Сандерленд хотел спасти мальчика, и для этого ему надо было знать, сколько кавалеров охраняет Пипа. Присутствие лампы и кресла вряд ли вызовет подозрение, поэтому они могут стать его ушами и глазами и затем доложить ему, где чужаки прячут брата Фурии. Когда лампа ушла вслед за креслом, Сандерленд был смертельно бледен, а раны его кровоточили.
Большая гостиная, в которой кавалеры удерживали Пипа, находилась на первом этаже. Там стоял единственный телевизор Ферфаксов - старая, не нужная никому из семьи вещь с глухим, лающим звуком и мутной картинкой. Кавалеры привели мальчика именно туда, потому что им было невероятно скучно, и теперь они расселись в этой комнате у самого экрана. В коридор пробивался свет от телевизора и приглушённые, неразборчивые голоса.
Лампа никогда ещё туда не заходила.
Скорее всего, и там на стенах висели такие же, как и в других гостиных, выцветшие картины со сценами охоты на лис, а с потолка свисала потемневшая хрустальная люстра, покрытая пылью и паутиной. Креслу со своего наблюдательного пункта была видна лишь часть комнаты, поэтому оно снова заковыляло к двери на своих толстых коротких ножках.
Лампа резко выпрямилась. Любого удивило бы старое кожаное кресло с разорванными подушками: почему оно стоит посреди коридора? И тогда незнакомец может о чём-нибудь догадаться и закончить расправу, которую начали те парни в лифте. К тому же лампу злило, что ей ничего не оставалось, кроме как выжидать и вести наблюдение за лестницей. Она могла передвигаться куда быстрее и незаметнее кресла, но ведь ему, такому-сякому, обязательно хотелось погеройствовать!
Его превращение из тихони пессимиста в смельчака не очень-то укладывалось у неё в голове. Даже когда Фурия читала вслух самые страшные истории, она, лампа, не приглушала свой свет, а вот кресло стонало и кряхтело, оно не могло дождаться, когда же ужастики наконец закончатся. А теперь вот, пожалуйста, полюбуйтесь на него! Она, конечно, понимала, что именно задумало кресло, но риск был слишком велик. Сейчас оно стояло практически в дверном проёме, оттуда ему видно было всю комнату.
Больше всего лампе хотелось подбежать к нему и научить его всем хитростям слежки, она могла бы дать ему пару хороших советов: их у неё в арсенале было не так уж и мало. Потому что, в отличие от кресла, лампа прекрасно помнила все истории из книг Фурии. Она изучила приёмы разбойничьих банд, которые тихо и молниеносно окружали своих жертв.
Креслу же всегда с трудом удавалось удержать в памяти даже самые простые вещи. В состоянии ли оно вообще запомнить то, что происходит в гостиной? Сомнительно. О боже, да оно действительно остановилось прямо в дверях!
Если хоть кто-нибудь его заметит, пиши пропало. Тогда мужчины быстро догадаются, в чём тут дело, и просто сожгут его прямо перед домом. Может, кто-то из врагов запомнил его, когда они рыскали на чердаке? Не узнают ли они то самое кресло, что перекрыло вход, когда кавалеры хотели устроить наверху обыск? А не было ли рядом с ним лампы? И как это она вдруг очутилась в коридоре перед гостиной? Стоит и её за компанию бросить в огонь!
Лампе стало ужасно страшно, она поглубже надвинула абажур и украдкой снова поглядела на кресло, стоявшее в дверях. Её провод дрожал от волнения.
Но кресло не двигалось с места. Разве оно не успело уже увидеть всё, что нужно? Или его просто парализовало от страха?
Неужели незнакомцы что-то сделали с мальчиком?
Лампа нехотя решила покинуть свой наблюдательный пункт. Она снова прислушалась, не раздаются ли вдалеке шаги, и заковыляла на своих свежесмазанных металлических ножках вперёд по коридору. Примерно десять метров отделяло её от открытой двери, а там, перекрыв проход, стояло кресло. Наверняка оно лихорадочно соображало сейчас: сколько противников придётся на одного Сандерленда? Счёт тоже не был сильной стороной кресла.
Лампа преодолела уже половину расстояния, когда за её спиной послышался шум. Он доносился из другого прохода, который пересекался с их коридором. Это были шаги, слабые и нетвёрдые, казалось, кто-то еле волочил ноги.
Лампа задумалась, не стоит ли ей застыть на месте. Но затем она увеличила скорость, добралась до кресла и уткнулась ободком своего металлического абажура в его подлокотник.
- Кто-то идёт, - прошептала она.
Кресло испугалось (лампа поняла это, увидав волны, пробежавшие по его коже) и попятилось назад.
Лампу не так-то просто было сбить с толку. Она спросила:
- Сколько человек в гостиной?
- Восемь.
- Это точно?
- Ну, может, девять.
- Или семь? Или десять?
- Возможно, - пробормотало кресло.
Лампа повернула абажур и заглянула в глубь коридора.
Шаги слышались уже на лестнице.
- К стене! - скомандовала она. - Быстро!
Кресло отпрянуло назад, и его задняя стенка коснулась обоев.
Лампе очень хотелось бы самой осмотреть гостиную, но на это не было времени. Она пододвинулась к креслу, повернулась лампочкой влево, к концу коридора, и застыла. Оба они не издали больше ни звука.
С лестницы в коридор вышла Интрига - тонкая чёрная фигура. Сделав несколько шагов, она остановилась и опёрлась правой рукой о стену.
Вокруг её тела кружились фиолетовые светящиеся точки, через несколько секунд они потухли. В левой руке женщина держала книгу - нет, две книги, - различила лампа.
Интрига на секунду задержалась, тяжело дыша, - казалось, ей не хватало воздуха. Лицо её было прикрыто красной вуалью, волосы слиплись. Женщина выглядела совершенно измождённой, будто бы только что ей довелось побывать на волосок от смерти.
Лампа наступила металлической ногой на дрожащий провод, по подушкам кресла пробежал нервный шорох, а затем оба они снова застыли.
Женщина выпрямилась и направилась дальше. Твёрдыми шагами она дошла до мерцающей полосы света, точно падавшей на лампу и стул. Сейчас Интрига казалась ещё более надменной, чем тогда на чердаке. На секунду она застыла и повернулась к лампе и креслу спиной.
"Раскусила она нас", - подумала лампа.
Но женщина прошла в гостиную, держа в каждой руке по книге. Одну из этих книг лампа часто видела у Фурии.
- Дело сделано, - сказала Интрига, когда свет телевизора резко исчез и в комнате воцарилась тишина. - Мальчишка нам больше не нужен.
Глава ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Горький привкус ненависти ещё оставался во рту у Фурии, а в ушах по-прежнему раздавался свист, но фиолетовые лучи уже перенесли девочку совсем в другую реальность. Фурия приземлилась на четвереньки. Рядом с ней в позе эмбриона корчилась Изида. Фиолетовые светящиеся точки, словно искры, кружились вокруг неё.
- Изида! - позвал мужской голос. Кто-то пронёсся мимо Фурии и быстро присел на колени рядом с агентом. - Изида, сколько тебе повторять?..
Фурия зажмурилась, а затем снова открыла глаза: бледные всполохи фиолетового света расплывались клочьями тумана.
Изиду и подбежавшего мужчину Фурия уже не видела, потому что в поле зрения втиснулось другое, весьма обеспокоенное лицо.
- Кэт! - пробормотала Фурия.
Её подруга радостно вскрикнула, желая, наверное, сжать Фурию в объятиях, но, лишь дотронувшись до её плеч, вдруг отпрянула:
- Боже, откуда на тебе столько крови?
Фурия вспомнила о чём-то влажном и тёплом, выплеснувшемся на неё из жилища Ариэля.
- Пак, - прошептала она. - Интрига его прикончила…
За спиной Кэт появился Финниан.
- Пак мёртв?
Фурия слабо кивнула:
- Он хотел её…
- А что с Ариэлем?
- Не знаю.
- А с экслибри? Они…
- Они столкнули кавалеров в пропасть. Думаю, у них получилось, но… Интрига по-прежнему была там, когда мы переносились… Что случилось потом, я не знаю…
Финниан схватился за голову:
- Я должен вернуться, прямо сейчас! Мне даже на минуту нельзя было…
- Полно, мой мальчик, - вмешался мужчина. Он поддерживал Изиду, помогая ей подняться. - А если всё-таки решишь куда-то отправиться, мы закажем тебе такси.
Незнакомцу на вид было около шестидесяти, тучностью и странной стрижкой "под горшок" он напоминал Фурии монаха. Она видела таких на волшебных обоях фантазии, на тех самых обоях в резиденции, которые показывали происходящее в книгах, когда Фурия читала. Один из таких монахов был тайным союзником Фантастико Фантастичелли, он дал ему убежище в своём аббатстве. Но этот мужчина, в чьём доме они сейчас очутились, был одет вовсе не в рясу, а в разноцветную гавайскую рубашку с изображением розового заката на голубом фоне. На ногах у него были закатанные армейские брюки и растоптанные сандалии. Мельком поглядев на его ногти, девочка тут же отвела взгляд и стала потихоньку оглядываться.
Тёмная комната была заставлена полками и столами, все книги на них лежали плашмя, ни одна не стояла вертикально. На столах книги громоздились, напоминая бумажные горы, а между столов затерялся старый вращающийся стул. С потолка вместо люстры свисали провода, но на столах были включены лампы, освещавшие разбросанные страницы книг, увеличительные стёкла и перочинные ножи.
С первого взгляда девочка поняла, чем именно этот мужчина зарабатывал себе на хлеб.
- Вы кромсач! - вырвалось у неё.
Девочка даже не старалась скрыть своего презрения.
- Торговец литературой, - поправил он.
Платком мужчина отёр пот со лба Изиды. Глаза её до сих пор оставались закрытыми, но сейчас она сидела прямо, с шумом вдыхая и выдыхая воздух.
- Три перехода! - с укором воскликнул он. - Некоторых может погубить даже один! А вы позволили ей открыть трое ворот без малейшей передышки!
- Но мы не знали, что это может ей навредить, - сказала Кэт.
Финниана, казалось, мучили вовсе не угрызения совести.
- Фурия, что случилось там, в убежище? - жёстко спросил он.
Но Фурия ещё не закончила знакомство с "монахом". Её не волновало, что он заботится об Изиде. В её глазах такая работа, как у него, была настоящим позором. Кромсачи считались среди антикваров низшей кастой, их ненавидели и презирали. Эти торговцы зарабатывали себе на жизнь тем, что потрошили книги и распродавали их постранично. Они не чурались ничем и могли рвать на куски любые книги, лишь бы умножить собственную прибыль. На свете существовало достаточно коллекционеров, готовых заплатить огромные деньги за какую-нибудь изящную страницу из средневековой рукописи или первого издания иллюстрированного путевого дневника. Драгоценный экземпляр, который на аукционе можно было бы продать за сто тысяч фунтов, возрастал в цене в несколько раз, если каждую его страницу такой делец продавал за несколько тысяч. Часто эти страницы коротали свой век в драгоценных рамах, в папках или на полках, но никто их больше не читал, все лишь восхищались их уникальностью.
Кромсачи разрывали фолианты на части, и те становились достоянием богатых домов. Страницы находили своё место между работами Пикассо или слоновьими бивнями.
Отец привил Фурии настоящую ненависть к кромсачам, и она даже подумать не могла о том, чтобы очернить память Тиберия и принять в свои союзники такого человека. Все эти распотрошённые книги на столах разрывали ей сердце. Это была вовсе не мастерская, а настоящая книгобойня.
Вдруг Изида открыла глаза. Толстяк по-прежнему обтирал пот с её лба несвежим платком.
- Ну довольно, - нетерпеливо сказала она, - прекрати!
- Ты вся в крови.
- Это не моя кровь.
- Прошу вас, объясните мне, что случилось с Паком! - взмолился Финниан.
Они с Кэт уселись на старом диване с вельветовой обивкой среди пустых обложек и разбросанных страниц. Финниан резко подался вперёд, будто готов был в любой момент вскочить и побежать.
- Пак был моим другом, так же, как и Ариэль. Если с ними что-нибудь произошло…
- Интрига убила Пака, - сказала Изида. - Но вот добралась ли она до Ариэля, я не знаю. Сейчас это выяснить никак невозможно.
Лицо Финниана стало бледным как мел.
- Академия охотилась за ними обоими на протяжении многих лет, и вдруг появилась эта женщина и так просто прикончила обоих?
- Так уж привыкла действовать эта убийца. - Из уголка левого глаза Изиды отделился светящийся фиолетовый шарик и тут же лопнул.
- Невозможно так просто открыть три перехода без ущерба для своего здоровья! - сказал мужчина.
Его беспокойство за Изиду казалось очень искренним, но он всё равно был Фурии абсолютно несимпатичен.
- Прости, что мы все так неожиданно к тебе нагрянули, - сказала Изида. - Постараемся убраться отсюда как можно скорее.
- Я рад тебя видеть, хотя бы изредка.
Возмущённо взмахнув рукой, Изида оттолкнула толстяка и попыталась встать на ноги. Фурия протиснулась между ними и помогла женщине выпрямиться. Изида немного неуверенно прошла к стулу и присела. Она расстегнула молнию и опустила капюшон.
Других стульев не было, поэтому Фурия опёрлась на один из столов. Последняя жертва кромсача была написана на латыни, искусные виньетки обрамляли убористый текст. От подобного обращения с книгами Фурию выворачивало наизнанку.
Из двух узких окошек под самым потолком проглядывала кирпичная стена, на неё падал жёлтый свет уличного фонаря. Они находились в комнате под землёй.
Финниан, подавшись вперёд, закрыл лицо руками. Кэт приобняла его.
- Мне очень жаль, - сказала Фурия, повернувшись к нему. - На самом деле ей нужна была только я. Пак был совершенно ни при чём… И я сильно в нём ошибалась. Без Пака мы никогда бы не вернули сердечную книгу Изиды.
Фурия не знала, слышит ли он её, но Кэт слабо улыбнулась:
- Здесь нет твоей вины.
- Есть, - сказала Фурия.
Финниан поднял глаза:
- Пак знал, на какой риск идёт, а Ариэль и подавно. Даже странно, что несчастье приключилось только сейчас.
Толстяк в цветастой гавайской рубашке встал между окнами и прислонился к стене.
- Что вообще произошло?
- Ничего, что должно тебя волновать, - ответила Изида. - Мы немного отдохнём и снова исчезнем.
Мужчина, казалось, расстроился, но ничего не ответил.
- Книга Северина сейчас у Интриги, - сказала Фурия.
- Тебе ведь и самой не терпелось отдать ей эту книгу, - возразила Изида. - Я же тебя предупреждала.
- Она могла бы привести меня к Пипу, если бы Пак… если бы все поступали так, как она требовала.
Кэт рассерженно переводила взгляд с Фурии на Изиду:
- Может, хватит? Давайте лучше подумаем, что делать дальше. Это будет более разумно, чем обсуждать события, которые уже произошли и изменить которые мы не в силах.
Мужчина кашлянул и сказал:
- Вот и славно. Тогда начну я. Меня зовут… - Он на секунду замолчал, будто давно уже не произносил собственного имени. - Большинство называет меня просто Целестин.
- Это прозвище? - спросила Фурия.
- И не сомневайся, - сказала Изида.
- Я - Фурия. Это Финниан и Кэт. С Изидой вы уже, кажется, знакомы.
- Так и есть. - Теперь он выглядел ещё более несчастным. - Я её вырастил. Пусть даже она не слишком-то любит об этом вспоминать.
- Ах, прошу тебя, только не начинай! - поморщилась Изида.
Фурия с трудом могла представить её ребёнком, которого вырастили в этом подвале.
Кэт оглядела мужчину с головы до ног.
- Вы - отец Изиды?
- Нет, - вмешалась она, - я ведь вам уже объяснила.
- И всё же я лучший отец, который у тебя был, - сказал Целестин.
Изида молча повернулась к нему на стуле и расстегнула корсет. Она широко развернула его половины, и из глубины раздался шелест страниц. Целестина обдало порывом ветра, вырвавшегося из книжной груди Изиды.
- О боже! Что это?
- Я - экслибра. - В воцарившейся тишине Изида застегнула корсет. - И ты об этом знал.
Мужчина склонил набок голову, словно не понимая, что ответить. Затем он неуверенно кивнул, но, казалось, что он и сам не знает, правда ли это.
- Но… так было не всегда!
Прошлое изменилось несколько часов тому назад, но для него это происходило прямо сейчас, ведь история Изиды, наверное, уже довольно давно перестала занимать мысли Целестина.
- Ты рассказал мне историю о девочке, очутившейся на границе между светом и тьмой, - сказала женщина. - Может, тогда ты её просто придумал… Как бы там ни было, сейчас она стала реальностью.
- Но ведь… - Он запнулся, и Фурия увидела, как на лице отражалась вся мысленная работа этого человека.
Он переставал верить собственным воспоминаниям. Прежде он, вероятно, действительно считал, что сам выдумал эту историю, но теперь он понял, что это была старая и всем известная сказка. Сказка Зибенштерна. Странно лишь, что он никогда раньше об этом не думал.
Фурия презирала этого человека за то, как он поступал с книгами, но сейчас она ему сочувствовала.
- Надо ему рассказать. Это будет справедливо.
- Мне тоже так кажется, - согласилась Кэт.
Финниан не обращал внимания на то, что творилось вокруг, его мысли были о судьбе Пака и Ариэля, а также экслибри, оставшихся там, в лесу.
Изида молчала. Казалось, она пыталась показать всем, что Целестин ей глубоко безразличен, но ведь она никогда не выбрала бы это место в качестве укрытия, если бы не была уверена в нём на сто процентов. Наверняка это самое надёжное убежище, которое она смогла найти. И если это так, то её приёмный отец никогда их не выдаст.
Все молчали, поэтому Фурия взяла инициативу на себя и рассказала мужчине о своём появлении в Либрополисе и о том, как они бежали в Лес мёртвых книг. Целестин слушал очень внимательно и с интересом следил за всеми подробностями. Если он в чём-то и сомневался, то виду не показывал. Он был кромсачом, убийцей книг, противоположностью всех добродетелей библиомантики, но Фурия почувствовала, что первое её негативное впечатление об этом человеке оказалось ошибочным.
Пока она говорила, взгляд её останавливался то на изуродованных книгах, то на выключенном компьютере, то на открытых ящиках и коробках. Закончив свой рассказ, девочка вдруг увидела на одной из полок стеклянный сосуд, втиснутый между стопками книг.
Это была пыльная банка с закрытой крышкой. В ней лежала горсть пористых камней.
Фурия поспешно сняла банку с полки и поднесла к свету.
У каждого камня был свой оттенок - от ало-розового до приглушённого оранжевого.
- Они из ночных убежищ, да? У моего отца тоже были такие.
Целестин, до сих пор обдумывавший услышанное, рассеянно кивнул:
- Многие из прошедших войну принесли тогда с собой эти камни. Земля пропиталась кровью тех, кого мы там потеряли, поэтому мы и взяли с собой вот это. Чтобы ничто не кануло в лету, реку забвения.
Изида бросила на него косой взгляд.
- Только не начинай, папа.
- Она сама меня спросила.
Фурия поднесла камни к свету настольной лампы.
- Мой отец никогда об этом не говорил. Словно изо всех сил старался забыть - и не решался.
Изида вздохнула:
- А вот мой папа, если начнёт рассказывать, уже не может остановиться.
От Целестина не ускользнуло, что Изида дважды назвала его папой, и улыбнулся. Затем он протёр рукавом вспотевшую лысину и обратился к Фурии:
- Как зовут твоего отца?
- Звали. Он мёртв. Тиберий Ферфакс.
Глаза Целестина заблестели.
- Тиберий!
- Вы его знали?