Когда же мы свернули в переулки, так называется здесь пространство между двумя заборами, я стал искать нужные знаки. Пространство же это столь узкое, что пройти могут лишь два человека, третьему уже места нет. По началу Мия шла сзади, но постоянно спотыкалась о кочки, или в подступающей мгле неправильно ставила ногу, от чего пыталась завалиться на чужой забор. Так что, в скором времени, я решительно схватил её за ладонь и повел рядом как неразумное дите. Впрочем, вне дворцовых залов, большинство аристократок таковыми и становятся.
Дорожки петляли и уходили куда-то в глубь. Деревни строятся просто - от центра и на окраину, и здесь не соблюдается никакой системы, четких переходов и прямых линий. Все навалено в кучу и перемешано в хитрой паутине дорожек. Кстати, именно поэтому Москву и называют "Большой деревней", а вовсе не потому что там царит хамство и полное неуважение к ближнему твоему, может и поэтому. Но вы не подумайте, я к жителям столицы отношусь нормально, непредвзято. Просто, видимо так сложилось, что из всех людей, которые живут в этом городе, я общался с самыми, как бы это сказать - "москвичами" что ли. Хотя и было пара нормальных, даже приятельские отношения установились. Но на полсотни их оказалось всего трое. Хотя, я где-то слышал что Москвичи о Петербуржцах примерно того же мнения. В общем, две столицы в одной стране это "не есть гуд".
Дома, ближе к краю становились все беднее, пропали беседки, заборы обветшали, и виднелись даже огороды поросшие сорняками, а это признак крайнего упадка. И все же я не мог найти нужного мне здания. И когда я уже почти отчаялся и был готовь месить грязь по направлению к таверне, мне попался на глаза дверной косяк одного из обветшалых домиков. Это было единственное крыльцо в округе, которое даже в предсумеречный час освещалось факелом.
Дом был хороший, крупный, с массивными бревнами у снования, ухоженным огородам, маленькой банькой и даже некрупным амбаром. Что же он делал в "бедном районе"? Просто, когда сюда заезжали нынешние хозяева, он действительно был бедным, но наш брат труда не боится… И единственное что разбивало образ аккуратного жилища, это изрезанный царапинами косяк входной двери, причем факел водрузили таким образом, будто специально хотели подсветить эту паутинку.
Я, нисколько не боясь и не стесняясь, перегнулся через калитку и отодвинул задвижку. Эти задвижки вообще скорее для антуража, чем для какой-то реальной защиты. Подойдя к дому, все так же держа в левой руке уже потеплевшую ладошку дочери визиря, я провел пальцами правой по косяку. Царапины не были старыми, создавалось такое ощущение будто их подновляют чуть ил не каждый день. Я прикрыл глаза и глубоко вздохнув, постучал в дверь. Спустя пару минут раздались шаги.
- Кто такие? - дверь открыла пожилая женщина. Она была высокого роста, крепко сбита, седые волосы были стянуты в тугую косу, а в мозолистых руках лежала крупные скалка, которая в это мгновение казалась пострашнее наточенного бастарда. Из одежды на крестьянке был простой, но приятный сарафан, а на ногах ладные сапожки, которые и не у каждой горожанки найдутся.
Засунув руку за пояс, я вытащил из потайного кармашка одну из последних золотых монет. Их у меня осталось всего четыре.
- Не пустите ли вы переночевать на сеновале? - спросил я протягивая монетку. Вы наверно уже пальцем у виска крутите, предлагать крестьянину целый золотой за постой разве что не в хлеву.
- У нас на сеновале крыша протекает, и кот шальной ходит, - покачала головой женщина. На старуху она ну ни как не тянула.
Я убрал золотой, и из другого кармашка достал последнюю серебруху.
- Не пустите ли вы переночевать на чердаке?
Хозяйка покачала головой во второй раз.
- Чердак весь в пыли и мусоре.
Тогда я в третий раз сменил деньгу, достав медную монетку.
- Не пустите ли вы нас переночевать в свободной комнате? - спросил я.
- Старый! - раздался крик. - К тебе тут пришли! А вы проходите, нечего на ночь глядя на пороге толкаться.
Я улыбнулся и спрятал монету, а наткнувшись на полные недоумения зеленые глаза, поддался какому-то наитию и подмигнул. Внутри все было так же как и в нашем с Добряком срубе. Ну, почти все так же. А если честно, то это все равно что сравнивать номер люкс, и наркоманский хостел. У нас были земляные полы, из которых частенько вылезали черви. Здесь же пол был деревянный, залитый смолой, потом посыпанный песком, и сверху укрытый досками. Потолок был из колотых пополам бревен, уложенных на поперечную балку, и вся эта конструкция оказалась обмазана глиной. Стены же были обвешаны липовыми досками, и внизу стояли резные лавочки. Выше виднелись аккуратные полочки с разным добром. На окнах же висели занавески, а это уже в принципе нонсенс, в поселке еще ладно, но в деревушке, фактически хуторке, это признак зажиточности. Наверно странно говорить про зажиточность, когда в доме живут двое людей в возрасте, когда ни в мастерской, ни в поле не поработаешь. Но все объясняется одним простым фактом.
- И кого там принесло на ночь глядя, - из-за угла вышел крепкий старичок с повязкой на левом глазу и целой плеядой шрамов на руках. - Кому по ночам не спится?
- Хорошего ветра, - кивнул я хозяину дома.
Тот лишь отмахнулся и протянул мне руку.
- Прямых дорог. Но какой в этой тюрьме ветер и дороги?
Я пожал ему руку как это было принято на Ангадоре, то есть сжимаешь не ладонь, а предплечье.
- А тебе, труп ходячий, значит дроги и ветер подавай да? - раздался голос хозяюшки откуда-то с кухни.
- Молчи, карга древняя! Лучше стол накрывай.
- Пень трухлявый, ишь как перед гостями нахохлился.
Странно, но все это вызывало у меня лишь улыбку. Женщина продолжала распаляться, но старик прикрыл дверь, ведущую судя по всему в обедню.
- Вот ведь достала, - выдохнул он. - Знаешь, молодой, не женись. Что хочешь по жизни делай, но не женись.
Я сперва не понял к чему-то он, но Мия, поспешно вырвавшая свою ладошку из моей руки, сама дала ответ.
- Мы не вместе! - взвизгнула она.
- Вот о чем я и говорю, - опят вздохнул мужик и опустился на лавочку, я дождался пока сядет леди и уже потом присел сам. Хоть чему-то Лейла и Норманн меня обучили. - Вы даже не вместе, а она уже вперед мужского слова лезет. А как браслет на запястье появится, так такое впечатление что не беседу ведешь, а от служивого пытаешься отбрехаться. Натурально за глотку держат.
- Спасибо тебе за совет, - хмыкнул я. - Видимо и ты не нашел под пнем книгу в золотом тиснении, где было бы написано как ужиться с женой и другой женщиной?
- Многое я под пнем видел, многое в мешок спрятал, много на торг оставил, но такой книги не видывал. А если бы и видывал, тебе, зеленому, ни в жизнь бы не отдал.
- Так мне и не надо во владение. Так, полистать бы, посмотреть одним глазком. Глядишь, и жизнь бы наладилась сразу.
- А что, без знаний нужных совсем все плохо? - прищурился дед. Мия же лишь смотрела на нас с легкой опаской, как смотрят на сумасшедших, ведь её "наш" язык, вроде и Имперский, был совсем не ясен.
- Не поверишь. По глупости делаю глупые вещи, по неразумению говорю неразумные слова. Даже не знаю что такое.
Вопреки моим ожиданиям, дед лишь улыбнулся и хрустнул костяшками некогда пудовых, а сейчас сморщенных, кулаков.
- Привыкнешь. На дорогах змеи ползают редко, учиться с ними общаться некогда. Так что учись сейчас.
- Попытаюсь, но больно ветер сильно в спину дует.
- Расскажешь?
- Накормишь?
Дед снова хмыкнул и крикнул.
- Презренная женщина, как там наш ужин?!
- Готово уже все! - раздался второй крик.
- Ну, пойдемте.
Поднявшись, я предложил руку Мии, но та лишь фыркнула и поднялась сама, попутно окинув меня столь унизительным взглядом, будто пред неё какой-то полуразложившийся труп червя. Нет, вот как они (женщины) это делают. Вот вроде я с какой-то стороны и был прав, но вот прошло все с час, а меня уже одолевают смутные сомнения. Может развеять волшебство и пусть её обновленное платье осыплется травой. Кстати о волшебстве, надо бы содержимое мешок толкнуть, а то скоро совсем без денег останемся. Я подозревал что дочка визиря отправилась в путешествие имея на счету в банке определенную сумму "на расходы", но здесь сыграли свою роль два фактора - упертость и дутые принципы, из-за которых я бы с такой просьбой ни за что не обратился к надменной девчушке. Уж лучше потом в статью расходов включу, и её папеньку передам. И будьте уверены, визирю повезет если я на бумаге увеличу потраченную сумму всего в два-три раза.
Миновав коридор, мы очутились в обедне. На широком столе, крытым скатертью, стояло четыре миски со вкусно пахнущим луковым супом. В центре стояли горшочки с тушеным мясом, а на большое деревянной доске (или как это называется) лежали разные овощи. Так же был горшочек с соленьями, и на домовой печи пыхтел местный аналог чайника. Эдакий уменьшенный самовар без ножек. У меня заурчало в животе, и хозяйка одарила меня доброй улыбкой.
- Садитесь, - сказала она и мы расселись.
В руки мне сама собой легла деревянная ложка, и я тут же взмолился всем богам, чтобы леди не обидела хозяев и не показала свое "фи" простому, для неё, столу и простым, для неё, приборам. Но девушке не показала виду, они чинно уплетала суп за обе щеки. Разве что треска не было слышно. Голод, он ровняет всех. А суп оказался просто божественным на вкус, я сам не заметил, как ложка уже стукнула дно миски. Тогда хозяйка забрала опустевшую посуду, и подвинула к нам горшочки. Лишь я поднял керамическую крышечку, как в ноздри ударил аромат мяса, овощей и картошки. В общем, не удивительно что и эту порцию я слопал с невероятной скоростью, впрочем девушка оказалась быстрее. Вопреки всем ожиданиям, седая женщина была только рада, и смотрела на нас практически с материнским умилением. Вскоре мы уже потягивали ароматный чай и заедали его сушками.
- По нраву ли пришлась трапеза? - спросил хозяин, обмакивая сушку в кружку.
- Уже давно мы не ели ничего вкуснее этого, - кивнул я. - Благодарю вас за это.
- Надеюсь я так же смогу тебя поблагодарить за столь же вкусный рассказ?
- Я так же надеюсь на это, - вновь кивнул я и начал рассказывать историю, которую из присутствующих поймут лишь трое. - Путь свой я начал из второго дома. Дорога шла кривая, и ветер странно себя вел, он то дул с запада, то с востока, а иногда приносил северные холода. И никто не решался меня подвезти. В итоге, я оказался в гроте с отравленной водой, но вовремя успел это распознать. Пришлось бежать по извилистому тракту. В итоге в мои руки попал алый цветок с шипами.
Дед крякнул, а женщина лишь покачала головой.
- Я понес этот цветок на запад, где он и рос, - продолжил я свой рассказ, напрочь игнорируя смятение высокородной. - Через три сезона, мне случилось биться за него и опавшие листья поцарапали мне руки. Тогда я некоторое время стоял на месте, но вскоре чужой ветер понес меня на север. Там я шел сперва над холмами, но мне случилось спуститься под них, где я провел четверть перехода по Имперскому тракту. Но цветок отказывался оставлять меня в покое, лишь выбрался я на божий свет, как повстречал три ласточки. Одна из них села мне на плечо, и указал путь к телеге. В ней я обнаружил, кроме старых, нового попутчика, оказавшегося лицом высоким с глубокими корнями. Так мы двинулись дальше, все дальше уходя в бурелом. Ветки его били нам по ногам, а острые колючки изрезали лицо. В итоге мы вышли к саду, куда и был посажен цветок. Вот только пока я сажал его, то шипы стебля так сильно впились мне в руки, что чуть ли не познакомили с Седым Садовником.
Женщина снова охнула, а хозяин так сильно увлекся рассказом, что перестал пить.
- Там же я разминулись наши пути, кто-то из попутчиков отправился еще дальше, а один нашел свой последний порог. Тогда, собрав плоды, я отправился к Холму Царей. Здесь я обменял семена на чернила и пергамент. Год я провел на месте, в метаниях не столь праведных, сколько справедливых. Мне довелось выплатить черный долг, и показать три последних порога трем высоким людям. Последний из которых, на короткое время стал для меня попутчиком, но я так и не понял, кем же он остался на тот момент, когда ветер перестал его беспокоить. После этого я пришел в дом начал, и стал попутчиком для хранителей золотой шкатулки с розовым бриллиантом. И отвезти её должно в место где яркий глаз пробуждается от мокрого сна. Наша дорога началось ровно, без ухабов, без проливных дождей и без красных ходоков. Так мне казалось, но красные следили за нами и вели к себе. В итоге весь караван встретил последний порог, а у меня на руках оказался шкатулка. Красный попытался её открыть, но я вовремя подоспел и отвел его последнему порогу. Потом была погоня. Я долгое время бежал по изначальному дому, но наткнулся на семью серых ходоков. Мы дрались и я выжил, а они нет. Здесь мой рассказ подходит к концу, так как после я постучал в вашу дверь.
Мия, уже минут пять назад, прекратила попытки расшифровать мой рассказ, и теперь просто наслаждалась ароматным напитком. Хозяйка же нервно теребила в руках скатерть, а мужик лишь хмурился.
- По кривой дороге ты идешь. Я слышал про цветение алого бутона, слышал и о саде, в которой его посадили. Половина его тогда сгорела, ложное это дело - жечь спокойные цветы. Тебя же не виню, те кто идут за семенами, подневольны, тут мне нечего тебе сказать. За черный долг зауважал, и то что ты рессоры высоким обломил тоже, но не разобравшись в себе, сложно идти дальше. Про случай в изначальном доме, мне уже рассказал чароплет, его ворон летал рядом, и старый попросил меня подготовить комнату для брата. Признаюсь, я тогда удивился, последний брат приходил сто лун назад.
- Есть ли рассказ брата, который я мог бы услышать?
Дед лишь покачал головой.
- Тот рассказ был платой, не могу я плату одного, отдать другому. Прости, но нет, его рассказ останется лишь здесь, - старик указал себе на висок. - Должно мне дознаться. Будет ли твой рассказ платой?
Я недолго думал над этим вопросом.
- У меня неплохо выходит колоть дрова.
Хозяин улыбнулся, как и женщина.
- Правильный ответ. Рассказ слишком хорош для платы, но многие братья это уже забыли. Как и забыли они о Медной Истории. За прошедшие сто лун, ко мне приходило еще четверо, но они не знал ни Истории ни нашего языка. Я прогнал их, а чароплет наслал на них воробьиную стаю. Те ушли еще до первой звезды. Тебя же я приму как родственника, как и положено с первого завета. В доме есть гостевая комната, но покуда ты за этим порогом, она будет твоей так же, как и весь дом мой.
- Благодарю тебя. Но комнату больше подходит для моей спутницы, я же предпочту крышу.
- Дело твое, - хмыкнул дед и хлопнул ладонями об стол, давая мне понять, что один разговор закончен и пришло время начинать другой. - Дорогая, покажи этой красавице комнату, а нам с парнем надо бы поговорить о железных делах.
Я уже ожидал очередную волну неудовольствия от Мии, но ту столь сильно разморил сытный ужин, что она уже давно сопела у меня на плече. А я и не заметил. Все же язык путников дается мне тяжело, Добряк сколь не пытался в меня его вколотить, сколь бы не была прекрасно моя память, а он все не давался ну ни в какую. И этот маленький диалог стоил мне больших интеллектуальных затрат, да таких, что даже голова разболелась. Хозяюшка нежно подхватила леди и повела её, полусонную, куда-то в глубь дома. Старик же, хотя так его называть просто нельзя, отодвинул чашку и достал простецкую трубку. Забив её табаком, он щелкнул древним, потертым огнивом и затянулся.
- Пока она не видит, - оповестил он меня выдыхая колечки дыма. - А ты чем страдаешь?
- Да вот, - пожал я плечами. - Пытаюсь вырезать фигурки, но пока не очень получается.
Мужчина пожал плечами.
- Со временем придет умение. Ну ладно, покажи чего в мешке.
Ради просмотра содержимого мы отошли в кладовую. Здесь, в маленькой каморке, было развешено вяленное мясо, сушеные листья и травы, и еще стояли банки и горшочки с разной всячиной. Я развязал тесемки с тал выкладывать на прилавок все, что осталось от молодого оленя. Торговались мы долго, да так лихо, что седая женщина два раза приносила нам чай. В итоге сошлись на одной серебряной и двух медяках за все. Причем эти деньги тут же ушли на две пары обуви, хоть и поношенной, но добротной, у нашего брата другой нет. Так же я прикупил одну серую матерчатую рубашку и большую часть денег с продажи ушла на сарафан. В старом сундучке, где лежали эти вещи, находилось еще кое-какое барахлишко, но я отказался брать, так как неизвестно что там впереди, и когда пригодится крупная монета.
В и тоге, хлопнув по рукам, хозяин деланно покряхтел, наигранно схватился за поясницу и предложил отправляться на боковую. Я согласился. Взяв свой плащ, я поднялся по приставной лестнице на крышу, и там улегся у печной трубы, которая послужила мне грелкой. На небе уже сияли звезды, а по главной улице, которая лежала в паре кварталов отсюда, ходили дозорные с факелами. Они вроде как охраняли покой и сон сельчан. Ну и в двух вышках, в двух сторонах, так же сидели смотрящие. Правда что-то мне подсказывает, что вряд ли они смогут выдержать дозор когда наступит час сурка, час, в который даже самый бывалый служивый, нет-нет, а кемарнет на минутку другую. Так же и я, сколько не предавался самокопания, сколько не искал ответ на вопрос, чего это я так себя веду, но когда выглянула луна из-за облака, и окинула меня своим светом будто укрывая теплым одеялом, и я отправился в долину Морфея.
- Крынк, - топор разрубил древесину и ударился в пень. Наверное у этого пня есть какое-то особое название, но я его не знал. Выгнув спину, я утер пот со лба. Дрова колоть я действительно умел и даже любил. Это было с одной стороны не так то просто - нарубить дров, но с другой это было легко на каком-то другом уровне. Так просто, взять полено, положить на пень, занести топор и работая одновременно прессом, поясницей и руками, опустить его вниз. И так раз за разом, час за часом. Легкий перерыв чтобы промокнуть пот, посмотреть как высоко солнце и смочить горло холодной водой.
- Крынк-крынк, - кричит топор и колет дерево.
Простые движения, простая цель. Ни каких мыслей или эмоций, лишь незамутненное сознание, для которого свет клином сошелся на очередном полене. Топор лежал в руке удобно, а мозолистые ладони были привычны к такому, так что для меня колка дров была сродни зарядке или бегу по утру. Когда же рядом с домом выросла поленница не самых больших, но внушительных размеров, я в последний раз умыл лицо и всадил топор в пень. Надо бы как-нибудь узнать его "профессиональное" название.