Один из пассажиров приподнял веки. Глазки у него были нехорошие: словно две черных дырки, вдобавок посаженные чересчур близко. Окинув капитана безразличным взором, уродец зевнул, обнажив длинные лошадиные зубы, и вновь впал в прострацию. Гаргулов еще какое-то время таращился на странную парочку, потом бочком-бочком миновал их и двинулся дальше, пытаясь собрать воедино разлетающиеся осколки реальности. "Больные, прокаженные какие-то… А поезд - специализированный, медицинский… Да нет, чушь все это, чушь…"
Следующий вагон встретил капитана сильным и неприятным запахом. Источником его была куча бесформенного тряпья на сиденье. "Бомж", - решил Сан Саныч. "Скотина, воняет-то как!" - Гаргулов без церемоний тряхнул пассажира:
- Эй, любезный! Ну-ка, подъем!
Тряпье зашевелилось… Гаргулов быстро отдернул руку. Волна искр в очередной раз прокатилась по вагону, и капитан углядел среди темных лохмотьев матовый блеск чешуи. Что-то двигалось там, в этих тряпках, которые на самом деле были чем угодно, но только не тряпками; что-то большое и упругое неторопливо разворачивало бесчисленные петли гибкого тела… Шорох был еле слышен, но от этого звука шерсть встала бы дыбом на загривке любого примата - неважно, провел ли он свою жизнь под кроной тропического леса или закончил с отличием милицейскую академию… Стараясь не делать резких движений, Гаргулов отступил назад. Зловещее шуршание гипнотизировало. Темная масса на сиденье меняла форму, пухла, разворачивалась, поднималась все выше и выше… Трусом Сан Саныч не был: за годы службы довелось ему повидать и холодный блеск финки в татуированных лапах, и сквознячком в душу веяло от автоматного зрачка, в общем, чем только не радовала жизнь, особенно в веселые девяностые. Ситуации, повергавшие в панику многих его коллег, оставляли Гаргулова абсолютно спокойным; лишь в груди словно бы намерзал ледяной комок - и долго потом не спешил оттаять. Нечто подобное испытывал капитан и теперь, пятясь по проходу. Перед внутренним взором Сан Саныча маячил тяжеленький, надежный "Макаров" - сейчас, увы, бесконечно далекий… Наконец, ладонь нащупала ручку. С несказанным облегчением Гаргулов выскользнул из вагона, захлопнул дверь и прижался к ней спиной… В тамбуре он был не один. Неуловимый Джо сидел на корточках, зажав в зубах сигарету и совершенно не собираясь куда-то удирать. Вид у него был под стать Гаргулову - слегка обалделый.
- Слышь, шериф… Куда это нас с тобой занесло, а? - судорожно затянувшись, спросил Джо.
- Понятия не имею, - честно ответил капитан. - Ты, это… Видел?
Юнец передернул плечами.
- А то!
Несколько минут прошло в молчании.
- Я одного не понимаю: как это мы Мглу ухитрились проехать! - нарушил затянувшуюся паузу Гаргулов.
- Думаешь, мы по тайге чешем? В окошко давно не смотрел, шериф? Сейчас, блин, погляди… - предложил Джо.
- Еще раз назовешь меня шерифом… - буркнул Гаргулов, отлипая от двери: оказывается, он все еще стискивал ручку - да так, что пальцы свело.
- Шериф и есть, кто же еще… Да ты смотри, смотри… - Джо нервно полез за очередной сигаретой.
Ночь за окном не спешила вступать в свои права. Сан Санычу даже показалось, будто стало светлее - а спустя мгновение он понял, почему: в небе переливались и дрожали призрачные полотнища. Однако не это поразило капитана: полярное сияние - не такая уж редкость для здешних широт. Но тайга, та самая тайга, что окружала маленький городок бескрайним хвойным морем - куда подевалась она?! До горизонта, насколько хватало глаз, тянулись болота - плоские, унылые, сплошь в окнах черной, как смола, воды. Не было и не могло быть поблизости таких пейзажей; и в довершение картины из воды вдруг вынырнуло продолговатое черное тело размером с доброго кита - фыркнуло, выбросив фонтанчик воды, показало гладкую, блестящую в свете небесных зарниц спину и погрузилось вновь.
- Видал?! - восхищенно спросил Дурко. - Попали мы с тобой, шериф, в какие-то совсем уж непонятные ебеня… Че дальше-то делать будем?
- Когда-нибудь он остановится, верно? На какой-нибудь станции… А где станция - там и люди… И отделение милиции тоже! - со значением произнес капитан.
- Э! Э! Шери-иф… - укоризненно протянул Джо.
- А ты как думал?! - заломил бровь Гаргулов. - Ну, попали мы с тобой… Незнамо куда. Так это не отменяет нашей маленькой проблемы, дорогой ты мой уклонист. Что я, зря в болоте искупался, за тобой гоняючись?
- Упертый ты, шериф… - горестно покачал головой Дурко.
- Ага! Мы, шерифы, тем и славимся…
* * *
Ефим Альшиц, человек неправильной национальности, оказался в сибирском захолустье, можно сказать, случайно. Виной всему была отвальная институтская пьянка, двое коварных сокурсников - и забавное стечение жизненных обстоятельств. По натуре своей Фима был человеком неглупым - но совершенно фантастическим раздолбаем, о чем не переставала горевать вся его многочисленная родня. Отчаявшись наставить юного оболтуса на путь истинный, родичи взяли бразды Фиминой судьбы в свои руки. После окончания вуза Альшиц ждала карьера в городе Мга Ленинградской области, где заведовал хлебным местом родной Ефимов дядя. Дело, казалось, было на мази; но не зря говорят: хочешь рассмешить господа - расскажи ему о своих планах…
Окончание экзаменов отпраздновали весело и буйно: молодость, как известно, случается с человеком всего раз в жизни. Наутро, подпираемый с двух сторон чуть более трезвыми однокашниками, Ефим очутился на вокзале. Сунув в окошко кассы свой паспорт и пачку мятых купюр, молодое дарование выдохнуло облако удушливого перегара вперемешку с нечленораздельным бормотанием.
- Куда-куда?! - поморщилась желчная мымра за стеклом.
Фима снова что-то буркнул - и уснул.
- Я ни слова не понимаю, молодой человек! - склочно тявкнула кассирша. - И не дышите в мою сторону!
Очередь заволновалась.
- Да что ж за безобразие! Вы людей задерживаете! - громко воскликнула неопределенных лет хмурая тетка - такие найдутся в любой очереди, за чем бы она ни стояла.
- Мг… Мгвня! - выдавил Фима, не приходя в сознание.
- Мгла, что ли? - веселый толстый дядечка сочувственно похлопал Фиму по плечу. - Знаю такую… В наши, стало быть, сибирские края… Эт дело! Только туда прямых поездов нет, тебе через Красноярск надо ехать, что ли…
Молодой специалист никак не отреагировал на сказанное; сокурсники же переглянулись - и обменялись нехорошими ухмылками. Отличаясь неуемной страстью к подлянкам и розыгрышам, эти мелкие пакостники узрели перст судьбы в случайной реплике толстяка. Прощальная хохма обещала затмить все предыдущие. Кассирша, наконец, приняла деньги. Оказалось мало, но Фимины спутники деловито обшарили его карманы и добрали требуемую сумму…
В вагоне Ефим вырубился напрочь: тепло и духота плацкарты подействовали не хуже наркоза. Проснулся он к вечеру. За окном мелькали родные просторы - вполне себе однообразные. Рядом с Фимой думал тяжелую думу коренастый усатый человек с жестоким лицом, в странной полувоенной форме. Напротив сидела молодая мама с ребенком. Дите, склонив голову набок, разглядывало попутчиков.
- Тякой дядя гутиний!
- Ну почему грустный, дядя устал просто… - дипломатично отвечала мамаша.
- И етот дядя гутиний! - удивлялся ребенок.
Мужчина с жестоким лицом тяжко вздохнул.
- Поживи с наше, пацан, - тоже веселья-то поубавится… - посулил он и поднял свинцовый взгляд на Ефима. - Ну что, сосед, продрал ясны очи-то? Будем знакомиться…
"Гутиний", по выражению ребятенка, гражданин представился как атаман Семен Гутенной - чистая детская душа почти угадала.
- Из пырявинских казаков мы! - гордо добавил попутчик.
В его устах "пырявинские казаки" звучали как-то особенно задиристо, этакими любителями пырять кого ни попадя блестящими острыми шашками.
- Ефим Альшиц…
Атаман скривил губы.
- А, ты из этих… По шнобельку и не скажешь… Не люблю я вашу национальность, вот что! Неправильная она, - в подтверждение этих слов жилистый кулак Гутенного брязнул о столик.
Ефим ощутил некоторую обиду.
- Это почему же неправильная?
- Да уж потому… Христа нашего распяли, пить не умеете…
- Как это не умеем! Кто, я? Очень даже… - рассеянно отозвался Фима, решив не поднимать скользкий вопрос Иисусовой национальности; он нутром чувствовал, что здесь может случиться скандал.
Атаман расценил слова Фимы как вызов; из-за пазухи его, словно по волшебству, возник поблескивающий "мерзавчик".
- А это мы сейчас проверим… - исподлобья глядя на Фиму, процедил Гутенной.
- Легко!
- Ах, легко? Ну давай!
- Ну смотри!
- Силен! - с некоторым удивлением проворчал Гутенной. - А ну-кась, теперь я…
Дальнейшее Ефим помнил довольно смутно: в краткий момент прояснения он обнаружил себя подпевающим атаману необыкновенно красивым и чистым голосом. Тянули "Любо, братцы, любо" - очень задушевно; на глаза молодому специалисту наворачивалась слеза. "А может, я тоже из этих, из казаков пырявинских… Не по отцу, так по матери или, там, по деду с бабкой… Кто его знает?"
Институтская пьянка перетекла в дорожную плавно и естественно. Когда веселишься, время летит стрелой. Может показаться невероятным, но Фима пару дней вообще не задавался вопросом - куда он, собственно, едет и почему.
На прощание Гутенной обнял Ефима, дохнул в лицо махорочно-алкогольным букетом.
- Ну дай слово, что окрестишься!
- Да будет, будет тебе, Сема! - проникновенно отвечал Альшиц.
- Хороший ты парень, вот что я скажу, хоть и неправильной национальности…
В очередной раз проспавшись, Ефим смог наконец перевести дух и разобраться, куда его, собственно, занесло. Разговоры попутчиков встревожили Ефима, а указанный в билете пункт назначения привел его в полное недоумение. Последующая ревизия собственного положения и состояния финансов поначалу ввергла человека неправильной национальности в ужас. Однако спустя пару часов беспросветного отчаяния он начал смутно различать светлые стороны такого поворота событий. Денег на возвращение ему в любом случае не хватало, но и голодная смерть в перспективе тоже не маячила - по крайней мере, ближайшие несколько дней. Было и кое-что еще: почти незаметное, исподволь набирающее силу чувство; веселые колючие пузырьки невидимого шампанского, от которых кругом идет голова… Свобода.
Здесь не было заботливого семейства, сонма близких и дальних родственников; не было друзей и знакомых - преуспевающих либо собирающихся преуспеть в самое ближайшее время. Только жесткая полка, перестук колес, тайга за окном и восхитительная неизвестность впереди.
Какая-то цель Ефиму все же требовалась; и целью этой стала невесть как осевшая в памяти Мгла. Он добрался туда ранним утром, вдохнул полной грудью воздух, насыщенный железнодорожными запахами пополам с ароматом хвои, - и улыбнулся. От всегдашнего раздолбайства вдруг не осталось и следа: к вечеру у Ефима была комната в общежитии и работа. И то и другое предоставил директор лесопилки: столичный шарм и деловитые манеры приезжего произвели на него самое выгодное впечатление.
- Как молодого специалиста мы вас оформить не можем, сами понимаете - вот если бы вы попали к нам по распределению, тогда, конечно, совсем другое дело…
Ефим твердо заверил, что никаких поблажек не ждет, чем еще больше расположил к себе начальство. Разумеется, будучи человеком неправильной национальности, Фима не мог не известить родню о своем местонахождении. Он вкратце обрисовал нынешнее свое положение (благоразумно опустив причины, к нему приведшие), заверил всех в полной своей удовлетворенности и мягко намекнул, что все попытки повлиять на него обречены на провал. Родня, к счастью, поняла правильно и не стала портить Фиме кровь.
- Чезаре Альшиц! Сибирский Цезарь! - то ли укоризненно, то ли уважительно пророкотал в телефонную трубку Аркадий Яковлевич, дядя Аркаша - да-да, тот самый начальственный дядя из Мги. - Лучше, значит, первым в деревне, чем вторым в Риме… А что, пожалуй, ты и прав! Возмужал, заматерел - я уж по голосу слышу… Ну, ты давай там, не подкачай! А надумаешь вернуться, местечко для тебя завсегда будет.
И Фима не подкачал; а спустя месяц, когда запутанная и хромающая на обе ноги лесопильная бухгалтерия была приведена в надлежащий вид, он и вовсе стал правой рукой своего работодателя. По ходу дела в умной Фиминой голове родилась парочка не очень-то и сложных, но оригинальных финансовых схем. Будучи опробованы, они принесли его патрону неплохую прибыль - а поскольку тот был мужиком неглупым, благодарность не заставила себя долго ждать. Через полтора года человек неправильной национальности покинул общежитие, въехав в собственный, только что купленный домик на окраине - требующий, конечно, серьезного ремонта и дальнейших капиталовложений, но ведь свой же! Дом вскоре избавился от прогнивших и зараженных грибком досок; в один прекрасный день старая краска шелухой облетела наземь, словно отслужившая свое змеиная шкура. Белила и сурик, вечные спутники малоэтажного строительства, довершили преображение - и Ефимово жилище, некогда одно из самых запущенных, стало выгодно отличаться от большинства соседских построек. Обстановка также потихоньку менялась - жилье обретало уют. За несколько лет автономного существования Фима с удивлением обнаружил, без скольких вещей он может, оказывается, обойтись в этой жизни. Тем приятнее было обретать их, понемногу разбавляя комфортом спартанскую простоту. Взять хотя бы электрический звонок, издающий мелодичное "динн-донн!" - точно как в родительском доме (тут Фима проявил некоторую сентиментальность). Усовершенствование было небольшим, но тешило скромное Фимино самолюбие: на всей улице звонок был, наверное, у него одного. Соседи не заморачивались подобными изысками, предпочитая стучать в дверь или в окошко.
В тот вечер он вернулся домой позже обычного, засидевшись на работе: близился квартальный отчет, да возник откуда-то мутный слушок о внеплановой финансовой проверке - в общем, надо было немножко подчистить хвосты. По пути Фима завернул в продуктовый и прикупил там свежего говяжьего фарша. Этот незамысловатый продукт он уважал чрезвычайно. Будучи любителем вкусно поесть и холостяком, готовил Ефим неплохо, однако искусство приготовления всяких сложных блюд оставалось покуда тайной за семью печатями. Этим вечером предстояло сделать выбор между макаронами по-флотски и супом с фрикадельками, до которых Фима был большой охотник. Макароны, тем не менее, одержали верх: долго возиться не хотелось.
- Бабу вам надо завести, барин! - сам на себя ворчал Ефим, наливая в кастрюлю воды. - Она б не только фрикадельки…
- Не все так просто! - вздыхал придуманный "барин" - сибаритская Фимина сущность. - Женщинки очень требовательны к условиям выгула и содержания, да и потом - я ведь каку попало не возьму! Надо, чтоб и красивая, и ласковая, и работяшшая…
- Ага, щас! Раскатал губенку-то! - сгрубил "барину" "слуга".
- Выпорю я тебя на конюшне за такие сло… - содержательный монолог прервал колокольчик звонка.
Ефим удивленно поднял бровь: в гости он никого не ждал. "А вдруг на пороге та самая, желанная - стоит и мерзнет на холодном осеннем ветру…" Он улыбнулся мимолетной романтической мысли, но дверь открыл с легким интересом, может быть, даже с тенью некой надежды - и не спрашивая "кто там".
Трикобыл стоял позади детей, но именно на него обратился в первую очередь изумленный Ефимов взор. Человека таких габаритов встретишь нечасто, а странная одежда лишь подчеркивала импозантность пивниковой фигуры. Спутники его выглядели не менее экзотично. Длинные волосы Марикса и Лассы отливали темной медью - словно тонкая проволока трансформаторной обмотки; черты лиц были настолько правильными, что невольно наводили на мысль о манекенах. Нежно-розовая, без единого пятнышка кожа, глубокая синева глаз, странные наряды - дети словно сошли с глянцевых страниц дорогого каталога, вестника высокой моды. Первая мысль Фимы такой и была: где-то поблизости проходят съемки и странная троица явилась попросить что-то - например подключить какой-нибудь осветительный прибор… Стоп! Какие еще съемки, какие журналы - это Мгла! Скорее всего, у людей сломалась машина…
- Можно, мы войдем? - мелодичным голоском спросила девочка.
Мальчик молча шагнул вперед - и ничего не понимающий Ефим посторонился, пропуская странную троицу.
Девочка по-хозяйски огляделась.
- А знаешь, мне здесь даже нравится - чисто, аккуратно… Что скажешь, Марикс?
- Сойдет, - буркнул мальчик.
- Э-э, простите, а собственно… - подал голос Ефим.
Мальчик коротко глянул на него - и человек неправильной национальности вдруг понял, что не может издать ни звука. Какое там, он даже пошевелиться не мог!
Трикобыл протиснулся мимо остолбеневшего хозяина, виновато крякнув, и закрыл за собой дверь.
- Пивник, я устала и хочу спать! - капризно сказала Ласса.
- Только давайте сперва поедим, - вмешался Марикс. - Быдлянин, у тебя в доме есть пища?
Одновременно с этими словами мальчик что-то сделал: Фима почувствовал, что его тело вновь ему подчиняется.
- Да кто вы такие?! - выпалил ошеломленный Альшиц.
- Отпрыски Господина Высокое Небо и я, их скромный сопровождающий, замковый пивник Трикобыл! - отрекомендовался Трикобыл, снимая свою шляпу и кланяясь в пояс. - Покорнейше прошу извинить за вторжение и причиненные вам неудобства, но ввиду крайних обстоятельств…
У человека неправильной национальности отвисла челюсть.
- Перестань оправдываться, пивник! - притопнул ногой Марикс. - Когда тут появится мой отец, он заплатит за все, в том числе за кров, за стол и за беспокойство… А теперь я хочу ужинать, и побыстрей!
Нахальство мальчишки скорей позабавило, чем возмутило Ефима: ему живо вспомнился марктвеновский "Принц и нищий". Конечно, имелся большой соблазн осадить наглеца, а то и вовсе выставить странную компанию за дверь - но любопытный Фимин нос уже почуял восхитительный аромат неведомых загадок и тайн… Впрочем, Марикс отличался от его высочества принца Уэльского по крайней мере одним, притом весьма необычным, качеством.
- Э, да ты не торопишься; тогда мы сами! - недовольно буркнул он, а в следующий миг на Ефимовы глаза будто опустились две маленькие черные заслонки, отсекая его от остального мира…
- Какой ты все-таки злой, братец! - воскликнула Ласса при виде мягко завалившегося набок хозяина дома. - Неужели нельзя было…
- Он бы замучил нас своими расспросами! - дернул плечом Марикс. - И вообще, я ему ничего плохого не сделал. Каталепсия, сестрица! В таком состоянии он даже ушибиться не может… Пивник, приготовь нам трапезу.
Трикобыл опустился на корточки перед газовой плитой и принялся внимательно ее рассматривать.
- Гм… Забавная штуковина… Остроумно, ничего не скажешь, остроумно… - бормотал он. - Ну что же, попробуем…
Спустя полчаса ужин был готов. Пивник, преодолев смущение, прошелся по Фиминым закромам. Результатом этого стало некое блюдо - к слову, весьма выгодно отличавшееся от изначально задуманных макарон по-флотски.
- Чье это мясо? - подозрительно осведомилась Ласса, ковыряя вилкой в тарелке. Более практичный Марикс, не задавая вопросов, принялся за еду.
- Какое-то местное животное, довольно вкусное, если мне будет позволено высказать собственное скромное мнение… - смиренно отвечал пивник.