– Что?! – взревел Окаянный, что есть сил пытаясь освободиться от подлого колдовства духовника. – Ты хоть понимаешь, на кого ты сейчас руку поднял?! Да я от тебя пепла не оставлю!
– Ты мне еще про свой род расскажи! – издевательски бросил Халльдуор.
– И расскажу! Ты знаешь, как мы умеем ненавидеть и как умеем мстить! И ты только что обрел себе кровника! Ты уверен, что хочешь погубить весь свой нынешний и будущий род? Хотя сомневаюсь, что он у тебя все же будет!
– Поговори мне, щенок, – прошипел, плюясь искрами, Рошел. Оказался ближе, вновь возвращая в свою руку веер, но в этот раз, удержавшись и не пустив его в дело. – Как я ненавижу таких придурков, как ты! Не понимаю, зачем Карнава все же принял тебя в свои протекторы!
– Что?! – прорычал Олестер. – Карнава – мой бог! И вся моя жизнь – это служение ему. До самой последней капли крови, до самой последней мысли, до самого последнего вздоха! Да как ты смеешь?!..
– Вот именно! – не дал ему закончить Халль. – Ты же – это все, что так ненавистно нашему Богу! Фанатик вахный! Да ты небось пугаешь самого Карнаву своим рвением! Ты всю жизнь положил на тот алтарь, на который должно класть дела и чувства! Ты отвратителен! Ты, да и весь твой мерзкий род, так себя извели, что в вас не осталось ничего, что стоило бы уважать. Вы превратили нашу прекрасную религию в клетку для души. Вы готовы убить любого даже за слово против Бога! Вы готовы разбрасываться жизнями ради веры! Вы даже себя с радостью принесете в жертву этим идеям!
– И что же в этом плохого?! Мы преданны и верны! Мы всем своим сердцем, душой и телом служим нашему Богу!
– Тем, что именно это отрицает все, о чем он когда-либо говорил! Зачем вы делаете из Карнавы, разумного, понимающего, спокойного, достойного, – кровожаднго туповатого идола, которому нужно лишь слепое поклонение. Если это кому-то нужно, это означает, что ему нужны рабы, но не души. Преклонение, но не уважение. Почитание, но не любовь. Лучше уж равнодушие, чем столь истовое рвение.
– Да откуда тебе знать?!
– Потому, что я чувствую Бога. Он дает мне силы. А еще разум. Понимаешь, разум! А ты что слышишь? Лишь голос своей молитвы. Есть ли ответ, Олестер?
– Я стал протектором, значит, есть ответ.
– Ты стал протектором, потому что смог скрутить свою душу в такой тугой узел, что Карнава просто пошел у тебя на поводу, дабы сохранить тебе жизнь, а значит, и возможность одуматься. Полагаю, в более ранние годы у тебя было больше шансов, но ты пошел по пути опустошения, но не по пути развития.
– Вся ваша демагогия только от безверия идет. Давно пора вас на дыбу и испросить, а тому ли богу ты служишь!
– А судить ты будешь? Это гордыня, друг мой. Сколько еще осталось до того, чтобы ты только себя носителем истины посчитал? И тогда знаешь, что случится? Ты утопишь в крови людей Карнавы все, что ему дорого. Понимаешь, о чем я говорю? Вряд ли. Тогда позволь, я напомню тебе еще одно. Ты еще не забыл, что ответил Карнава на вопрос о том, как лучше ему молиться? Он сказал: "Служите мне делами, а не молитвами". А еще Он говорил: "Будьте достойными и не забывайте о доброте. Думайте о близких своих и о себе больше, чем обо мне. И не путайте веру с отсутствием разума". Наш Карнава – это разум, сочетающийся с милосердием. Разум и милосердие, ты понимаешь это? Каждый раз, когда ты других обвиняешь в недостаточной истовости их веры, ты противоречишь Его воле. Карнаве все равно, насколько ты предан Ему, если ты живешь, не попирая законы разума и милосердия. Когда же ты всем своим видом, мыслями и поступками кричишь о вине рода своего, ты впадаешь в гордыню, в этом горьком чувстве вознося себя на пьедестал. Прощение нужно заслужить, но вы его давно заслужили, иначе не жить вам на этой земле и уж тем более не входить в число протекторов и жрецов. Так чего вы еще хотите? Сколько вы будете напоминать всем и Карнаве о своей ошибке? Право, даже божественное терпение может лопнуть. А наш Бог – не отец нам, как Нарра не мать наррийцам, а значит, он не будет вечно прощать. Одного раза более чем достаточно. Стоит ли раздражать того, кому вы якобы служите? Но самое страшное не это. Страшнее всего, брат мой, то, с какой легкостью ты желаешь принести свою жизнь в жертву. Ведь это так красиво. Так благородно. И так легко… Кажется, сделай этот шаг – и вечная память обеспечена. Ты, по твоему, и только твоему, мнению, преподнес лучший подарок Богу. И главное – больше никаких проблем. Никуда не надо бежать, ни с кем бороться, кому-то что-то доказывать, а также не надо думать, на что жить, что пожрать, как поступить, какое решение принять. Не будет ни старости, ни болезней, никто не оспорит твое место на пьедестале, и все будет хорошо. Надо лишь пафосно умереть. Не так ли? – Халльдуор вдруг схватил Олестера за подбородок и сжал его пальцами из черной сверкающей энергии. От них болела кожа, а огонь в опасной близости от глаз, носа и губ заставлял прилагать все усилия, чтобы хотя бы не вздрагивать. – А теперь ты будешь слушать меня, и если до твоей тупой башки не дойдет, я просто сожгу тебя в прах. И не будет тебе никакой славы и никакого прощенья. Только позор и забвение. Для нашего же отряда и Карнавы такой исход пусть и не слишком приятен, но куда более удобен, чем в самый опасный момент обрести брешь в твоем лице, вернее, в его отсутствие, из-за твоей идиотской тяги к самопожертвованию. Ты понял меня, ублюдок? Слушай внимательно, от этого зависит, выживешь ты сегодня или нет. Пункт первый, Карнаве не нужны твои жертвы. Он таких придурков на дух не переносит. Если хочешь ему услужить – выживи и уничтожь как можно больше своих врагов. Вот это достойно людей Карнавы! Выжив в одной переделке, ты сможешь куда больше совершить угодных ему дел, чем померев во славе. "Слава" – это была ирония, тебе, надеюсь, это понятно? Пункт второй. Карнава презирает трусов. И ежели ты решишь таким способом избавиться от своих проблем – будь они грандиозны или мелочны, да еще и под видом услужения ему, поверь, жалости ты не дождешься. А что может быть хуже презрения от того, чью любовь и уважение пытаешься заслужить? Пункт третий. Принеся себя в жертву, ты причинишь боль тем, кто любит тебя, даже если ты думаешь, что таких нет, а также подведешь своих соратников, а это явное противоречие нашей религии и обыкновенной порядочности. Пункт четвертый… – Халльдуор немного помолчал, потом продолжил немного иным, куда менее яростным тоном: – Знаешь, почему умирать молодым легко? Потому, что ты просто не представляешь еще, что такое жизнь. Ты в ней испытал слишком мало, но достаточно, чтобы думать, что видел все. Это такая обманка, брат мой. Чем дольше живешь, тем больше поводов цепляться за жизнь. У тебя появляются обязательства и дела, которых никто, кроме тебя, не выполнит. Друзья и семья, в чьих сердцах твоя смерть навсегда останется болезненной ноющей раной и которых ты уже не можешь, не вправе подвергнуть такому испытанию. И еще одно – со временем ты поймешь, как вкусно жить. В этом мире есть интересные книги, любимая еда, восхитительный секс, дарящие столько нового путешествия, красивая одежда, веселящие напитки, пьянящие развлечения, безумное количество самых различных чувств – от любви до презрения, от печали до истеричного смеха, от соперничества до дружбы. Есть искусство. Есть красивые животные. Есть природа. Есть, о Карнава, услышь, есть цели! Понимаешь, те цели, которых надо достичь. Смерть – это короткий бег под горку, во время которого ты не успеваешь заметить ничего. А жизнь – это долгая дорога с такими характерными для нее событиями и впечатлениями. Ты молод, и тебе все кажется разделенным на добро и зло, черное и белое, право и лево. С годами это пройдет, и появится другое – удовольствие и понимание. Но если ты трус, нытик и лентяй, просто объяви меня в душе или вслух придурком, не понимающим высоких идеалов, и страдай дальше. А если в твоей голове еще остались мозги, то заставь их поработать хоть раз и подумай о том, что я тебе сказал.
Рошел отступил от парня и опустил руки:
– Жечь я тебя сегодня не буду. Не думаю, что ты сможешь быстро хоть что-то осмыслить из моей речи. Но учти – доверия тебе отныне нет. А вообще, независимо от исхода твоих размышлений я по возвращении буду рекомендовать тебя отстранить от протекторской службы. Даже милосердию Карнавы должен быть предел. Это решение продиктовано вот какими соображениями. Если ты не одумаешься, для работающих с тобой команд твое присутствие – слишком большой риск. А ежели поймешь мои слова, то тебе нужно заново все осмыслить и хоть немного посмотреть мир. – Халльдуор отошел к двери и, выходя в каюты, бросил через плечо: – До утра остаешься здесь.
Глава 21
Майрэл бесшумно крался в темноте, выискивая место для засады. Жрица-ночь радостно помогала ему в этом, заштриховывая просматриваемые днем места. Барс знал, что стоит ему застыть у какого-нибудь камня или дерева, даже несмотря на окрас шкуры, его смогут обнаружить, только если он сам того захочет, но все равно решил перестраховаться. Больше всего в своей жизни оборотень не доверял слишком откровенной безопасности и чиновникам. А сейчас протекторы Нарры дело имели именно с ними.
Дом этого про́клятого подлеца казался самым обыкновенным особняком с прохладным тенистым садом, но иллюзия рассыпалась в тот же миг, как духовники из команды Льота Фарклайда обнаружили пять колдовских ловушек среди деревьев и еще три около самого здания. Неизвестно сколько капканов, кольев на дне ям и прочих прелестей партизанской войны еще припасли радушные хозяева. Для чего нужны были эти ухищрения, пока оставалось неизвестным, но, судя по всему, Эмбос Мартин не оставил дел, даже попав под действие запирающего его в собственном доме проклятья. Хотя, возможно, вид его деятельности немного изменился, но вряд ли в сторону законности.
За свою службу протектором барс повидал немало воинов и подлецов, научился отличать их от прочих людей и знал, когда эти две категории сочетаются. Ребята, что стояли на охране особняка бывшего налогового чиновника, все подходили под какую-либо из этих трех групп. И это настораживало. Помимо доводов разума и болезненных шишек предыдущего опыта, Майрэл чисто звериным чутьем ощущал опасность, исходящую от этого места. Его слова лишь подтвердили опасения остальных, и план решили скорректировать.
– А интересно будет взглянуть на это проклятье поближе, – задумчиво произнес Шерши сразу после этого. На него с разной степенью удивления посмотрели все соратники, вынудив пояснить свою мысль: – Кто бы ни был его автор, он добился забавного эффекта. Да, этот Мартин не может попасть наружу, но и изнутри магическим путем никто в дом пробраться не может. А также заглянуть с помощью колдовства, подслушать, только обычным способом, а как я понимаю, это предусмотрели и сделали все для затруднения сего действия. Проклятье же фактически создало в этом здании отдельную энергетическую систему, никак не завязанную с той, что снаружи. Я не удивлюсь, если оно действует еще и как защита от атакующей магии. Тюрьма для одного и непробиваемая стена для остальных. Интересно, можно ли подобного эффекта добиться, наложив заклинание на какой-нибудь предмет? Или что-то подобное? Тогда это возможно было бы применять и для…
– Шерши, не увлекайся, – покачал головой Льот. – Подумаешь об этом после окончания дела.
– И когда будешь в доме, не выказывай слишком явного интереса, – поддакнул Шаи, главный идеолог плана. – Ты должен выглядеть подозрительно. Очень подозрительно. Ты помнишь?
Ро лишь фыркнул, но Фелл счел нужным еще раз высказать вслух основную задачу:
– Ты должен выглядеть так, чтобы любой, у кого усы в молоке, забеспокоился. Причем настолько, чтобы решить себя и, самое главное, Зеркало обезопасить.
– Это доставит мне удовольствие. – Шерши раскрыл веер, полюбовался на изображенные на нем безлистные деревья и добавил будто невзначай: – Самое забавное в этом проклятии, что оно не позволит нам отсюда, и, возможно, даже будучи в доме, определить, там ли Зеркало или нет.
Льот сжал зубы от досады.
– В любом случае, – продолжил изгаляться духовник, – это не так уж важно, потому что они и так каким-то хитрым способом прячут его от энергетического поиска.
– Хотел бы я знать, как они это делают. – Старший протектор выразительно посмотрел на Ро. Тот лишь пожал плечами, не собираясь ради ответа отрывать взгляд от рисунка на веере:
– Как только это станет известно, я обязательно тебе сообщу.
– Сделай милость, – в тон ему ответил Льот.
– Всенепременно, – пропел Шерши.
– Может, все-таки лучше предложить ему, в смысле этому Мартину, честную сделку? – Фиро любил сглаживать подобные пикировки, хотя остальные слушатели ими откровенно наслаждались. – Наверняка же это проклятие можно как-то снять.
– Вполне вероятно, – ответил Фарклайд. – Но, во-первых, это может занять слишком много времени, а мы на чужой территории, попрошу заметить, что чревато тем, что плодами нашего труда воспользуются наши карнавские коллеги. Не хочется делать всю работу за наших конкурентов. Во-вторых, вряд ли господин Мартин пойдет на сделку с нами. Он слишком хорошо понимает, что за кражу Зеркала Сайенсена никто его медалью не наградит. Видно, он совсем уж отчаялся, раз решился на такое, но надо быть полным идиотом, чтобы после этого еще и договариваться с протекторами. Ведь это мгновенно станет известно богам. А так есть шанс, что, придя к Сайенсену с повинной после того, как дело уже сделано, он отделается малой кровью. В-третьих же, такие люди судят других по себе. Он не ждет честной игры. Что мешает нам, заявившись к нему в дом, просто силой забрать то, что нам нужно?
– Вот! – возмутился Гархаэт. – А почему мы действительно не можем заявиться к нему в дом и забрать то, что нам нужно?! Зачем все эти пляски с бубном?
– Зачем рубить дверь, если можно воспользоваться ключом? – тонко улыбнулся Шаи, заслужив одобрительный взгляд начальника.
– Смотрите только, чтобы ключ к этой двери подошел, – пробурчал Рыжий, поняв, что единомышленников он тут не отыщет. Барс сочувственно ему улыбнулся и тут же получил приказание отправляться на позиции. То есть туда, где вероятней всего находится черный ход. Гархаэта послали со схожим заданием в другую сторону. Остальные протекторы тоже заняли свои места, дабы не позволить и мыши проскочить незамеченной.
Шерши же направился к парадному входу. Причем, разумеется, сделал это на свой манер, а именно появившись в паре шагов перед охранниками будто из ниоткуда. К их чести, эффект неожиданности вряд ли дал бы Ро какие-нибудь преимущества, пожелай он напасть.
Однако пока тот лишь стоял, с плохо скрываемым неодобрением оглядывая открывшуюся ему картину, будто видел ее в первый раз. Спустя пару секунд перевел взор на воинов. Выражение глаз не поменялось ни в малейшей степени. Почему-то тут же обоим охранникам, возможно, в первый раз в жизни, стало неудобно за неначищенные сапоги, неаккуратность одежды и спутанные патлы. Вздохнув о несовершенстве мира и о его жестокости к нему, духовник раздраженно повел веером и приказал:
– Доложите своему хозяину о визите Шерши Ро.
Вояки давно уже выросли из "мальчиков на побегушках", и отношение прославленного протектора им явно не понравилось, что не могло не сказаться на ответе:
– Хозяин ждет вас? – Даже эти слова дались одному из стражей с трудом, их так и хотелось заменить совсем иными, куда более энергичными.
Шерши окинул того недоуменным взглядом, будто столкнувшись с неожиданно заговорившей обезьяной.
– Разумеется, – соизволил он все же ответить.
– То есть у вас есть предварительная договоренность? – решил второй блеснуть услышанной недавно от помощника хозяина фразой.
– Просто доложи. – Ро раздраженно щелкнул веером.
– Мы не будем беспокоить господина без веской причины, – со скрытым злорадством произнес первый. – Зачем он вам понадобился в такое время?
Взгляд духовника неуловимо изменился, но даже в свете факелов не заметить этого не получилось. Даже показалось, что веер он свой вертит в руках вовсе не по прихоти. Возможно, так и было.
– Ты хочешь, чтобы я сам вошел? – Карие глаза протектора уперлись в охранников, и этим далеко не самым трусливым парням вдруг показалось, что вся поверхность их кожи покрывается льдом. Сразу вспомнились все рассказы об этом духовнике, его силе, искусстве и отвратительном характере. Но на другой чаше весов лежала мужская гордость и приказ Мартина. Но как же такому противостоять? А если напасть без предупреждения, просто сделать пару шагов, замахнуться вытащенным мечом и… успеют ли? Вон он какой спокойный! Наверняка все предусмотрел, мерзкая рожа… Напряжение достигло самого предела, когда Шерши как ни в чем не бывало обронил: – Или хочешь объяснять своему хозяину, почему лишил его единственной возможности освободиться от проклятия?
Оказавшись в особняке, Ро не убрал презрительную гримасу с лица. Ожидая хозяина этого места, духовник вспоминал слова прозорливого Шаи: "Он не сможет не принять тебя. Это будет выглядеть излишне подозрительно. Много лет этот тип приглашал самых знаменитых – как, впрочем, и любых других – духовников, жрецов и прядильщиков в свой дом. Все знают об этом. И отказ встретиться с тобой именно сейчас может вызвать излишне много вопросов. Такие личности, как господин Мартин, никогда подобного не допустят. Это первое. Второе же – это подозрение. Он уже волнуется из-за визита Фиро. Теперь ты. Как вести себя, ты знаешь… Об одном жалею – что не посмотреть мне этого представления!"
"Мерзавец", – прошипел мысленно (а Шерши умел шипеть даже мысленно) Ро в тот самый момент, когда Эмбос Мартин наконец-то почтил его своим вниманием. Впрочем, дабы не быть пристрастными, заметим, что времени много не прошло. Роста хозяин проклятого особняка был среднего, а во внешности его ничто не указывало на род деятельности или какие-нибудь прегрешения, приписываемые ему. Наоборот, этот человек казался весьма достойным господином, мужественно несущим тяжкое бремя своей горькой и несправедливой судьбы.
Шерши погасил улыбку: похоже, представление действительно выйдет на славу.
– Протектор Ро. – Эмбос отвесил положенный этикетом поклон. – Рад приветствовать столь прославленного духовника в своем скромном доме.
Протектор Ро чуть задержался взглядом на позолоченной росписи потолка, скользнул им по муреанскому драгоценному хрусталю на резном столике, малахитовым вазам, вновь входившим сейчас в моду, по прозрачного мрамора камину и ответно кивнул мужчине.
– И мне приятно находиться в этом скромном, – голос изменился лишь на самую малость, – доме, роненон Мартин. – И продолжил рассматривать помещение. – Миленько, миленько, – резюмировал он через минуту недоуменного – со стороны Эмбоса – молчания.
– Эээ… благодарю вас. – Бывший налоговый служащий переступил с ноги на ногу. Шерши его отлично понимал: если они правы, то у него были дела поважнее, чем терпеть выкрутасы капризного духовника. – Я, право, удивлен вашим визитом, протектор. Ведь, помнится, вы отказали в моей просьбе.
Шерши чуть улыбнулся и излишне легкомысленно ответил:
– Я передумал. Решил помочь вам.
– В такой час? – За окнами уже невозможно было что-либо разглядеть из-за густой ночной темноты.
– Вас это смущает? – удивленно посмотрел на собеседника духовник.
– Пожалуй, да. Это… несколько необычно, – продолжал гнуть свою линию тот. – Мне казалось, что вы предпочтете оповестить о своем визите заранее. Дабы мы могли к нему подготовиться…