- Тебе понадобилось убежище? - может ли не знать повелитель Вортигерн о смерти дочери и зятя?
- Мать и отец казнены. На площади. Перед королевской крепостью.
- Я отослал Кардоргу головы его родственников, - отмахивается от моих слов правитель. - Этим считаю оконченным наши разногласия. В течение года я заменю тебя. Ты пригодишься на родине.
- Да, дедушка.
Изображение в зеркале пропало. Правитель Дин-Гуардира не считал нужным усложнять свою речь - он никогда не прощался и не лгал. Я еще не все вспомнила?! Он простил меня? Что я могла сделать?
Улыбаюсь зашедшему за мной поверенному, принимаю его руку и делюсь выдуманными новостями из Дин-Гуардира.
- Говорят, будет свадьба, - дор Иртьен улыбается, - правитель Вортигерн желает взять молодую супругу.
- Дед желает взять молодую супругу столько, сколько я живу на свете, - смеюсь, - да все выбрать не может. Бабушка несравненна. Железная ведьма, она правила замком, а Вортигерн воевал с эльфами. Только после вмешательства Ковена был подписан мирный договор.
- Который постоянно нарушается.
- После смерти жены дед потерял ориентир, - пожимаю плечами, - это всем известно. Халлиса сдерживала тиранические замашки своего венценосного супруга.
- Раскрыт очередной заговор, - дор Иртьен вновь пытается меня удивить. Не считаю нужным отвечать. У моего отца всего двое братьев, и оба любят жизнь. На моей памяти было раскрыто четыре заговора, но мальчики не пострадали. Правитель Вортигерн сидит на троне уверенно, настолько, что может позволить себе казнить неугодных, объявив их заговорщиками. То, что провернул Кардорг с моими родителями.
- Дор Ан, приношу свои извинения за долгое ожидание, - склоняю голову на бок. - Прекрасные вести из дома.
- Экипаж ждет вас, миледи, у ворот банковской аллеи, - негромко напоминает о себе дор Иртьен. - А я надеюсь лицезреть вас на следующей неделе.
- Пошлите вестника в Амлаут, - киваю я, и выхожу в коридор. Слуга в серой ливрее с гербом банка неспешно идет впереди, указывая путь. Лозняк, как и полагается хорошему защитнику, на шаг позади меня. Глаз выхватывает те или иные картины, некогда виденные в чужих домах. Прогулявшись по закрытым, для основной массы посетителей, коридорам банка можно узнать у кого из лордов прохудился кошелек. Мне это безразлично, а вот отец всегда присматривался, записывал, и вызнавал, чьи картины украшают серые стены, или из какого особняка были перевезены дорогие статуи и резная мебель.
Дорогу до ювелира я запомнила плохо - слишком много сил ушло чтобы сдержать дурноту. Насколько хорошо и спокойно я чувствую себя сидящей на попутной телеге с сеном, настолько плохо мне в карете. Боец заметил мое состояние, и едва я спустилась по ступенькам, как он отослал экипаж. Обратный путь предстояло проделать пешком, но это меня более чем устроило.
Ювелирные лавки построены по одному шаблону, чайный стол, где изнемогают от скуки мужчины, и волшебный каталог, подле которого сидят дамы. Пять лет назад лавка "дор Гарт и дор Дьел" стремительно обрела популярность - за прилавок встал внук обоих почтенных доров. Молодой Дьел был хорош собой, и престарелые дамы желали носить ожерелья исключительно его работы. Главным секретом ювелиров был простой факт - мужчина совершенно не владел семейным ремеслом. Искалеченный в морской крепости, где воины сдерживают пиратские корабли, он плохо видел и не мог удержать в ослабших пальцах инструмент. Бремя ювелира легло на молодую дору Дьел, что привело лавку к процветанию. Как об этой тайне узнал отец, я не представляю.
- Леди Адалберт, - дор Дьел целует воздух над моей ладонью. - Проходите.
Я улыбаюсь, заходя в мастерскую ювелира - нарочито мужскую, грубую, заполненную чертежами. С кипящим в тигле золотом - искусная иллюзия для тех, кто желает видеть сердце лавки. Где находится настоящая мастерская не знал даже мой отец.
На грубом сундуке сидит старик в темном камзоле и широкополой шляпе.
- Лорд Дирран.
- Леди Адалберт, - старик не считает нужным подниматься, и лишь окунает палец в кипящее золото. Искуснейшая иллюзий остается ложью - она не способна причинить вред. - Стоит ли мне высказать вам соболезнования, как это было сделано сегодня утром дором Лафром? Кажется, вы были впечатлены. Он единственный, кто осмелился. Кажется, он был влюблен в вашу мать.
- По счастью я родилась в Дин-Гуардире, - вежливо улыбаюсь я, - да и глаза у меня как у отца.
- Вас сложно смутить. Ее Величество желает видеть вас в составе своих фрейлин. Покои во дворце, балы и приемы, роскошная жизнь.
- Гуарке не место в свите королевы эйров, - спокойно отзываюсь я.
- Король расстроен, он получил грустную посылку из Дин-Гуардира, а отдариться ему нечем, - старик все так же забавляется с иллюзией. - Никогда не давала покоя эта забавная вещица.
- Почему же нечем, вот она я, - руки мерзнут, дыхание сбивается, в губы растягивает дурацкая улыбка. Неудержимо хочется смеяться.
- Справедливое замечание, мне бы не хотелось, миледи, чтобы ваша голова была отправлена воздушной почтой, - старик остро взглянул мне в глаза, - есть в этом что-то унизительное, вы не находите?
- Вы правы, милорд. Это ужасно, когда тело в одной стране, а голова в другой.
- Постарайтесь не допустить подобного конфуза, миледи. Ваших родителей похоронили вместе со всеми их органами.
Приседаю в реверансе. Я знаю повелителя Дин-Гуардира лучше, чем ты, старик. Готова поспорить, что гробы пусты, а семейный склеп напротив, пополнен. Старик остается сидеть на сундуке, окуная в иллюзорное золото уже обе ладони, а за мной заходит молодой Дьел.
- Комплект украшений в дар от лорда Диррана, - в руках дора узкий футляр, который он открывает уже привычным жестом. На черном бархате синие сапфиры, серьги и ожерелье. Новое обрамление старых камней - именно эти камни украшали маму, когда ее забрали вслед за отцом.
Общественная портальная площадка поражала своей убогостью - едва работающие маяки и сытые, лоснящиеся стражники. На нас не обратили особого внимания, записали кто и куда, и пропустили. А вот фигуристую селянку обыскали, уделив особое внимание статям. Женщине было не впервой, она только посмеивалась да едко шутила, а вот девица, жавшаяся за спиной отца, едва ли не плакала от ужаса.
Лозняк придерживает меня под локоть, и мы проходим в круг. Бляха на поясе бойца матово светится, формируется переход. На портальной площадке нас уже ожидают. Сабия старательно делает вид, что встречает меня, но глаз не отводит от Лозняка. Да и сам воин уже не удерживает на лице маску безразличия, залихватски подмигивает пунцовой служанке и покидает нас.
- Игрейн, - маркиз чуть склоняется, - время ужина прошло. Не согласитесь ли вы разделить со мной позднюю трапезу на одной из башен?
- Благодарю, милорд, это прекрасная идея.
Маркиз проводил меня до покоев и остался ждать в гостиной. Я освежилась принесенными служанкой мокрыми полотенцами, досуха вытерлась и надела чистое платье. Серое, с простой черной вышивкой.
- Милорд, я полностью готова, - руку привычно оттягивает "Наставление".
- Я поражен, - боевой маг хитро улыбнулся, не уточняя, что именно его удивило.
Маркиз для позднего ужина выбрал башню Наблюдателей, самую высокую из всех имеющихся в крепости. Мы оказались почти на самой вершине - выше только пост дежурного мага. Простой серый камень, круглый стол укрытый белой скатертью. Вокруг роятся призванные светлячки.
- Вино и фрукты, моя леди?
Идущие позади нас слуги поставили несколько корзин на пол и, поклонившись, ушли. Маркиз сам расставил на столе тонкостенные бокалы, тарелочки с фруктами и выпечкой, вазочку с густыми, холодными сливками. Разлив ароматное грушевое вино, Атолгар подал мне бокал.
- Я боялся, что вы не вернетесь, Игрейн, - негромко произносит боец. Его светлые глаза смотрят мне в душу, и я отвожу взгляд.
- Нет ни единой причины для подобных мыслей, - лгу я.
Тишина, хрусткая, недобрая повисает над нами. Яркие огоньки светлячков сейчас лишь вызывают раздражение. Башня Наблюдателей, крохотный островок безопасности в море, охваченном штормом. Клубника в сливках, какая пошлость. Леди Инира была бы счастлива оказаться здесь.
- Я рад, - негромко произносит маркиз. - Ты всегда смотришь на эту ягоду так, словно она враг тебе.
- Дин-Гуардир славится своими незыблемыми традициями, - легко пожимаю плечами. - Если вечером в таверне ты видишь даму, восседающую с таким лакомством, ты можешь смело присесть за ее столик. Девять из десяти, что это гетера.
- Ты никогда не объясняла своих действий, - улыбается маркиз и возмутительно вкусно ест красную, спелую клубнику. Поднятая тема совершенно не смущает бойца, а у меня горят щеки. Дин-Эйрин дурно влияет на меня.
- Прописные истины, Атолгар. Вортигрен призывает меня, - без перехода обрушиваю не него новость, но к моему разочарованию боец клубникой не давиться. Вытирая пальцы о тонкую, льняную салфетку он выжидающе смотрит и наконец, произносит:
- Мы можем противостоять этому?
- Ради чего мне оставаться в Ковене? Когда ты сможешь мне ответить, тогда и я не промолчу.
Пирожки, горячие, вкусные пирожки. Я ем эту восхитительную вкусность по пути к своим покоям. За поздним ужином я так и не поела, и сейчас в голове приятно шумело вино. Выпитое на голодный желудок, оно быстро добралось до разума, хоть и было слабым. Ничем иным я не могу объяснить, каким образом я позволила маркизу целовать себя. И почему сейчас он обнимает меня за талию и шепчет куда-то в макушку о том, как же я красива и мила.
В гостиной маркиз склоняется надо мной, крепко прижимает к себе и целует так, как целовал лишь в Дин-Гуардире. Сминает мои губы в собственническом поцелуе, не похожем ни на один из тех жалких поцелуйчиков, что я выигрывала на балах. Его губы немного горчат, я чувствую отзвук клубники и сливок, и это отрезвляет меня.
- Нам пора спать, Атолгар.
- Да, Игрейн, - он лишь крепче прижимает меня к себе, замирает и, оттолкнув меня, вылетает прочь.
Глава 12
Лорд Дирран прыгал козликом под звонкий смех королевы и ухмылку Его Величества. Сегодняшний вечер был посвящен играм и семье. В королевской гостиной яблоку негде упасть - лорды и леди привели своих детей, внуков и племянников. Кто-то плакал, и служанки подносили младенцам слабый сонный отвар, кто-то слишком громко смеялся и бегал, с этими разбирались маги, остужая эмоции детей. Королева сидит на своем импровизированном троне, Адеррин стоит рядом с ней и отпускает шуточки, глядя как престарелые милорды, высоко задирая тощие ноги, пляшут с детьми.
Роберта периодически промокает виски душистой водой - ей невмоготу от духоты, запаха детской мочи и ядреного аромата духов. Как назло все окна закрыты, и свежий ветерок не способен поспособствовать облегчению ситуации.
Привычные ко всему придворные угощаются выставленными на столах яствами, пьют вино и кормят своих капризничающих детей. Мне, как и Роберте, кусок в горло не лезет.
Вот лорд Дирран возглавляет детский хоровод, его куцая седая косица нелепо трясется, по лицу стекает пот. Украдкой он утирается широким платком, и вновь бросается выплясывать под одобрительным взглядом королевы.
- Не понимаю, что происходит, - отстраненно произношу я.
- Будто я понимаю, - фыркает Роберта и манит меня за собой. За портьерами скрыт уединенный альков. - Не трогай стены, они, как правило, несут на себе отпечатки чужой страсти.
На поясе Роберты внушительный мешочек, в нем трубка и кисет с табаком. Женщина закуривает, сноровисто набивая трубку. Я помню движения еще по своему отцу - быстрые, отточенные годами.
- Менестрель оказался девчонкой, - Роберта выпускает изо рта дым и довольно улыбается. - Коронер и так-то не особо умом отличался, начал заикаться. Расстегнул камзол, а там, вместо впалой мальчишеской груди задорные девичьи сиськи. Бедняжка, ей было не больше шестнадцати, девица нетронутая во всех смыслах, - миледи неприятно смеется. - Возникают вопросы, верно?
- Менестрель оказался девчонкой. Коронер начал заикаться, расстегнув камзол - вместо тощей мальчишеской груди задорные девичьи сиськи.
- И самый главный, почему королевская прихлебательница делится подобной информацией, - щурюсь, едкий табачный дым раздражает глаза.
За портьерой шорох, невнятный стоны и раздраженное:
- Неужели другого места нет?
- Любиться дома нужно, - ехидно отзывается Роберта и выбивает трубку на пол. - Грязнее не станет. Все просто, дорогая моя. Сейчас мне это выгодно, и не твое дело, что за дивиденды я с тебя получу.
- Я могу поступить так, как вам не понравится.
- Главное, чтоб ты вообще хоть что-то начала делать, а то потонешь в потоке экскрементов.
- Хорошее у вас образование, миледи.
- А то ж, - хмыкает Роберта, - чай надо было бабехе деревенской лоск придать. Да-да, слухи не врут, народилась в селе сильная ведунья, там меня муж и заприметил. Это после я уж пообтаскалась по дворцам, и весь дар себе в уши залила. Знала бы, какая роскошная жизнь меня ожидает, бежала бы без оглядки сквозь крапиву. Я ведь от него, почему, не утекла тогда? Босиком была, а впереди овраг с крапивой. Ну а после купилась на мягкую постель, вкусную еду и красивые платья. Не лупай глазами, Игрейн, я тебе не тайну открыла. Идем, пора возвращаться на праздник семьи и счастья, чтоб им всем пропасть.
Придворные жмутся к стенам - в центре зала Их Величеств развлекают артисты. Безвкусица возведенная в абсолют.
- Любима труппа короля, только они имеют право выступать в Дин-Эйрине, - негромко произносит Роберта и меня окатывает жаром. Свист рассекаемого воздуха, глухой удар, я вернулась в тот день. Солнечный день, когда король явил мне свою милость - оставил жить.
Беру со стола яблоко, предвкушая кисловатый привкус во рту. Роберта что-то маловразумительно шипит, поворачиваюсь к ней. Представленные кушанья не вызывают аппетита - по такой жаре немудрено отравиться каким-нибудь особенным деликатесом.
- Старик совсем из ума выжил, какие коленца выписывает, - хмыкает Роберта.
- От короля и королевы зависит его благосостояние, - повторяю набившую оскомину шутку и кладу фрукт назад. Без него кисло.
- Зря ты так думаешь, род Дирран поправил свое положение еще пять лет назад. Это уже Ее Величество принялась задаривать родственников, едва представилась такая возможность. Нищими они к тому моменту уже не были.
В дальнем, от нас, углу зала раздался горький, полный ужаса крик. Мы стояли лицом к королеве и я с содроганием отметила почти счастливую, безумную улыбку Ее Величества. Он отсалютовала кубком залу и начала нараспев декламировать:
- Моя девочка лежит в сырой земле, холодной, - отпивает глоток вина, - моя девочка больше не будет петь, - еще глоток, - маленькая, невинная овечка разорвана стаей волков, - королева допивает свое вино и отбрасывает кубок на пол. - Вы убили мою девочку, поднесли менестрелю отравы, так угощу же вас ядом и я!
Ее Величество хохочет, откинувшись на спинку золоченого кресла, я вижу уже шестерых агонизирующих людей.
- Моя девочка, за что?! - этот дикий крик принадлежит кому-то из мелких дворян. Обезумевшая от горя мать бросается к королеве но ей не суждено пересечь невидимый рубеж - тяжелая стрела срезает леди.
Под королевский смех в залу вбегают люди - лекари, слуги, где-то мелькает шляпа Чумного, Роберта цепко держит меня за руку. Король по-прежнему стоит возле своей обезумевшей жены, рассматривает ее со смесью презрения и жалости. Но венценосной все равно, она обнимает себя за плечи, раскачивается, вновь и вновь обещая дочери защитить ее.
Лорд Дирран хватает дочь за руки, хлещет по щекам, но королева продолжает раскачиваться, бормотать стишки и смеется. Она не плачет, ее глаза абсолютно сухи - она вернулась в то время, когда Тиану только родилась. Два целителя, в сопровождении королевской стражи выводят Ее Величество из зала, она рвется, кричит, падает на пол, на то самое место, где лежал мертвый менестрель. Воет, скребет пальцами холодный камень и замирает, погрузившись глубоко внутрь себя.
Рядом со мной сдавленно стонет Роберта, поднимая руку к горлу. Впиваюсь в нее взглядом, неужели и ей достался королевский яд?! Леди задумчиво трет себя по шее, дышит в ладошку, принюхивается к собственному дыханию:
- Да, а мясо-то тухленькое было.
- Ответ! Я требую, ответа от тебя, король! - рядом с мертвым телом потерявшей ребенка матери падает на колени мужчина. Его трясет, он не может смотреть в лицо жене - издевательски розовое оперение стрелы торчит из левого глаза несчастной. - Почему мертва моя дочь?! Почему убита жена?! Это королевское гостеприимство?! Кто еще прибудет в гости, на чашку яда?!
Вопросы лорда остаются без ответа, в его глазнице расцветает парная стрела, и он падает на тело жены. В зал врывается несколько отрядов, споро ухватывают придворных и выводят их, разделяя на группы.
- Стой смирно, не беги, не ори, не суетись, - цедит Роберта сквозь зубы. - Сейчас слишком многое им может сойти с рук.
И я стою, тяну подбородок, выпрямляю спину, стискиваю кулаки, дышу на счет. Но глаза все равно выхватывают кромешный ужас - дети, совсем крохотные малыши, наевшиеся со взрослого стола, стали жертвами чудовищной мести безумной королевы.
Роберта цепко удерживает меня за запястье, всхлипывает и то и дело жмется к моему плечу. Стражники отводят глаза, никто не желает смотреть, как миледи теряет самообладание. Неудивительно, что нас оставляют вместе.
- Темница королевской крепости переполнена, - едко хмыкает Роберта, стирая слезы. - Садись.
Темница, как изящно обозвала эту комнату миледи, давит. Темные стены, солома на полу, единственная скамья. Тяжелый запах сырости и плесени. Мы сидим тесно прижавшись друг к другу, и я слышу, как заполошно бьется сердце Роберты. Миледи выше меня и я укладываю голову ей на плечо, она сжимает мою ладонь. Проклятые духи, как же страшно.
- Они не могут казнить весь двор, - кого убеждает Роберта, себя или меня?
- Король может все, - я думаю о правителе Дин-Гуардира. Как бы поступил дед в этой ситуации? Зная ответ, я все больше страшусь предстоящего.
Шум в коридоре то нарастает, то стихает.
- Они идут по камерам, - шепчет Роберта, ее губы белеют.
- Это логично, - я встряхиваюсь, встаю. - Чтобы они не затеяли, мы это переживем.
Роберта усмехается, расправляет платье и остается сидеть. С искренним раздражением осматривает подол своего платья - налипшие соломинки не радуют взгляд леди. За считанные мгновения, пока к двери нашей темницы подходит таинственная процессия Роберта превращается в утомленную, скучающую придворную даму. Ее не трогает ни вид, ни запах темницы. Даже холод терзавший нас отступил.
Дверь распахивается без шума и лязга, первыми входят двое бойцов, они держат нас на прицеле арбалетов. Роберта смеется, да и я улыбки не сдерживаю. Но смутить никого не удается, разойдясь в сторону бойцы продолжают удерживать нас на линии выстрела.
- Так даже короля не защищают, - томно произносит Роберта и облизывается. Верная жена и почтенная мать семейства выглядит непристойно. В моем понимании так могут вести себя исключительно падшие женщины.