Перед глазами все плывет. Жар становится все сильнее, руки затекают. Ног уже не чувствую.
Прощай, жизнь…
Я закрываю глаза, проваливаясь в небытие.
Меня возвращают к жизни удивительно нежные и прохладные прикосновения к обожженным плечам. Словно лучший шелк, нет, шелк по сравнению с тем, что гладит меня по плечам, ничего не стоит.
Скоро хватает сил открыть глаза и приподняться на локтях. Чудесные прикосновения холодят и лечат раны, убирают черные хлопья гари.
Я, не веря глазам, смотрю на трех белых сов, которые кружат надо мной, аккуратно поглаживая раны кончиками крыльев. В их слепых глазах светится забота. В стороне сидит еще одна птица. Кончики ее крыльев совсем черные, а из-под перьев на левом крыле проглядывает след недавнего синяка.
Я сижу на крыше Транаррского замка, смотрю на ночной город, сияющий огнями. Звезды над головой, звезды под ногами.
Почти захлебываясь, дышу ночью.
Глупо улыбаясь, смотрю на огонь. Тоска ушла, а ночь еще не кончилась… Легко вскочив на ноги, оглядываюсь на спутников. Мирно спят. Поспешно оглядываю окрестности в Инт-диапазоне в поисках возможных неприятностей. Все чисто. Костер почти потух. Поворачиваюсь к магам, лежащим в корнях дерева, спиной и углубляюсь в чащу. Темно, за каждым деревом таится страшная фигура. Пахнет прелыми листьями, нагретой солнцем землей. Чуть заметно тянет дымом от нашей стоянки. Тихо.
Иду, перешагивая через корни и вывороченные последней грозой корни деревьев, пригибаясь, чтобы не надеть на шею лиану. Власти близлежащих городов поражались количеству удавленников в этих районах, пока не попытались прогуляться по здешним лесам ночью. Отправилось пять человек, вернулся один. Больше групп не посылали.
Где-то вдалеке ухает сова. Губы начинает сводить от улыбки. Лес дышит – в нем все время что-то рождается и умирает. Падает одинокий лист – и тут же где-то возникает новый росток. Падает мертвой птица-мать – из-под ее тела выбираются к свету птенцы. Это жизнь. Так дышит мир.
Я вышла к реке и села на берегу. Река шептала что-то о забытых битвах, чужих потерях. Ее никто не был способен услышать – никто кроме меня да редких абсолютных магов воды, забредающих в эти края. Ее голос звенел, она говорила не на человеческом языке, а на причудливой смеси голосов птиц и деревьев.
– Как тебя зовут?
Звон изменил тональность. Поверхность воды отразила прошлое – лицо человека в неприметной одежде, с огромной тетрадью для записей в руках. Я назову эту реку Звон.
Это был лишь отзвук голоса, лишь видение лица. Но я – одна из немногих – могла услышать, могла разглядеть.
– Звон. В чем смысл жизни?
Волны плеснули чуть сильнее, и я услышала… нет, не ответ, но тот же самый вопрос. Все задавали его реке Звон. Деревья, чьи голоса было сложно различить в шелесте листвы и скрипе стволов. Животные, которые с недоумением смотрели на свое отражение. Люди, потерявшиеся в лесу, и маги.
Потом волны образовали лицо, сотканное из бездонной глубины, с глазами темно-синего цвета.
– В чем смысл жизни? – повторила я, зачарованно глядя в глаза реке.
– Оставаться собой…
Я проснулась только на рассвете – меня убаюкал шепот реки. Поднявшись и потянувшись, я посмотрела на реку.
– Можно я умоюсь?
Река расхохоталась – словно зазвенели серебряные колокольчики.
– Да на здоровье!
Встав на берегу на колени, я опустила голову в воду. В нос тут же залилась вода, промокли волосы. Я вскочила на ноги, поклонилась реке и, отфыркиваясь, пошла к лагерю. В голове было пусто. Ветер гладил прохладной рукой лицо, травы шептались, устилая мне путь, деревья склонялись, и в шепоте их листьев слышались какие-то голоса.
Мне хотелось бы идти вечно, но я вышла к поляне всего через несколько минут. Антелла тихо сопела где-то под листьями, Сирена свернулась клубочком рядом. Жан спал, не обращая внимания на то, что у него под позвоночником толстый корень. Проснется – будет болеть спина.
Я тихо фыркнула. Так недолго превратиться в заботливую мамашу. Почему я не пошла одна? Да потому что без датчика-ключа вся затея бесполезна, а учеников нам дала Кран-пель, которой я отказать не могла. Но теперь ее нет. Не важно, ее последняя воля все еще в силе. Да и мне нравится идти в компании. Эти маги… в любом другом обществе их посчитали бы за ненормальных, но я себя чувствую в их компании так, словно вернулась домой. Вот только у меня никогда не было дома, где меня кто-то ждал…
В слаженной симфонии храпа что-то прервалось. Я повернула голову.
– Доброе утро, – Жан подавил зевок. – Рита, ты что, стояла на страже?
– Ну…
– А ты хоть ложилась?
– Да. А к чему такой вопрос?
Сирена зашевелилась и открыла глаза, посмотрела, щурясь, на нас с Жаном. – Что случилось?
– А, все в порядке. Жан сел на корень.
– Ну… я беспокоился. Ты все время сидишь и сторожишь, а мы спим.
Антелла тоже проснулась, судя по продолжительному зевку.
– Сговорились вы все, что ли?! Ладно, уговорил. Теперь я буду ночью спать, а вы – сторожить по очереди.
Антелла гневно уставилась на Жана.
– Я привыкла. Я могу несколько дней не спать. Дежурить буду я.
– Между прочим, некоторые и не возражали, – Антелла подкатилась к костру. – Что у нас на завтрак?
На завтрак Сирена нарыла корней белого дерева. У них достаточно странный вкус – горький, но остановиться просто невозможно. После завтрака мы направились дальше. Путь был легким, пока не кончился лес.
– А это что такое? – Сирена поставила ногу на песочную полосу между двумя частями леса. Я не успела ее остановить. Она замерла. С тем же заинтересованным выражением на лице, веселыми искорками в глазах. Жан дернулся к ней.
– Стоять.
Он остановил занесенную над песком ногу.
– Но…
– Граница. Она теперь – нелегал. Придет пограничник, отпустит. А пока…
– Что, пока? Жан отошел на шаг от полосы.
– Будем ждать. А что еще делать?
Через полчаса пришел пограничник. К ногам у него были привязаны длинные палки с башмаками на концах – ходули. Как он удерживается на такой высоте? Он ведь не маг воздуха! Ходули аккуратно сложились, опустив пограничника на песок. Он тут же схватился за амулеты.
– Добрый день, – произнесла я, поднимаясь с земли и подходя к песку. Пограничник глянул на меня и тут же отступил вглубь песчаной полосы. Это нормальная реакция пограничников на меня – стоит убить одного, и все остальные начинают пропускать через границы без пошлины.
– Это ты… ты-ты-ты…
– Рита, очень приятно познакомиться.
Смертельно перепуганный пограничник покосился на Сирену.
– А… что тогда…
– Давай, отпускай ее, нам пора в путь.
– Н-но… я не… она же нелегал…
– ?
Через минуту мы уже стояли на стороне Каройны. Пограничник унесся вдаль на своих ужасных ходулях, а Сирена, с подозрением оглядываясь на песчаную полосу, шла с нами.
– Остался только один вопрос, – задумчиво произнесла она, когда мы отошли на порядочное расстояние от границы. – Как он ходил по песку?
– Очень простая магия. Мы не можем ходить по песку, он не может ходить по обычной земле.
– Ужасно, – решила Сирена. Вперед она больше не лезла.
Остаток дня прошел без приключений. Мне начинало надоедать. Выручали только уроки, которые я давала. Например, было очень интересно наблюдать, как Сирена пытается уронить брата, не причинив ему никакого вреда. С помощью магии сделать это не получалось. Только через несколько минут я удосужилась объяснить, что нужно просто ударять под колени.
– А все-таки, почему он меня отпустил? Ведь из-за тебя! Почему?
– Понять не могу, с какой стати они меня так боятся. Одного убила – и все улепетывают, теряя ходули.
– Убила? За что?
– Он остановил меня, когда я пыталась перейти границу. Избил до полусмерти. Я вернулась ночью.
– Дуэль?
– Горло перерезала.
Сирена передернулась. Вечером мы, как всегда, сидели у костра. Рассказывать не хотелось, слушать тоже. Мы просто смотрели на игру огня.
"Кто это?"
– А? – я огляделась по сторонам. Нас стало пятеро.
– Ты кто?
Появившийся из темноты пожилой человек никак не отреагировал. Только подполз еще ближе к огню, откинув с лица спутанные космы. Когда-то красивое лицо изуродовали шрамы, морщины, на нем застыла маска ужаса. Кутался старик в какую-то коричневого цвета хламиду.
Я помахала у него перед лицом рукой. Он не ответил. Только продолжал смотреть на огонь с ужасом.
"Кто ты, старец?"
Не вздрогнул, словно мой голос и не звучал у него в голове. Судя по тому, что я слышала, он вообще не думал. Да как такое может быть? Я взяла его за руку, пытаясь нащупать пульс. Безрезультатно.
– Кто ты? – тихо спросил Жан.
Старик поднял голову, что-то вытащил из-под одеяний и протянул Жану. Это было некое подобие арфы, только струн было слишком много.
Как он… У него даже пульса нет… Старик тихо поднялся и пошел назад, в чащу.
– Куда он? – спросила Антелла.
– Туда, куда нам дорога закрыта.
– И я этому очень рада, – пробормотала принцесса.
– Он не дышал – вы заметили? – Сирена смотрела в чащу.
– А еще у него не было пульса. Он не живой.
– Но он ходил! И дал Жану эту… эту…
Мы смотрели на Жана, все трое. Он молча смотрел на то, что держал в руках.
– Жан, почему ты молчишь? – голос Сирены срывался.
– Тихо. Он просто должен сыграть. Иначе…
Мой ученик поднял руку и опустил на струны.
Мелодии не было. Не было. НЕ БЫЛО!
Поляну заливали волны тишины.
А потом раздался голос Жана. Если это, конечно, был его голос.
Погасли все звезды,
Закрыта тучами луна,
Но запах свободы
Мы не забудем никогда,
Все надежды и стремленья
Сожжены дотла,
Кругом потери и измененья –
Здесь жизнь умерла.
Ты не получишь прощенья,
Закрыты окна и двери,
Когда кончится затменье –
В любовь перестанешь верить.Мертвое небо, тени на лицах –
Здесь что-то случилось,
Ты надеваешь крылья убитой птицы,
Твое сердце разбилось,
Забытое счастье, чужие слова,
В разбитом сердце жизнь мертва,
В открытые окна наносит снег,
Кончается наш век.
И в один миг после того
Покрыла землю темнота,
И вырвались из царства снов
Все, кто мог летать,
Над городами сгустилась тень,
Пустые улицы наполнил туман,
Все ждут, пока наступит день,
А пока даже боятся дышать,
Это ты во всем виновна,
Кошмары рыщут в поисках жизни,
Они хотят только смерти и боли,
Мешаются в мире сказки и были…Мертвое небо, тени на лицах –
Здесь что-то случилось,
Ты надеваешь крылья убитой птицы,
Твое сердце разбилось,
Забытое счастье, чужие слова,
В разбитом сердце жизнь мертва,
В открытые окна наносит снег,
Кончается наш век.
Инструмент выпал из пальцев Жана и занялся ярким пламенем. С душераздирающим треньканьем лопались струны. Жан схватился за голову.
– Что…
– Спорим, он не знает этой песни?
Сирена подползла к брату.
– Эй…
Он опрокинулся бы назад, но его поймала сестра. Я присела возле его головы, развязала мешочек со Снежинками. Они замерцали в свете костра. Больше всего хотелось съесть хотя бы одну. Нельзя. Жану нужнее. Я сыпала в раскрывшийся рот Снежинки, пока Жан не вздрогнул, открывая глаза.
– Ты как? – сестра помогла ему сесть.
– Голова болит, – ответил он с нескрываемым счастьем на лице. Сирена перевела взгляд на меня.
– Это…
– От боли. От боли в сердце. Только для магов воды…
– Жаль, – с неизмеримым сарказмом заявила Сирена. – Но вообще-то я о том, что он пел.
– Пел? Я не умею.
– Все же ясно. Это не он пел, это пели через него, – раздраженно откликнулась я.
– Но кто?
– Откуда мне знать? Разве это важно?
– Рита, ты шутишь?! Конечно, это важно! От врагов это послание или от друзей! Нас хотели напугать или предостеречь?
– Мне почему-то кажется, что им все равно. Они не враги и не друзья. Просто они должны были передать эту информацию нам.
– О чем вы говорите? – беспечно поинтересовался Жан. Я тяжело вздохнула.
– Помнишь, старик принес арфу и отдал тебе.
– Это я как раз помню, но что было дальше?
– Ты запел, причем запел пророчество. Ты что-нибудь помнишь?
– Что-то расплывчатое… плохо видно… какие-то лица… ничего конкретного.
– В общем, выяснить, кто это был и зачем он это сделал, мы не можем, – подвела итог Ан. – Может, попробуем понять, о чем говорилось в этом пророчестве?
– Давайте. Как там начиналось?
– Погасли все звезды… здесь жизнь умерла… что-то мне не нравятся перспективы.
– Это фигурально. Начало можно свести к одному: "когда не останется надежды". Что дальше?
– Про кого-то, кто не получит прощения, и конец затмения.
– Ты права, Сирена, перспективы ужасны.
– Мертвое небо, забытое счастье… и крылья… что-то про крылья…
– … убитой птицы, – подсказала Антелла.
– Птицы… птицы… – я замолкла. На миг в голову пришла совершенно безумная идея. "Ты надеваешь крылья убитой Птицы". А почему бы и нет? Да нет, не может быть.
– Ладно, с птицей неясно. А что дальше?
– "Это ты во всем виновна". Кошмары выходят на улицы. В городах – пусто. Снова мертвое небо. Кончается наш век.
– Кто во всем виновен?
– Кто-то из нас троих, иначе зачем бы это пели нам?
Мы с принцессой замерли. Сирена попыталась обдумать собственные слова.
– Вот черт, – наконец сказала она.
– Итак, у нас имеется ужасное пророчество насчет грядущего, и кто-то из нас виновен в том, что оно исполнится. Все счастливы?
– Может, глупый розыгрыш? – без особой надежды спросила Антелла.
– Ага. Глупый розыгрыш. Человек, который не дышит и не думает, и предсказание, которого не помнит тот, кто его произнес. Глупый розыгрыш.
Мы молча легли спать. Мне даже не пришло в голову выставить дозор. Да и никому из моих спутников тоже. Нас всех слишком ошарашили последние события.
6
Меня в который раз разбудил чей-то крик, который, правда, тут же оборвался.
– Это начинает превращаться в традицию, – пробормотала я, пытаясь подняться на ноги. Стоило мне встать на колени, и что-то обвило мне лодыжки и запястья. Потом прямо на моих глазах из земли вырвалась лиана и повисла у меня на шее, притянув чуть ниже к земле.
Доброе утро…
Магия не действовала. Да что же это такое?! С трудом приподняв голову, я увидела примерно в десяти сантиметрах от своего лица два побега, нацелившиеся мне в глаза. Все веселее и веселее. Жан и Антелла стояли в нескольких метрах. Оба протянули руки вперед, и от них исходило зеленое сияние.
НЕТ! Они…
Сирена отползала к дереву. На нее надвигалась, извиваясь, летучая змея. Она была покрыта мелкой серебряной чешуей. За глазами был сложенный капюшон, делящийся на два полупрозрачных зеленых "крыла". Я не видела ее глаз. И, чую, мне очень повезло, что не видела.
Я посмотрела на Жана и Антеллу. В глазах обоих застыл ужас. Невезучие, достались змее. Маги земли всегда подчиняются ее воле.
Что делать? Сирена рванулась в сторону, пытаясь добежать до меня. Лиана сделала ей подножку. Ученица упала, села, потирая руку. Змея неотвратимо надвигалась на нее.
– Бесполезно, – прошептала я.
– Жан, Жан! – Сирена бросилась к брату, принялась его трясти. Тот отмахнулся, с ужасом глядя на собственные руки. Его сестра упала, сжалась в комок. Из земли выстрелили две лианы, схватили ее за руку, развернули ладонью вверх. Змея подползла ближе.
Из глаз Жана текли слезы. Он пытался что-то сказать, пытался вырваться. Я опустила голову.
– Безнадежно. Мы проиграли.
Даже удавка на шее чуть ослабла, почувствовав, что я не стану вырываться. И тут я увидела у себя на поясе кинжал.
А почему бы и нет?
Как говорила Кран-пель, умирать – так с мечом в руке.
Я резко дернулась, так что кинжал вылетел из ножен, и выдернула голову из петли. Лиана озадаченно закачалась в воздухе. Я подобрала кинжал зубами, схватилась поудобнее и перепилила лиану на одной руке. Зубы заныли, на руке остался порез. Срывая ногти, я порвала лиану на другой руке и левой ноге. Потом изо всех сил наступила левой ногой на правую. Лианы уползли, подергиваясь.
Змея чуть взглянула в мою сторону, но тут же отвернулась обратно. Антелла шагнула ко мне, поднимая руки. Из земли взметнулись побеги, меня прижало к земле, кинжал откатился к краю поляны. Очередная лиана, покрытая неприятного видя шипами, нависла над моим горлом.
С мечом в руке? Как это глупо…
С трудом скосив глаза, я увидела, как змея с ужасающей неторопливостью вонзает левый клык в руку Сирене.
– Неееееееееееет!!!!
Жану удалось-таки освободиться от чужой власти. Он рванулся к сестре, схватил змею за хвост и отшвырнул в сторону. Поскольку рука Сирены все еще была зафиксирована лианами, змея отлетела, ударилась о дерево и сползла с него, оставив клык в руке девочки.
Лианы опали, но Жан продолжал удерживать руку Сирены на месте. Она металась по земле и выла.
– Больно, больно, не могу, не могу…
– Клык не трогать, – рявкнула я, бросаясь к кинжалу. Рука Антеллы замерла на полпути к змеиному зубу. Я схватила кинжал. Лезвие упало на землю, и распрямились два железных когтя горгульи. Мне понабилась примерно секунда на то, чтобы посмотреть на Сирену, на нож, снова на Сирену. Потом я упала на колени возле Жана, прижав когти, похожие на тонкие лезвия, друг к другу.
– Придется вскрывать, иначе, когда будем выдергивать, яд просочится.
Сирена кивнула, сжав зубы. Антелла пошла проверить, как там змея, и, если надо, еще раз ее оглушить. Я развела когти на такое расстояние, чтобы между ними поместился клык, и вонзила нож в руку Сирене. Из ее глаз покатились слезы. Жан погладил сестру по голове.
Я отпустила когти, и они аккуратно вспороли руку ученицы. Использовав нож, как пинцет, я вытащила клык. На кончике уже начала формироваться капля яда. Сняв с пояса флягу, я зубами сняла крышку и подставила горлышко под клык.
Когда прозрачная капля упала во флягу, "зелье" мгновенно вскипело и стало ярко-зеленым. Я медленно выдохнула и положила нож на землю. Закрыла флягу и повесила ее на пояс.
– Ф-фу, обошлось… Кстати… а как Жану удалось вырваться?
Сирена разрыдалась и повисла на шее у брата.
– Извини. У меня что-то с головой… – я вытащила Энк и провела по ее руке. Пальцы закололо от холода – это уходила жизненная сила вместе с магией. Зато рана закрылась.
Антелла подошла к нам, держа змею за хвост. Капюшон раскрылся и повис, а вертикальные зрачки закатились. Принцессе явно было неприятно нести за хвост поверженного врага.
– Ну и что мы будем с этим делать?
– Шссссссссссссссс… ш!!шсс!сс…