поведения хватило, чтобы поведение старшего сына дома Кауда стало сильно напоминать идеальное.
Элла, конечно же, была против, а кто у нее спрашивал? Лорд Рейвен жену обожал, но… в первый раз за всю историю дома Кауда кровь их смешалась с кровью Халемов, и этот шанс нужно было использовать. Сравнивая свое внутреннее время с тем временным потоком, который клубился внутри маленького Некко и которым тот еще совсем не умел пользоваться, лорд Рейвен видел, что сравнение в пользу сына. Через десять-пятнадцать лет, если все пойдет хорошо (а почему бы всему не пойти хорошо?), Некко будет сильнее Меери. Но в понятие "пойдет хорошо" входили не просто постоянные тренировки с опытным мастером клинка, не просто поединки с сильным противником. Нужна была рука Дар-Халема, чтобы раскрыть способности Некко на всю катушку. Хетти этим заниматься не будет. У него нет времени, да и, похоже, желания. Он ни разу не навестил Эллу, и племянниками не интересовался. Оставалась Койя. Она быстро догадалась, почему является столь желанной гостьей у своего зятя, тогда как другие замки закрыли двери перед "бунтовщицей", открыто выражавшей свое недовольство уже не только тем, что с ней сделали, но королевской властью вообще.
Рейвену было наплевать на пересуды и предупреждения. Он был реалистом, и знал, что Койя рано или поздно нарвется. Нужно было успеть взять у нее как можно больше, пока карающая рука королевы не схватила нахалку за шиворот. За себя он не опасался. Богатство и независимость рода Кауда охраняли его лучше крепостных стен.
Отношения с Койей напоминали торговлю. "Скоро ты займешься и Кречем тоже?" - спросил лорд Рейвен, когда посчитал, что крошечные клинки могут перейти от старшего сына к младшему. "Некко следует чаще бывать у меня в Умбрене, - отвечала Койя. - Там я чувствую себя свободнее". "Хорошо, - соглашался он. - Но сегодня ты взглянешь на Креча".
Ладно. Креч тоже милый. Его можно потренировать, раз Рейвен настаивает. Но мне… мне нужен Некко.
- Койя, ты вовсе не отдыхаешь! - поняв бесполезность попыток оградить детей (даров Аккалабата!) от фехтовальных занятий, Элла нашла себя в новой заботе: ее сестра, вынужденная жить в суровом умбренском климате, приезжает в гостеприимный и теплый дариат Кауда, чтобы отдыхать. "А не чтоб ты ее мучил!" - заявила она мужу. Рейвен серьезно посмотрел на нее: "Да ведь твоей сестре это нравится!"
Элла решила зайти с другой стороны:
- Койя, где у себя ты увидишь такое солнышко, даже летом? Мой злодей-муж запирает тебя в тренировочной комнате, а ты даже не сопротивляешься. Пойди погуляй. Или хоть поспи на открытом воздухе. К озеру вынесут ковер и подушки. Мне страшно смотреть, как ты себя истязаешь этим железом.
- Истязаю? - Койя сдула со щеки свесившуюся прядь, оторвала взгляд и кинжал, который она правила, от точила, рубанула лезвием в воздухе. - Я живу, Элла, только здесь, в вашей оружейной, в вашем тренировочном зале. Кто сказал, что клиновидные спуски легче точить? - возмущенно осведомилась она, возвращаясь к своей работе.
- Извини, клиновидные что? - Элла расстроилась и растерялась, как всегда, когда Койя заводила речь о чем-то, в чем она не понимала ни грана.
- Чахи меня забери, Элла! Клиновидные спуски. Все говорят, что их легче точить, чем овальные. А у меня получается наоборот. И я от этого чувствую себя умственно неполноценной.
Элла так и не поняла, что такое клиновидные спуски, но неполноценной себя от этого вовсе не чувствовала. В спину Койе, склонившейся над точилом, она сказала:
- Все-таки тебе полезней было бы отдохнуть, - и, шелестя юбками, вышла из оружейной.
Койя швырнула кинжал в кучку других, похожих на него как близнецы. Они звякнули друг о друга. Элла ничего не помнила. Это было настолько ужасно, что Койе иногда хотелось выбросить ее из окна.
2 мая 1503 года со дня пришествия королевы Лулуллы Хе^^-и Ьл^-Хллгм
Хетти тяжело приземлился в заранее присмотренную ложбинку на склоне холма. Вытер рукой пот со лба. Надо с этим кончать. Либо Виридис в течение месяца ляжет к ногам Ее Величества, либо он сам, единственный и последний сын дома Халемов, протянет ноги. Последняя рекогносцировка и домой, домой! То есть в палатку.
- Привет!
Сид сидит, легкомысленно наклонив голову, нога на ногу, на коленях у него книга по военной истории, которую он явно стащил из походного сундучка Хетти.
- Как ты сюда попал? Вокруг палатки двойная охрана, - Хетти бросает орад на кровать. Сид аристократически морщится:
- У тебя кровь на спине сзади.
- Не моя. Как ты сюда попал?
- Я прилетел, - Сид демонстративно нехотя встает со стула, поднимает черный орад с кровати, аккуратно складывает, вешает на спинку. - Ты не рад мне, Хетти?
- Сид, я прошу тебя. Я командую этой армией. У меня в палатке незваный гость, а охрана ни сном ни духом. Это тревожит.
- Незваный гость? Я уж не знаю, плакать мне или смеяться, слыша такое от тебя, Хетти.
- Отцепись от моего орада. Он грязный и рваный, как ты его ни вешай. И ответь мне, как ты сюда попал.
- Хетти, свинья, - в голосе Сида веселая укоризна. - Я наследный лорд-канцлер Аккалабата. Если бы я не мог, как ты выражаешься, "сюда попасть", моего папу следовало бы разжаловать в тейо.
- Если ты можешь это сделать, то и кто-то другой. И кончай здесь хозяйничать, - хмурится Хетти. Орад он сдергивает со спинки кровати и снова швыряет - так, чтобы кровавое пятно угодило прям на подушку. Из вредности.
- Хетти, начнем сначала. Я наследный лорд-канцлер Аккалабата. Единственный, ибо Соле носить еще месяц.
- Как она? - Хетти рад возможности сменить тему.
- С переменным успехом. Отец от нее временно отвязался. Старается, чтобы королева не замечала нашего существования.
Сид говорит весело, а смотрит все печальнее и печальнее. Хетти уже знает, зачем он прилетел. То, зачем он прилетел, снится Хетти в горячечных снах. Все чаще и чаще. Не здесь. Не сейчас, Сид. Не скоро. В Умбрене.
- Сид, не.
- Угу. Хетти, все будет плохо.
- С чего ты решил?
- Чувствую. Я был в храме святой Лулуллы. Молился.
- Было бы странно, если бы ты там учился играть на фиоретте, - грубовато отвечает Хетти. Все- таки дары из старых семейств иногда бывают странными. Ни одному здравомыслящему Халему или Пассеру, не говоря уже о дарах Умбры, не придет в голову специально идти в храм Лулуллы, чтобы там помолиться. Для этого есть дары Фалько. И альцедо у него вроде еще не скоро. Перед альцедо бывают всякие перепады настроения. Я его в этот раз вычешу - чего бы мне это ни стоило. Если война не закончится, лично передушу всех виридов и отправлюсь в Хаярос. Я давно его не вычесывал: лорд-канцлер ревниво охраняет свое сокровище. Мое сокровище!
У размечтавшегося о том, как и что он будет выделывать щеткой на Сидовых крыльях во время следующего альцедо, Хетти вид становится такой, что "сокровище" забывает о мрачных предчувствиях и мятых орадах, примащивается на коленях возле сапог, перемесивших сегодня тонны виридской грязи, трется об отворот подбородком. Мир восстановлен.
- Хетти, а вот меня одна вещь интересует, - спрашивает Сид через полчаса, лежа головой на предплечье у Хетти, которому страшно надоело быть свиньей и жутко не хотелось выгонять любимого обратно в Хаярос в такую погоду (тихий весенний вечер - безветренный и ни капли дождя).
- Какая? - у Хетти было одно редкостное свойство (он его демонстрировал только наедине с Сидом): младший лорд Дар-Халем умел промурлыкивать даже слова, совершенно для этого не предназначенные.
Сид приподнялся на локте, взглянул серьезно.
- Хетти, тебе еще нет двадцати.
- Необыкновенно тонкое наблюдение.
- Не ерничай. Тем не менее папа сказал, что, если бы Меери тебя слушал. или если бы с самого начала послали тебя, а не Меери.
- То мы не имели бы никакого шанса поохотиться в заповедной роще Дар-Кауда. А королева ее у них отобрала и собирается устраивать там придворные охоты. Говорят, идеальное место.
Сид надулся. Сел, уперев локти в колени, запустив обе пятерни в волосы. Он всегда так делал, когда был недоволен. Хетти выбрал одну белокурую прядь, потянул посильнее:
- Дзыыынь! Кто-то дома?
- Хетти, как ты командуешь? - Сид повернулся проворно, так что Хетти чуть не потерял равновесие, а крыльями получил по лицу не чуть, а по полной программе.
- Как это, как я командую? - оторопело переспросил он. - Набираю в легкие воздуха и ору. Или пишу на пергаменте и посылаю с нарочными.
- Чахи тебя забери, меня не это интересует!
Надо было все-таки вытолкать его в шею. Сразу же, пока он не начал орады развешивать, смотреть соскучившимся влажным взором и брать на жалость. Хетти явно не удавалось поймать нить разговора, и это злило. Командовал он самым естественным образом - всегда знал, что делать и как растолковать это людям. Вверенным ему силам и подразделениям. Даже мог иногда объяснить, почему поступать надо так, а не иначе. Например, не переться днем с огнем на штурм бастиона, который уже, казалось, на одном честном слове держался, а обойти его, оставив в оцеплении пару отрядов, и повоевать недельку без них - не числом, а умением, заставляя неприятеля догадываться, почему это провалилась такая отличная выдумка - заманить передовой отряд аккалабов под темные своды упомянутого бастиона и обрушить им эти своды на голову. А потом, когда защитники бастиона начинают умирать от голода и от жажды и делают отчаянную попытку прорваться наружу, выясняется вдруг, почему так хорошо удавалось Хетти воевать всю эту неделю: тейо Нохатан - один из предводителей мятежников, самый, пожалуй, среди них тактически грамотный и остервенелый, - решил сам обрушивать своды, для чего и засел в бастионе. Ждал-ждал лорда Халема с лучшими его мечниками и не дождался. Был зарублен, ослабевши от голода, при попытке прорыва. Так что командовали виридами всю неделю товарищи Нохатана, сильно отстававшие от него в тактическом мастерстве, что и позволило армии Аккалабата продвинуться дальше, чем предполагалось.
И такие случаи были не редкость. Хетти говорил "направо", и армия шла направо, а если бы она пошла налево, от нее бы осталось лишь воспоминание, потому что на уступах ущелья, которое было налево, засели самоубийцы-камнеметатели. Хетти говорил "вперед", и армия шла вперед, и так было правильно. Иногда он говорил "назад" или "на месте", и это было оправданно со всех точек зрения. Примерно так он Сиду, вновь возмущенно занавесившемуся от него волосьями, и объяснил. В конце прибавил:
- Ну ты ж пойми, я Дар-Халем, я так мир вижу. И дело здесь не в том, что я прочитал или чему меня научили. Да и потом, мы уже воевали раньше в Виридисе, ты там тоже был. Совсем мальчишками, помнишь? Тоже боевой опыт.
- Я сейчас завою, - сообщил Сид из своего укрытия. - Во-первых, ты сидишь у меня на крыле. Во- вторых, я не представляю, какого боевого опыта мы в четырнадцать лет могли набраться в прошлой виридской кампании. Я, например, ничего оттуда не вынес.
Хетти, которому сидеть было очень удобно и теперь он догадался почему, аккуратно переместил свою попу на изголовье походной кровати. Когда Сид расстраивается, он ничего не замечает вокруг себя: занял всю "территорию" и еще жалуется! Хетти в очередной раз захотел, но не смог рассердиться. Вместо этого потянулся над Сидовой головой, помогая себе крыльями, соскреб воск со свечи, качавшейся в плошке под потолком, стал разминать - лепить лошадь. Молочно-белый глаз высунулся из-за полога светлых волос, начал следить за процессом.
Полчаса помолчали, изредка обмениваясь соображениями, как у какой из лошадей, на которых Хетти решил, по-видимому, извести полугодовой запас свечей, положенных командующему армией, должны выглядеть грива, хвост и копыта. Получилась целая конница. Сид с удовлетворением рассматривал серенький табунок, выстроившийся у края стола.
- Ты молодец, Хетти! Здорово, что ты умеешь видеть мир как Дар-Халем. Только тебе еще надо научиться.
Хетти взглянул вопросительно. Сид выстроил лошадок для парадного выезда.
- Видеть мир как Дар-Эсили.
- Зачем это мне? - оторопел Хетти.
- Сдается мне, что ты скоро будешь командовать не только армией Аккалабата.
- Твой отец так вдохновился перспективой нашего с тобой супружества, что решил на свадьбу подарить мне свой канцлерский перстень?
- Ага, а демон Чахи пришлет нам букет золотистых циконий.
Потратили пять минут на выдумывание гипотетических подарков на свадьбу, которые никто и ни в каком виде не согласился бы им преподнести. Посмеялись в меру. Сид снова притих.
- Хетти, отец действительно не справляется. Тебе, когда станешь маршалом, придется ему помогать. Он просто совсем сумасшедший стал со всеми этими сумасшедшими.