- Зачем?! - недоумевает Тиморис. - Могла же мгновенно попасть в логово Зараха!
- И мы бы смогли.
- Хочешь сказать, эта девка отказалась от такой удачи только… чтобы не пустить нас? Вот гадина!
- Просто одержимая. Хочет расправиться с Зарахом сама, раньше нас.
"Придется поискать иной способ. - Удараг скользит щупальцем по обломкам полумесяца. - Есть идея, но нужно время. Можете пока побродить по крепости, запастись чем-нибудь полезным".
- Не заблудимся? - с сомнением спрашивает Тиморис. - Тут довольно жутковато.
"Стены - не преграда для мыслей. - Удараг прикасается кончиком щупальца к голове. - Позовите меня мысленно, я отвечу и найду. Но лабиринт не такой уж сложный. Уверен, прежде чем управлюсь, отыщите выход сами".
И правда, этажи устроены примерно одинаково, спустя полчаса ходьбы по коридорам и залам Эгорд и Тиморис ориентируются свободно, даже решают разделиться.
В башне на каждом из семи этажей обнаруживается знакомая деталь - каменная трехглавая гидра с огромным шаром. Но сейчас в сферах вместо густой тьмы - пустота. Хранилища силы стали обычными стекляшками: последствия Милитиного мародерства.
Эгорд задерживается в одной из лабораторий, на час в нем пробуждается алхимик, годы мирной жизни не прошли напрасно, звенят колбы, шуршат порошки. Готовит лечебные и бодрящие зелья, красивые хрустальные флакончики заполняют торбы.
Тиморис на кухне. Успел найти ремни, коса прочно сидит за спиной, воин за столом, уплетает за обе щеки. Ароматная горка из мяса, рыбы, салатов, фруктов, хлебов разложена по блюдам так, словно с нее намеревались писать картину. Наверное, маги после беседы с пленниками хотели как следует насытиться. И любили делать это изысканно.
- Знаешь, - мычит Тиморис с набитым ртом, - думал, после этой передряги неделю кусок в горло не будет лезть. Хорошо, что ошибался…
А вот Эгорду кусок как раз не лезет, разве что кусочки, пережевывает и запивает с усилием.
Выйти удается легче легкого - находят люк, через который вошли.
Грудь наполняется свежестью, после давящих размышлений в тесных стенах простор - как целебный эликсир, словно земля острова приросла к телу и дышит как третье легкое.
- Поброжу туда-сюда, - притупленно говорит Тиморис. - Может, кому-то удалось спастись…
- Хорошо. - Эгорд машет вслед. - Мне тоже надо кое-куда наведаться.
Ноги приводят к мельнице. Парусные крылья все так же плывут по воле ветра. Эгорд где-то глубоко, тайком от трезвого рассудка, надеется, что Наяда жива…
Внутри как прежде, механическое сердце уютно гудит, но душа пропитывается жгучей горечью: здесь нет той, кого ищет.
Поднимается на третий этаж, в памяти теплеет, у этого окна разговаривал с Наядой…
У книжного шкафа за столом сидит Удараг, при свечах читает книгу. Взгляд скользит по строчкам, обрамляющие пасть щупальца переворачивают страницу.
"Когда-то это был мой дом".
Ноги Эгорда немеют, опускается в кресло.
- Ты… отец Наяды?
Запоздало понимает, что не знает настоящего имени…
"Не трудись объяснять. Знаю, ты о моей дочери. Я говорил, что имена в мире мыслей ведут себя иначе. Даже если сообщу имя, что дал дочери при рождении, - все равно услышишь имя, которое дал ей ты".
Молчание. Удараг продолжает читать, Эгорд завороженно смотрит на пламя свечей, грусть окутывает усталостью, веки слипаются…
Голова бездумно поднимается, на руках красные отпечатки, помогает прийти в себя удивление - Удараг, только что листавший начало книги, шуршит последними страницами. Сколько же Эгорд спал? Наверное, часа два: за окном так же светло, но оттенок чуть изменился.
Тоска по вырванному куску души все еще внутри, отравляет.
- Я знал Наяду меньше суток, - раздавленно бормочут губы, - но больно так, словно потерял человека, которого любил всю жизнь. А ты наоборот… Столько лет растил дочь, но страданий не видно… Завидую…
"Я страдаю. Но в моих жилах кровь спрута, эти древние гиганты по сути своей воплощение покоя, умиротворения, холодного и слегка сонного разума. Мои страдания глубоко, на дне океана, увидеть их могут только спруты".
Удараг поднимает глаза, на Эгорда смотрит тьма придонных вод.
"И все же… Если доведется встретить твою сестру… Несмотря на то, что она не всегда была такой и вас единит светлое прошлое, будет трудно удерживать желание вступить в бой".
Эгорд призывает в мысли живой образ Наяды из нежных красок, но ее тело постепенно иссыхает, превращается в черный туман, остаются кости.
- Мне тоже…
Эгорд не знает, куда деться от страшной картины скелета в радужном платье.
- Что с нашим путешествием? - спрашивает, лишь бы отвлечься. - Улететь не можем, телепортироваться тоже. Как покинем остров?
Удараг закрывает книгу, гасит свечи.
"Поплывем".
Часть 3
Глава 18
На берегу встречают Тимориса, тот виновато разводит руки, водит по земле непривычно угрюмым взглядом, поиски выживших провалились.
Но увязнуть в тоске не дают ни ему, ни Эгорду.
Саффлы тянутся вереницей вдоль берега, наблюдают за спрутами.
Гиганты без цепей, сухопутные младшие браться освобождают последних, оттаскивают ржавые стальные кольца на песок. Спруты мирно поют, голоса мелодичные, натянуто-упругие - словно в воде рождаются, растут и стремительно всплывают огромные пузыри. Уплывать чудовища не спешат: ворочаются, кружат, словно греются в лучах дня, медленно, величественно.
И вновь Эгорд ощущает мысленное общение, разумы саффлов и спрутов переплетены одной сетью. Не понять, какой смысл несут эти волны, но что-то хорошее, успокаивающее… от спрутов исходит благодарность… хочется бесконечно быть в эпицентре мысленного обмена, плавать в этом чувстве…
"Они прямодушны, - объясняет Удараг. - Готовы сию же секунду уплыть на родную глубину, не были там больше сотни лет. Но если саффлы попросят о помощи - согласятся без колебаний".
- Па-а-агадите… - Тиморис делает шаг назад. - Мы что… поплывем на этих страшилищах? Да нас в пути такие чуть на куски не… - Осекается, испуг сменяется усталым равнодушием, отмахивается. - А, ладно, делайте что хотите…
Эгорд улыбается, обнимает спокойная радость, как будто в детстве отец усаживает на колени, рассказывает сказку…
Спрут протягивает щупальца к берегу, смыкает в подобие моста. Троица идет по серой дуге, вокруг серебрятся капли, Эгорд придерживает Тимориса, тот балансирует раскинутыми руками, глаза от страха большие, но губы чаще и чаще подергивает улыбка.
Тело гиганта ровное, как блестящая серая жемчужина, схватиться не за что, остается рассчитывать на собственное чувство равновесия. Удараг возвышается впереди - у клюва и тяжелых век, синие канаты щупалец оплетают живую твердь, будто срастаются с плотью древнего предка.
"Держитесь за бивни".
Эгорд и Тиморис хватаются за длинные костяные пики на спине Ударага. Щупальца спрута начинают движение, вода превращается в шипучую пену, по бокам вздымаются волны. Эгорд всем телом чувствует перемещение в пространстве, хотя океан везде одинаковый, кажется, стоят на месте. Но оглядывается - скалы стремительно уменьшаются.
Спруты, самые громадные в мире создания, числом около полусотни несутся клином, разрыхляют воду, та гудит разноцветными роями, на каждом спруте - по три-четыре саффла. И во главе этой армии, на острие громадного треугольника, - Эгорд. Даже не верится… Грудь распирает изнутри, в спину дышит непомерная мощь, впереди все залито жидким солнечным золотом.
Тиморис восторженно орет, шея тянется, словно хочет закинуть голову за горизонт, глаза как у голодного кальмара.
Мелкие сожители Ударага - рыбы, скаты, медузки, всяческие моллюски, - вылезают из коралловых норок, актиниевых зарослей, складок ног, резвятся по всей макушке спрута, лезут к людям поиграть, суются в опасные потоки между щупальцами.
Время течет оскорбительно быстро, медовые блики на волнах наливаются клубничным соком, закат прочерчивает небо розовыми трещинами.
Эгорд и Тиморис привыкают к движению, ходят по спруту как по самой надежной из земель, уже не удивляют искристые капли в воздухе, как дождь, только не сверху, а со всех сторон.
Удараг неподвижно созерцает даль все время.
- Мне бы так научиться, - с печальной задумчивостью говорит Эгорд, когда солнечные лучи сменяются лунными, брызги как сотни тысяч крошечных лун.
- Ты о чем? - Тиморис на спине, руки за голову, считает звезды, но из-за мелькающих капель кажется, что звезд в десять раз больше.
Эгорд кивает на Ударага, тот как мрамор, с самого начала пути.
- Вокруг вода, жизнь, день, ночь, все меняется, а он какой был, такой и есть, - поясняет воин-маг.
- Дык меняться же полезно, сам вроде говорил, - хмыкает Тиморис. - Ну, мол, когда меняешься - становишься лучше… или хуже, это уже от человека зависит. Ха! Что, дружище, океан тянет на хилософию?
- Есть такое. Но меняться непрерывно - тоже плохо, никогда не получится достигнуть поставленной цели. Проще струсить перед очередной преградой, сломаться, сказать, а на кой бес мне эта цель. Не-е-ет, такая измена не нужна.
- Тоже верно. - Тиморис хрустит припасенным из крепости яблоком. - Но мы же в пути, никуда не свернули. Не ломай голову, дружище, растопчем этого Загороха как блоху! А там можно и поменяться…
Тиморис бросает огрызок крабу, закрывает глаза, вскоре над шумом волн поднимается храп…
"Путь всегда ломает, - раздается в голове, Эгорд поворачивает взгляд на Ударага. - Вопрос лишь, как разлом срастется. Станешь либо искалеченным уродом, либо новым существом".
Ночью Эгорд просыпается от кошмаров. Во сне душил Милиту, а она улыбалась так, что губы от натяжения кровоточили, нежити не нужен воздух. Закалывал мечом, но та все равно держалась, нежити не страшны раны. Топил, травил, поливал кислотой… А она все улыбалась…
Эгорд смотрит на силуэт Ударага - черное на синем, - на мерцание воды, поляну звезд, пятнистый шар луны, но сквозь реальность проступают те же видения: Милита, кровь на улыбке, бесчисленные попытки ее убить… Эгорд хватается за голову.
Накатывает прохладное спокойствие, миражи исчезают.
- Удараг… Это ты?
"Ты был встревожен. Я погасил твои чувства, тебе не нравилась эта тревога".
- Еще как…
"И я не люблю тревогу, даже чужую. Она проникает в мой разум так же настойчиво, как я сейчас проник в твою голову спокойствием".
- Прости. Сам не знаю, что со мной творится… Хорошо быть спокойным, в голове так ясно. Ты всегда в этом состоянии?
"Почти. Ничего не бывает всегда".
- Тоже хочу такое "почти".
"Если понадобится холодный рассудок, моя ментальная сила в любой миг и на любом расстоянии усмирит твои чувства, просто мысленно позови".
- Спасибо.
Каждый день птицы встречаются реже, на семнадцатый день исчезают вовсе, даже Тиморис обращает внимание.
"Рядом драконы, - объясняет Удараг. - Им тоже нужна пища".
- В общем, новость хорошая, - говорит Эгорд. - Мы почти на месте.
Спруты работают щупальцами как механизмы, ровно и без передышек, страшные хлысты крутятся как мельничные лопасти. Вода перемалывается из сплошной темной массы в пыльны белые фонтаны, монотонный гул действует усыпляюще, словно со всех боков мягкие подушки.
Тиморис сидит, ноги под себя, разглядывает царапины и вмятины на доспехах, одни с довольной рожицей, другие как грозовая туча, третьи - недоуменно, будто не знает, откуда взялись…
- Эх, столько скопилось, - чешет в затылке. - Вот бы вспомнить, где какая загогулина получена! Жаль, нельзя их читать, как буквы, тут хватит на книгу…
- Вообще-то можно. - Эгорд подмигивает. - Есть специальный раздел магии…
- Да ну! - Тиморис подпрыгивает. - Научишь?
- Я его не знаю, но могу поводить по библиотекам, самому интересно.
- Идет! Порубим Захряка в капусту - и в библиотеку. Нет, сначала в таверну, выпьем за упокой бедняги демона, а потом - в библиотеку! По рукам?
- По рукам, - просто отвечает Эгорд.
Вскоре Тиморис лежит в позе поэта, сочиняющего очередной шедевр, кормит кусочками хлеба любопытную живность Ударага, с губ срываются вдохновенные мечты:
- Вот буду с какой-нить принцессой, начнет краснеть, упираться, мол, нет-нет, это же так неприлично, я же леди, мне рано, я только с будущим мужем… - Лицо воина искривляется хитрюще. - А я юбочку-то прочитаю, посмотрю, сколько раз ее задирали, хе-хе! Там наверняка уйма ниточек, надорванных в порыве большой и светлой любви…
Эгорд скрашивает время попытками вслушаться в разговоры саффлов, получается лучше, но лишь на уровне чувств, эмоций, общего смысла. Но и этого достаточно, невероятное ощущение единства, не только саффлов, но и спрутов, даже, кажется, бесчисленных рыбок и моллюсков, что вьются в ногах. И Эгорд - в сердце этой громадной ментальной пирамиды, как в коже толщиной с гору, в ней можно летать и проникать хоть в лед, хоть в лаву, в неведомую черную пустоту - не страшно, ошеломляющая защищенность и уверенность во всем.
Двадцать первым днем атакуют драконы. Огненные, ледяные, ядовитые…
Один черный. Интересно, чем плюется?
Когда раскрывает пасть - вспыхивает белая трещина, проламывает воду. Эгорд падает, остаток сознания бешено сражается с темной мутью в глазах и онемением.
Вот Ямор, только молний не хватало!
Воин-маг шатко поднимается, деревянная рука цапает бивень Ударага.
Саффлы поднимают щупальца. Спруты копируют движения разумных братьев, выстреливают громадные венцы щупалец в драконов.
Пять ящеров гибнут в смертельных объятиях мгновенно, хруст костей как щелчки кнутов. Двое успевают отпрянуть, летят обратно - туда же, куда направляются мстители.
- Бесячий хвост, вот это да!! - Тимориса тоже шатает. - Что, словили по зубам, гады?!
- Земля рядом, мы на драконьем пути. - Взгляд Эгорда цепляется за исчезающие в горизонте силуэты крыльев. - Надо чуть свернуть, не нарываться лишний раз.
Саффлы возвращают щупальца на обжитые места - оплетают тела серых братьев. Удар молнии загнал мелких существ в ноги и спины хозяев, вылезут нескоро… Клин спрутов тяжело поворачивает, вода снова бьет фонтанами, гиганты набирают скорость.
Показывается берег, в два слоя - снизу толстая шкура бурого, почти черного, на ней зеленая пленка.
"Шкура" оказывается высоченным утесом, едва не упирается в небо, сплошная темная стена тянется от края до края, валит катастрофической мощи водопад, грохот такой, будто боги пытаются просверлить мир насквозь, а сверло - вот оно, дико вращается, дымится облаками искр. Спрутов придавило бы ко дну за полминуты.
Удараг ведет гигантов сквозь арочный туннель радуг, в опасной близи от убийственного водяного луча, спруты бросают щупальца вверх, кончики цепляются за береговые выступы, словно верхолазные крючья ассасинов.
Саффлы поднимаются по скользким столбам как по канатам, держаться помогают присоски, один за другим, медленно, но верно, переваливают за ломаную грань утеса. Эгорд и Тиморис висят на спине Ударага, тот методично выгибает закрученные в пружины щупальца, вновь сжимает, тело плавно подтягивается.
Спрыгивают на берег. Впереди джунгли: мясистые листья размером с одеяла, узловатые тросы лиан, мох даже на змеях, те висят как настенные прутья для факелов, смотрят на гостей черными бусинами.
Люди и саффлы гладят спрутов прощальными взглядами.
- А они могли бы забраться? - Тиморис указывает на широченную реку, мать водопада, та с ревом рожает новые и новые километры его тела. - Поплыли бы цепочкой…
"Могли. Но они и так помогли больше, чем мы смели надеяться. Не нужно втравливать в войну с демонами. Эта месть только наша".
- Мда, они симпатяшки, - улыбается Тиморис. - Только если не хотят кушать…
Спруты кружат в прощальном танце симметричной фигурой: то ли цветок, то ли снежинка, но скорее всего - морская звезда. Исчезают под водой, остаются быстро тающие пенные шапки…
- Ну, хоть одежду высушу, - весело говорит Тиморис.
Саффлы разбредаются группами по джунглям, Эгорд и Тиморис изучают лабиринт зелени с Ударагом, Эгорд впереди, суша для бывшего человека Ударага теперь - стихия чужая. Пересекаются с другими отрядами саффлов, грузным существам трудно двигаться в тесноте деревьев, сквозь путы лиан.
Проносится крылатая тень.
Все ныряют под широкие листья…
Дракон растворяется на краю неба. Интересно, в лагере Зараха уже знают об их неоговоренном дипломатическом визите?
Выходят к реке. Потоки бешеные, как свора голодных белошерстых собак. На берегу лишь Эгорд, Тиморис и Удараг, остальные прячутся в деревьях, на случай появления драконов.
"По джунглям двигаться трудно и медленно, - подытоживает Удараг. - К тому же, есть опасность наткнуться на демонов, все же их земли, а в чащах демоны гораздо маневреннее нас".
- И как быть? - Тиморис хмурит лоб.
"Поплывем по дну реки. Это и быстрее, и безопаснее, вряд ли у демонов есть подводные войска. Но как плыть вам?"
- Да-а, вопрос… - Воин почесывает голову, не сразу доходит, что на ней - шлем, сплевывает. - Не хочется бежать вдоль берега, не угонимся, да и ящерки увидят.
"Жаль, что вы не саффлы".
- А ты чего молчишь, кладезь безумных идей? - Тиморис толкает Эгорда.
Тот задумчиво смотрит в реку, краешки губ потягиваются вверх:
- Есть мысль.
Вскоре Эгорд и Тиморис плывут по дну внутри светового шара, в невесомости. Удараг впереди, щупальца оплетают сферу, тянет легко и быстро, как пустую скорлупу. Следом плывут саффлы.
- А эта штука выдержит? - опасливо спрашивает Тиморис.
Руки Эгорда приподняты, ладони сияют.
- Не бойся, я не забываю подпитывать.
- Какая-то она тонкая.
- Чтобы проходил воздух.
- А откуда в воде воздух? - Тиморис глядит на Эгорда, словно тот осел и вдруг заговорил по-человечьи.
- Ну ты же еще не задохнулся, - усмехается Эгорд. - Я сделал самый слабый щит, под мелкоскопом как сетка. Кусочки воды не пролезают, а воздушные летят свободно. Да сам погляди.
- Какой умный, однако, а с виду не скажешь, вон как мечом машешься!
Пузырьки облепляют сферу как мох, прозрачные жемчужины воздуха громоздятся слоем толщиной с увесистую книгу, с мелодичным звоном множатся, растут, вихрями уносятся ввысь.
Россыпи пузырей не мешают любоваться дном. Рельеф удивляет формами и расцветками. Если мучит жажда увидеть кашу из всего на свете: из гор, равнин, холмов, каньонов, зарослей, - добро пожаловать на дно. Розовые бутоны грибов, водоросли, похожие на приплюснутых червей, колонна вертикальных столбиков разной высоты из чего-то красного и каменистого, сталагмиты с винтовой нарезкой и колониями хищных сияющих жгутиков… Чего только нет!
Рядом извиваются в подводном полете саффлы, грузных жертв магического эксперимента не узнать: гибкость, скорость, синяя кожа в воде переливается серебристыми огоньками. Ротовые щупальца сомкнуты в подобие клюва, веера и шипы сложены, а щупальца спины закрывают неуклюжие ноги в длинный острый кокон, тот гнется как хвост, саффлы похожи на идеально обтекаемых рыбин. Вокруг спиралями кружат верные младшие спутники. Медузы, лентообразные змеи, кальмары, - как живые щиты.