- Не ври мне! Не смей мне врать! - королева визжит как резаная. На столике уже не осталось ни одного предмета, который она бы не попыталась сломать о склоненную перед ней спину лорд- канцлера. "Скоро она начнет отрывать столбики, поддерживающие балдахин над креслом. - прогнозирует он. - Первым она размозжит мне голову, вторым. хотя какая уже разница!"
- Они не могли сдохнуть так быстро!
- Но ведь сдохли. - глубокомысленно вставляет Дар-Фалько, присутствующий при экзекуции в малом тронном зале, но пропустивший (чем он, несомненно, гордится, сволочь) пытку мятежников в подземельях Дар-Аккала.
Дай мне сил, пресвятая Лулулла!
- Они не должны были сдохнуть так быстро!
- А вот это уже вопрос к лорд-канцлеру Дар-Эсилю, - Дар-Фалько изо всех сил исполняет роль хранителя храма святой Лулуллы и пытается выглядеть сановито. - Эсиль, почему они сдохли так быстро? Твоя свояченица и ее муж.
- Ваше Величество, я уже объяснил Вам, я не виноват. Я повторяю, леди Элла всегда отличалась слабым здоровьем. К тому же она была в положении. А о чувствительности древнейших родов нечего и говорить. Да никто никогда и не пытал даров Кауда! Откуда я мог знать?!!!
- Ты должен был знать! Я должна была услышать, как они будут визжать, когда палач потащит из них внутренности, прогнившие от неверности их королеве! Я должна была видеть, как они будут корчиться на решетке, когда огонь вытопит из них жир вместе с мерзостными изменническими мыслишками! Я должна была почувствовать их страх, их боль, каждую их конвульсию! Они не посмели бы сдохнуть, если бы ты им не помог!
- Ты, что, совсем не ублажил свою королеву? - ленивый мозг дара Фалько наконец заработал, и он захотел прояснить ситуацию. - Они действительно окочурились сразу - на дыбе? Это не дело. Весь его вид выражает искреннее осуждение, даже заплывшая жиром морда сморщена в раздраженной гримасе. Он очень сочувствует своей королеве. Еще бы, сначала мятеж, а потом вдруг - никакого удовлетворения.
- Я честно выполнял Ваши распоряжения, моя королева. Пыточный зал был приготовлен наилучшим образом. Я сам все проверил и проинструктировал палачей. Не моя вина.
- А зачем ты к ним подходил? Зачем ты подходил к ней, когда ее начали растягивать и она так славно завыла?
- Я выполнял Ваше распоряжение, Ваше Величество. (Демон Чахи, хоть ты дай мне силы!) Оба палача были заняты дыбой. А Вы сказали. Вы же помните, что Вы это сказали? "Я хочу, чтобы ее грязную утробу вывернули наизнанку. чтобы вся пакость вышла наружу". Я взял расширитель, и не успел приблизиться.
Успел. Я все успел. Я знал, что ты потребуешь расширитель, убийца на троне. Не знал только, куда ты захочешь, чтобы ей его вставили. Поэтому оба положил на стол с принадлежностями в головах жертвы. Когда я пошел за этой железной штукой, мне хватило секунды, чтобы загородить от тебя Эллу орадом и нажать на "эти точки" на шее. Она так благодарно взглянула на меня, девочка. С Рейвеном было проще, ты потребовала "заткнуть его поганый рот". Он все понял, он видел, что было с Эллой. Я предусмотрительно выдержал две минуты, чтобы не было ощущения, что он умер, как только я подошел. Ты не подкопаешься ко мне, все было чисто. И палачи подтвердят - им тоже жить хочется. Они догадались без слов - ни один из даров Кауда не выдержал пытки дольше десяти минут. Трупы не успевали выносить. Да когда же ты устанешь визжать и крушить дворцовую мебель?!!
- Мальчишка! Где их треклятый мальчишка?
Я не надеялся, что она забудет. Я обещал Рейвену, глазами пообещал, когда он попросил меня - тоже глазами. Сына у них отняли сразу же - в замке. Они не сопротивлялись - сочли ниже достоинства даров Кауда препятствовать выполнению распоряжения королевы. Не думаю, что Рейвен хоть на секунду верил, что к ней вернется благоразумие. Мне не забыть, как на пороге он усмехнулся: "Надо же, Дар-Эсиль, что могут сделать с одной Империей три сумасшедшие женщины". Жену свою, надо полагать, он не считал. Элла была тихая сумасшедшая, да встретит ее у престола святая Лулулла. А вот Сола, и Койя, и эта, на троне… Плохи дела. Я задумался и прослушал, что она визжала про Креча. Зато Дар-Фалько, похоже, полностью в теме.
- Но Ваше Величество, мы же знаем нашего с Вами лорд-канцлера, он обязательно что-то придумает, и нам вряд ли удастся поймать его за руку.
- Я тоже неплохо подумала, лорд Дар-Фалько. Мой (а не наш с Вами) лорд-канцлер будет вести себя хорошо. Он ничего не придумает, чтобы маленький Креч умер раньше времени, правда, лорд- канцлер? Иначе, как я ни люблю Вашего сына, ему тоже придется умереть. А расставание будет так печально, он очень напоминает мне мать. Вы ведь не хотите снова огорчить свою королеву, лорд-канцлер?
- Боюсь, я не совсем понимаю, Ваше Величество.
Как-то не вовремя она успокоилась. Уселась на трон, игриво покачивает ножкой… Холодный пот у меня по спине.
- Сейчас поймете. Поскольку мы не можем позволить Вам не ко времени умертвить маленького дара Кауда, содержащегося в наших и без того нездоровых подземных покоях, мы свяжем его жизнь с жизнью Вашего драгоценного сына. Вы ведь помните, что у Вас есть сын, лорд-канцлер?
- Да, Ваше Величество. Хотя Вы не разрешаете мне его видеть.
- А Вам и не надо. Прекрасно без этого обойдетесь. Важно, что он пока жив. Жив, пока жив мальчик Дар-Кауда. Если с последним что-то случится, то в пасть к демону Чахи - или куда там попадают изменники, во всяком случае не в чертоги прекрасной Лулуллы - вслед за ним отправится и Ваш отпрыск. Как я уже говорила, мне это было бы крайне печально, но что же делать. Мы иногда будем навещать маленького Дар-Кауда, напоминать ему о прегрешениях его родителей. И берегитесь, лорд Дар-Эсиль, чтобы во время этих напоминаний он не отправился вслед за папашей с мамашей. Это в Ваших же интересах.
- И в Ваших, моя королева.
Дар-Фалько, наверное, впервые в жизни так широко распахнул глаза. У него аж жировые складки на щеках и на подбородке заползли одна на другую. Чтобы ты задохнулся, тварь! В храме святой Лулуллы значительно очистится воздух.
- Что ты сказал?
- Я лишь осмелился напомнить Вам, Ваше Величество, что моя жизнь непрерывно стремится к престолу святой Лулуллы, а мой сын является единственным наследником линии лорд-канцлеров Аккалабата, они же дары Эсиля. Уничтожить сразу три.
- Ничего. Лорд-канцлером мы сделаем кого-то из Фалько. Политика нам не нужна - лорд Хетти отлично воюет. Или вот - мы отдадим ему лорд-канцлерскую печать в дополнение к маршальскому жезлу. По-моему, он прекрасно справится. А по-вашему, лорд Дар-Фалько?
- Мммм.
Неужели ее не остановит и то, что даже ленивый и льстивый Дар-Фалько не решается представить лорд-канцлерскую печать в чьих-то руках, кроме даров Эсиля?
- Что такое?
Судя по всему, толстяк совершил крупнейшую мыслительную операцию в своей жизни, и итог ее ему не понравился. Вон как покраснел и облизывает губы в ужасе от того, что собирается сейчас сказать.
- Ваше Величество, я лучше разбираюсь в молитвах святой Лулулле и способах изгнания демона Чахи, равно как и прочих исчадий его логова. но, смею заметить, если Вы позволите одно только слово.
- Не истощай свое красноречие понапрасну, Дар-Фалько, скажи это слово и ступай обратно к прекрасной Лулулле. Ты мне наскучил.
- Да, Ваше Величество, - не сводя глаз с королевы, Дар-Фалько, пыхтя и кланяясь, начинает удаляться от трона. Оценив расстояние, образовавшееся между ним и ее метательными орудиями, как безопасное для любого с мало-мальски подвижным внутренним временем, бурчит под нос:
- Халемы, Умбра, Кауда. Если еще и Эсили. У меня получается четыре, Ваше Величество. Четыре старших дариата. Слишком много, чтобы разгромить их в течение одного царствования. Королева отмахивается:
- Они сами виноваты. Сами себя уничтожили. Потому что не слушали и не слушались свою королеву. Иди, помолись за них пресвятой Лулулле. А мы с Дар-Эсилем продолжим. Я еще не уверена, что он меня понял.
- Я хорошо понял Вас, Ваше Величество. Малыш Креч останется в подземелье. Вы будете регулярно спускаться и проверять, на месте ли он. Поистязаете иногда в собственное удовольствие. Мой сын живет, пока живет Креч, поэтому в моих интересах поддерживать. простите, жизнью я это назвать не могу, существование последнего. Я могу идти? Ваш любимый главнокомандующий требует, чтобы я дипломатически обеспечивал его военную партию. Он, в отличие от моей королевы, не равнодушен к политическим ходам.
- Ступай-ступай, если Хетти ты нужен. И не сердись на меня, лорд Дар-Эсиль, если я подозреваю тебя напрасно. Уж очень мало вы в последнее время думаете о своей королеве. Вы - это все вы.
- Как можно, Ваше Величество! Мы неусыпно.
- Так неусыпно, что ты даже забываешь спросить, как зовут твоего сына.
- Вы же все равно мне не скажете.
- Почему? Хочешь, сегодня скажу? Прямо сейчас.
У лорд-канцлера подкашиваются ноги и кружится голова. Он улыбается - ему кажется, что почтительно и благодарно, как подобает изысканному царедворцу, удостоенному неслыханной милости, а на самом деле жалкой улыбкой нищеброда. Снова падает на колени, с которых только поднялся. Ждет. Минуту. Другую.
- Иди, Дар-Эсиль, иди, - благосклонно говорит королева. - Мой маршал заждался вестей от тебя. Напиши ему, что мы ждем победы.
Ему стоит огромных трудов сдерживаться, не разрыдаться, не броситься ей в ноги, чтобы пресмыкаться и умолять. Лорд-канцлер Аккалабата гордо выпрямляет спину, откидывает со лба белоснежные волосы, отвешивает изящный поклон. Имя, произнесенное свистящим шепотом, настигает его у двери.
- Соль. Я назвала его Солем.
Лорд-канцлер с трудом разлепил глаза. Казалось, что этот сон - точный слепок с реальности - никогда его не покинет. С навязчивой неотступностью почти каждую ночь повторяясь, в нем не менялось ни слово, ни жест, ни движение, и каждый раз лорд-канцлера охватывало желание проснуться, не длить эту пытку, вмиг скинуть с себя дурманящий морок. Но он не позволял себе двинуться, терпел до последнего, потому что после жалящих, как змеи, воспоминаний, чистой водой проливалось на истомленную душу: "Соль. Я назвала его Солем". Это было единственное, что связывало верховного дара Эсиля с сыном, и никакая пытка, никакие мучения не могли бы заставить его разорвать эту тонкую ниточку. Время текло, он перепробовал все - шпионаж, подкуп, угрозы - но к сыну приблизиться не удавалось.
Иногда лорд-канцлера охватывало отчаяние - и он переставал надеяться, иногда жизнь возвращалась к нему и он с новым упорством начинал просить, добиваться и требовать у королевы. Хоть один взгляд. Хоть единственное свидание. Она была непреклонна. "Он жив, лорд Дар-Эсиль. Но я запрещаю Вам не то что вслух, про себя произносить его имя". И чем больше мерк в его памяти облик Сида, тем активнее работало воображение, подстегиваемое ночным кошмаром. Часами, уставившись в одну точку, за столом, усыпанным бумагами, времени на которые у лорд-канцлера теперь не было, он пытался представить: какие у Соля глаза, волосы, крылья, как ходит он, как летает, на кого он похож. Иногда перед его мысленным взором возникала фигура, напоминающая ту, которую он привык видеть в зеркале, только уменьшенная, с такими же светлыми волосами и молочно-белой радужкой глаз. Иногда глаза у мальчика были черные, а волосы светлые, только не тонкие и волнистые, как у Дар-Эсилей, а пышные, тяжелые, как у Солы. В плохие, ненастные дни вызываемый образ был смутным, угадывались лишь очертания и даже цвет крыльев нельзя было определить.
В эти мечты уходил лорд-канцлер все дальше, не замечая, что все чаще захаживает в его кабинет лорд Дар-Халем, что-то спрашивает, не получая ответа, укоризненно трясет головой, разбирает бумаги на столе на две стопки: одну - поменьше - оставляет лорд-канцлеру, другую - в два раза ее превосходящую - забирает с собой. Однажды, все-таки перебрав оставшиеся после визита Хетти бумаги, лорд-канцлер протянул руку за печатью. Печати не оказалось. Наверное, лорд Дар-Халем прихватил ее вместе с бумагами. Прежде это вызвало бы бурю, но теперь лорд-канцлер не почувствовал ничего, кроме облегчения. Если у Хетти нет более серьезных дел, он может заняться государственными. Для лорда Дар-Эсиля же государственные дела стали лишь способом скоротать время до ночной встречи.
В ночи, когда навязчивый сон давал ему передышку, приходила Койя. Она не во сне приходила, но и не в реальности. В дремотном полузабытье, сковывавшем руки и ноги, позволявшем лишь наблюдать, как женская фигура в алом бархате, на котором - все время в разных местах - темнело расплывшееся пятно, входила через окно, усаживалась грациозно на подоконник, болтая ногами. Спрашивала: "Как Вы поживаете, мой лорд-канцлер?" Не дожидаясь ответа, начинала весело щебетать про Умбрен, про детей леди Мейры и Китти, про то, как пару заблудившихся в горах тейо съел волк-оборотень. Корво старался не слушать, боялся узнать какой-то секрет и выболтать потом королеве. Койя сердилась, топала ножкой, обещала, что не придет теперь вовсе, если он будет таким букой. И исчезала с рассветным туманом, уступая место "Соль. Я назвала его Солем". Покой наступил только во время альцедо, когда Хетти, удивляя себя и лорд-канцлера, не пропуская ни дня, вычесывал его щеткой и не жалел обезболивающих. Лорд-канцлер ненавидел этот покой.
2 мая 1505 года со дня пришествия королевы Лулуллы Уе^^и Рл^-Уллгм
На том, чтобы вириды сменили ярко-зеленые облачения на черные аккалабатские орады, настоял Хетти. Он видеть не мог этих болотных лягушек - так объяснил лорд-канцлеру. И с таким условием согласился сопровождать нежеланных союзников в дариат Кауда - за обещанной и заслуженной ими наградой.
Они прилетели всем скопом, счастливые размахом своих новых владений и робкие от того, что ожидали подвоха. Не дождавшись, дали сигнал и потянулись телеги с их женами и маленькими детьми в сопровождении тейо и слуг-итано. Крестьян взять с собою было не разрешено (в дариате Кауда и так имелось кому обрабатывать землю), а мастеров в Виридисе не водилось. Жены и дети виридов глазели из-под приспущенных боковин на зеленеющие луга, уходящие за горизонт, на плодородные, только что поднятые весенними работами пашни, на богатые поселения, громко радовались, но песни пели тягучие, южные - о юном тейо, утопившемся от любви к благородной деле, о матери, у которой шестеро сыновей погибли на поле брани, об ураганном ветре, сбросившем с крепостной стены молодую вдову (у Хетти аж мороз пробирал по коже: он не понимал, как можно при детях петь про такую тоску зеленую).
В какой-то момент у Хетти возникло опасение, не начнутся ли ссоры между виридами при распределении дариатов. Он не успел подумать, как это сделать - все-таки Хетти был не Дар- Эсиль. На его счастье, выяснилось, что вириды крепко верят в судьбу, и дело было решено жребием. Невезучие легко покорились и отправились мерзнуть в Умбрен. Тех, кого жребий полюбил больше, Хетти распихал по северным дариатам Кауды (южные, как и предполагалось, отошли королеве). Теперь ему оставалось самолично проследить за освоением главной цитадели дариата Кауда - замка, принадлежавшего лорду Рейвену.
Хетти прибыл туда на рассвете серого дня, после дождя, лившего четверо суток. До альцедо ему оставалось меньше недели, поэтому он решил не рисковать и поехал верхом. Лошадь, норовистая каурая, была из последних его приобретений (он не мог удержаться и сразу после разгрома кимнов, вернувшись в столицу, заполнил конюшню лучшими скакунами, как будто Сидана была с ним и могла это оценить). По договоренности, он должен был встретить виридского дара, вытянувшего из шапки судьбы самый лакомый кусок, на поляне у реки, за которой начинался отлогий подъем к замку Рейвена. Там на поляне виридам следовало стоять лагерем и дожидаться его приезда, а без него в замок - ни-ни. Почему Хетти так строго требовал выполнения этих условий, он сам бы сказать не мог. Но согласились - и ладно. В гости к Элле, когда она была жива, Хетти так и не попал, местность была незнакомой, ехать пришлось сквозь туман. Копыта чавкали по размытой дороге, лесное зверье все куда-то попряталось от несколько суток непрерывно хлеставшего ливня и вылезать не спешило. В общем, тишина и непроглядность были пугающие, нарушаемые только вялым чпок-чпок от лошадиных подков. В голову Хетти полезли невеселые мысли: к сестре родной не удосужился заглянуть, а вот теперь еду ввести чужаков в ее замок. скотина! Бессильный, ни на что не сгодившийся своим сестрам маленький братец! Лорд Дар-Халем - спаситель Аккалабата, любимый вельможа своей королевы, главнокомандующий, перед которым склонили головы даже старейшие дары! Бессмысленная скотина. Подонок. Мразь. Последние слова Хетти с чувством произнес вслух. И тут же услышал голоса чуть вдали, за деревьями. Там тоже хлюпали конские копыта - не одной, нескольких лошадей - и раздавались команды. Недовольный голос кричал:
- Оули, прижми внутреннюю ногу! Внешней ногой посылай! Внешней! И детский ему отвечал, чуть не со слезами в голосе:
- Папа, она не хочет!
- Сразу на шаг и посылай ее снова, - снова рокотал мужской бас.
Хетти усмехнулся, вспомнив себя на плацу и рыжую кобылу Элджи, которую тот одолжил для первых тренировок младшему брату. Та тоже никогда "не хотела". Инстинктивно Хетти потер правый бок - тот, которым кобыла так и норовила приложить его к живой изгороди с шипами величиной с большой палец.
- Молодец, Оули! Умница!
Хетти выехал на поляну в тот самый момент, когда Оули, наконец, удалось справиться с лошадью и послать ее галопом. Прямо на Хетти, показавшегося из-за деревьев. Только что выполнивший одну труднейшую задачу парнишка, естественно, не мог переключиться на вовсе другую - управлять несущейся лошадью. О смене направления речи не шло, и даже грозная ругань отца, торопившегося с другой стороны поляны, не могла помешать маленькому наезднику выпустить повод из рук и соскользнуть. не в траву, а на руки Хетти. "Я на Ко с Китти в охапку похож. Выгляжу, наверное, идиотски", - констатировал лорд Дар-Халем, отпуская внутреннее время.
- Отцепись от меня, - рявкнул на парня. Смерил взглядом подбежавшего смуглого, еще смуглей, чем сам Хетти, мужчину. Тейо. Совсем обнаглели.
- Простите нас, господин. Мы думали поупражняться, пока все спят и можно взять свободную лошадь. Не ожидали, что она окажется такой бодрой, протащив груженую телегу досюда от наших границ.
- Наши в этом возрасте умеют скакать галопом, - Хетти не нравилось, что замок Эллы достанется этим. у которых сын тейо падает с лошади.
Тейо недоуменно воззрился на Хетти.
- Ваши? - переспросил он. - В этом возрасте? Разве у вас есть.? Сглотнул, явно не решаясь продолжить.
- Мама говорила, что у них нет, - из-за спины тейо высунулась курчавая голова. - Она говорила, что девочкам-тейо в Аккалабате ничего не разрешают. Только рожать детей и прислуживать прекрасным деле. Мне так не нравится, я не хотела, чтоб мы сюда ехали.
- Помолчи, Оули! - прикрикнул отец. - Если бы мы сюда не приехали, ты бы по-прежнему спала в одной комнате со старшими братьями.
- Я ничего не имела против, - зловредно сообщила курчавая голова, ловко уклоняясь от ладони отца, промелькнувшей у нее над ухом.